– И лошадь, и вещички поганые люди отобрали.
– Ай-яй-яй! Случается, бывает. Не все хотят честно на хлеб зарабатывать.
Некоторое время ехали молча. Потом мужчина спросил:
– Надо полагать, в армии вы служили?
– Еще бы! Только не в армии, а на флоте, шесть лет. Да корабль наш потерпел крушение у берегов Испании. Вот оттуда добираюсь.
Алексей наглым образом врал, но так, чтобы проверить его было невозможно или ответов пришлось бы очень долго ждать.
– И под судом, надо полагать, не были?
– Помилуй Бог!
– Православный?
Алексей нательный крестик из-под футболки вытянул, показал.
– Грамотный ли?
– Обязательно, три класса церковно-приходской школы. А позвольте полюбопытствовать, почему такой интерес?
– Хочу предложить в полиции служить.
Алексей аж подпрыгнул от неожиданности. А с другой стороны, какой-то выход на первое время. Униформа, жалование, документами разживается. Хотя паспортов у селян не было, только у городских жителей, да и то не у всех. При Александре I до 1819 года полицией руководило Министерство полиции, после его переименовали в Министерство внутренних дел, да еще в его ведение вошла жандармерия. А все из-за декабристов. В селах функцию полицейского выполняли сотские, обычные законопослушные крестьяне, избиравшиеся для несения полицейской повинности. Выше их – полицейский урядник, уже штатный полицейский, при форме и жаловании. Сотский подчинялся становому приставу. В городах полиция подчинялась градоначальнику, а заведовал ею полицмейстер. Под ним – помощник его, околоточные надзиратели, городские приставы и их помощники, а ниже – полицейские надзиратели.
Алексей этой иерархии не знал. Да и не собирался он задерживаться надолго ни в полиции, ни в Рузе.
– Согласен, – после раздумий ответил Алексей.
– Вот и славненько. Сначала в участок заедем в городе, бумаги оформим.
Вскоре показался город. Население скромное – три тысячи душ, и на них три церкви: Покровская, Дмитриевская, Борисоглебская и один собор – Воскресенский. А также три мануфактуры – кирпичная, льнопрядильная и кожевенная.
В полицейской управе бумаги заполнили на Алексея. А как же без них, если жалование платить надо, униформу выдать? Вот форму еле подобрали, больно рост у Алексея велик – 180 см, когда средний рост мужчин в то время был 160 см.
Мужчина, которому Алексей помог, оказался помощником полицмейстера Волковым. Он принял деятельное участие в судьбе Алексея. Авансом, под расписку, выдал двадцать копеек.
– Избу покажу, где комнатку снимать будешь. Если с завтраком и ужином, то десять копеек в месяц. А еще десять копеек – пообедать в харчевне. Выходишь на службу с утра завтра, сразу после заутрени, приходишь в управу. Первое время будешь служить с полицейским надзирателем Яковенко. Он старый служака, поможет и расскажет.
После бумаг провел к бабке Меланье, познакомил. Уже хорошо. Крыша над головой есть, форма, кое-какая мелочь на первое время. Все лучше, чем в стогу сена спать и милостыню просить. Для молодого и здорового мужчины унизительно. Но ему освоиться немного надо. Другие времена, одежды, деньги, привычки. Иначе впросак попасть недолго. Бабку попросил разбудить после вторых петухов. Обычно старые люди ложились рано и вставали тоже рано. Так и получилось. Вторые петухи пропели, бабушка в комнату зашла.
– Вставай, милок! Я уж на стол накрыла.
Умылся, нечто вроде физзарядки на крыльце сделал, потом за стол. Узвар из сушеных яблок и шанежки с творогом. Все вкусное, из печи русской – это не СВЧ, где быстро, но вкуса не добавляется. В русской печи что щи, что другое – готовится медленно, томится, слегка дымком припахивает. И хлеб, поскольку из муки да без всяких разрыхлителей и прочих добавок, очень вкусен и не черствеет долго. Хозяйки хлеб пекут на неделю, накрывают их рушником. И всю неделю он свежий. Еще в печи молоко томят – получается томленое, сейчас называют топленым. Вкуснятина, особенно со свежеиспеченным хлебушком, с горбушкой.
Надел Алексей униформу. Хозяйка руками всплеснула:
– Батюшки святы! Прямо начальник!
А зеркала посмотреться нет. И первый прокол: побриться надо – он ныне на службе, – а нечем! Бабка Меланья выручила, вручила бритву опасную, оставшуюся от деда.
– Вернешь, когда свою купишь. Подарила бы, да не могу, память осталась.
Верно, самому надо обзаводиться имуществом, да денег нет.
На службу явился в числе первых. В больших городах, губернского толка, где полицейских много, там развод караула. А здесь вышел вчерашний знакомец, осмотрел собравшихся.
– А где Пафнутий?
– Занемог он, животом мается. К лекарю пойдет.
– Ну, тогда по местам. Яковенко, тебе в ученики новичка даю. Покажи, как и что, да чтобы согласно уголовному уложению.
– Слушаюсь!
Яковенко оказался отставным фельдфебелем, демобилизованным по выслуге лет. Поскольку пансион невелик, а здоровье позволяет, устроился в полицию. Там отставных военных любили – понятие о дисциплине и субординации есть, с оружием обращаться умеют, приказы исполняют в точности. И здоровье вполне позволяет: в отставку выходили в сорок пять или пятьдесят лет, в зависимости – нижний чин или офицер. Генералы вовсе до преклонных лет служили, особенно на штабных должностях.
