нового фаворита Аллы Борисовны, вернувшегося к своей покровительнице. Он – рвется в короли, она – поможет ему обрести титул. А любовь тут или расчет – это на усмотрение каждого. Скажу лишь, что, по крайней мере в первые годы своего семейного союза, Пугачева и Киркоров выглядели азартно и воодушевленно. Я периодически общаюсь с ними уже тридцать лет, и, пожалуй, именно тогда замечал у них наибольший, если хотите, неподдельный кураж.
За полторы недели до того, как мэр Санкт-Петербурга Анатолий Собчак торжественно вручил молодоженам Алле и Филиппу паспорта со штампом об их бракосочетании, Киркоров пять дней подряд презентовал в Москве свою самую масштабную и претенциозную на тот момент программу «Я не Рафаэль». Премьерный показ 4 марта 1994-го в ГЦКЗ «Россия» длился пять часов! Два отделения. 60 номеров на английском и русском. Богатые декорации, балет, президентский симфонический оркестр на сцене. Аншлаг. Бомонд в зале. Приглашенным на премьеру выносили даже дополнительные стулья. Стоимость постановки – примерно 120 тысяч долларов, солидная сумма по тем российским временам.
«А как же? – сказал мне Филипп в премьерный вечер – люди заплатили по 100 тысяч рублей за билет и имеют право получить товар на такую сумму».
Песню «Я поднимаю свой бокал» Киркоров исполнял, глядя со сцены вдаль и вправо. Потом шел в эту даль, к подножию директорской ложи (я, к слову, тоже располагался в ней, на расстоянии вытянутой руки от Аллы Борисовны, и в деталях наблюдал ключевую мизансцену действа). Софит выхватывал из темноты Пугачеву, Киркоров кричал ей несколько раз «Я люблю тебя!», она бросала ему с балкона букет. Интимная, серенадная зарисовка. Публика умилялась и удивлялась.
Первое отделение завершалось итальянской песней Guarda che luna в исполнении отца Филиппа – Бедроса Киркорова. Чуть раньше, под кавер на песню Мадонны «Hanky Panky», на сцене плясал упитанный, эксцентричный, весьма известный сам по себе, киркоровский директор Олег Непомнящий. В общем, зрителям предлагали почти домашнюю, семейную, доверительную атмосферу в интерьерах пышного концерта. Стилистически это вполне укладывалось в разгоравшуюся сагу о любви напоказ двух ярких, преуспевающих артистов. В те дни я поспрашивал Филиппа о происходящем:
– Даже при очень высокой цене на билеты, каждый вечер в «России» у тебя были аншлаги. Такой успех предполагался, но многим казалось, что не последнюю роль в нем сыграет твоя помолвка с Пугачевой.
– У меня сейчас аншлаги по всей стране, хотя «на Киркорова» всегда самые дорогие билеты. А рекламная кампания данной программы началась еще до помолвки. К тому же не все верят в наш союз. Многие не могут определить серьезно это или нет.
– А ты веришь?
– Какая разница? Это мое личное дело, и я имею свое мнение по этому поводу.
– Ощущаешь себя одной из двух равноправных сторон в вашей паре или счастливцем, которому досталась роль фаворита королевы?
– Ну как это – фаворит королевы? Я же самостоятельная единица. Меня делать-то не надо. Деньги, например, вкладывать, создавать что-то из ничего. Я завоевал свою позицию на эстраде, любовь зрителей и уже пять лет остаюсь одним из немногих исполнителей, собирающих полные залы при, повторю, самых высоких ценах на билеты. Так что к фаворитам, к свите я не отношусь. У меня у самого огромная свита.
– Шумиха вокруг ваших отношений тебя утомляет или так и было предусмотрено?
– Да забавляет она. Но отнюдь не является рекламным ходом, скорее уж антирекламным.
– Для кого именно?
– Для обоих. Подумай, ты же журналист, почему может стать антирекламой супружество двух звезд? Помолвка или свадьба могли лишь помешать концертам в Москве или Петербурге. А люди пришли. Пришли посмотреть не на мужа Пугачевой, а на новую программу, зная, что я всегда показываю что-то свежее и не отношусь к «фанерщикам». На сей раз взялся за довольно большую форму и, слава богу, не надорвался. У меня не шоу, а скорее спектакль. Декорации не меняются, оркестр полсцены занимает и т. д. «Я не Рафаэль» – концерт в лучших традициях европейского стиля, по крайней мере в вокальном плане. Я хотел сделать антураж второстепенным элементом.
– Сколько песен ты поешь в программе не «вживую»?
– Не так уж много, причем как раз те, что петь легче всего – хитовые. Самые сложные вещи пою не под фонограмму – допустим, все первое отделение с оркестром. Умные люди понимают, что, исполнив песню с элементами джаза – под биг-бэнд, уж, наверное, если потребуется, я спою без труда «живьем» «Атлантиду» или «Ты, ты, ты».
– Не устаешь от такого длинного концерта? Ты же почти четыре часа на сцене, а во время премьеры и вовсе выступал с семи вечера до полночи.
– А чего уставать? Мне 26 лет. К тому же есть что петь. Хуже, когда думаешь: «Блин, час десять получается, а нужно час тридцать. Чего бы еще добавить?». Во, кошмар!
