Алексей вскинул штуцер, прицелился, задержал дыхание, нажал спуск. Офицеры благоразумно стояли немного в стороне. Так после выстрела лучше видно попадание. Если стоять рядом, несколько секунд надо ждать, пока рассеется черное облако дыма. Да и частички пороха могут на мундир попасть. Офицеры сразу шумно выразили одобрение результатом:
– Попал, шельмец!
Кто-то из офицеров дал Углову пустой зеленый штоф из-под вина.
– Поставь на двести шагов.
Двести шагов – это сто метров. Сам штоф едва виден. И Углов, явно уверенный в Алексее, встал рядом. Пока Углов шел на дистанцию, Алексей зарядил штуцер.
– Готов? Пали!
Выстрелил Алексей. Попал, ибо стеклянный штоф разлетелся зелеными осколками. Офицеры не сдержали восторженных возгласов. Подполковник одобрительно кивнул, почмокал губами, пригладил усы. Егерский полк был образован на остатках Подольского мушкетерского полка, привычки остались. Мушкетеры образовались во многих армиях мира с появлением мушкетов. Мушкеты преобразовались из фитильных в кремневые фузеи, а мушкетеры – в пехотных стрелков или егерей.
– Вот что, молодец. Назначу тебя учителем по стрельбе для метких стрелков. Надо, чтобы ты сделал из них мастеров, подобных тебе.
Подполковник повернулся к офицерам.
– Подберите ему смышленых егерей, понимающих в стрельбе, да пороху и пуль не жалеть. Кто к обучению не годен окажется – в роты вернуть. А через две недели сам проверю лично.
– Понятно, Павел Яковлевич!
– Тогда по местам.
Алексеев не дворянского рода. У них, как родился, уже в полк записывают на военную службу. Как повзрослел – уже капитан. А только пороху не нюхал и боевого опыта нет. И командир из него лишь на бумаге. Павел Яковлевич был сыном священника, на службу пошел с желанием, быстро дослужился до унтер-офицера, отличился в боях с турками, за что получил первый офицерский чин. В полку был порядок, попусту к подчиненным не придирался, но службу спрашивал строго. Его уважали и побаивались.
Утром, после молитвы и завтрака, к Алексею стали подходить егеря. Каждый со своим оружием. Из десяти егерей семь человек старослужащие: кто по году, а кто и по пять лет солдатскую лямку тянул. Одних забрали рекрутами, другие добровольцами записались, как Алексей, потому как в армии и харчи, и обмундирование за казенный счет, крыша над головой и жалование. И командиры все за тебя решают. На селе батрачить – как погода. Благоприятной окажется – и при хлебе будешь, и при скромных деньгах. Урожай в хорошие годы сам-три, сам-четыре. Это когда в три-четыре раза больше собрал, чем посеял. В неблагоприятный год, когда то град урожай побьет, то дожди зальют и урожай на корню гниет, а то кабаны перероют и сожрут, да больше потопчут, тогда уже к Рождеству кушать нечего, хоть на паперть иди милостыню просить. Были и те, кто в армию из офеней подался. Это бродячие торговцы. За спиной короб, в котором товары, наиболее востребованные в деревнях. Иной раз повезет, и все быстро раскупят. Но бывает, что грабители отберут либо другие обстоятельства случатся. И все, прогорел. Если специальности в руках нет – плотника, каменщика, кожевенника, – то либо в амбалы идти таскать мешки, либо в бурлаки, ибо востребованы летом. Так что армия не самое плохое место.
Для начала Алексей устроил нечто вроде экзамена. Каждый егерь стрелял на разные дистанции, начиная с сотни шагов и кончая пятьюстами. Двое стреляли великолепно. Алексей спросил их фамилии, записал огрызком карандаша на клочке бумаги.
– Можете возвращаться к себе в роты. Мастера учить – только портить.
Были и те, кто имел попадания в половине случаев. Алексей смотрел тогда, как егерь заряжает, не делает ли ошибок? И сам стрелял из штуцера промахнувшегося. Вдруг причина промахов в оружии? Нашел такой экземпляр. Сначала заподозрил. Сам опробовал – один промах и одно попадание. Дал егерю свой штуцер – три выстрела, и все точно в цель.
– Ступай в арсенал, подбери себе другое ружье. С этого толку не будет.
А других стал учить: как определить скорость ветра да его направление, какое взять упреждение по движущейся цели, чем отличается наводка в дальнюю или ближнюю цель. Оставшегося полудня после обеда не хватило.
Утром следующего дня – короткое объяснение и практические занятия стрельбой. На стрельбище всего десяток егерей, а стрельба, как в ближнем бою. К вечеру подошел унтер Углов.
– Вижу, усердно упражняетесь.
– Как говаривал Суворов, «тяжело в учении – легко в бою».
О Суворове слышали многие. Углов кивнул с умным видом. Потом почти каждый день из отведенных двух недель кто-то из младших командиров приходил. То подпрапорщик (по-современному – старшина роты), то фурьер (заместитель командира взвода), а то и поручик из роты Алексея. К концу срока Алексею эти визиты порядком поднадоели, приходилось объяснять, тратить время. Не хотелось ударить в грязь лицом. В последний день учились попадать в движущуюся цель. Небольшой рассохшийся бочонок обвязали веревкой, и один егерь тянул, а другие стреляли. Сначала промахи шли, потом приловчились. В конце дня выстроил егерей в шеренгу.
– Завтра господин подполковник проверку наверняка устроит. Ответьте честно: чему-нибудь научились?
