Насилие. Микросоциологическая теория — страница notes из 37

1

См., прежде всего, следующие книги: Коллинз Р. Социология философий: Глобальная теория интеллектуального изменения / Пер. с англ. Н. С. Розова и Ю. Б. Вертгейм. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2002; Коллинз Р. Макроистория: Очерки социологии большой длительности / Пер. с англ. Н. С. Розова. М.: УРСС, 2015, а также ряд статей: Коллинз Р. Золотой век макроисторической социологии // Время мира. 1998. № 1. С. 72–89; Коллинз Р. Макросоциологическое предсказание: Пример коллапса СССР // Социологический журнал. 2008. № 3–4; Коллинз Р. Технологическое замещение и кризис капитализма: Выходы и тупики // Политическая концептология. 2010. № 1. С. 35–50 и др.

2

Помимо магистральной для «Насилия» американской микроинтеракционистской традиции, это немецкая традиция конфликта, основными представителями которой являются Карл Маркс и Макс Вебер, французская традиция Эмиля Дюркгейма и британская рациональная/утилитарная традиция, восходящая к философии Джона Локка. См.: Коллинз Р. Четыре социологических традиции / Пер. с англ. В. Россмана. М.: Территория будущего, 2009.

3

Со списком научных регалий и публикаций Коллинза объемом почти полсотни страниц по состоянию на конец прошлого десятилетия можно ознакомиться по адресу: https://sociology.sas.upenn.edu/sites/default/files/2014_cv_collins_randall.pdf.

4

Turner J. Randall Collins: A Smart and Influential Theorist. https://www.asanet.org/randall-collins/.

5

Гофман Э. Ритуал взаимодействия: Очерки поведения лицом к лицу. М.: Смысл, 2009.

6

Collins R. Interaction Ritual Chains. Princeton: Princeton University Press, 2004. P. 227–228.

7

Отдельные элементы теории насилия Коллинза прекрасно применимы и к тем случаям из мира спорта, где формально никакого насилия не совершается, но структура отдельных насильственных ситуаций налицо. Вспомним легендарный полуфинал чемпионата мира по футболу в Бразилии 2014 года, где хозяева сенсационно проиграли сборной Германии с совершенно нетипичным для завершающих матчей футбольных мундиалей счетом 1:7. Судьба этой игры была решена за шесть минут в середине первого тайма, когда немцы, развалив оборону бразильцев, один за другим вколотили им четыре мяча – типичный образец наступательной паники с перехватом эмоционального доминирования на поле сражения.

8

Коллинз приводит следующую статистику для двух крупнейших войн прошлого столетия: во время Первой мировой действия артиллерии стали причиной почти 60% потерь у британцев, тогда как потери от пуль составили около 40%, а во Второй мировой на артиллерию и авиабомбы пришлось около 75% потерь – доля потерь от пуль составила менее 10%.

9

Коллинз. Четыре социологических традиции. С. 117.

10

Дюркгейм Э. Элементарные формы религиозной жизни. Тотемическая система в Австралии. М.: Элементарные формы, 2018. С. 377–378.

11

Примечательно, что Бурдьё с его теорией символического насилия выступает для Коллинза фигурой умолчания, упоминаемой в «Насилии» лишь один раз в весьма критическом ключе (схожего отношения этот великий французский социолог удостоен и в «Четырех социологических традициях»). Нет ли здесь той самой борьбы за пространство внимания с современником сопоставимого масштаба таланта, исповедавшим совершенно другой подход к социологии? В отличие от сына мелкого почтового клерка Бурдьё, видевшего в социологии разновидность боевого искусства для практической жизни (да-да, и здесь насилие), сын высокопоставленного американского дипломата Коллинз сам много лет занимался восточными боевыми искусствами, но всю жизнь оставался типичным представителем американской академической элиты.

12

См.: Van der Zeeuw A., Keesman L., Weenink D. Sociologizing with Randall Collins. An interview about emotions, violence, attention space and sociology. DOI 10.1177/1368431017714909. Онлайн-версия: https://dare.uva.nl/search?identifier=f4ce8099-f9bb-438e-85bc-ba1f80124328.

13

Признано террористической организацией и запрещено в РФ.

14

Coghlan B. et al. Mortality in the Democratic Republic of Congo: An ongoing crisis. https://www.rescue.org/sites/default/files/document/661/2006-7congomortalitysurvey.pdf.

15

Рискнем предположить, что Коллинз просто не стал подставлять себя под критику многочисленных профильных специалистов в этой сфере, хотя брать огонь на себя для него вполне привычный шаг. Та же «Социология философий» в свое время вызвала шквал критики со стороны именно философов, обвинивших Коллинза в том, что он растворяет их «вечные темы» в анализе сетей взаимодействия между интеллектуалами и, по сути, отменяет философию социологическим анализом.

1

Соответствующие сводные данные приведены в главах 4 и 10.

2

Термин «этиология» Коллинз заимствует из медицины, где он означает изучение условий и причин возникновения болезней и патологий. – Прим. пер.

3

Американская идиома, обозначающая полицейского, склонного к насилию и способного к действиям за рамками закона, вошла в разговорный язык благодаря голливудскому фильму «Полицейский из Беверли-Хиллз». – Прим. пер.

4

Книга Коллинза вышла до самого массового в современной истории убийства, совершенного одиночкой – норвежцем Андерсом Брейвиком, жертвами которого за один день, 22 июля 2011 года, стали 77 человек, а еще 151 получил ранения. В США самое массовое на данный момент убийство подобного типа произошло 1 октября 2017 года, когда 64-летний Стивен Паддок открыл огонь по посетителям музыкального фестиваля в Лас-Вегасе, убив 60 человек и ранив по меньшей мере 413. – Прим. пер.

5

В данном случае речь идет главным образом о насилии, которое совершают отдельные лица и малые группы. Что касается другой разновидности насилия наподобие войны или геноцида, то его структура задается крупномасштабными организациями, количество убитых и раненых может быть гораздо больше, а сами насильственные действия – гораздо более продолжительными. Но даже в этом случае участвующие в насилии лица не совершают его всегда и в любых ситуациях; в те промежутки времени, когда такие люди не погружаются в привычное для себя насилие, они, как правило, ведут себя на удивление иначе.

6

В 2004 году количество погибших журналистов и работников СМИ составило от 43 до 46 человек – это самый высокий показатель начиная с 1994 года, когда происходили межэтнические конфликты на территории бывшей Югославии (см. публикацию San Diego Union Tribune от 8 января 2005 года). Значительная часть этих погибших журналистов пришлась на фотокорреспондентов и видеооператоров.

7

Использование импульсных лазеров позволяет создавать цифровые карты ландшафта, что особенно важно для реконструкции сражений, проходивших в местности со сложной топографией. Например, в 2023 году археологи Гентского университета (Бельгия) при помощи лазеров, закрепленных на беспилотных летательных аппаратах, обнаружили сотни следов Арденнской операции конца 1944 – начала 1945 года, последнего крупного наступления вермахта на европейском театре Второй мировой войны. – Прим. пер.

8

Автор этой книги получил первое представление о микросоциологии насилия, когда в конце 1960‑х годов поинтересовался у одного из ветеранов Вьетнама, какой была война на самом деле. Он говорил об этом очень неохотно, а в конечном итоге, когда я стал настаивать, сказал, что война – это совсем не то, что вы о ней думаете. Мужчины зарываются в землю, делают в штаны, плачут, как дети, – именно так выглядит нисколько не героический образ войны. Впрочем, эта картина не соответствует и тому порочному и разрушительному ее образу, которого придерживалось антивоенное движение, где я в то время активно участвовал.

9

Даже в тех кварталах, где драки – дело привычное, а большинство людей выступают в образе крутых парней, они не вступают в разборку, когда два крутых парня собираются подраться. Подобный инцидент с вооруженными чернокожими будет описан в главе 9 (пример взят из работы [Anderson 1999]) – толпа внимательно наблюдала за их противостоянием, но вела себя достаточно тихо.

10

В книге Коллинза слово football относится преимущественно к американскому футболу, для европейского футбола используется американский термин soccer. В случае необходимости в переводе вносятся контекстуальные уточнения, какой из этих видов спорта имеется в виду. – Прим. пер.

11

Это не единственная разновидность подобных развлечений. Например, во время фестиваля «Томатина», ежегодно проходящего в испанском городе Буньоле, помидорный бой происходит прямо на его центральной площади с участием нескольких тысяч человек. – Прим. пер.

12

Тотальные институты – термин крупнейшего представителя микроинтеракционизма в американской социологии ХX века Эрвина Гоффмана, посвятившего одноименную книгу (М.: Элементарные формы, 2019) таким учреждениям, как психиатрические больницы, тюрьмы, концентрационные лагеря, монастыри, казармы и др. Более подробно к практикам насилия в тотальных институтах Коллинз обращается в главе 3. – Прим. пер.

13

Этот эпизод с участием четверых представителей местных властей, с одной стороны, и пятерых (трое из них погибли) ковбоев-конокрадов, с другой, считается одним из самых известных в истории американского Дикого Запада. Популяризации этого по большому счету локального инцидента, случившегося у загона для скота (корраля) на бытовой почве, способствовали американские СМИ и кинематограф. – Прим. пер.

14

В качестве одного из примеров можно привести статью в газете Philadelphia Inquirer от 2 февраля 2005 года под заголовком: «Надежда „Филлис“ травмирована. Коул Хеймелс, которого многие в команде считают лучшим молодым питчером*, сломал рабочую руку в драке возле бара во Флориде». Множество аналогичных примеров имеется в этнографических материалах автора.

* Здесь и далее см. краткий глоссарий бейсбольных терминов в приложении в конце книги. Учитывая то, что Коллинз уделяет бейсболу значительное внимание, переводчик принял решение использовать русифицированные версии английских терминов без смыслового перевода (питчер вместо подающий и т. п.). – Прим. пер.

15

В Японии история о 47 ронинах была экранизирована около десяти раз начиная с 1916 года. – Прим. пер.

16

Драки между детьми относятся не только к маскулинной культуре. Девочки в первые годы жизни, когда они еще способны помериться силами с мальчиками, тоже часто дерутся, кусаются и пинаются примерно с той же частотой, что и мальчики, – максимальная разница составляет порядка 5%, причем иногда девочки делают все это немного чаще мальчиков [Trembley 2004]. При этом девочке, расчетливо выбирающей ситуации, в которых присутствуют родители, может сойти с рук драка со своими братьями, даже если это она на них нападает, поскольку девочка обращает в свою пользу установку «мальчики не бьют девочек», ведь именно мальчик обычно получает наказание, если дает сдачи. Все это я неоднократно наблюдал среди маленьких детей в домашней обстановке.

17

В собранной автором подборке фотоснимков 22 грабителей банков и других налетчиков в действии (в основном с камер наблюдения) нет ни одного улыбающегося лица – выражение лиц этих людей варьируется от замкнутой сосредоточенности и напряженности до страха. В 89 свидетельствах о драках, полученных из отчетов студентов и на основании собственных наблюдений автора, только в трех случаях их участники были в хорошем настроении. В одном таком случае пара мальчиков предподросткового возраста задирала мальчика помладше, бросая в него надувным мячом, а в двух остальных случаях спортивные фанаты, молодые чернокожие мужчины, сев после матча в переполненный автобус, приставали к белым университетским студентам из среднего класса. Таким образом, добродушные драчуны появляются только в тех ситуациях, где насилие – а точнее, здесь более уместно говорить о бахвальстве – со стороны групп, имеющих подавляющее преимущество перед выбранными ими мишенями, имеет очень ограниченный характер.

18

См. [Bourgois 1995; Willis 1977]. Критическое рассмотрение точек зрения, представленных в этих работах, см. в: [Wacquant 2002; Anderson 2002; Duneier 2002; Newman 2002]. В теории сопротивления присутствует мало указаний на возможные вариации насилия. Возможностью совершать насилие в порядке сопротивления наделяются лишь лица, находящиеся в подчиненном классовом и расовом положении. В то же время оказывается, что люди, занимающие подчиненное положении по критериям гендера и сексуальных преференций, не проявляют подобное насилие в сколько-нибудь значительной мере (это в большей степени характерно для ситуаций, когда подвергнувшиеся избиениям женщины убивают своих обидчиков, нежели в случае гомосексуалистов, дающих отпор) – получается, что женщины и гомосексуалисты являются в основном жертвами насилия, тогда как классовые и расовые меньшинства осуществляют насилие в качестве сопротивления. Очевидно, что здесь требуется теоретическое осмысление того, каким образом мобилизация недовольства перетекает в насилие, но на этом уровне конкретики теория сопротивления перестает работать.

19

На конференции, где я представлял какой-то из фрагментов теории, выдвинутой в этой книге, один из слушателей, задававших вопросы, вступил в полемику по поводу того, почему я рассматриваю только физическое насилие, игнорируя насилие символическое. По словам этого коллеги, он сам стал жертвой символического насилия не далее как во время предшествующей сессии докладов, когда ему не дали высказаться во время вопросов выступающему. Макросоциологи уже обращались к вопросу о том, кому предоставляется, а кому не предоставляется возможность высказаться на собраниях коллективов и в какой момент в череде выступающих это происходит или не происходит [Gibson 2001, 2005]. Но даже на этом уровне использование понятия «символическое насилие» в качестве объяснения происходящего выглядит не более чем риторическим нареканием, не предоставляющим объяснительного механизма. То обстоятельство, что искушенные интеллектуалы могут считать феномен, который они именуют символическим насилием, хоть сколько-нибудь близким к физическому насилию, демонстрирует, в какой степени для большинства интеллектуалов непривычно рассуждать в микросоциологической системе координат, и насколько мало мы знакомы с реальным насилием.

20

В одной статье Ричарда Тремблея и его соавторов [Tremblay, Nagin et al. 2004] утверждается, что насилие является результатом взаимодействия между врожденной предрасположенностью и социальными взаимоотношениями в семье. При этом врожденная предрасположенность к насилию, как правило, подавляется социумом, поскольку агрессивное поведение наиболее характерно для детей младшего возраста, но в дальнейшем оно идет на спад, за исключением меньшинства, которое впоследствии идет по преступной стезе. Однако микроситуационные детали демонстрируют, что насилие среди маленьких детей имеет очень ограниченный характер, причем в определенной степени ему потакают родители и другие дети, а зачастую оно является способом установления социальных контактов и привлечения внимания. Это согласуется с выводами того же Тремблея [Tremblay 2004], что насилие среди маленьких мальчиков и девочек более распространено, если у них есть братья и сестры, живущие в одном доме. Насилие среди маленьких детей вписывается в модель защищенного и инсценированного насилия на публику, которая будет рассмотрена в главе 6. Это насилие предопределяется ситуационными условиями взаимодействий между детьми раннего возраста – точно так же как и в случае взрослых. По данным указанного исследования Тремблея, пик детского насилия приходится на возраст не раньше примерно 30 месяцев, а его конструирование происходит в период социального развития первых трех лет. Это так называемый период «ужасных двух лет», связанный с формированием автономной личности посредством более масштабного усвоения социальных образов и точки зрения аудитории; в терминах символического интеракционизма в этот период происходит формирование «я» и «другого», а не выражение чистого первоначального «я» [Collins 2004: 79–81, 204–205].

21

Динамика военных действий будет более подробно рассмотрена в последующих главах и в продолжении этой книги, посвященном макроизмерениям конфликта. Современные армии также не слишком эффективны в контактном бою, но их способность убивать удалось усовершенствовать при помощи ряда способов. К ним относятся организационные механизмы, позволяющие удерживать войска на поле боя, технологии убийства на большом расстоянии, когда конфронтационная напряженность не слишком высока, поскольку невозможно увидеть противника в лицо, и оружие, обладающее настолько высокой разрушительной силой, что даже при незначительных навыках владения им можно нанести противнику по меньшей мере отдельные потери. Возросшая смертоносность человеческих действий в сражении связана не с тем, что отдельные люди стали более свирепыми, а с тем, что нам удалось обнаружить социальные и технологические способы преодоления конфронтационной напряженности/страха [Grossman 2004: 192–218].

22

См. [Элиас 2001]. По сути дела, Элиас осуществил историзацию теории Фрейда, представив свидетельства того, что всевозможные грубые манеры (например, привычки плеваться, сморкаться и трогать еду пальцами) постепенно подвергались укрощению с момента возникновения в Европе XVI века придворных обществ, которые ставили независимых воинов под контроль централизованного государства. Элиас утверждает, что агрессия рассматривалась как одинаковое удовольствие и в бою, и при совершении пыток, нанесении увечий и убийстве беспомощных жертв. Однако это не означает, что в микроситуационных условиях политической фрагментации средневековых обществ или в предшествующие периоды истории насилие было легким делом. Мы уже не можем, подобно Фрейду в период разработки его теории инстинкта смерти [Фрейд 2018], допускать наличие некоего первозданного резервуара агрессивности, который когда-то не подавлялся, а теперь он сдерживается лишь в той мере, в какой присутствуют механизмы социального контроля над ним, и вырывается наружу при их отключении. Напротив, в этой книге будет предпринята попытка продемонстрировать, что насилие всегда является социально сконструированным, а история насилия является историей социальных приемов конструирования определенных разновидностей насилия. Соответственно, нарастание насилия в ходе недавних исторических событий является не результатом «децивилизации», а представляет собой конструирование новых разновидностей социальных приемов насилия. Например, в главе 8 будет показано, что насилие футбольных хулиганов в том виде, в каком оно возникло в 1950–1970‑х годах, представляло собой именно создание замысловатого репертуара приемов.

23

В настоящем издании в силу технических причин фотографии не представлены, однако в тексте содержание большинства фотоиллюстраций анализируется максимально подробно. – Прим. ред.

24

Например, я обычно работаю у себя дома в Калифорнии, в кабинете на верхнем этаже, с открытыми окнами в хорошую погоду. Каждый день после обеда дети из соседнего дома, находящегося сразу за изгородью примерно в двадцати футах от меня, выходили поиграть с няней. Их регулярно повторяющееся нытье, как правило, раздражало меня, пока я не осознал, что в этом нытье присутствует особый вокальный паттерн, который можно отслеживать с помощью секундомера и блокнота. Этой порции данных нашлось место в главе 9, и надо сказать, что «включить социолога» в этой ситуации оказалось полезнее для моего душевного спокойствия.