– Любопытно, ты очень популярный певец, но у тебя не так много шлягеров…
– Публика у нас, слава богу, разбирается, что такое хорошая песня, а что нет. Я никогда не гнался за модой, не пел рэп, техно и прочее, хотя могу все это исполнить, не пытался увешивать себя дорогими побрякушками, менять сто костюмов…
– Разве? Скажем, в первом отделении нынешней своей программы ты переодеваешься довольно часто.
– Так то стилизация под 60–70-е годы. Но возьми второе – черные брючки, черная маечка, желтый пиджак… Вот он – Филипп Киркоров. Все. Ничего не должно отвлекать от песен.
А шлягеры я на самом деле пою, иначе народ бы никогда на концерт не пришел. «Атлантида», например, супершлягер. Просто я не покупаю первые места в хит-парадах.
– А статуэтки «Овации»?
– А что «Овация»? Очень объективная, кстати, премия. Ну кто самый популярный и кассовый солист за последние два года?
– Ты?
– Ну. А среди женщин? Не берем Пугачеву – она вне конкуренции.
– Аллегрова?
– Конечно. И все. Без вопросов.
– Слушай, Филипп, как ты вообще воссоединился со своей супругой? Помнится, уход из театра Пугачевой ты переживал довольно чувствительно.
– Я ушел именно затем, чтобы вновь прийти к этой женщине. Прийти таким, какой я сейчас. Я не имел права на нее, будучи разного с ней уровня, ощущая, что являюсь еще абсолютно беспомощным человеком. Теперь я крепко стою на ногах, независим, сам могу помочь, кому захочу, и потому вернулся к ней. Я все сделал специально.
– Так ты вернулся как артист или как мужчина?
– И как артист, и как мужчина.
– И чтобы никто не подумал, что она тебя куда-то вытягивает?
– Безусловно. Такое для артиста унизительно.
– После твоего ухода из театра Пугачевой поговаривали, что тебя не устраивало положение «третьего номера», поскольку основную кассу там собирали сама Алла Борисовна и Владимир Пресняков-младший.
– Меня это немного заводило. Я самолюбив и хочу быть первым, а не каким-то еще.
– То есть слухи были небезосновательными?
– Да, по молодости лет я обладал тщеславием и другими похожими качествами.
– Сейчас в твоем характере таких свойств уже нет?
– По крайней мере я никогда не борюсь за место в концерте. Правда, ставят в основном последним. Несколько раз, помнится, оказывался в середине, но на следующем концерте организаторы уже исправляли свою ошибку. Сам я ничего не меняю. Поставили меня в начале – сами потом терпите. После меня артистам трудно выступать.
– Как ты думаешь, «Я не Рафаэль» может иметь успех на Западе?
– У нас уже десятки предложений: Индия, Лас Вегас, Атлантик-Сити, Сан Ремо, Англия… Сейчас подписываются контракты.
– Твоя мама так и не смогла выбраться ни на один московский концерт?
– Она сейчас серьезно болеет. Но я поставил ей в больнице спутниковую антенну, и она смотрела каждый вечер прямую трансляцию из зала.
– Какие взаимоотношения у тебя сейчас с Сергеем Челобановым?
– Очень уважаю этого исполнителя. Он талантливый аранжировщик и бесспорно – настоящий самородок.
– Но вы не общаетесь?
– Ну, почему не общаемся?
– Он не считает, что ты перешел ему дорогу?
– Я?! Да он же просто работал с Аллой Борисовной. У него был контракт на три года, который закончился. Теперь Сергей Васильевич – самостоятельный, популярный артист. Он же никогда не являлся, как говорится, женихом, что ли, или любовником Пугачевой. Это был ее коллега, и все. А то, что народ додумывает, так мало ли… У нас народ говорил когда-то, что Лещенко и Толкунова – брат и сестра. Ну и что? Отношения с Челобановым абсолютно нормальные. Недавно вот вместе отмечали первое воскресенье весны. Он приходил со своими друзьями.
– Ты как-нибудь объяснял свою женитьбу родителям?
– Ничего я им не объяснял. Во-первых, я самостоятельный человек, а во-вторых, они современные люди. И потом, это опять-таки личный вопрос. Ты сам-то во все это веришь?
– Ну, если мы сейчас начнем об этом говорить, пожалуй, вечера не хватит. У меня есть, скажем так, свое мнение на этот счет…
– А-а… То-то же. Я и сам не до конца верю в то, что происходит, но пусть оно происходит. А мои женщины, мои поклонницы могут не переживать. Они всегда останутся для меня родными. Я пел и пою только для них. Женщины – очень тонкие и чуткие натуры, каждый вечер, выходя на сцену, я думал, что найду ту, которая станет главной в моей жизни.
– И все эти годы у тебя была настоящая, большая любовь к Алле Борисовне?
– Да. Любой мужчина, если он нормальный мужчина, должен мечтать о женщине.
– Твоя долгая дорога к Пугачевой триумфально завершилась, а если когда-нибудь придется отправиться в обратный путь, будет трудно?
– Все-то ты копаешься в личной жизни. Я сам в ней ничего не понимаю, не знаю, где правда, где ложь. Я человек противоречивый, ищущий новые ощущения, переживания.
– Где ты сейчас живешь?