– Так точно!
– Завтра, коли стрелять доведется, все делать спокойно, не волноваться. Не подведите товарищей и меня.
– Сделаем.
И в самом деле, подполковник со старшими офицерами собрал егерей группы. Учинил стрельбы на разные дистанции. Алексей доволен был, поскольку ни одного промаха не было. Правда, условия случились благоприятные: не было ветра, ярко светило осеннее солнце.
– Радением твоим, Терехин, доволен, – сказал подполковник. – Присвоил бы тебе капрала, да уж больно воинский стаж у тебя невелик. Послужи так же, глядишь – в чинах поднимешься.
Чины – не только жалование более высокое, но и возможность применять знания. Впереди тяжелая война с французами, и при грамотном командовании потерь у неприятеля будет больше. Как-то так мыслилось. Каждый на своем месте должен о пользе для Отечества думать. Вон Павел I. Правил недолго и зачастую выставлялся историками самодуром, а для армии пользы много принес. Уволил многих генералов и старших офицеров, от которых армии один урон. Неспособных управлять, малограмотных, больных, престарелых. А еще отменил дворянам возможность записывать малолетних детей на военную службу. Пусть с рядовых начинают или в военные училища идут. Правда, не все успел внедрить. Так, при сыне его, Александре I, для унтер-офицеров дворянского сословия было введено звание «юнкер». Позже оно стало применяться для обучающихся в офицерских училищах. С приходом большевиков «юнкеров» сменили «курсанты». И прусский шаг – сто двадцать шагов в минуту – тоже Павел ввел.
Эх, знал бы подполковник, до каких высот поднимался Алексей! Десятки тысяч воинов были в его подчинении. Да и в Российской армии до старлея дослужился.
Ну ничего, время проявить себя, показать еще есть. Российская империя с начала века почти непрерывно воевала. С 1806 года по 1807-й совместно с Пруссией против Франции. С 1806 по 1812 год – с Турцией. Султан Селим III обнаглел, перекрыв проход через проливы из Черного моря в Средиземное для русских кораблей. Со Швецией с 1808 по 1809 год за установку контроля над Финским и Ботническим заливами. Нелепо иметь столицей Петербург на берегу Финского залива и не иметь возможности выйти в Балтику, морским путем возить грузы в Европу. Еще Петр Великий воевал со Швецией за это. Поэтому многие воинские подразделения имели боевой опыт.
Алексей себе послаблений не делал. Каждое утро вставал до побудки, пробегал около версты, потом физическая зарядка – приседания с камнем на плече, прыжки, бой с тенью. Сослуживцы вначале посмеивались, потом привыкли: у каждого свои странности. После молитвы и завтрака – занятия. Развертывание с марша в шеренгу по двое для отражения атаки неприятеля, рассыпной строй, действия в рукопашной. И здесь Алексей не знал себе равных. С одной стороны, физические данные – он на голову выше других, а это дает преимущество, руки длиннее, к себе противника близко не подпускает. С другой стороны, применяет приемы из самбо. Раз – и противник уже на земле, потирает ушибленные места. Удивляются: как так получилось? Еще сцепиться не успели, как соперник повержен. Очевидцы списывали на превосходство в росте и силе. Да пусть их! Алексей неоднократно ловил на себе в моменты учебных схваток заинтересованные взгляды офицеров. А один случай вообще шокировал. Егерей учили прятаться за естественными укрытиями – кустами, деревьями, заборами. Алексей подобрал себе ложбинку, нарвал уже повядшей по осени травы. Улегся во впадину, травой себя забросал. Недалеко подполковник со штабными офицерами встал. Начали высматривать тех, кто неудачно спрятался. Почти всех обнаружили. Да и мудрено затаиться. Дерево укрытия не дает, почти все листья облетели. Кустов нет, как и изб поблизости.
– Унтер-офицер Углов! А где же твой Терехин?
– Не могу знать! Где-то здесь заховался, господин подполковник.
Унтер и сам прошелся, да найти не может, хотя рядом стоял, едва на плечо не наступил. Один из офицеров предположил, что Терехин, шельма эдакая, небось отсиживается в казарме. Обидно слышать такое в свой адрес! Встал Алексей в полный рост, напугав и офицера, и Углова.
– Тьфу ты! Как черт из табакерки! – выразился один из офицеров.
Но кроме удивления было еще и восхищение. Надо же, рядом стояли и обнаружить не могли. Для егерей качество ценное. Егерские подразделения созданы не только для действия на фронте, но и в тылу противника. Впрочем, казачьи части тоже. Их задача – нанести урон живой силе, посеять панику, громить штабы и уничтожать обозы с припасами. Любой противник будет чувствовать себя неуютно, когда в его тылу действуют воины чужой армии. Это не ополченцы, взявшиеся за вилы. И все же умение спрятаться на местности оценили, ставили в пример.
В один из дней проснулись егеря – за окнами светло. И не потому что проспали – снег выпал. Белизна такая, что глаза режет до слез. Егерям выдали полушубки и меховые шапки. Что такое русская зима, в армии хорошо знали. Занятно, что все захватчики, пришедшие на нашу землю, к зиме готовы не были. И французы в 1812 году, и немцы в 1941-м. Вынуждены были отбирать у гражданского населения теплые вещи – шали, тулупы, валенки. Причем выглядели сбродом мародеров, а не армией. А еще морозы приводили к потере боеспособности – обмороженных было больше, чем раненых.