25

Необходимо отметить, что супруга Рэндалла Коллинза Джудит Макконнелл является профессиональным юристом, с 2001 года она занимает пост судьи в Четвертом окружном апелляционном суде Калифорнии. – Прим. пер.

26

В ходе протестов против войны во Вьетнаме на территории кампуса Университета Кент Стейт в штате Огайо 4 мая 1970 года были убиты четверо и ранены девять безоружных студентов из примерно трехсот участников демонстрации; продолжительность эпизода расстрела составила 13 секунд. – Прим. пер.

27

Вторая часть книги Коллинза под заголовком Explosive Conflict: Time-Dynamics of Violence («Взрывоопасный конфликт: динамика насилия во времени») увидела свет только в начале 2022 года и по объему оказалась заметно меньше первого тома. – Прим. пер.

1

Фильм Роберта Гарнера доступен онлайн в англоязычной версии: https://www.youtube.com/watch?v=Cy46X9VIHuY. – Прим. пер.

2

Кили стремится опровергнуть мнение о том, что потери в племенных войнах невелики [Keeley 1996]. Однако в итоге он демонстрирует несколько иную картину: потери в полномасштабных сражениях между племенами в целом действительно невелики, но поскольку такие битвы могут происходить очень часто, совокупное количество погибших за несколько лет может весьма существенно превышать количество погибших в сражениях, характерное для крупных современных обществ, если взять усредненные показатели для их более многочисленного населения и относительно нечастых войн. Кили не принимает во внимание различие между микро- и макросоциологическим уровнем, хотя на микроуровне его данные соответствуют описанной мною модели.

3

Сэмюел Маршалл (1900–1977), между двумя мировыми войнами сделавший карьеру военного журналиста, был официальным историком боевых действий армии США во время Второй мировой войны и войны в Корее; при выходе в отставку имел звание бригадного генерала. Цитируемая Коллинзом самая известная работа Маршалла «Люди против огня: проблема боевого командования» на русский язык не переведена. – Прим. пер.

4

Метод Маршалла, основанный на получении полного отчета из первых уст, не предполагал, что каждому солдату задавался вопрос «Ты стрелял из своего оружия или нет?». Оценка Маршалла в 15–25% солдат, которые ведут огонь, относилась к тем бойцам, которые в его интервью выделяются на фоне остальных как люди, выполнившие основную часть действий во время сражения. Маршалла интересовал верхний, а не нижний уровень распределения, поэтому из его исследования нельзя сделать четкий вывод, что остальные 75–85% все как один застыли в страхе или бездействии. Сам Маршалл отмечал, что зачастую они предпринимали какие-то действия, помогая тем, кто стрелял наиболее активно, и если исходить из критериев Маршалла, то некоторые из этих 75–85%, возможно, время от времени и сами стреляли. В дальнейшем для восстановления более нюансированной картины будут использоваться данные Расселла Гленна по войне во Вьетнаме [Glenn 2000b] и проведенный автором анализ фотоснимков боевых действий.

5

У Маршалла также имеется описание батальона, где доля солдат, стрелявших по противнику, составляла «от 25 до 30%» – это происходило в ходе решающего для европейского западного фронта Второй мировой сражения в Арденнах в декабре 1944 года. По утверждению Маршалла, «даже при таких показателях эффективность ведения огня у этого подразделения не превосходила уровень других известных мне подразделений». Однако для этого батальона, вышедшего победителем из всех своих боев, Маршалл находит такие хвалебные слова: «Сомневаюсь, что в армии США когда-либо существовало более блестящее боевое подразделение» [Marshall 1947: 73–74].

6

Данные показатели относятся к тяжелым непрерывным боевым действиям во время Второй мировой войны, аналогичные оценки существуют для окопной войны в ходе Первой мировой. Во многих других войнах в реальном времени, проведенном в бою, могли быть довольно значительные перерывы [Holmes 1985: 75–76].

7

Данные Гленна включали две выборки: обычных пехотинцев (в основном рядовых и представителей младшего командного состава) и офицеров, которые во время сражений командовали взводами и ротами. В первой группе доля возвращенных анкет составила 52%, во второй – 70%. В первой группе примерно половина ответивших относилась к военнослужащим сержантского состава и младшего офицерского корпуса, а на штурмовых пехотинцев и других солдат, носивших оружие, пришлось только 30%. Более половины опрошенных из первой выборки были добровольцами, а не призывниками (хотя в боевых частях во время войны во Вьетнаме в целом наблюдался значительный перекос в сторону именно призывников). Практически все военнослужащие, у которых были дополнительные боевые командировки во Вьетнаме сверх годичного срока службы до ротации – а это примерно пятая часть ответивших на вопросы, – были добровольцами [Glenn 2000b: 7]. Добровольцы чаще, чем призывники, сообщали, что стреляли из своего оружия. В группе с высоким уровнем использования оружия 57% пришлось на добровольцев, тогда как доля призывников в соответствующей выборке составила 41% (рассчитано по данным работы [Ibid.: 164]).

8

Этот метод не лишен собственных проблем. На большей части снимков, которые преподносятся в качестве военных фотографий, фактически невозможно обнаружить солдат, противостоящих неприятелю в момент, когда происходит насилие. В одиннадцати имеющихся у автора подборках военных фотографий или иллюстрированных историй войн доля снимков, на которых изображены солдаты в бою, колеблется от 5 до 44%, медианный показатель составляет 22%. Эти снимки можно отнести к группе А, хотя чаще на военных фотографиях изображены другие ситуации: группа В – солдаты в ожидании боя или направляющиеся в зону боевых действий либо фото раненых и убитых после боя; группа С – солдаты в тыловых районах, включая военнослужащих и машины снабжения на дорогах, а также в госпиталях и местах содержания военнопленных; группа D – высшее военное командование и политики, а также сцены воинского призыва и обучения солдат. Границы между группами A и B на некоторых снимках утрачивают четкость, например когда на фото изображены солдаты на боевом дежурстве. Кроме того, на отдельных снимках сражений боевые действия показаны на том или ином расстоянии, как в случае с фотографиями самолетов, сбрасывающих бомбы, или артиллерии, ведущей огонь. Представленный ниже анализ будет ограничен группой А, а в ее пределах в рассмотрение попадают снимки, на которых пехота ведет бой с применением стрелкового оружия, включая пулеметы и переносные ракетные установки (а иногда и с помощью ножей, мачете и камней), при этом артиллерийские и минометные расчеты остаются за рамками рассмотрения. Все снимки разделены на три группы: обширная подборка фотографий войны во Вьетнаме (эта война наиболее масштабно запротоколирована на фото) – 104 снимка [Daugherty, Mattson 2001]; все остальные войны ХX века – 72 снимка [Arnold-Forster 2001; Бивор 2019; Bowden 2000; Гилберт 2021; Holmes 1985; Howe 2002; Keegan 1976, 1993; Marinovich, Silva 2000]; фото конвенциональной стадии войны в Ираке в 2003 году – 17 снимков [Murray, Scales 2003]. Поскольку при рассмотрении фото не всегда понятно, ведет ли огонь тот или иной солдат, это сомнение было разрешено в пользу людей, изображенных на снимках, что дает максимально возможную оценку. Далее каждая подборка фотографий в таблице 2.2 разделена на два столбца: все снимки и снимки, на которых ведет огонь (или использует оружие) хотя бы один участник боевых действий. Последняя категория снимков выступает гарантией, что стрельба в момент съемки действительно была возможна, обеспечивая максимальные шансы на то, что другие солдаты тоже вели огонь.

Разумеется, существует возможность, что солдаты, которые не стреляли в момент съемки, делали это в другие моменты. К такой ситуации мы еще вернемся в главе 11, где будет рассмотрена аналогичная проблема – небольшая численность активных участников массовых беспорядков, запечатленных на фото, и устойчивость этого показателя во времени. Во время войны в Ираке в 2003 году аккредитованные журналисты и телевизионные операторы демонстрировали в основном кадры с перемещением военной техники по пустыне, и лишь иногда в их репортажах присутствовали короткие фрагменты с действиями людей под огнем, что не противоречит модели Маршалла. Наконец, для получения непрерывных данных о поведении солдат в бою возможно использование видеозаписей с беспилотных летательных аппаратов наподобие записей с камер, которые сейчас устанавливаются в полицейских автомобилях.

9

См.: [McNeill 1995; Speidel 2002]. С другой стороны, когда римские армии терпели поражения от германцев, это обычно происходило в ситуациях, где римляне перемещались через густые лесные территории, из‑за чего их боевые порядки рассыпались. Именно такая ситуация возникла в знаменитой битве в Тевтобургском лесу в 9 году н. э.

10

Соответствующий фрагмент из «Истории» Фукидида выглядит так: «Обычно все армии при наступлении удлиняют свое правое крыло, причем каждая стремится охватить своим правым крылом левое крыло противника. Ведь каждый воин, опасаясь за свою незащищенную сторону, старается сколь возможно прикрыться щитом своего товарища справа и думает, что чем плотнее сомкнуты ряды, тем безопаснее его положение. Первый повод к этому дает правофланговый воин первого ряда. Он всегда напирает вправо, чтобы отвернуть свою незащищенную сторону от врага, и затем тот же страх заставляет и остальных воинов следовать его примеру». – Прим. пер.

11

«Большинство активно стрелявших солдат использовали несколько видов оружия; если заканчивались патроны в пулемете, они брались за винтовку, а когда больше нечем было стрелять из винтовки, они бросали гранаты» [Marshall 1947: 56].

12

См.: [Preston 2000: 399; Chadwick 2006]. У зулусов не было огнестрельного оружия, а от ударов их копьями погибло всего 17 британцев. Таким образом, уровень эффективности зулусов также был низким: всего один убитый британец приходился на 175 нападавших. Однако при нападении у зулусов действительно присутствовал высокий уровень сплоченности – это объясняется, помимо прочих причин, заимствованием боевого порядка наподобие фаланги европейского образца, который оказался очень эффективным против неорганизованных воинств других коренных африканских народов. Неэффективность ручного оружия типична для сражений прошлого. Например, после одной из битв эпохи римских гражданских войн, состоявшейся в 48 году до н. э., было собрано 30 тысяч стрел, при этом ранения стрелами получили 1500 человек (то есть на одного раненого пришлось 200 стрел), а количество убитых составило менее 20 человек [Цезарь 2020: 370].

13

Проведенные в британской армии эксперименты с использованием лазерных импульсов, позволившие смоделировать ряд сражений XIX и начала XX века, продемонстрировали, что потенциальная точность стрельбы из различных видов оружия всегда была намного выше, чем реальное количество потерь в этих битвах [Grossman 1995: 16].

14

Аллюзия на знаменитую метафору тумана войны у немецкого военного теоретика XVIII века Карла фон Клаузевица, который указывал, что война является «областью недостоверного: три четверти того, на чем строится действие на войне, лежит в тумане неизвестности, и следовательно, чтобы вскрыть истину, требуется прежде всего тонкий, гибкий, проницательный ум» (Клаузевиц К. фон. О войне. М.: Эксмо; Мидгард, 2007. С. 79–80). К этой метафоре Коллинз не раз будет обращаться в последующих главах. – Прим. пер.

15

Утверждается, что совсем недавно, уже в войнах XXI века, с появлением высокоточного оружия ситуация полностью изменилась: дальнобойное оружие якобы становится безошибочным, а следовательно, эмоции, которые порождает конфронтация, утрачивают значимость для ее исхода. Подобное оружие будет рассмотрено в следующем разделе, причем следует отметить, что упомянутое утверждение относится только к крупномасштабным военным действиям, а не к другим формам насилия, рассматриваемым в этой книге. Кроме того, фотосвидетельства войны в Ираке в 2003 году не демонстрируют, что уровень ведения огня пехотой отличался от предшествующих войн.

16

Другая разновидность таких действий предполагает, что солдаты расстреливают уже разгромленных или даже убитых противников. В качестве примера можно привести описанный Беном Шейлитом [Shalit 1988: 141–142] случай, когда израильские коммандос в 1973 году захватили позицию египтян: нападающим удалось добиться внезапности, а огонь почти полностью велся с одной стороны и затем продолжался так интенсивно, что убитые были изрешечены пулями. Как отмечает Шейлит, «стрельба представляет собой очень эффективный метод снятия напряженности и страха, поэтому она часто ведется даже тогда, когда в ней нет необходимости… Человек нередко стреляет не столько для того, чтобы уничтожить и победить врага, сколько для преодоления своего страха и контроля над ним». Из собственных наблюдений Шейлит делает вывод, что в хорошо обученных подразделениях огонь обычно ведет 100% личного состава, преодолевая «проблему Маршалла». В данном случае действует механизм, схожий с «наступательной паникой», которая будет проанализирована в главе 3.

17

Имеется следующее описание армии Фридриха Великого, считавшейся самой дисциплинированной в XVIII веке: «Вначале идет стрельба повзводно, и не исключено, что два или три взвода сделают организованные залпы. Но затем начинается всеобщая беспрерывная пальба – обычно это раскатистый огонь, когда каждый отстреливается сразу, как только зарядит свое ружье, когда ряды и шеренги перемешиваются, когда первая шеренга не в состоянии опуститься на колено, даже если бы захотела» (цит. по: [Holmes 1985: 172–173]).

18

Этот эпизод, скорее всего, не был боевым. Согласно рассказу Геродота, Камбис поранил мечом ногу, когда садился на коня, чтобы отправиться в поход из Египта в Персию, и через двадцать дней умер от гангрены. Другие античные источники также указывают, что Камбис нанес себе травму не в сражении. Общим мотивом античных авторов, которые оставили свидетельства об этом персидском царе, была его невменяемость. – Прим. пер.

19

Подобные потери от дружественного огня случаются и во время массовых демонстраций. При свержении югославского диктатора Слободана Милошевича в октябре 2000 года переломный момент наступил, когда рабочие пригнали бульдозер для прорыва через полицейское оцепление. В ходе этого эпизода в толпе погибла девочка, которую случайно переехал бульдозер (см. The Guardian, 6 октября 2000 года, p. 1).

20

См.: [Murray, Scales 2003: 269–277]. В ходе американских бомбардировок в Афганистане в 2001–2002 годах точно так же присутствовали случаи, когда их жертвами становились случайные лица. По утверждению Пентагона, воздушная война в Афганистане была самой точной в истории: 75–80% бомб и ракет попадали в цель. Тем не менее некоторые из этих воздушных бомбардировок привели к «братоубийству» среди солдат антитеррористической коалиции, на долю которого, по имеющимся оценкам, пришлось 35% ее потерь, а также погибли несколько тысяч мирных афганцев [Burgess 2002]. Аналогичные результаты имели место и при бомбардировках НАТО в Сербии в 1999 году, где одним из самых известных промахов был удар по китайскому посольству в Белграде в условиях спешки и бюрократических сложностей, когда оперативным силам предоставлялась неактуальная информация. В 2006 году во время израильских бомбардировок мест размещения ракет «Хезболлы» в Ливане неоднократным ударам подвергалось местное отделение ООН, а наблюдатели этой организации погибали, даже несмотря на то что звонили израильским официальным лицам и представлялись. Однако эта информация не доходила до верхних уровней израильской военной иерархии, где выбирались цели (см.: Los Angeles Times, 28 июля 2006 года, A11, A13).

21

С октября 2001 года по 18 апреля 2002 года коалиция из американских, канадских и европейских войск в войне в Афганистане понесла следующие потери: в общей сложности 41 погибший, включая 15 человек – от огня противника, 7 – от дружественного огня, 19 – в результате транспортных происшествий (в основном авиационных) и несчастных случаев, не связанных с боевыми действиями (см.: USA Today, 19 апреля 2002 года). Таким образом, на долю погибших от действий противника пришлось 37% смертей, а на долю потерь, не связанных с действиями противника, 63%. Эти показатели гораздо выше, чем оценка Кигана для двух мировых войн (от 15 до 25%). В ходе войны в Ираке с марта 2003 года по середину ноября 2005 года из 2083 погибших американских военнослужащих жертвами инцидентов, не связанных с боевыми действиями, стали 227 человек (11%) (см.: USA Today, 21 ноября 2005 года).

22

О воспроизводящейся структуре политических скандалов см.: [Thompson 2000]. О структуре несчастных случаев, связанных с дружественным огнем см.: [Snook 2000]. В основе их объяснения лежит теория типичных несчастных случаев Чарльза Перроу [Perrow 1984]: благодаря сочетанию сложности и нелинейной взаимозависимости между многими компонентами той или иной системы – технологическими и/или человеческими – возникает статистическая вероятность того, что непредвиденные комбинации мелких аномалий будут периодически складываться в катастрофические события. Несчастные случаи обусловлены структурой системы взаимодействия, хотя в нашем культурном ритуале всегда принято искать конкретных лиц, на которых можно возложить вину.

23

В офтальмологии понятие «туннельное зрение» означает эффект, возникающий при поражении периферического зрения: визуальное восприятие ограничено только тем, что человек видит прямо перед собой. – Прим. пер.

24

Сюда же относится такое действие ритуального характера, как ограждение мест совершения преступлений, а то и ДТП при помощи желтых лент с надписью «не входить» – одно из проявлений большого самомнения со стороны тех, кто участвует в конфликтной ситуации, по отношению ко всем, кто не имеет такой привилегии. Например, в 2002 году одна из автомагистралей Лос-Анджелеса была закрыта в обоих направлениях на семь часов, что привело к огромным скоплениям транспорта, пока полиция осматривала автомобиль, в котором обнаружили застреленного человека (см.: Los Angeles Times, 23 декабря 2002 года).

25

Осада американскими спецслужбами дома подозреваемого в экстремизме Рэнди Уивера в штате Айдахо обернулась скандалом общенационального масштаба, поскольку инцидент привлек внимание общественности к пределам полномочий правоохранительных органов. В ходе расследования Министерства юстиции США было признано, что выстрел, которым были убиты жена Уивера и его десятимесячная дочь, не соответствовал конституционным нормам, определяющим правила ведения огня на поражение. В 1997 году снайперу ФБР, совершившему этот выстрел, было вынесено обвинение в непреднамеренном убийстве, и хотя в дальнейшем дело было закрыто, руководство ФБР вынесло дисциплинарные взыскания двенадцати подчиненным, признав избыточность действий и неадекватность реакции правоохранительных органов. – Прим. пер.