Яковенко, когда все разошлись, обошел вокруг Алексея, как вокруг диковинки. Был он роста среднего, коренаст. Кожа на лице почти коричневая. Так бывает у людей, которые много времени проводят на свежем воздухе, под солнцем, ветром. Кожа дубленая становится. Видимо, осмотром новичка остался доволен.
– Во всем слушаться меня. Уяснил?
– Точно так.
– Вот!
Довольно усы огладил. Борода на службе запрещалась, дозволялось только казакам да инородцам. А усы допускались.
Не спеша по улицам пошли.
– Вот в этом кабаке кабатчик – жук еще тот! То пиво водой разбавит, то водки не дольет, особливо ежели клиент уже навеселе.
– Оштрафовать его!
– А видаками кто будет? Свидетельства выпившего законной силы не имеют. Ту избенку видишь? Скупщица краденого живет, Марфа именем. Украденные вещи к ней несут. Она немного перешьет – и барыгам на базар. Да не здесь, а в Москву. Велик город, поди сыщи, все как в омут попадает. Погоди-ка!
У столба фонарного мужчина пьяный. Когда же он успел, когда утро? Вид непотребный, однако матом не ругается, к прохожим не пристает и забирать его в участок не за что.
Но Яковенко подошел, потер пьяному уши.
– Савелий, шел бы ты домой! Не позорь семью, у тебя же отец солидный человек, лавку свою на базаре держит.
Полицейский надзиратель махнул рукой, к нему подъехал извозчик.
– Отвези Савелия домой. Неча семью позорить!
– А платить кто будет?
– Родитель, кто же еще. Подойдешь, скажешь – Яковенко повелел, ибо Савелий в непотребном виде был.
– Все исполню.
– То-то же.
Алексей удивлялся. Надзиратель шел по городу, наводил порядок. Практически всех знал – по фамилии, роду занятий, месту жительства. И никакой силы не демонстрировал. Потому уважаем был. Мужики шапки ломали, здоровались.
Дойдя до конца улицы, через переулок вышли на другую, зашли в чайную. Яковенко за стол сел, снял шапку. Тут же половой подбежал.
– Как всегда, только на обоих.
Половой принес две большие кружки с чаем – горячие, пар шел. А еще блюдце с колотым сахаром и блюдо с баранками.
– Угощайся.
Яковенко чай в блюдце плеснул, с шумом опростал. Потом бросил в рот кусок сахара, отхлебнул уже из кружки, принялся за баранку.
– Ты ешь! Таких вкусных баранок в Рузе больше нет. Молодец, Савва Игнатьевич!
Видимо, неведомый Савва Игнатьевич был владельцем чайной. Не менее получаса чай пили. Яковенко рукавом утирался, потел снова. Потом встал и вышел. Алексей спросил:
– А платить?
– Для полицейских задарма. Хозяин угощает. Я когда-то его от грабителей спас. С тех пор денег не берет.
Прошли немного. Завидев мужичка, Яковенко подозвал его к себе:
– Ты что же, шельма, делаешь? Я тебе говорил масло не воровать! А ты? Или градоначальнику сказать?
– Ей-богу, ни капли не брал.
– Ну да! Отчего фонари ночью погасли? Чтобы больше не было!
Мужик отошел.
– Фонарщик это. Его дело масло залить вовремя, а утром погасить. Масло льняное подворовывает, в кашу себе добавляет.
Для Алексея удивительно – масло фонарное в кашу добавлять. Немного позднее узнал: льняное и конопляное наиболее употребимы были в пищу людьми небогатыми. Кто позажиточней, ели сливочное. Особенно ценилось масло костромское да пошехонское. То ли травы, на которых коровы паслись, какие-то особенные, то ли мастера обладали секретом особой выделки.
И потянулась день за днем полицейская служба. Алексей за месяц городишко не раз обошел вдоль и поперек, изучил все злачные места и знал в лицо наиболее беспокойных жителей – пьяниц и бузотеров. Однако задаваться вопросом стал: что ему в Рузе делать? Год на дворе 1810-й, и понятно, что впереди французское нашествие и бороться с Наполеоном эффективнее, будучи в армии, а не в полиции. У полиции на оснащении дубинки и палаши, огнестрельного оружия нет. А с дубиной на француза идти несерьезно. Французская армия уже половину Европы оккупировала. И до исконных своих врагов англичан добралась бы, кабы Ла-Манш не мешал.
В Рузе армейских частей нет. Полки в основном в губернских городах и вокруг них. А еще в Петербурге и Москве. Проще снабжать, оборонять город, и в случае покушения на государя гвардия или жандармерия может спасти. После войны 1812 года так и получилось. Почти на всех императоров совершались покушения, да не одно. И началось все после декабристов.
Помощник полицмейстера Волков Алексеем был доволен. Новичок не пьет, службу несет ревностно, матом не ругается и попусту никого не обижает. Первое жалование получил, с которого бритву себе купил, портянки, исподнее на смену. А после второго месяца службы увидел странную процессию. На телеге едет рядом с извозчиком унтер-офицер, судя по мундиру. За телегой бодро вышагивают пять молодых парней. На площади телега остановилась у трактира, унтер внутрь вошел и вскоре вернулся с половым, который нес на подносе пирожки. Парни пирожки расхватали, стали есть. Алексей к унтеру подошел, поздоровался.