26

Коллинз ссылается на книгу представительницы социалистического феминизма Джоанны Бурк «Интимная история убийства: убийство лицом к лицу в войнах ХX века», которая была отмечена серией престижных наград. – Прим. пер.

27

Во время Второй мировой войны более 50% американских солдат, направленных в Европу, никогда не были под вражеским огнем, а во Вьетнаме соответствующая доля составляла около 70% [Holmes 1985: 76].

28

Классификация эмоций проведена по методикам Пола Экмана и Уоллеса Фризена [Экман, Фризен 2022; Ekman 1985]. В данном случае подборка фото была расширена за счет снимков допросов и казней военнопленных, а также изображений раненых солдат и медиков в зоне боевых действий. Поскольку во многих случаях происходит смешение разных эмоций, сумма приведенных долей каждой группы превышает 100%.

29

В моей подборке снимков из новостных СМИ имеется одно фото, на котором человек демонстрирует почти такое же выражение ярости, как и мирный демонстрант на фото в работе [Daugherty, Mattson 2001]: челюсть выдвинута вперед, рот открыт жестко и решительно, мышцы шеи и лица напряжены. Этот разгневанный мужчина – отец убитой женщины, перед которым находится подозреваемый в убийстве (фото сделано в суде); сам убийца сидит в бесстрастной позе, а остальная публика выглядит обеспокоенно (см.: San Diego Union Tribune, 7 марта 1992 года, A1). В целом гнев на лицах гораздо чаще встречается на фотоснимках мирных демонстраций, чем в ситуациях насилия.

30

Наполеон, в 1795 году, во время Французской революции, руководивший разгоном парижской толпы, которая атаковала здание революционного правительства, четко описывал свою тактику: «Сначала я приказал войскам стрелять ядрами, поскольку стрелять холостыми по толпе, незнакомой с огнестрельным оружием, – это худшая мера. Дело в том, что гражданские, когда слышат сильный шум, после первого выстрела немного пугаются, но, оглянувшись вокруг и увидев, что никто не убит и не ранен, они воспрянут духом и сразу же станут презирать вас, станут вдвое наглее и бесстрашно бросятся дальше, после чего придется убить в десять раз больше, чем в том случае, если вначале вы стреляете ядрами» (цит. по: [Markham 1963: 29–30]). Один бывший окружной судья в Индии рассказывал на собственном опыте, что, когда полиции отдавали приказы не стрелять в участников массовых беспорядков на этнической почве, за исключением крайних случаев, толпа обычно вела себя более угрожающе по отношению к полицейским и, как правило, провоцировала среди них панику, заставляя открывать беспорядочный огонь. Напротив, там, где полицейским было разрешено стрелять, когда они считали это необходимым, их поведение, как правило, отпугивало участников беспорядков, и случаев, когда действительно приходилось открывать огонь, было очень мало (из личной беседы с С. К. Меноном, февраль 2002 года). Аналогичная картина имела место в Бельгии в конце 1980‑х годов, где полицейским, сдерживавшим толпы футбольных болельщиков, был предоставлен выбор: носить либо более неофициальную униформу, напоминающую повседневную одежду (с короткими рукавами), чтобы создавать дружелюбную атмосферу, либо милитаристскую атрибутику, включая шлемы и щиты. В первом случае полицейские сообщали, что чувствуют себя уязвимыми перед файерами, которые бросают хулиганы, – эти полицейские совершали больше насильственных действий, чем те, у которых была устрашающая экипировка [van Limbergen, Colaers, Walgrave 1989]. В деталях об этом случае автору в личной беседе сообщил Лоуд Уолгрейв из Католического университета Лёвена (сентябрь 2004 года).

31

Как соотношение между стреляющими и нестреляющими, так и уровень точности в данном случае, по-видимому, гораздо выше, чем у солдат или полицейских. Однако следует отметить, что в 105 инцидентах из 151 огнестрельное оружие имелось более чем у одного человека, а в 79 из 107 случаев, когда велась стрельба, это могли делать несколько человек – следовательно, и соотношение между стреляющими и нестреляющими, и уровень точности могли быть гораздо ниже. Респонденты, которые стреляли сами, утверждали, что попадали в своих противников в 51% случаев, а когда стреляли противники, они попадали в респондентов в 13% случаев (рассчитано по данным: [Wilkinson 2003: 129–130, 216]). В результате мы имеем преимущество в пользу респондентов в соотношении 3,8:1, и вполне возможно, что в их воспоминаниях присутствует некоторая эгоистическая предвзятость. Но не исключено, что данный момент свидетельствует о том, что эти суперкрутые парни устраивали свои поединки в основном тогда, когда имели преимущество над противниками. Как будет показано в главе 6, уличные банды, как и громилы-одиночки, стараются избегать насильственных ситуаций, в которых они с самого начала не имеют преимущества. Согласно данным Уилкинсон, та сторона, которая начинала схватку (стреляла первой), чаще наносила ущерб противнику [Wilkinson 2003: 181].

32

Этот момент подчеркивает Маршалл: «Обычной сценой в боевых действиях открытого типа является ландшафт: полное отсутствие движущихся предметов выступает самым верным признаком того, что черта, за которой начинается опасность, достигнута… Лишь в тот момент, когда огневой тупик наконец прорван, военные подразделения обретают на поле боя ту видимость непрерывного развертывания сил в виде линии, которую непосвященные ошибочно принимают за реальность победоносного тактического построения, когда видят такую линию на киноэкране» [Marshall 1947: 44–48].

33

Одно исследование, посвященное попыткам осуществления насилия [Gelles 1977], продемонстрировало, что 80% американских детей в возрасте от трех до восемнадцати лет, у которых есть братья и сестры, признались, что в течение года пытались нанести им физический ущерб; почти половина опрошенных пинали, били или кусали брата или сестру, 40% использовали для ударов твердые предметы, а шестая часть наносила сильные побои. Однако уровень травматизма от ударов, зарегистрированных в отделениях неотложной помощи у детей в возрасте от пяти до четырнадцати лет, составляет 3,1% (и 2,7% в возрасте до четырех лет). Даже если предположить, что все эти травмы были нанесены братьями и сестрами, и допустить, что на каждого ребенка приходится всего один инцидент насилия в год, то доля нападений со стороны братьев и сестер, которые привели к реальному насилию, окажется очень незначительной. Приведенные расчеты основаны на совокупных абсолютных и относительных показателях несмертельных травм от нанесенных и полученных ударов (2001) Национального центра США по профилактике и контролю травматизма (см.: www.cdc.gov/ncipc/wisqars).

34

В качестве характерного примера можно привести действия одного медика, который под сильным огнем пошел вперед, чтобы оказать помощь раненому солдату, явно находившемуся при смерти. Вот как объяснял свои действия сам этот медик: «Когда кто-то зовет врача, испытывая боль, если ты врач, ты побежишь на этот крик» [Miller 2000: 42].

35

Например, на одном снимке с камеры наблюдения, сделанном во время ограбления банкомата, вооруженный преступник держит пистолет у задней части шеи склонившей голову жертвы. Лицо преступника напряжено, но контакт с жертвой глаза в глаза отсутствует (4 октября 1991 года, фото из Мейтленда (Флорида), предоставленное полицией и распространенное агентством AP).

36

Коллинз определенно имеет в виду не полевую жандармерию (Feldgendarmerie) Третьего рейха, которая входила в состав вермахта и выполняла типовые для военной полиции функции правоприменения в отношении военнослужащих, а обычные полицейские силы. В 1936 году в нацистской Германии было учреждено две полицейские службы. Одна из них, полиция порядка (Ordnungspolizei, или Орпо), номинально подчинялась Министерству внутренних дел, однако фактически была встроена в систему СС во главе с Генрихом Гиммлером и возглавлялась высшими функционерами СС, что позволяло задействовать сотрудников полиции в акциях массового уничтожения. Вторая служба, Полиция безопасности (Sicherheitspolizei, или Зипо), занималась борьбой с криминальными и антисоциальными элементами, в ее состав входили уголовная полиция (крипо) и тайная политическая полиция (гестапо). С 1939 года Полиция безопасности подчинялась подконтрольному Гиммлеру Главному управлению имперской безопасности (РСХА), ее сотрудники также участвовали в массовых казнях в составе зондеркоманд. Взаимодействие между полицейскими службами и СС в ходе Холокоста детально описано в знаменитом романе Джонатана Литтелла «Благоволительницы». – Прим. пер.

37

Данные из интервью с сотрудниками полиции Филадельфии. Можно привести и другой случай, когда силы ООН в Сребренице (бывшая Югославия) в июле 1995 года оказались эмоционально подавленными сербскими парамилитарными формированиями и в результате не смогли предотвратить массовое убийство семи тысяч боснийских пленных. Нидерландский командующий войсками ООН, «включивший заднюю» в конфронтации лицом к лицу с командующим сербских сил, в последующие несколько дней утратил дееспособность из‑за сильной диареи [Klusemann 2006].

К этому рассуждению Коллинза можно отнестись с долей трагической иронии, однако не следует забывать, что подобные объяснения масштабных исторических событий не редкость. Один из самых известных примеров – приступ геморроя у Наполеона во время сражения при Ватерлоо, который якобы сыграл решающую роль в поражении французов. – Прим. пер.

38

В английском оригинале – «intestinal fortitude» and having the «guts» or the «stomach» for fighting. В современном русском языке органам пищеварения в этих английских идиомах соответствуют либо репродуктивные части организма в вульгарных разговорных выражениях, либо бестелесные формулировки типа «иметь волю» или «собраться духом» в литературном варианте. – Прим. пер.

39

Аналогичная ситуация возникает в аудитории, слушающей политические выступления: аплодисменты длятся гораздо дольше, чем освистывание, причем начать освистывать оратора и поддерживать свист труднее, чем хлопать ему, поскольку в этом случае массовое участие выключается легче [Clayman 1993].

40

В оригинальном тексте «Элементарных форм религиозной жизни» Дюркгейма на французском использовалась формулировка effervescence collective, которая перекочевала в английский перевод этой работы в виде collective effervescence. На русский этот термин переводится либо как «коллективное возбуждение», либо как «коллективное бурление». Второй вариант более точный, учитывая ряд конкретных лексических значений слова effervescence, обозначающего, например, вспенивание пузырьков газа при открытии бутылки игристого вина. – Прим. пер.

1

Концепция, разработанная в 1880–1890‑х годах американским психологом Уильямом Джеймсом и датским медиком Карлом Ланге, предполагает, что эмоции возникают в результате осознания человеком рефлекторных физиологических изменений в организме. В частности, Джеймс в статье «Что такое эмоция» (1884) писал, что «телесное возбуждение следует непосредственно за восприятием вызвавшего его факта, и осознание нами этого возбуждения в то время, как оно совершается, и есть эмоция». – Прим. пер.

2

Аналогичный случай избиения полицейскими Лос-Анджелеса угонщика автомобилей в заключительном эпизоде преследования на бегу, был заснят с вертолета новостной службы и затем представлен в виде серии фотоснимков в газете Los Angeles Times (24 июля 2004 года).

3

Впрочем, пострадавший, судя по всему, не был совершенно невинным и пассивным лицом: он проявлял словесную агрессию – по меньшей мере до начала драки, занимался опасным ручным трудом, а также обладал определенным положением в местных политических кругах, будучи протеже шерифа (см. [Stump 1994: 206]). Данный тип личностей представляется характерным как для грубой политики, так и для грубой зрительской атмосферы в бейсболе того времени.

4

Такое достижение, как средний коэффициент отбивания 0,400 два года подряд, было повторено лишь однажды Роджерсом Хорнсби в 1924–1925 годах. Из всех бейсбольных рекордов игрок, вероятно, испытывает самое сильное давление в ситуации, когда необходимо показывать средний коэффициент отбивания более 0,400, поскольку для этого каждый игровой день сезона (с учетом того что отдельные дни будут безрезультатны) требуется делать два хита* или более, в связи с чем практически каждый выход на биту становится принципиальным, не допуская никакого расслабления.

5

За это наблюдение автор признателен социологу Роберту Лайену, изучавшему эмоции в спорте высших достижений.

6

Об ослабляющем воздействии выброса адреналина, которое препятствует тому, чтобы ситуация переросла в драку, свидетельствует следующий случай. В 1923 году во время игры на нью-йоркском стадионе «Янки» Тай Кобб вышел во главе «Детройт Тайгерс» против питчера Карла Мейза, который был известен тем, что однажды нанес смертельную травму игроку Рею Чепмену, поразив его мячом при подаче фастбола*. Поручив бэттеру* своей команды при первой же точной подаче упасть навзничь и корежиться на земле, Кобб направился к питчерской горке, где находился Мейз. В дальнейшем этот бэттер вспоминал: «Я думал, что он собирается наброситься на Мейза. Но, к моему удивлению, он лишь сказал: „Сегодня, мистер Мейз, будь поосторожнее с тем, куда бросаешь мяч. Помнишь про Чепмена?“ Потом Кобб вернулся на домашнюю базу, покачивая головой. Мейз и правда дрожал… Он был настолько взволнован, что не смог никого вывести из игры. Мы заработали на нем пять ранов* и легко обыграли Нью-Йорк» [Stump 1994: 351]. Репутация Кобба как самого жестокого человека в бейсболе заставляла питчера настраиваться на серьезную драку, однако этого не произошло, и его тело сотрясалось от адреналина, не находившего выхода. Этот инцидент заодно демонстрирует, что даже такой крайне агрессивный человек, как Тай Кобб, не просто отдавался на милость бушующих импульсов. Подобно ряду других людей, построивших свою карьеру на агрессивности – например, головорезов из мафии, – Кобб мог не только позволять себе погружаться в туннель насильственных эмоций, но и распознавать ожидания других людей по поводу его поведения и играть на этих ожиданиях в свою пользу.

7

Похожую реакцию можно обнаружить у спортсменов во время празднования побед в соревнованиях – сочетание выражений восторга с чем-то вроде символического или усеченного гневного жеста. В бейсболе, например, игрок, совершающий хоумран, огибая базы, размахивает кулаком, а питчер после страйкаута* в решающий момент совершает жест, напоминающий боксерский удар. На ряде фото можно увидеть вскинутые вверх кулаки и выступающие нижние челюсти питчеров.

8

Анализ ритмического самововлечения, включающий приватные формы заклинаний магического характера, таких как проклятия и плач, см. в работах [Collins 2004: 205–211; Katz 1999, в особенности 18–83 и 229–273].

9

Мы склонны воспринимать подобный смех во время злодеяния, совершаемого в момент наступательной паники, как еще одно доказательство исключительной моральной испорченности преступников. Однако это представление относится к «народной психологии», в которой перевернут фактический порядок причинно-следственных связей; истерический смех представляет собой выражение неконтролируемой самововлеченности.

10

Рабочая группа по расследованию военных преступлений армии США во Вьетнаме представила свидетельства аналогичного инцидента, когда американские пехотинцы в сентябре 1969 года нападали на деревни в долине Ку Сон, убивая животных заодно с мирными жителями и детьми и одновременно поджигая дома в ходе зачисток против партизан. Краткое изложение этих документов см. в: Los Angeles Times, 6 августа 2006 года, р. A9.

11

На основании имеющихся данных трудно оценить, какая часть японских солдат и с какой степенью энтузиазма участвовала в резне. Как уже было показано на примере соотношения между стреляющими и нестреляющими солдатами в исследованиях Маршалла (более подробно мы вернемся к этой теме в главе 10), практически во всех коллективных действиях основную часть насилия осуществляет небольшая часть группы; однако там, где жертвы совершенно беспомощны, многие присоединяются к лидерам, совершающим насилие.

12

Автором этого термина является Уильям Джеймс, а в социологию его привнес Эверетт Дин Мартин [Martin 1920].

13

Этот пример Йона Рабе*, члена нацистской партии, который пытался остановить убийства в Нанкине и даже писал письма с протестами своему партийному руководству в Германии с просьбой принять политические меры в отношении японцев [Chang 1997: 109–121], еще раз демонстрирует ситуационный характер зверств. Даже нацисты при всех их зверствах демонстрировали жестокость не во всех ситуациях; там, где их не поглощала собственная динамика убийств, они могли занимать позицию сторонних наблюдателей, шокированных подобным насилием.

* Йон Рабе (1882–1950), чьими усилиями во время Нанкинской резни было спасено до 300 тысяч китайцев, был чрезвычайно статусной фигурой. Он прибыл в Китай еще в 1911 году в качестве сотрудника компании Siemens, а в 1931 году возглавил ее местное подразделение. После возвращения в Германию в 1938 году Рабе был арестован гестапо по подозрению в симпатиях к коммунистам, однако вскоре его отпустили. После капитуляции Германии в 1945 году Рабе проходил подозреваемым в соучастии в нацистских преступлениях, однако и в этот раз все обвинения с него были сняты. – Прим. пер.

14

В этом отношении они аналогичны более безобидному феномену «разгульных зон», рассмотренному в главе 7.

15

Наличие у официально проводимой политики непреднамеренных последствий, приводящих к совершению зверств, является еще одной разновидностью «ответственности верхов». Джеймс Уильям Гибсон в своей работе [Gibson 1986] делает основной акцент на том, что во время войны во Вьетнаме к нечеткости определения того, кто именно является участником боевых действий, и к убийствам мирных жителей привело приоритетное внимание американского военного командования к высокому уровню потерь противника с целью калькуляции достигнутого прогресса в войне на истощение. Такое объяснение соответствует классической организационной теории о непреднамеренных последствиях целенаправленных действий и, скорее всего, является верным. Тем не менее убийства мирных жителей происходили не в любом возможном столкновении, а в отдельных ситуациях; во многих из них присутствовала эмоциональная динамика наступательной паники, хотя и трудно установить, в какой доле инцидентов она проявлялась.

16

Например, массовые изнасилования, как правило, являются результатом наступательной паники, которая открывает возможности для «моральных каникул». И наоборот, «моральные каникулы», как будет показано в главе 7, могут случаться сами по себе, без присутствия наступательной паники.

17

Эта пассивность не является константой – она имеет ситуационный характер. Например, в 1938 году один еврейский активист убил в Париже немецкого дипломата, а в 1943 году в Варшавском гетто произошло два вооруженных восстания. Евреи проявляли пассивность во время депортаций и в лагерях смерти, где вся атмосфера взаимодействия была подготовлена таким образом, чтобы нацисты доминировали не только физически, но и эмоционально.

18

С появлением артиллерии, пулеметов и другого смертоносного оружия дистанционного действия в продолжительных сражениях с атаками на оборонительные позиции окопавшегося противника армии несли более значительные потери – в качестве примера можно привести Наполеоновские войны, гражданскую войну в США и две мировые войны. В американской гражданской войне потери в крупных сражениях варьировались от минимальных показателей 6–12% до максимальных 25–29%. В указанных условиях тяжелые потери обычно несла атакующая сторона, если только не происходило внезапного разгрома противника и его панического отступления, как в случае с северянами в сражении при Чикамоге и с войсками Конфедерации в битве при Чаттануге в 1863 году [Griffith 1986: 46; 1989].

19

Юлий Цезарь явным образом выбирал подобные цели для нападения во время одного сражения на продолжительном марше в ходе своей африканской кампании: «Когда затем был дан сигнал и враги уже вяло и небрежно метали свои снаряды, он [Цезарь] вдруг бросил на них свои когорты и эскадроны. В одно мгновение враги были без всякого труда прогнаны с поля» [Цезарь 2020: 473].

20

Случаи, когда локальное разгромное поражение влечет за собой деморализацию и дезорганизацию целой армии, по-прежнему имеют место даже в условиях современной механизированной войны. В качестве примеров можно привести катастрофическое отступление итальянской армии после сражения при Капоретто в 1917 году и реакцию французской армии на немецкий блицкриг в 1940 году. Основные особенности наступательной панической атаки воспроизводятся на макроуровне, когда одной из сторон удается парализовать противника, навязав ему собственный эмоциональный ритм. Во время войны в Персидском заливе в феврале 1991 года иракские войска перешли к паническому отступлению на автомобилях, устремившихся по шоссе из Кувейта в направлении Ирака. Их безжалостно обстреливали американские летчики – эта военно-воздушная версия наступательной паники привела к тысячам жертв, а пилоты докладывали о результатах своих действий в состоянии восторга от стрельбы по легким целям. В рамках конвенциональной стадии войны в Ираке в марте – апреле 2003 года нападения американцев настолько дезорганизовали иракскую армию, что она испарилась – организованное сопротивление оказали лишь немногие ее подразделения. Как и в случае с наступательной паникой в менее крупных масштабах, соотношение потерь победителей и проигравших было крайне диспропорциональным. У немцев во французской кампании 1940 года потери составили 1:150 солдат противника, тогда как практически вся французская армия оказалась в плену; в Войне в заливе потери США составили 1:3000 солдат противника, при вторжении в Ирак – 1:1400, а для Ирака обе эти войны привели к дезинтеграции армии, которая насчитывала сотни тысяч человек [Biddle 2004; Lowry 2003; Murray, Scales 2003] (см. также: www.icasualties.org/oif). На ситуационную природу таких расхождений в потерях указывает тот факт, что относительный уровень потерь армии США оказался гораздо выше на стадии партизанской войны, которая последовала за оккупацией Ирака, когда обе стороны вели боевые действия без распада своих организационных структур.

21

В то же время стоит упомянуть, что события развивались совершенно иначе на Балканском театре Первой мировой, где в итоге произошел классический обвал фронта с далеко идущими политическими последствиями. После затяжного противостояния сторон на Салоникском фронте, начавшегося осенью 1915 года, войска Антанты в сентябре 1918 года смогли всего за две недели нанести решающее поражение Болгарии, выведя ее из войны. После этого военные действия были перенесены на оккупированную Австро-Венгрией территорию Сербии, освобожденную в течение месяца, а затем сербская армия, почти не встречая сопротивления, заняла исторически входившую в состав Венгрии территорию Воеводины (регион к северу от Савы и Дуная), которая по итогам войны была присоединена к Королевству сербов, хорватов и словенцев и в настоящий момент является автономным регионом Сербии. – Прим. пер.

22

Коридор здания имел пять футов в ширину и семь футов в длину [1,5×2,1 метра]. Двое полицейских вели огонь, выпустив каждый по 16 пуль, и эти действия оказались заразительны для двух их коллег, которые вместе выпустили еще девять пуль (см.: New York Post, 9–13 февраля 1999 года, USA Today, 28 февраля 2000 года, www.courttv.com/archive/national/diallo).

23

Дальнейшее изложение во многом опирается на работу Дональда Л. Хоровица [Horowitz 2001], в которой представлено исследование 150 случаев этнического насилия. Почти все они относятся к периоду после Второй мировой войны, главным образом в Азии, Африке и постсоветских странах, с наибольшим количеством примеров столкновений между индуистами и мусульманами в Индии.

24

См.: [Horowitz 2001: 80]. Описанное особенно характерно для беспорядков на этнической почве в Южной Азии и Африке, а не для расовых волнений в США. Однако в ситуациях, когда происходят линчевания по расовому признаку, зачастую имеет место схожий процесс: появляются преувеличенные слухи о ритуальных посягательствах, которые, в свою очередь, получают ответ той же монетой – в виде слухов о соответствующих ритуальных увечьях [Senechal de la Roche 2001; Allen 2000]. Поскольку первоначальный слух, как правило, не соответствует действительности, распространяемые в этот период изображения увечий в большей степени представляют собой формирования образности, предвосхищение или планирование того, что будет сделано с жертвой.

25

Один из таких случаев произошел в Гуджарате на западе Индии в промежутке с 27 февраля по 2 марта 2002 года, когда мусульмане закидали бутылками с зажигательной смесью два железнодорожных вагона, забитых индуистскими активистами, которые проезжали через эти места, следуя к одному сакральному месту в центральной Индии, оспариваемому двумя конфессиями. В этом инциденте погибли 58 человек, а за три следующих дня нападений индуистов на мусульманские деревни несколько тысяч жителей оказались в ловушке и сгорели заживо, пока на место событий не пускали пожарных (см.: Human Rights Watch 14, no. 3 [April 2002]; онлайн-версия: http://hrw.org/reports/2002/india/).

26

«Как только беспорядки приобретают интенсивный характер, любой возможный настрой жертв на сопротивление и ответные удары почти наверняка исчезнет. В относительно немногих случаях серьезного сопротивления на ранних стадиях беспорядков присутствовали сообщения о жертвах, которые затем становились „удручающе пассивными и позволяли резать себя, как овец“» [Horowitz 2001: 74].

27

Кроме того, цели нападения не выбираются по принципу максимальной культурной дистанции. Сравнивать близкие объекты проще, чем далекие, поэтому близкие этнические мишени часто имеют относительное культурное сходство с нападающими [Horowitz 2001: 187–193].

28

В отдельных случаях меньшая этническая группа может напасть на более многочисленную. Хоровиц называет такие случаи, когда одна из групп уступает в численности из‑за более высокой рождаемости или иммиграции конкурирующей группы, «демографией отчаяния» [Horowitz 2001: 393]. Но и в этих случаях также всегда имеет место локальное количественное превосходство: нападения совершаются только в тех районах, где баланс сил благоприятен, а их мишенью оказываются более воспитанные группы среднего класса, которые не склонны прибегать к насилию. Более «прогрессивные», образованные, урбанизированные и принадлежащие к среднему классу этнические группы редко бунтуют против менее «передовых» по этим критериям групп, хотя иногда могут выступать базой для вербовки участников партизанских или террористических движений [Ibid.: 180].

29

Например, Хоровиц [Horowitz 2001] указывает на то, с какой тщательностью группа, готовящая беспорядки, может выбирать цели, избегая ложно положительных результатов – представителей не той этнической группы, которых можно принять за подходящих жертв. Это можно рассматривать как некую форму расчетливой рациональности, позволяющей вести борьбу только с избранной в качестве мишени этнической группой, избегая появления новых врагов и необходимости вступать в конфликт с несколькими противниками одновременно.

30

Это предположение Коллинза может служить вполне рабочей гипотезой для реконструкции событий «июльских дней» в Петрограде. В отличие от Кровавого воскресенья 9 (22) января 1905 года, когда огонь по демонстрантам велся по приказу (в частности, приказ о расстреле на Полицейском мосту на Невском проспекте отдал полковник Николай Риман, первым выстреливший в толпу), детали расстрела демонстрации на Невском проспекте 4 июля 1917 года до сих пор оставляют массу вопросов. Автором приведенного в оригинале книги Коллинза знаменитого снимка расстрела, сделанного с крыши петроградского Пассажа, является Виктор Булла, представитель известной династии фотографов. По утверждению исследователя жизни и творчества этой семьи Юрия Светова, сразу после «июльских дней» публикация снимка в России была запрещена цензурой, расследования инцидента не проводилось. В интервью «Санкт-Петербургским ведомостям», посвященном столетию этих событий, Светов отмечал: «Информации, где похоронили жертв расстрела на углу Невского и Садовой, нигде в газетах нет. Нет даже их имен. Кто были эти люди – до сих пор остается загадкой. Кто стрелял и откуда – тоже до сих пор неизвестно. Никто не взял на себя ответственность за этот расстрел. Есть только догадки и версии» (см. https://spbvedomosti.ru/news/nasledie/kto_nbsp_strelyal_i_nbsp_kto_pogib/). – Прим. пер.

31

Во время шествия в Петербурге после первого столкновения несколько мятежных солдат, находившихся в рядах демонстрантов, открыли ответный огонь, и в дальнейшем правительственные войска отступили; с каждой стороны оказалось примерно одинаковое количество убитых и раненых [Троцкий 1997].

32

Описание того, что испытывает жертва полицейского нападения именно в таких обстоятельствах, приводит Билл Бьюфорд [Buford 1990: 303–308]. В качестве журналиста, сопровождавшего большую группу британских спортивных хулиганов во время одного из матчей чемпионата мира по футболу, проходившего на Сардинии, он очутился на пути у итальянской полиции, которая пошла в контратаку на большую группу хулиганов, только что устроивших бесчинства в городе. Бьюфорд решил отделиться от толпы и присесть на землю в оборонительной позе, прикрыв голову руками, в расчете на то, что отделается просто легким ударом, пока полицейские будут направляться в сторону основной группы, чтобы напасть на нее. Но вместо этого он неосознанно занял наиболее уязвимую позу жертвы, которая привлекла внимание трех полицейских – они долго избивали журналиста, пока тот лежал на земле, пытаясь прикрыть уязвимые части тела. Похоже, что такая поза подстрекает полицейских устроить мини-соревнование в попытке оторвать плечи и ладони жертвы от земли, чтобы можно было наносить ей более болезненные удары.

33

Обобщения, содержащиеся в этом разделе и в главе 11, основаны на собранной автором коллекции из четырехсот фотоснимков насилия в толпе, сделанных в период с 1989 по 2005 год в Америке, Европе, на Ближнем Востоке, в Африке и Азии. Читатель может найти многие из фотографий, упоминаемых в этой книге, с помощью поиска в следующих онлайн-архивах изображений: APImages.com, pictures.Reuters.com, procorbis.com, GettyImages.com.

34

Можно добавить и четвертый фактор, который привел к продолжительному избиению Кинга: полицейским, исходно возглавлявшим погоню за Кингом и первым попытавшимся его задержать, была женщина. Манера поведения Кинга, когда он в итоге вышел из машины, чтобы сдаться, в первые секунды его задержания была не столько угрожающей, сколько вызывающей. В показаниях этой женщины из полицейского дорожного патруля говорится, что Кинг схватил себя за ягодицу и потряс ею у нее на виду. Кинг не воспринимал задержание всерьез и даже демонстрировал сексуальные намеки в отношении женщины-полицейского – во всяком случае, именно так восприняли этот жест присутствовавшие на месте ее коллеги. Когда эта женщина поняла, что усмирить Кинга нелегко, она выхватила пистолет, после чего находившийся там же сержант полиции Лос-Анджелеса попросил ее отойти и сказал, что теперь арестом займутся он сам и его люди (показания с видеозаписи Court TV «The Rodney King Case», 1992). Затем Кинг бросился на полицейского, пытавшегося надеть на него наручники, и сбил его с ног, после чего второй полицейский ударил Кинга дубинкой по лицу, и избиение продолжилось. Все это соответствует закономерности, в целом характерной для драк, хотя чаще такие инциденты происходят во время гулянок, в барах и ночных клубах: мужчины более склонны драться в присутствии женщин (см. работу Дэвида Грейзиана: [Grazian 2003: 21], а также данные получены автором из личного общения с ним в 2004 году). Это не означает, что они дерутся именно из‑за женщин – собранная автором подборка этнографических данных из студенческих отчетов демонстрирует, что мужчины, которых не сопровождают их подруги, устраивают драки с другими мужчинами без подруг. Все это можно рассматривать как особую разновидность эффекта стороннего наблюдателя: присутствие женщин, даже если они совершенно пассивны, как правило, способствует тому, что мужчины ведут себя более задиристо по отношению друг к другу и допускают ситуации, когда конфронтация перерастает в насилие. В определенном смысле и Кинг, и полицейские, которые взялись его арестовать вместо своей коллеги-женщины, выпендривались именно перед ней. Таким образом, на микроуровне эскалация напряженности продолжалась даже после окончания погони.

35

Похожая цепочка событий, случившихся в 1901 году в Западной Виргинии, закончилась судом Линча. Все началось с того, что шеф полиции одного городка погнался за чернокожим, убегавшим от задержания за нарушение порядка на улице; в ходе последующей стычки чернокожий выстрелил в полицейского из своего револьвера и выпрыгнул в окно, после чего его стала преследовать толпа из пятисот человек, которые собрались поглазеть на драку. Беглец сумел пробежать полмили, после чего был схвачен, избит и повешен на дереве [Allen 2000: 193].

1

См.: [Maxfield, Widom 1996]. Данное проспективное исследование жертв жестокого обращения в возрасте до 32 лет (именно в этом промежутке совершается большинство преступлений) отличалось необычайной тщательностью. Аналогичное соотношение было обнаружено и для прочих задержаний по уголовным делам о ненасильственных преступлениях. Если исключить нарушения правил дорожного движения, то в группе жертв жестокого обращения и пренебрежительного отношения доля задержанных составила 49%, а в контрольной группе – 38%, то есть соотношение опять равно 1,3:1. Несомненно, с учетом невыявленных преступлений и случаев насилия процентные показатели должны быть выше, но соотношение между двумя группами, скорее всего, останется прежним.

2

Дж. Кауфман и Э. Зиглер в рамках ретроспективного исследования дают максимальную оценку масштабов перехода серьезных проявлений дурного обращения из поколения в поколение в 30% [Kaufman, Ziegler 1993]; иными словами, при выборке по зависимой переменной 70% лиц, совершавших подобные действия, не сообщали о том, что сами им подвергались. Б. Иджленд, делая выборку по независимой переменной в рамках многолетнего исследования, обнаруживает масштаб такого перехода в 40% [Egeland 1993: 203]; однако в данном случае исследование было посвящено последствиям жестокого обращения и не охватывало всю группу лиц, жестоко обращавшихся с другими людьми. Кроме того, этот результат был получен при исследовании семей, в которых присутствовали многочисленные источники стресса; при более широкой выборке, с меньшим количеством факторов риска, уровень перехода насилия из поколения в поколение мог бы с легкостью оказаться ниже. Так или иначе, приведенные показатели гораздо выше, чем оценки уровня жестокого обращения с детьми среди населения США в целом, составляющего примерно 2–4% [Straus, Gelles 1986]. Пережитый опыт жестокого обращения имеет определенное причинное воздействие на дальнейшее аналогичное обращение с другими. Если расширить определение жестокого обращения, включив в него все разновидности телесных наказаний, то этот прогнозирующий параметр окажется очень слабым, поскольку людей, которые подвергались телесным наказаниям в формах, не доходивших до крайностей, гораздо больше (около 90%), чем тех, кто в следующем поколении допускает крайне жестокое обращение с другими людьми. М. П. Джонсон и К.Дж. Ферраро, подводя итоги изменений позиций исследователей в 1990‑х годах, отмечают, что большинство работ предшествующего десятилетия, благодаря которым получило популярность объяснение с использованием термина «цикл жестокого обращения» (cycle of abuse), были основаны на клинических данных, не имели контрольных групп и опирались на ретроспективные сведения [Johnson, Ferraro 2000].

3

Аналогичная ситуация с трансляцией в следующее поколение насилия между супругами по примеру родителей. Джонсон и Ферраро указывают, что «даже в той группе мужчин, чьи родители имели два стандартных отклонения выше среднего уровня насилия между семейными партнерами, 80% взрослых сыновей за последние 12 месяцев ни разу не совершали актов жестокого насилия по отношению к своим партнершам» [Johnson, Ferraro 2000: 958].

4

Для сравнения можно рассмотреть привычную неэффективность миротворческих сил в ходе этнонациональных конфликтов. Местные боевики быстро осознают, что в силу альтруистических склонностей войск ООН и других нейтральных сторон угроза применения насилия в их отношении оказывается неправдоподобной. Поэтому боевикам не только не препятствуют в дальнейших нападениях на своих местных противников – они еще и, как правило, воруют гуманитарные грузы и шантажируют миротворцев, заставляя их вести себя угодливо в обмен на любое проявление сотрудничества [Oberschall, Seidman 2005; Калдор 2015].

5

Мартин Дейли и Марго Уилсон утверждают, что отчимы и другие лица, не приходящиеся детям родственниками, гораздо более склонны причинять вред детям своих сексуальных партнеров, тогда как биологические отцы этого не делают благодаря генетической склонности к максимальному распространению собственных генов [Daly, Wilson 1988]. Тем не менее в любой подобной генетической теории должен быть представлен механизм, при помощи которого действует эта дифференцированная склонность к насилию над детьми. Принцип действия этого механизма должен представлять собой нечто вроде дифференцированного восприятия борьбы с плачущим и требующим внимания ребенком. Чисто социологическое объяснение заключается в том, что у биологических отцов (пусть не у всех, но у многих) уже имеются успешные ритуалы взаимодействия обоих родителей с ребенком, находящимся в фокусе внимания, – ребенок становится сакральным объектом, эмблемой их отношений и их идентичности как семьи. Отсутствие этой символической связи в виде уважения к маленькому ребенку (сколь бы сильное давление на нее ни оказывали другие процессы) и выступает ключевым отличием, объясняющим, почему лица, не являющиеся кровными родителями, совершают больше насилия в отношении детей своих партнеров. Эту гипотезу можно проверить: в таком случае биологические отцы, у которых не было ритуальных контактов с матерью и ребенком в период беременности, должны вести себя как лица, не являющиеся отцами, в своей склонности к жестоким действиям.

6

Точно так же идеологические установки родителей не имеют значения в случае с объемом телесных наказаний, применяемых в отношении подростков, – вероятно, это связано с тем, что у родителей имеется более значительный диапазон ресурсов контроля, из которых можно делать выбор [Straus, Donnelly 2001: 208]. Согласно имеющимся исследованиям, родители бьют примерно 50% подростков в течение любого отдельно взятого года [Dietz 2000; Straus 1994].

7

См.: [Daly, Wilson 1988: 37–94]. С точки зрения эволюционной психологии матери убивают своих детей, когда приходят к выводу, что у них отсутствуют хорошие шансы воспитывать их до зрелого возраста. Однако есть сомнения, что матери, совершающие детоубийство, руководствуются подобными рационалистическими соображениями, – зачастую они поступают так в виде реакции на собственную стигму, связанную с нежелательным или незаконным в глазах социума рождением ребенка [Kertzer 1993].

8

Если обратиться к использованию телесных наказаний в учебных заведениях, то этим были печально известны некоторые традиционные католические школы, где монахини применяли дисциплинарные методы, граничащие с пытками, например заставляли детей сидеть на горячих батареях. Кроме того, монахини иногда применяли жестокие наказания к послушницам в женских монастырях. Причиной того, что монахини применяли больше насилия, чем другие современные педагоги, являются насыщенный духовным пафосом характер власти в подобных организациях, а также присущий им в более значительной степени традиционализм. В данном случае хотелось бы подчеркнуть, что во всем этом нет ничего изначально мужского: там, где женщины располагают предельной степенью контроля над другими, они также применяют насилие.

9

Чем больше детей имеют матери, тем больше вероятность того, что они применяют телесные наказания и жестоко обращаются с детьми [Eamon, Zuehl 2001]. Это вполне объяснимо, поскольку женщины в такой ситуации больше поглощены воспитанием детей, в большей степени социально изолированы и располагают меньшим объемом ресурсов для контроля над каждым ребенком – в конкретной подобной ситуации насилие оказывается наименее затратным и наиболее быстро применимым методом контроля. Однако это обстоятельство также означает, что женщины, которые, на первый взгляд, воплощают собой «материнство», в то же время проявляют и наибольшую жестокость по отношению к своим детям. В структурном отношении перед нами та же самая картина, что и в случае с немецкими солдатами, которые демонстрировали больше жестокости при сборе жертв Холокоста для отправки в концентрационные лагеря (и убивали их большее количество, в пропорции 4:1) в ситуациях, когда соотношение между количеством охранников и заключенных было низким [Browning 1992: 95]. То же самое можно утверждать о тюремных охранниках, которые изолированы от внешнего мира и сильно превосходят по численности заключенных [Haney, Banks, Zimbardo 1983].

10

Эту аналогию Коллинза можно отчасти передать русским фразеологизмом «Наша песня хороша – начинай сначала». – Прим. пер.

11

Или нападающей в случае жестокого отношения к маленьким детям, как в истории с няней, которая держала руку ребенка в обжигающе горячей воде.

1

В основе классификации, предложенной в этой работе, лежит статусная иерархия, разработанная основателем социометрии, американским психиатром Якобом Леви Морено и его последователями, см.: Морено Я. Л. Социометрия. Экспериментальный метод и наука об обществе. М.: Академический проект, 2004. Из работ на русском языке среди наиболее значимых остается книга Я. Л. Коломинского «Человек среди людей» (М.: Молодая гвардия, 1970). В ней выделяется пять основных статусов: «звезды», «предпочитаемые», «пренебрегаемые», «изолированные» («нейтральные»), «отверженные» («изгои»). – Прим. пер.

2

Имеется онлайн-перевод этой книги на русский язык, выполненный Юлией Глек, см.: https://proza.ru/2012/05/04/668?ysclid=lvxeq95dl8777713579. – Прим. пер.

3

Однако Дан Олвеус на скандинавском материале обнаружил более низкий показатель пересечения этих групп: 17% жертв также выступали в роли задир, а в общей массе детей на этих задир/жертв пришлось 1,6% [Olweus 1993: 14].

4

В оригинале: preps, сокращение от preparatory school – учебное заведение, где готовят к поступлению в университет. – Прим. пер.

5

У учащихся начальных классов вероятность подвергнуться травле в школе в два раза выше, чем по дороге в школу или обратно; в старших классах – в три раза выше [Olweus 1993: 21]. Школа является полем деятельности задир, причем особенно интенсивно это проявляется в старших классах, хотя, как уже отмечалось, издевательства приобретают вербальный и в меньшей мере физический характер. Как установил Дан Олвеус, в младших классах жертв гораздо больше, чем задир, но к моменту перехода к средним классам задир становится больше, чем жертв [Ibid.: 15–16]. Это подразумевает переход от индивидуальной травли к коллективной.

6

В оригинале приведены два сленговых слова в этом значении – американское snitches и английское grasses. – Прим. пер.

7

Базовое значение английского слова fagging – тяжелая, утомительная работа. Соответственно, слово faggot, имеющее вульгарное значение «пидор», исходно означало вязанку дров или охапку хвороста. В русском языке уничижительные наименования гомосексуалов не связаны с подобными ассоциациями, поэтому подобрать аналогичную пару при переводе не представляется возможным. – Прим. пер.

8

Поскольку многие нападения в тюрьмах, равно как и в других местах, не являются травлей в строгом смысле этого слова (травля – это длительные эксплуататорские отношения доминирования, а не просто опыт получения побоев в драке), существует серьезная методологическая проблема выделения травли как отдельной категории при попытке оценить ее масштаб в тюрьмах и проверить, является ли она устойчивым и непереходящим явлением либо передается другим посредством циклического обратного движения.

9

Согласно данным одного исследования, 56% молодых правонарушителей и 26% взрослых заключенных в течение месяца, предшествовавшего опросу, сталкивались с вербальными оскорблениями, но лишь 20% серьезных нападений в течение того же месяца были связаны с оскорблениями. Кроме того, тот факт, что 70% молодых и 80% взрослых заключенных не подвергались нападениям в течение месяца, указывает на то, что в большинстве случаев оскорбления не влекут за собой эскалацию [Edgar, O’Donnell 1998: 640]. Аналогичным образом Джейн Айрленд установила, что оскорбления происходят гораздо чаще, чем драки [Ireland 2002].

10

Гомофобная риторика часто используется учениками из популярной массовки, чтобы очернить участников музыкальных групп и драматических кружков, которые в иерархии учащихся американских средних школ занимают среднее положение как представители «альтернативных» культур [Milner 2004: chap. 4 и n. 62]. По мнению Милнера, большинство учеников не принимают такие обвинения на веру всерьез и используют их лишь для оправдания презрительного отношения к положению определенных лиц в школьной статусной системе. Майкл Киммел и Мэтью Малер [Kimmel, Mahler 2003] отмечают, что большинство учеников, устраивавших массовые убийства в американских школах в 1990‑х годах, называли гомосексуалами, хотя ни один из них на самом деле таковым не был. Эти убийцы оказались слабыми жертвами коллективной травли: они имели либо мелкое и худосочное телосложение, либо значительный лишний вес, испытывали проблемы с цветом лица и вообще находились далеко от школьного идеала спортсмена и «звезд» сексуального рынка – именно это низкое положение в школьной статусной иерархии придавало определенный ситуационный смысл тому, что к ним приклеивался гомосексуальный ярлык.

11

Анализ одного из национальных опросов общественного мнения обнаружил, что чернокожие считают травлю менее серьезной проблемой, чем белые [Gaughan, Cerio, Myers 2001].

12

В работе [Franzoi et al. 1994] рассматривается пять групп учащихся: популярные, проблемные, среднестатистические, пренебрегаемые и отвергаемые. Последняя группа подвергается особенно открытой травле, по меньшей мере в виде насмешек над репутацией и подчеркнутой маргинализации.

13

В оригинале используется бывшее в ходу в начале ХX века сленговое слово jack-roller, которое стало заголовком упоминаемой Коллинзом классической американской работы по криминологии Клиффорда Шоу. Перевод этого термина как «глухарь» позаимствован из словаря фени, приведенного в работе Александра Кучинского «Тюремная энциклопедия» (см.: https://libking.ru/books/nonf-/nonfiction/173132-aleksandr-kuchinskiy-tyuremnaya-entsiklopediya.html). – Прим. пер.

14

Решающим фактором, влияющим на вероятность убийства, является наличие капюшона именно у жертвы, а не у убийцы [Grossman 1995: 128]. Эта же модель работает и в случаях, не влекущих за собой смерть. В качестве примера можно привести унижения, которым вооруженные американские охранники подвергали заключенных в одежде с капюшоном в тюрьме Абу-Грейб в 2004 году [Mestrovic 2006].

15

Грабители могут быть участниками уличных банд, но в целом такая группировка, как правило, представляет собой «зонтичную» структуру для совершения разнообразной преступной деятельности, а грабежи обычно совершаются небольшими компаниями, на какое-то время отделившимися от банды [Jankowski 1991]. Подавляющее большинство грабителей (98%) являются мужчинами, а около 20% их жертв – женщины; жертвами грабителей-женщин почти всегда тоже оказываются женщины [Pratt 1980].

16

Имеется в виду разновидность мошенничества, при котором жертва преступников сама может оказаться заподозренной в преступлении либо подвергается шантажу, например ограбление клиента проститутки внезапно появившимся в ее квартире человеком, разыгрывающим роль «возмущенного отца». – Прим. пер.

17

Формальный анализ подобных ситуаций дает Гоффман в книге «Стратегическое взаимодействие» [Goffman 1969], рассматривая их устройство в виде иерархии конспиративных ходов обмана и его разоблачения. В качестве примера можно привести роман Шодерло де Лакло «Опасные связи». Один из его героев, соблазнитель наивной юной девушки, делает первый ход, предлагая доставить ей письма от возлюбленного, который пришелся не ко двору ее матери. Девушка соглашается и дает соблазнителю ключ от своей спальни, а затем тот обнаруживается в ее постели и не дает ей позвать на помощь, ставя девушку перед фактом, что ей придется объяснять матери, зачем она дала ему ключ.

18

В атмосфере общественного сочувствия к расовым меньшинствам, сложившейся в конце прошлого и начале нынешнего столетия, их представители порой разыгрывают эту уличную драму, так сказать, из любви к искусству, без цели получить деньги. Митчелл Дунейер [Duneier 1999: 188–216] приводит подробное описание (с приложением записей разговоров и фотографий) того, как один агрессивный бедный чернокожий способен занимать доминирующую позицию на улице в квартале Манхэттена, где живут белые представители высшего среднего класса, совершая настойчивые сексуальные «подкаты» к молодым белым женщинам, которые смущенно отбиваются от его домогательств. В данном случае в качестве платы выступает ситуационное доминирование само по себе, возникающее благодаря овладению техникой конфронтации лицом к лицу. Сам факт, что вежливый стиль поведения, характерный для белых представителей среднего класса, представляет собой то, что Гофманн называет «гражданским невниманием», чернокожий превращает в источник их слабости, интерпретируя эту особенность как расистское отторжение. Тем самым он получает возможность контролировать ситуацию и наращивать свою эмоциональную энергию за счет утраты этой энергии другими.

19

См.: [Katz 1988]. Именно такую ситуацию описал мне один молодой человек мексиканского происхождения, на которого было совершено нападение, когда он работал в магазине алкогольных напитков.

20

Подобные налетчики особенно нервничают в моменты, непосредственно предшествующие ограблению, когда пытаются заставить себя приступить к делу. Вот слова одного из них: «Я думал: „Сделаю ли я это?.. Смогу ли я это сделать?“» А вот что говорил другой: «Исходно… то, что ты делаешь, представляется невероятным. Но как только вам удается это преодолеть, все становится проще» [Morrison, O’Donnell 1994: 74].

21

Чернокожий националист Элдридж Кливер* в знаменитом фрагменте своей книги «Душа на льду» описывает, как он стал насильником: «Чтобы отточить свои приемы и modus operandi [способ действий, лат.], я стал упражняться на чернокожих девушках в гетто… и когда я решил, что могу действовать довольно аккуратно, то завязал с этим делом и переключился на белую добычу» [Cleaver 1968: 33]. Кливер не поясняет, какие именно приемы он довел до совершенства, но если вспомнить, что Кливер был крупным мускулистым мужчиной, то едва ли выработанные им техники сводились исключительно к грубой силе. Один из моих студентов, который также общался с Кливером (примерно через десять лет после того, как он написал процитированную книгу), рассказывал, что тот учил его смотреть на повседневные детали городской сцены подобно охотнику, который выискивает добычу, подмечая привычные занятия привлекательных женщин и находя способы застать их врасплох.

* Лирой Элдридж Кливер (1935–1998), один из основателей леворадикальной Партии черных пантер, в 1968 году выпустил сборник эссе «Душа на льду», в котором признался в многочисленных изнасилованиях черных и белых женщин – эти действия Кливер считал «повстанчеством». В конечном итоге Кливер стал сторонником консервативного крыла Республиканской партии. – Прим. пер.

22

Можно привести такой пример из сборника «Ночь в казарме» с рассказами о сексуальных практиках в вооруженных силах [Scott 2001]. Сержант-гомосексуал совершает акт фелляции своему сослуживцу (который сам не является гомосексуалом и никогда не отвечает взаимностью). Их отношения становятся навязчивыми, поскольку они начинают постоянно искать ситуации, в которых им грозит опасность быть застигнутыми другими солдатами, находящимися поблизости; однако оба четко осознают, что основную часть острых ощущений приносит именно риск, на который они идут.

1

Эти поединки чрезвычайно идеализированы в принципиальном для нашего анализа смысле: практически каждая схватка в описании Гомера предстает как короткий и смертельный бой, обычно завершающийся одним ударом победившего героя; в поединках, в которых участвуют два особо важных героя, сражение несколько затягивается, потому что один из его участников отражает первый удар соперника. Гомеровские герои практически не промахиваются, действия каждого из них грамотны и точны. Исключение составляют лишь те поединки, где противник иногда промахивается (хотя его оружие было очень близко к цели), либо от смертельного удара героя просто спасают доспехи, выступающие одним из ритуальных фокусов внимания и первоочередным предметом среди захватываемых победных трофеев. Гомер наглядно описывает раны и предсмертную агонию, что придает его повествованию жестокую достоверность. Впрочем, военным сюжетам всегда была присуща такая достоверность кровавого месива, отвлекающая внимание от нереалистичной идеализации воинской храбрости и сопутствующего ей мастерства.

2

В данном случае уместен перевод термина guest-friend распространенным среди северокавказских народов словом «кунак» (тюрк. гость), обозначающим особо близкого друга, который всегда может рассчитывать на любую помощь. – Прим. пер.

3

В переводе Н. И. Гнедича (Илиада, песнь VI: 215–218) этот фрагмент речи Диомеда звучит так:

4

Когда греческие герои выставляют свои кандидатуры, они испытывают определенное смятение, поскольку Гектор считается превосходящим практически их всех; сильнее Гектора среди греков только их лучший боец – Ахилл, – однако он сидит обиженный в своем лагере, отказываясь сражаться из‑за ссоры с верховным греческим царем Агамемноном, поскольку они не поделили пленных женщин. Среди героев «Илиады» существует четкая ранговая расстановка. Менелай и Парис, участвовавшие в первом поединке битвы, считаются стоящими на довольно низких позициях в этой иерархии, в связи с чем Менелаю запрещено выходить от греков против Гектора. На этой социальной арене не только четко известны репутации всех друзей и врагов – они еще и строго ранжированы по своему боевому мастерству. Последовательность поединков один на один, составляющих сюжет «Илиады», напоминает боксерский турнир в тяжелом весе: сначала проводятся схватки между бойцами низших рангов, а в конце на ринг выходят двое лучших.

5

В описании Гомера этот жребий в пользу Аякса явно оказывается огромной удачей, поскольку Аякс (наряду с Диомедом) считается лучшим героем, которого греки могут выставить против Гектора в этот момент: в первой десятке самых сильных греческих героев Аякс и Диомед занимают второе и третье места после Ахилла.

6

Подобная организация превосходит манеру единоборств в двух смыслах – во-первых, это превосходство в возможности выигрывать сражения силой, уничтожая противника, а во-вторых, это превосходство в доминировании над эмоциональным фокусом ситуации. У римлян не было некоего кодекса чести, включающего дуэли или кровную месть, поскольку их армия была организована совершенно иначе, а также потому, что во внутренней политике римского государства влиятельные семьи формировали гигантские коалиции, основанные на собственности и власти, с помощью политических связей и организованной силы [MacMullen 1974]. Ни один римлянин не стал бы рисковать жизнью на дуэли, имея возможность использовать собственные деньги и влияние для покупки поддержки сторонников либо прибегнув к помощи своих уполномоченных лиц, если противника требовалось убить. В том случае, если оба противника были сильны, они собирали крупные армии при помощи денег и полководческой репутации – эти факторы давали шансы на победу, – а также в некоторой степени за счет родственных связей и патрон-клиентских отношений. В центре представлений римлян о чести находилась главным образом почетная смерть, в особенности самоубийство, когда человек терпел поражение в битве или политической борьбе. Личная храбрость была последним способом избежать унизительного шествия в триумфальном кортеже завоевателя, а не демонстрацией боевого мастерства того или иного человека. Нечто напоминающее дуэли существовало лишь в виде представлений с участием гладиаторов и в школах их подготовки, однако гладиаторы не были римскими гражданами – они относились к низшему классу, который обеспечивал развлечения. Вместо дуэлей римляне вели гражданские войны. Поэтому ни вендетта, ни дуэль не поддаются простому объяснению как «древние средиземноморские» традиции, поскольку самые известные народы Средиземноморья не практиковали ни то ни другое.

7

Рейды гомеровских героев по рядам неприятельского воинства в сюжете «Илиады» имеют второстепенное значение в сравнении с их единоборствами, однако эти набеги можно рассматривать и как демонстрацию способности героя действовать в роли берсеркера, мчась в неистовой атаке, и как способ укрепления их репутации в ходе повествования, чтобы придать должную обоснованность дальнейшему вниманию к их поединкам.

8

В ходе лабораторных экспериментов с малыми группами выяснилось, что присутствие публики приводит к эскалации в виде обмена оскорблениями, причем она имеет более значительный масштаб, когда к ней подталкивает нарушитель спокойствия, и менее существенный, когда кто-нибудь выступает в роли миротворца с советами [Felson 1994: 33–34]. Такие «лабораторные» конфликты один на один обходились без насилия и оставались на том уровне, который я бы назвал пустыми угрозами; однако в насилии, которое имеет место в реальной жизни, да еще и с большой аудиторией, последствия, как можно убедиться, гораздо более ощутимы.

9

Согласно имеющейся статистике, больше всего нападений происходит вечером пятницы и субботы в местах, где люди предаются кутежу [Budd 2003: Table 6]. Однако здесь не проведены замеры, имеют ли драки более высокую частоту в расчете на одного человека, присутствующего в подобных местах.

10

Автор этого фрагмента – известный деятель японской культуры эпохи Мэйдзи, первый президент Токийской академии Фукудзава Юкити (1835–1901) – был выходцем из семьи самурая низкого ранга. – Прим. пер.

11

Штаны самурая, напоминающие юбку. – Прим. пер.

12

В действительности Фукудзава был в целом храбрым человеком, который на протяжении своей карьеры не раз подвергался опасности убийства, поскольку в ходе политической борьбы вокруг открытия Японии внешнему миру он выступал одним из ведущих «западников». За пять или шесть лет до описанного случая, когда Фукудзава учился в Осаке, они вместе с однокашниками летними вечерами устраивали потешные драки посреди толпы ради того, чтобы просто испугать прохожих из низших слоев купеческого класса [Fukuzawa 1981: 66]. В каждом из указанных случаев ситуация взаимодействия способствовала насилию, контролировала насилие или оказывала на него демобилизующий эффект.

13

В этой сделанной автором подборке насильственных столкновений почти полностью отсутствует применение оружия, имевшее место лишь в одном случае, и то участник инцидента лишь продемонстрировал пистолет, а не выхватил его; публика отреагировала на это нейтрально, и столкновение было прервано. Возможно, что в среде основательно вооруженных представителей низших слоев эффекты аудитории менее важны. Дианна Уилкинсон в своем исследовании, посвященном совершающим насилие молодым чернокожим и латиноамериканцам мужского пола [Wilkinson 2003], не обращается напрямую к воздействию различных позиций, занимаемых зрителями. Данные Уилкинсон демонстрируют, что 26% драк без использования оружия резко прекращаются или прерываются еще до того, как события приняли серьезный оборот, и только в 14% случаев возникает устойчивое ожидание, что драка возобновится в другое время. Но если в драке используется огнестрельное оружие, то прерываются только 8,5% инцидентов, а в 40% следует продолжение; при исключении удавшихся разбойных нападений эти показатели увеличиваются соответственно до 10 и 48% (расчеты на основании [Ibid.: 205]). Таким образом, столкновения с применением огнестрельного оружия (даже если из него не стреляли или обошлось без пострадавших) труднее прервать, и такие инциденты с большей вероятностью будут способствовать продолжению конфликта. Остается непонятным, насколько сильно на это влияют типичные сценарии уличных драк в городах восточного побережья США, хотя на западном побережье среди уличных банд наиболее распространенной формой использования оружия является стрельба «с колес», которая обычно происходит быстро и чем-то напоминает досрочное прекращение инцидента [Sanders 1994]. Из судебных материалов известны также многочисленные случаи, когда участники соперничающих банд провоцируют друг друга на школьном дворе или спортплощадке, поднимая рубашки, чтобы показать противнику «пушку», заткнутую за пояс, но не вступают в перестрелку. По данным Уилкинсон, огнестрельное оружие присутствовало в 78% (59 из 76 случаев) столкновений между двумя «бригадами», а стрельба велась в 36% случаев (21 из 59), где у участников стычек было оружие (рассчитано по [Wilkinson 2003: 130, 188]). Как мы вскоре увидим, в случае дуэлей оружие само по себе не исключает мощных эффектов аудитории.

14

Посторонние, как правило, не вмешиваются в постановочные честные бои, как и в большинство других поединков, если только они не связаны с одним из их непосредственных участников и испытывают неприязнь к группе, в которую входит его противник (наподобие «фирмы» футбольных болельщиков или этнической группы). Ряд исследователей (см., например, [Tilly 2003]) делали настолько значительный акцент на активации коллективных идентичностей в групповых поединках, что упустили из виду эту модель, которая, вероятно, встречается гораздо чаще. Даже при наличии групповой идентичности должны присутствовать особые условия, чтобы мобилизовать аудиторию до такого уровня, когда она сможет преодолеть конфронтационную напряженность/страх и действительно вступит в драку.

15

Можно сравнить два происшествия во время бейсбольных матчей, которые произошли в Чикаго в сентябре 2002 года и апреле 2003 года. В обоих случаях на поле врывались один или два буйных фаната, напавшие соответственно на тренера 54 лет и арбитра. По всей видимости, причинами этого нападения были пьяное буйство и желание оказаться в центре внимания, попав в выпуски теленовостей, о чем говорили сами виновные. Однако для нас наиболее важна общественная реакция на случившееся: и в том и в другом случае на вторгшихся на поле лиц набросились игроки обеих команд и избивали их, пока их не забрала полиция; зрители при этом активно освистывали непрошеных гостей и подбадривали игроков, которые дали им отпор. Ворвавшиеся на поле фанаты отвлекали внимание от состязания, ради которого сюда пришли люди, – именно это нарушение границ вызвало реакцию в виде поучительного наказания, которая нашла практически всеобщую поддержку.

16

Спустя двенадцать лет во время шоу Опры Уинфри Тайсон извинился перед Холифилдом, который простил своего соперника, а в интервью газете «Спорт-Экспресс» в 2019 году даже заявил, что «с Майком мы проводим множество совместных мероприятий, но каждый из нас живет своей жизнью… Есть одна вещь, из‑за которой, мне кажется, ему не нравится находиться со мной – просто я становился чемпионом мира больше раз». – Прим. пер.

17

В древней Греции самые первые школы предназначались для обучения разных возрастных групп юношей из высшего класса играм и гимнастическим упражнениям, обеспечивавшим готовность к различным видам поединков. Такие школы появились на несколько столетий раньше, чем школы, где обучали грамотности и речевым навыкам [Марру 1998; Collins 2000].

18

Существуют и другие ритуалы, например последовательность боевых приемов (ката), выполняемых против воображаемого противника, которые можно интерпретировать как реконструкцию знаменитых поединков прошлого мастерами той или иной традиции единоборств. Источниками наблюдений, представленных ниже в этом разделе, выступают работа Донна Ф. Дрэгера* [Draeger 1974] и пять лет собственного опыта автора в трех различных школах боевых искусств, а также наблюдения за такими школами, которые посещают его дети.

* Дональд «Донн» Фредерик Дрэгер (1922–1982) – крупнейший американский исследователь и популяризатор японских боевых искусств, автор трехтомной работы «Японские воинские искусства и принципы»; на русский язык переводился ее заключительный том «Современные будзюцу и будо» (М.: ФАИР-ПРЕСС, 2001). – Прим. пер.

19

Постановочные бои, повсеместно практикуемые в таких школах, выдают их приемы за гораздо более смертоносные и эффективные, чем есть на самом деле; в реальной жизни опытные мастера боевых искусств слишком редко соответствуют идеалу, который пропагандируется в школах. Однажды в ответ на вопрос, адресованный моему преподавателю карате, о том, что надо делать, если рядом окажется человек с «пушкой», я услышал такой ответ: «Бежать что есть сил». Своеобразной иллюстрацией этого утверждения может служить история чемпиона мира по кикбоксингу в тайском стиле Алекса Гонга, который был застрелен на одной из улиц Сан-Франциско, когда преследовал водителя, врезавшегося в его припаркованную машину (см.: San Diego Union, 5 августа 2003 года).

20

Поэтому боксерские школы в чернокожих гетто американских городов выступают чем-то вроде прибежища, где не действует уличный кодекс насилия, а не предоставляют оружие, которое можно использовать в уличных драках [Wacquant 2004].

21

За сотни часов, проведенных в школах карате, и как свидетель сотен поединков я ни разу не видел схватки, которая продолжалась бы после того, как поединок останавливается. Во время схватки ее участники могли разозлиться и пытаться наносить более сильные удары, но прекращали драться после того, как мастер объявлял раунд оконченным, и не забывали поклониться друг другу. Участники школ карате могли иметь затаенные обиды друг на друга, но обычно они выражали их не в поединке, а в том, как использовали этикет. Особенно часто это происходило, когда боец более низкого ранга побеждал в поединке более статусного соперника (например, обладатель зеленого пояса побеждал соперника с красным поясом). Ответные действия обычно выражались в том, что в дальнейшем боец более высокого ранга поручал своему менее статусному сопернику мыть пол или выполнять какую-то другую неприятную работу.

22

В качестве вида спорта бокс возник в XVIII–XIX веках в Англии из поединков, которые устраивали сельские жители и представители низших слоев общества. Эти бои поддерживались и посещались «спортивными кругами» высшего класса, видевшими в них некую разновидность постановочного ажиотажа и азартной игры (в период, о котором идет речь, английское слово sport означало прежде всего различные забавы и потехи – от охоты до посещения злачных мест. – Прим. пер.). Именно эти аристократы установили правила бокса, включая появившееся в дальнейшем использование мягких перчаток. Бои без перчаток, длившиеся неограниченное количество раундов до тех пор, пока один из бойцов не терял силы драться дальше, к 1880‑м годам в значительной степени ушли в прошлое. В 1920‑х годах типичным образцом увлечения боксом был Эрнест Хемингуэй, который постоянно участвовал в спаррингах, чем очень гордился, но никогда не выходил на ринг во время публичных состязаний [Dunning 1999: 55–60; Callaghan 1963].

23

В отчете одного из студентов описывается случай, который произошел в начале 2000‑х годов, когда группа американских студентов корейского происхождения затеяла кулачную драку за то, кто будет провожать девушку. Один из участников этой драки учился боевым искусствам, однако он не использовал ни одного из соответствующих приемов. Именно так выглядит ритуальное разделение двух сфер: идеализированный поединок в школе боевых искусстве и низкосортная драка на улице.

24

Дуэль в финале «Гамлета», по сути, представляет собой поединок, напоминающий тренировочные бои в фехтовальной школе. Бой состоит из нескольких раундов и ведется на затупленных рапирах, клинок одной из которых отравлен. Поединок начинался с того, что один придворный, выступающий в роли посредника между сторонами, передает вызов, причем дуэль принимает форму пари, заключенного королем, который выступает организатором состязания; на кону стоят новые французские дуэльные шпаги вместо более традиционного приза – боевых коней. Однако дуэль, изображенная Шекспиром, еще не представляет собой сугубо частный поединок не на жизнь, а на смерть двух врагов, проводимый в соответствии с этикетом.

25

В этом отношении дуэли существенно отличались от средневековой практики, когда тяжба разрешалась поединком сторон; эта практика имела официальный и правовой характер, если на нее давал разрешение монарх, причем такие поединки обычно проходили в присутствии специально приглашенных лиц, облеченных властью. В случае же с дуэлями поводом для вызова выступали обиды сугубо частного порядка, причем довольно пустяковые, в отличие от претензий имущественного характера и связанных с местью, которые выносились на судебные поединки в Средние века; кроме того, дуэли проводились скрытно, чтобы об этом не узнали официальные круги. В Средние века возможность разрешить спор в поединке предоставлялась любому свободному человеку – дуэли же стали монополией аристократии как признак ее статуса.

26

В оригинале используется французское по происхождению слово épée, которым в XIX веке стали называть шпаги для учебного и спортивного фехтования с гнущимся клинком и затупленным острием и лезвием. Для таких учебных шпаг также используется термин «эспадрон» – исходно колюще-рубящее оружие, сочетавшее небольшой вес шпаги с возможностью нанесения рубящего удара, как у палаша или сабли. Примечательно, что фехтование на шпагах (épée) было включено в программу Олимпийских игр несколько позже, чем на рапирах и саблях (соответственно в 1900 и 1896 годах). – Прим. пер.

27

См.: [McAleer 1994: 75, 93–94, 114, 224; Nye 1993: 185]. В Германии за дуэли наказание властей, включая специальные армейские суды, обычно полагалось лишь в случаях с летальным исходом – отсюда и высокий уровень оценок дуэлей без убитых.

28

В качестве одного из самых знаменитых примеров подобного рода можно привести состоявшуюся в 1897 году дуэль между Марселем Прустом и критиком Жаном Лорреном, который в своей статье намекнул на гомосексуальность будущего классика модернизма, а на тот момент начинающего салонного писателя. Потребовавший сатисфакции Пруст и Лоррен стрелялись с расстояния 25 шагов, и оба промахнулись. – Прим. пер.

29

Во Франции в 1880‑х годах примерно треть потенциальных дуэлей заканчивались урегулированием конфликта без поединка [Nye 1993: 186].

30

Даже сегодня эффективная дальность стрельбы из военного пистолета 45‑го калибра официально составляет 83 фута (см.: U. S. Air Force 2006: 50), то есть 27 шагов. Большинство перестрелок с участием полиции происходит на расстоянии десяти футов [3 метра] или меньше, и промахи, как мы уже видели, случаются часто.

31

Для сравнения можно привести первые главы романа Льва Толстого «Война и мир», в которых присутствуют сцены с пьянством, азартными играми и демонстрацией смелости офицерами (один из них, например, выпивает бутылку рома, с риском для жизни сидя на подоконнике верхнего этажа). В этом романе, опубликованном в 1867 году, отразился собственный армейский опыт Толстого до и во время Крымской войны 1854–1855 годов*.

* Классическим исследовательским текстом о дуэли в русской дворянской культуре является фрагмент из комментариев Ю. М. Лотмана к «Евгению Онегину» Пушкина (Л.: Просвещение, 1980. С. 92–105). На английский этот текст был переведен в 2018 году, см.: https://muse.jhu.edu/article/717588/pdf. См. также: Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII – начало XIX века). СПб.: Искусство – СПб., 1994. С. 164–180. – Прим. пер.

32

Среди бедных белых фермеров и батраков действительно существовал особый «неотесанный» стиль поединков, который преобладал на Юге до того, как там распространился дуэльный стиль, исходивший от высших слоев [Gorn 1985]. В этих «беспорядочных» поединках не было никаких ограничений – допускалось выдавливать противнику глаза, а также вырывать волосы и наносить увечья; неистовство таких поединков, судя по всему, намеренно контрастировало с эмоционально сдержанными, вежливыми манерами дуэлянтов из высшего класса. В XVIII и начале XIX века представители высших слоев считали дуэли с белыми бедняками ниже своего достоинства, однако по мере демократизации два указанных стиля сближались.

33

Это не означает, что среди умиротворенной элиты XIX века не было оскорблений и споров, однако в этой среде шло формирование этикета, включавшего такие санкции, как «отсечение» нарушителя (в сугубо метафорическом смысле) при помощи отказа от вежливых жестов признания на публике, а также возможного внесения нарушителя в «черные списки» целого ряда институтов наподобие частных клубов [Baltzell 1958; Cannadine 1990].

34

Билли Кид, самый известный стрелок конца 1870‑х годов, работал на один из конкурирующих синдикатов землевладельцев во время событий, получивших название войны в графстве Линкольн на территории штата Нью-Мексико. Он стал знаменитостью благодаря широкому освещению в газетах этого конфликта, где присутствовали взаимные претензии на организацию охраны правопорядка в отдаленных районах, а его участники были связаны с более масштабными политическими группировками [Kooistra 1989]. Стрелки Дикого Запада, как правило, были наемниками, а также грабителями и профессиональными азартными игроками – иными словами, они выступали частью «боевой массовки», схожей с городской криминальной средой. Они также напоминали британских разбойников XVIII века в том, что точно так же совершали нападения на новые службы перевозок на дальние расстояние наподобие маршрутных дилижансов. Подъем популярной культуры, героизирующей умевших обращаться с пистолетом разбойников-плебеев, должно быть, выступал одним из аспектов процесса, благодаря которому статус дуэлей на пистолетах между благородными людьми снизился и к 1820‑м годам в британском обществе они в значительной степени ушли в прошлое.

35

Мы часто по привычке используем схему эволюционной последовательности между племенной организацией и ранними государствами, однако зачастую существует некая промежуточная формация, которая не относится ни к тому ни к другому феномену [Вебер 2017: 48–49; Borkenau 1981; Collins 1986: 267–297; Гринин 2006]. Такая формация возникает не только тогда, когда племена начинают объединяться, но и в тот момент, когда воины перестают отождествлять себя со своими кланами и присоединяются к группам, промышляющим хищничеством. В качестве примеров можно привести ватаги викингов и многие коалиции германских племен за пределами Римской империи; к древнегреческим примерам, которые нашли отражение в мифологии, относятся аргонавты – группа героев, объединившихся с целью дальней экспедиции в поисках добычи, – и ситуационная военная коалиция, осаждавшая Трою.

36

Героев-воинов этого типа следует отличать от знаменитых бандитов, которые также могут иметь идеализированную репутацию храбрых, дерзких и непобедимых бойцов. Структуры, в рамках которых появляются подобные фигуры, возникают либо в условиях распада государства (в качестве примера можно привести периоды ослабления власти китайских династий), либо где государство проникает в племенные или локальные сельские районы настолько существенно, чтобы этот момент выступал мотивом для формирования групп (bands) сопротивления (отсюда и понятие «бандиты»); государство не обладает достаточной административной структурой для отправления своей власти, а бандитам не хватает организационного потенциала, чтобы заместить собой государство [Eberhard 1977; Хобсбаум 2020]. Все это наделяет героев-бандитов репутацией романтических индивидуалистов, чудесным образом бросающих вызов власти и умеющих от нее ускользать, – герои-аристократы не делают ни того ни другого.

37

Браунсвилл – район Бруклина с большим количеством многоэтажного социального жилья, заселенный преимущественно афро- и латиноамериканцами и известный напряженной криминальной обстановкой. – Прим. пер.

38

Еще одной разновидностью намеренно изобретенных современных структур племенного типа являются спортивные команды: сами они включены в напоминающие вендетту паттерны насилия (например, в бейсболе могут происходить конфликты вокруг случаев, когда поданный мяч попадает игроку по голове), а их фанаты участвуют во взаимной корпоративной мести. Эта идея будет подробно рассмотрена в главе 8.

39

Эрвин Гоффман вводит понятие «состязание характеров» в заключительной части эссе «Где находится действие?» своей работы «Ритуал взаимодействия. Очерки поведения лицом к лицу» [Гофман 2009: 278–299]. – Прим. пер.

40

Существует также некая промежуточная форма таких поединков, когда одна из сторон конфликта предлагает или требует от другой «выйти» – в данном случае происходит назначение времени и места схватки, но, в отличие от формальных дуэлей, делается это без промедления и без посредничества секундантов. Подобный масштаб планирования почти всегда ограничивается кулачными драками – более того, если соперник соглашается на предложение «давай выйдем», то подразумевается, что дальше такой драки дело не пойдет. Именно поэтому постановочные честные поединки начиная с ХX века (а в Англии и Америке с середины XIX столетия) почти всегда принимают форму кулачных драк.

41

Обратим внимание на следующее явное исключение. Участники уже упоминавшихся поединков, описанных в работе Робина Фокса [Fox 1977], были персонажами сплетен, имевших широкое хождение в обществе, и считались знаменитостями. Этот момент позволяет подчеркнуть отличительные особенности драк в анонимных городских локациях. Для сравнения, в общине жителей островов, расположенных у западных берегов Ирландии, имелась обширная сеть контактов, которая связывала практически всех, в результате чего репутация каждого человека превращалась в общий публичный объект. Именно эта сеть играла важную роль в поддержании того, чтобы поединки организовывались по правилам, а их эскалация имела ограниченный характер.

42

В моей подборке студенческих отчетов есть описания и таких случаев: «Плотный поток выходит из поезда на Пенсильванском вокзале Нью-Йорка, люди пихаются и сталкиваются друг с другом (дело происходит в конце ноября 2001 года). Быстро перемещающаяся в толпе чернокожая женщина в наушниках при столкновении с белой женщиной роняет свой дисковый плеер. Чернокожая женщина кричит: „Вот дерьмо! Смотри, куда идешь!“ Белая женщина раздраженно вздыхает, делает небольшую паузу и решает стремительно покинуть место происшествия. Чернокожая женщина, возмущенная ее безразличием, кричит: „Эй, подними его! Подними мой плеер, сука! Ты, СУКА!“ Белая женщина оглядывается и продолжает удаляться. Чернокожая женщина кричит „ТЫ БЕЛАЯ ГРЕБАНАЯ СУКА!“ и пинает ее в спину – поскольку другие пассажиры расступились от них, в толпе образовалось небольшое пустое пространство. Оказавшийся рядом белый мужчина поднимает плеер и протягивает его чернокожей женщине, та грубо забирает его и бежит прочь. Значительной эскалации спора не происходит, поскольку одна из сторон (белая женщина) просто отказывается остаться на месте и вступать в конфликт – она не столько видит в этой ситуации утрату чести, сколько не признает ее как инцидент, имеющий отношение к вопросам чести.

43

В главе 10 будут приведены свидетельства того, что на долю участников уличных банд обычно приходится не более 10% молодых мужчин в том или ином сообществе. Элис Гофманн (личное сообщение, октябрь 2005 года) подтверждает, что склонные к насилию торговцы наркотиками, которых она исследовала, принимают в свои ряды лишь незначительную часть тех, кто мог бы пополнить их ряды. Невозможность попасть в криминальную элиту является важной причиной того, почему другие представители сообщества занимаются низкооплачиваемой постоянной работой.

44

Как отмечает Уильям Сандерс [Sanders 1994: 148], в американских уличных бандах мексиканского происхождения «всегда можно сохранить лицо, указав на неподходящий характер ситуации и потребовав возмездия позже, когда ситуация будет более уместной для того, чтобы дать ответ». Уилкинсон приводит множество примеров ситуаций, когда конфронтация заканчивается потому, что одна или обе стороны убегают при появлении «пушки» [Wilkinson 2003: 137, 141, 144, 151, 154–155, 169]. В одном из таких случаев вооруженная «бригада» вторгается в чужой район, чтобы отомстить за ограбление одной из своих подруг, но после короткой перестрелки, в которой никто не пострадал, они уходят и больше не возвращаются [Ibid.: 156–157].

45

В эпизоде во время бейсбольного матча, описанном в прим. 15 на с. 935, один из двух фанатов, вломившихся на поле и напавших на тренера, на вопрос, почему он это сделал, ответил так: «Он послал нас к черту». Если это правда, то такие действия тренера могли быть реакцией на подначки этого фаната. Кроме того, старший из них сделал несколько звонков по мобильному друзьям с просьбой посмотреть этот матч по телевизору, сообщив, что во время игры должно произойти нечто связанное с ними. Как отмечает Сандерс [Sanders 1994: 147], несмотря на то что участники банд используют риторику возмездия для объяснения того, как начинаются драки, «имеется слишком много случаев, когда банды сами провоцируют насилие, чтобы признать это за правду».

46

Французский аналог русской поговорки «на воре шапка горит», восходящий к формулировке раннехристианского богослова Иеронима Qui se excusat, se accusat (кто себя оправдывает, тот себя обвиняет, лат.). – Прим. пер.

47

Эти названия контрастируют с прозвищами, которые выбирают для себя банды представителей белого среднего класса, иронично обыгрывающие контркультурную позицию изгоев (например, «Неудачники»). Как и в случае с контркультурными молодежными группами в целом [Milner 2004], они стремятся не к уважению, а к чему-то прямо противоположному, иронично высмеивая стандарты уважения, одаренности и популярности.

48

Летом 2004 года один из сотрудников отдела по борьбе с бандитизмом полицейского управления Сан-Диего рассказал мне о соглашении, заключенном между членами мексиканской мафии – своего рода почетной ассоциации участников банд чикано, которые отбывали тюремные сроки и считались особенно «крутыми». После перестрелки «с колес», во время которой погиб маленький ребенок из семьи одного из представителей мексиканской мафии, тот собрал вместе вожаков банд и заставил их договориться о том, что во время стрельбы одна нога должна стоять на земле (вместо того чтобы обе ноги находились в машине). Предположительно, это правило было придумано для того, чтобы стрельба стала более точной. В целом оно соблюдалось бандами чикано, однако игнорировалось «черными» группировками, тогда как белые и азиатские банды, напротив, не занимались стрельбой «с колес». Банды мотоциклистов в основном состояли из белых, а их конфликты преимущественно не выходили за пределы себе подобных противников. Все этнические группы разделялись по приемам и мишеням насилия, у каждой из них были собственная аудитория и репутационное поле.

49

Это утверждение основано на имеющейся у авторов подборке случаев; в ходе дуэлей публика не подбадривает стороны поединка, но принимает чрезвычайно активное участие в его организации и имеет решающее значение для того, состоится ли дуэль вообще.

50

В моей подборке случаев только пять из 26 серьезных поединков состоялись без планирования хотя бы какого-то из значимых аспектов ситуации. Все остальные подобные эпизоды (81%) либо анонсировались или заранее планировались как драки, демонстрации или конфронтации (8 случаев), либо возникали в разгар запланированных ситуаций разгула (уличные праздники, вечеринки, игры, всего 11 случаев), либо имели место на многолюдных школьных сборищах (два случая). Напротив, 22 из 40 (55%) легких или непродолжительных поединков состоялись в запланированных ситуациях; из 23 сорванных драк семь (30%) имели место в запланированных ситуациях.

И наоборот, из 50 конфликтов, возникших в запланированных ситуациях, 21 (42%) перерос в серьезные драки, тогда как в 39 незапланированных ситуациях было лишь пять серьезных драк (13%); в запланированных ситуациях драки прекращались только в 14% случаев (семь эпизодов), тогда как в незапланированных ситуациях они прекращались в 41% случаев (16 инцидентов), а остальные 46% случаев (18 эпизодов) представляли собой легкие драки (см. таблицу 6.3).

51

Восемь из 17 случаев в моей базе данных, когда зрители поддерживали поединок, представляли собой схватку один на один; остальные случаи принимали форму нападения на слабых. Все эти инциденты происходили в запланированных ситуациях.

52

Например, Гамлет не может принять решение, как совершить месть в духе вендетты, и отказывается от возможности получить несправедливое преимущество в ситуации, когда он может убить короля, застав его одного и безоружного. В итоге Гамлет участвует в ритуальной дуэли, получает смертельное ранение из‑за жульничества противника и в конце концов осуществляет возмездие, убивая всех причастных к нарушению правил дуэли. Почти во всех случаях Гамлет демонстрирует свое моральное превосходство, следуя правилам честного поединка, за исключением случая, когда он убивает подслушивающего Полония, пронзив его шпагой сквозь настенный гобелен. Но даже этот эпизод оказывается наказанием за обман, причем в отношении лица с более низким статусом.

53

На этой интерпретации делает акцент Янковски [Jankowski 1991]. В том, что мне представляется некомпетентностью, он усматривает намеренное культивирование наводящего ужас имиджа, который идет на пользу делу, если вы пытаетесь торговать протекцией или создавать монополии на противозаконные предприятия. Два эти объяснения не являются взаимоисключающими: мое утверждение состоит лишь в том, что некомпетентность является повсеместной и общей характеристикой, даже если банды извлекают из нее выгоды в собственных целях.

54

Данные Уилкинсон (см.: [Wilkinson 2003: 182, 188, пересчет автора]) демонстрируют, что драки один на один чаще всего происходят без оружия (51%, 60 из 118 случаев), и только в 28% из них используется оружие (33 из 118 случаев); во всех остальных видах драк (навал на одну жертву, драки «бригада» на «бригаду») только 20% (33 из 162 случаев) обходились без оружия, а в 68% (110 из 162 случаев) оно присутствовало. Реже всего оружие используется в драках между друзьями (32%, 11 из 34 случаев) или знакомыми людьми (38%, 33 из 86 случаев), чаще всего – между соперниками (66%, 35 из 63 случаев); промежуточный вариант представляют собой поединки между незнакомыми людьми (52%, 67 из 130 случаев). В рассматриваемых группах присутствует представление о честном поединке, и соответствующие свидетельства приводятся на всем протяжении интервью, записанных Уилкинсон, однако четких количественных данных о таких поединках нет.

55

Здесь мы обращаемся прежде всего к насилию внутри мафиозных организаций и между ними – именно в этих ситуациях и происходит большинство убийств. Насилие гангстеров приобретает более открытый и публичный характер, когда оно используется против жертв из внешнего мира, которые становятся объектами вымогательства – мафия стремится обложить их собственными налогами и платежами за протекцию. В значительной степени это некое шоу с целью запугивания, но его цели – формирование и поддержание регулярного потока доходов – напоминают бизнес.

56

Одна из причин того, почему мафия является достаточно сильной и самовоспроизводящейся организацией, заключается в том, что она набирает своих участников из полноценных семей. Уличные банды из низших слоев, напротив, часто вербуют людей из распавшихся семей и не могут использовать семейные связи в качестве основы своей организации, хотя этот момент в большей степени относится к «черным», нежели к латиноамериканским бандам [Horowitz 1983].

57

Еще одна причина романтизации мафии кроется в историческом моменте, когда появились популярные фильмы о мафиозных семьях с сентиментальным оттенком наподобие «Крестного отца». Именно в это время, в 1970‑х годах, мафия стала терять свои позиции в качестве основной силы организованной преступности: сначала ямайские и латиноамериканские синдикаты захватили оптовый наркобизнес, а в 1990‑х годах в таких давних промыслах мафии, как вымогательство и организованная проституции, стал господствовать криминальный бизнес из России и других бывших советских республик. К сокращению традиционной сферы криминальной протекции также привела широкомасштабная легализация азартных игр. В конце XX – начале XXI века сфера деятельности мафии гораздо более локализована, а ее опасность в культурном плане снижена – именно это и является реальной основой для ее романтизации.

1

В контексте этой главы книги Коллинза значим следующий фрагмент из «Элементарных форм религиозной жизни» Дюркгейма: «Часто всеобщее бурление оказывается таким, что ведет к исключительным действиям. Высвобожденные страсти становятся столь неистовыми, что ничто не может сдержать их. Люди оказываются так далеки от обычного хода жизни и так хорошо это понимают, что чувствуют нечто вроде необходимости выйти за рамки обычной морали, подняться над ней» [Дюркгейм 2018: 386]. – Прим. пер.

2

Последнее ощущение не вполне надежно. Основанием для большинства задержаний во время крупных и продолжительных массовых беспорядков становится мародерство. Во время спровоцированных убийством Родни Кинга беспорядков в Лос-Анджелесе в 1992 году было арестовано в общей сложности 9500 человек; во время блэкаута в Нью-Йорке в 1977 году – 3000 человек, в ходе беспорядков в Уоттсе (Лос-Анджелес) в 1965 году – 3900 человек [Halle, Rafter 2003: 341–342]. Однако в атмосфере моральных каникул о подобной случайности мало кто задумывается, и действительно, шанс на то, чтобы заслужить отдельного внимания властей среди других участников беспорядков, относительно невелик. Преобладающим ощущением здесь выступает принадлежность к коллективному целому, временно невосприимчивому к внешним авторитетам.

3

Марди Гра (фр. «жирный вторник») – последний день перед началом католического великого поста, сопровождаемый карнавалом. В США наиболее массовые празднования Марди Гра традиционно происходят в Новом Орлеане, где практикуется ритуал оголения женщинами груди в обмен на безделушки (прежде всего бусы). – Прим. пер.

4

Битью стекол присуще драматическое и символическое качество, которое используется во многих ситуациях. Похоже, это излюбленный прием людей, которые останавливаются на полпути к насилию – они демонстрируют свое недовольство, но опасаются приступить к полноценной драке. Вспомним сцену из главы 2, когда драка началась с того, что кто-то выбросил на улицу бутылки из мусорного бака, однако быстро сошла на нет, а в главе 8 мы встретимся с английскими футбольными хулиганами, которые, уходя из паба, просто швыряют на пол свои пивные бокалы. В Восточной Европе буйные празднования (например, Новый год в Праге) в основном сводятся к метанию бутылок на городских площадях, после чего остаются впечатляющие кучи осколков стекла. В 2004 году в британских пабах начали проводить эксперименты в рамках законопроекта о замене стеклянных кружек на пластиковые; предварительные результаты демонстрируют, что это привело к снижению уровня насилия (разговор автора с Мередит Росснер, сентябрь 2004 года).

5

Поджог имущества противника, напротив, представляет собой совершенно иную тактику. Использование поджога в качестве оружия имеет продолжительную историю. Этот прием применялся во время восстаний против землевладельцев, в качестве наказания за неуплату налогов (оно использовалось в государствах с низким организационным потенциалом), в виде буквального применения политики «выжженной земли» для подавления партизан и мер демонстративной угрозы со стороны армии завоевателей, направленных на принуждение к капитуляции [Goudsblom 1992: 118, 160, 184].

6

Как указывает Ханнерц [Hannerz 1969: 173], во время беспорядков в Вашингтоне, округ Колумбия, в 1968 году имело место несколько вторжений в преимущественно белый торговый район в центре города – нападавшие разграбили ряд магазинов одежды, но поджогов практически не было. Почти все поджоги происходили в гетто, на их главных торговых улицах, то есть в местах скопления людей.

7

Аналогичным образом обстояло дело с беспорядками североафриканских иммигрантов во Франции, которые продолжались около двадцати дней, с 27 октября по середину ноября 2005 года. Их отличительной особенностью были ночные поджоги автомобилей (а также общественных зданий) и забрасывание камнями транспортных средств и полиции, начавшиеся в одном из пригородов Парижа. С четвертого по шестой дни беспорядков они распространились на другие пригороды, населенные иммигрантами из рабочего класса, а в седьмой и восьмой дни – на отдаленные города, тогда как вокруг Парижа насилие затухало. Масштаб разрушений постепенно нарастал, достигнув пика в промежутке с десятого по двенадцатый день, когда беспорядки имели максимальное территориальное распространение, а затем неуклонно снижался. В большинстве городов максимальная продолжительность насилия составляла пять-семь дней подряд. Общий уровень насилия во Франции снижался по мере того, как на территориях, вовлеченных в беспорядки, достигался этот временной предел активного участия, а новых мест их возникновения появлялось все меньше (расчеты автора на основе хронологии и статистических данных, приведенных в: www.en.wikipedia.org/wiki/2005_Paris_suburb_riots).

8

Сеймур Спайлермен [Spilerman 1976] в своем исследовании беспорядков на расовой почве, происходивших в 170 американских городах с 1961 по 1968 год, обнаружил, что лишь в немногих местах такие события повторялись; большинство из них сопровождались небольшим масштабом деструктивности и были непродолжительными по времени. Основная часть беспорядков пришлась на вторую часть указанного периода, в особенности на несколько недель после убийства Мартина Лютера Кинга в апреле 1968 года. Сразу после этого события, получившего огромную публичную огласку, в городах, где беспорядки вспыхивали впервые, отмечались более серьезные проявления насилия и разрушений (то есть больше мародерства и поджогов), чем в городах, где прежде уже имели место беспорядки. В оставшиеся месяцы 1968 года в городах с более существенным опытом предшествующих беспорядков наблюдалось снижение уровня насилия. Как установил Дэниел Майерс [Myers 2000], беспорядки в небольших населенных пунктах (то есть в городах с меньшим количеством чернокожего населения и «черных» кварталов) длились меньше и были менее жестокими во всех отношениях.

9

Тилли [Tilly 2003] обобщает широкий спектр свидетельств, приходя к выводу, что мародерство, которое он рассматривает как выгодную возможность легкой наживы, имеет место на периферии практически всех разновидностей коллективного насилия, то есть вдали от центрального фокуса внимания или субординации. По моему мнению, так происходит потому, что насилие уничтожает большинство форм власти, за исключением собственной, а там, где у повстанцев отсутствует военная командная структура, ситуация превращается в «моральные каникулы».

10

Контрастным примером для описанных случаев выступает мародерство, разворачивающееся после стихийных бедствий наподобие ураганов и наводнений. Он демонстрирует, что просто отсутствие власти не является достаточным основанием – должно произойти именно разрушение власти, на фоне которого толпа воспринимает себя как восставший коллектив. Доля лиц, занимающихся мародерством во время стихийных бедствий, ничтожно мала в сравнении с 20% населения, которые участвуют в грабежах во время гражданских беспорядков. Мародеры, орудующие во время стихийных бедствий, обычно являются одиночками, «залетными» лицами на конкретной территории, они совершают свои действия скрытно и почти ни у кого не встречают одобрения; для сравнения, во время гражданских беспорядков мародерами выступают местные жители, которые предаются коллективным грабежам открыто и в атмосфере социальной поддержки [Quarantelli, Dynes 1970].

(Возможность для эмпирической проверки этих утверждений Коллинза возникла почти сразу после выхода его книги в свет, в августе 2005 года, когда на Новый Орлеан обрушился ураган «Катрина», ставший самым разрушительным в истории США. Согласно материалам СМИ и данным расследований, мародерство, спровоцированное этим стихийным бедствием, имело массовый характер. В течение месяца, прошедшего после урагана, уровень насильственных преступлений в Новом Орлеане подскочил на 49% в сравнении с тем же периодом годом ранее, а в течение шести дней после удара стихии более 53% преступлений, зарегистрированных в городе, были направлены против собственности. – Прим. пер.).

11

Тем не менее тринадцатью годами ранее в тех же самых бедных районах города, населенных чернокожими и испаноговорящими жителями, происходили протестные выступления на расовой почве.

12

82% задержанных в течение первого часа беспорядков ранее уже подвергались аресту; среди задержанных во второй волне этот показатель снизился до 67%, а среди задержанных рано утром и в светлое время суток – до 55%.

13

На опубликованных в СМИ снимках беспорядков в Лос-Анджелесе в 1992 году 16% мародеров, которых можно различить на фото, являются женщинами (рассчитано по публикациям в Los Angeles Times, 1–2 и 12 мая 1992 года). Среди задержанных во время беспорядков в ходе нью-йоркского блэкаута женщины составляли 7% [Curvin, Porter 1979: 86].

14

Наиболее подробное из этих описаний представлено в третьей книге автобиографического романа Комптона Маккензи «Скверная улица» (1913); сатирическое изображение данная сфера получает в романах Макса Бирбома «Зулейка Добсон» (1912) и Ивлина Во «Упадок и разрушение» (1928); описание в серьезном тоне см. в романе Во «Возвращение в Брайдсхед» (1945).

15

Хорошим индикатором «буйных вечеринок» выступают масштабы зрелищности разрушений. Во время одной нашумевшей серии уикенд-матчей по американскому футболу в Принстоне (эту историю рассказывали еще в начале 1960‑х годов, хотя произошла она, вероятно, в 1930‑х годах) толпа студентов умудрилась столкнуть с рельсов вагоны местной железной дороги. Пьяные студенты Дартмутского университета «отличились» тем, что совершали прыжки с лыжного трамплина в детской коляске.

16

Как правило, так происходит в тех случаях, когда жилые помещения и окружающая обстановка имеют временный характер; тот, кто устраивает разгром, разбивает не свое ключевое, наделяющее идентичностью имущество, а вещи, которыми пользуется в силу своего статуса привилегированного временного жильца. Худшая разновидность подобных разрушений – это кошмарный сон родителей, принадлежащих к среднему классу: оставить свое жилье на юных детей, которые устроят там домашнюю вечеринку, в результате чего дом окажется полностью разгромлен. Как правило, информация о таких вечеринках распространяется через отдаленные сетевые взаимосвязи, через знакомых, когда из уст в уста передается информация о том, что где-то есть, по сути, свободная зона для разгула. В конечном итоге оказывается, что большинство участников вечеринки не имеют никакого отношения к ее хозяевам и лишены чувства ответственности, а одновременно первые же признаки небрежной безвкусицы (когда что-то проливается или повсюду оставляется мусор) посылают сигнал, что дальнейшие разрушения допустимы, а в какой-то момент даже ожидаемы. Если родители отсутствуют долго, дом может быть подвергнут сильному разгрому. Структурно схожие возможности могут привести к аналогичным результатам. В 1920‑х годах в Чикаго имел место следующий случай. Несколько молодежных банд заявились в один из центров социальной помощи, соблазнившись наличием там комнаты отдыха (и попустительством со стороны сотрудников), после чего варварски испортили бильярдный стол и игровой инвентарь, развели костры из игральных карт и учинили полнейший разгром [Thrasher 1927/1960: 78].

17

Беспорядки в Детройте в июле 1967 года, приведшие к массовым жертвам, начались с того, что полиция попыталась провести рейд в клубе для любителей выпить в неурочное время и поиграть в азартные игры, расположенном в самом центре «черного» района. Для этих действий полиция нашла наиболее неподходящее время: разгар субботнего вечера – кульминация разгульного уикенда. После неудачной попытки проникнуть в клуб в десять часов вечера, которая лишь насторожила завсегдатаев заведения, полиция вернулась с более крупными силами в четыре часа утра. На этот раз полицейским удалось закрыть клуб, но собравшаяся толпа забрасывала их разными предметами, пока они загружали задержанных в автозаки. Столкнувшись с такой контрэскалацией, полиция отступила, после чего начались полномасштабные «моральные каникулы» с грабежами и поджогами [Kerner Commission 1968: 84–87].

18

Роджер Гулд [Gould 2003] утверждает, что причиной насилия является не неравенство, а горизонтальные отношения и смежные позиции в непоследовательной или нестабильной статусной иерархии.

19

Действительно, в буквальном словарном смысле слово «разгул» (carousing) означает «шумную, оживленную вечеринку с выпивкой» (определение из Oxford Concise Dictionary)*. Однако мы используем слово «разгул» в более широком смысле эмоционального подъема в социально сконструированной ситуации «моральных каникул». Архетипом бурной вечеринки выступает потлач североамериканских индейцев. Правда, потлачи – по меньшей мере до самого последнего периода их истории – проводились без алкоголя (см. источники, приведенные в соответствующем фрагменте выше). Наряду с физической интоксикацией, присутствует и эмоциональная; суть моего основного тезиса, как обычно, заключается в том, что ключевым фактором, предопределяющим, когда насилие происходит или не происходит, является эмоциональная динамика групповых ситуаций.

* Этимологически слово carousing, появившееся в английском языке в середине XVI века, происходит от немецкого выражения gar aus trinken – совершенно пьяный. – Прим. пер.

20

Другие социально-психологические и культурные механизмы связи между алкоголем и насилием были представлены в следующих работах: [MacAndrew, Edgerton 1969; Lithman 1979; Bogg, Ray 1990; Lang 1983; Gantner, Taylor 1992; Pihl, Peterson, Lau 1993; Taylor 198; Room 2001; Room, Mäkelä 1996].

21

Не вполне понятно, в какой степени пьянством сопровождается мародерство во время массовых беспорядков. Описания подобных инцидентов, приведенные выше в этой главе, демонстрируют, что эмоциональный настрой «моральных каникул» сам по себе выступает в качестве эмоциональной интоксикации, поэтому сообщения об употреблении алкоголя не занимают значительного места в рассказах о таких событиях. Если представляется такая возможность, то мародеры грабят алкогольные магазины, но, судя по всему, серьезные погромщики пьют в меру, поскольку опьянение помешает им унести много награбленного добра. Согласно полицейским отчетам, во время массовых беспорядков, случившихся в 2002 году после победы футбольной команды «Огайо Стейт», ни один из задержанных (как правило, эти лица наиболее активно участвовали в разрушениях или противостоянии с полицией) не находился в состоянии опьянения [Vider 2004: 146]. Это подтверждает тезис, что наибольшую эффективность или воинственность в насилии проявляют самые трезвые, хотя поддержку им оказывает ликующая толпа (в масштабах которой они составляют лишь небольшую долю), где многие действительно пьяны.

22

Хронические алкоголики чаще напиваются, поэтому у них больше шансов ввязаться в драку. Хронически пьющие составляют примерно четверть от количества тех, кто пьет «редко, но метко», однако выпивают они как минимум в пять раз чаще. Средний американский любитель выпить время от времени напивается около двенадцати раз в год; хронические алкоголики напиваются около 60 раз в год, что в совокупности составляет 720 миллионов попоек; это может показаться удивительным, но их шансы ввязаться в драку в расчете на одну попойку несколько ниже, чем у тех, кто выпивает от случая к случаю.

23

В главе 6 были представлены свидетельства того, что отношение толпы оказывает сильное воздействие на бойцов; в описанном выше инциденте у общежития толпа зрителей с нетерпением ждет драки, хотя ближайшие друзья ее участников, кажется, не испытывают энтузиазма по этому поводу.

24

Журналисты как-то спросили одного из членов олимпийской сборной США по карате тхэквондо, применял ли он когда-нибудь свои навыки на улице. Тот ответил, что был один такой случай: «Знаете, на вас могут наброситься всякие люди… Они пьяны или еще что-нибудь. Всякое бывает». Но этот поединок быстро закончился: «Я думаю, это худший момент для того, кто пытается ввязаться в драку. Пьяные не настолько держат равновесие, чтобы взяться за дело. Какая же это драка?» (San Diego Union-Tribune, 28 августа 2004 года). Полицейские также считают, что из всех разновидностей воинственно настроенных нарушителей именно пьяных легче всего усмирить; к ним чаще применяют минимальную силу, чем к трезвым подозреваемым, а сами пьяные оказывают наименее насильственные ответные действия при задержании полицией, обычно ограничиваясь словесными оскорблениями и пассивным сопротивлением [Alpert, Dunham 2004: 67, 81, 164].

25

Наименьшая вероятность столкнуться в подозреваемыми в состоянии опьянения была у полицейских, расследующих имущественные преступления (12%), а наибольшая – при вызовах в связи с семейными инцидентами (48%) [Alpert, Dunham 2004: 73]. Это соответствует паттерну, в рамках которого домашнее насилие, как мы видели, в основном представляет собой нападение на слабого; алкоголь чаще всего присутствует в инцидентах, когда насилие уже легко совершить, а не наоборот. По данным Обзора преступности в Британии, жертвы ограблений в 17% случаев считали, что нападавшие на них были пьяны [Budd 2003: Table 1.1].

26

Вся эта последовательность демонстрирует, насколько трудно преуспеть в совершении насилия. Во время одной из предыдущих стычек у главного героя этой истории была «пушка», но он курил марихуану и не смог выстрелить в своего противника; впоследствии они также дрались на кулаках, между ними была драка с ножом у одного из противников (во всех этих случаях агрессором выступал главный герой) и, наконец, двусторонняя перестрелка, в которой оба промахнулись [Wilkinson 2003: 212, 213]. В конце концов этот человек добивается успеха, когда использует все возможные преимущества: обеспечивает численное превосходство над противником, маскируется, подкрадывается сзади, а также выходит трезвым против пьяного.

27

Таким образом, то, что антропологи (см., например, [Marshall 1983]) называют «псевдоопьянением», когда человек притворяется пьяным, может быть идеальной тактикой, если кто-то действительно хочет добиться успеха в драке. Но обычное развитие таких ситуаций, похоже, не обязательно ведет к насилию, ограничиваясь просто оскорбительными действиями и пустыми угрозами, а упоминаемые в этих исследованиях лица, находящиеся в состоянии псевдоопьянения, как правило, получают преимущество перед более трезвыми, а не перед более пьяными.

28

Основоположником стрейтэджа является Иэн Маккей, основатель и вокалист хардкор-панк-группы Minor Threat начала 1980‑х годов, в чьем репертуаре имеется песня Straight Edge («Прямое острие») продолжительностью 45 секунд. – Прим. пер.

29

По утверждению некоторых моих источников, стрейтэджеры обычно ограничивают свои драки панк-сценой. Их отличительным знаком является эмблема XXX на предплечьях, а также (по меньшей мере в определенные периоды за последние 25 лет существования панк-культуры) полностью черная одежда вместо цепей, ирокезов и разноцветных волос – всех тех атрибутов, которые можно назвать стилем «панк-мейнстрима». Другие источники сообщают, что стрейтэджеры также дерутся с «качками» и скинхедами; последние являются их особыми врагами, поскольку скинхеды обычно отираются вокруг панк-концертов, хотя придерживаются радикально иной политической идеологии (правой, а не левой). По словам еще одной группы источников, стрейтэджеры не устраивают драки, а лишь участвуют в слэмах (к которым мы вскоре обратимся), видя в них правильный способ выражения гнева против окружающей социальной системы. Среди моих источников информации о стрейтэджерах были женщина, выступающая в панк-группе, бывший стрейтэджер начала 1980‑х годов и полдесятка человек студенческого возраста. О стрейтэджерах также пишут в «подпольных» панк-журналах. О месте стрейтэджеров в статусной системе средней школы см. также [Milner 2004: 42, 248].

Отношения между стрейтэджерами и другими подгруппами неформалов подразумевают процесс выстраивания внутренних рангов в пределах разобщенной молодежной субкультуры. Здесь присутствует параллель с анализом поведения английских футбольных хулиганов, который будет представлен в следующей главе: хулиганы также предпочитают сложные сценарии развития драк (хотя это относится к сфере коллективных маневров, а не к преимуществу в трезвости над противниками) и напоминают стрейтэджеров в том, что вырабатывают внутреннюю иерархию в пределах более широкой категории спортивных фанатов. В среде бельгийских футбольных хулиганов конца 1980‑х годов самые жесткие бойцы избегали употребления алкоголя и наркотиков, чтобы при столкновениях с соперниками иметь преимущество в виде трезвой головы, а в остальном они сознательно подражали тактике английских хулиганов [van Limbergen et al. 1989]. Кроме того, существует старая традиция грабить или «раскручивать» пьяных [Shaw 1966], хотя такие действия не совершаются участниками разгульных сцен и не имеют большого престижа. Изощренность приемов драк как развлечения в ХX веке, вероятно, развивалась вместе с локальными стандартами престижа.

30

78 из 89 таких случаев представляли собой единичные изолированные инциденты (включая как состоявшиеся, так и прерванные драки); в шести случаях, когда за первым инцидентом следовал второй, в нем участвовали все или некоторые действующие лица исходного эпизода (четыре последующих инцидента были прерваны); в пяти случаях имели место две или более совершенно самостоятельных драки в одном месте сборища (6% от общего количества случаев). 38 инцидентов произошли в местах разгула или развлечений; 30 из них были единичными, в четырех случаях драки повторялись, еще в четырех эпизодах происходило несколько отдельных драк (11%).

31

В этот список входят следующие инциденты: две драки один на один, увиденные одним из наблюдателей в толпе на Марди Гра, за которыми последовали беспорядки; многочисленные драки и беспорядки, которые наблюдал еще один человек, присутствовавший на Марди Гра в другом году; два отдельных случая затяжных домогательств в толпе после матча всех звезд НБА, имевших место в разных автобусах; драка один на один рядом со слэмом, за которой последовала не связанная с ней стычка между двумя группами скинхедов, заявившихся на танцпол (сам по себе слэм я не отношу к дракам). Один случай произошел в ситуации, не связанной с развлечениями: это была крупная политическая демонстрация, в которой участвовали 2300 человек, а также 700 полицейских. Насилие здесь приняло типичную для толпы форму: обе стороны разбились на небольшие группы разной численности, при этом скопления тех, кто занимался избиениями, изолировали отдельных представителей массы противника.

32

Некоторые случаи запротоколированы в судебных материалах Калифорнии, когда в адрес того или иного бара подается иск за телесные повреждения, полученные во время драк, – в этих материалах упоминается несколько драк, начавшихся в одном и том же баре. В одном из таких эпизодов толпа затеяла несколько драк прямо на выходе из бара в момент его закрытия (в данном случае перед нами вариант насилия как сопротивления завершению разгула).

33

В этом отношении группа испаноязычных учеников ничем не отличается от групп пользующихся популярностью старшеклассников, которые доминируют в школьных столовых (это характерно и для школ, где учатся дети из белого среднего класса), а также насмехаются над незваными гостями, бросают друг в друга едой и другими предметами в качестве развлечения. См. [Milner 2004] и соответствующие фрагменты главы 5. Отличие заключается только в масштабе эскалации.

34

В главе 1 отмечалось, что нарушение правила «один поединок за один эпизод» может иметь место в таких разновидностях потешных боев, как обливание водой, игра в снежки или бросание друг в друга едой. Однако такие поединки сохраняют свой многосторонний характер лишь до тех пор, пока являются легкомысленными и несерьезными (а в следующем разделе этой главы мы обратимся к такому явлению, как слэм на концертах). Во всех этих очевидных исключениях действует одно правило: драки, которые грозят тем, что понимается как реальное насилие, делают ситуацию крайне поляризованной как для зрителей, так и для участников, создавая простую биполярную структуру.

35

Любопытно, что Коллинз не упоминает в связи с этим о знаменитом фильме Дэвида Финчера «Бойцовский клуб», вышедшем на экраны в 1999 году. Главный герой этой картины – успешный представитель среднего класса, решивший разнообразить свой досуг участием в драках. – Прим. пер.

36

В описании Джексона-Джейкобса возникающая у этих любителей подраться на вечеринках эйфория после успешной драки связана прежде всего с пониманием того, что им наконец-то удалось все устроить: «Меня избили – ну и пусть, я был вполне счастлив, что мы подрались. Это же просто полезно время от времени, чтобы не забывать… как оно вообще бывает – подраться» [Jackson-Jacobs 2003]. Показательным представляется сравнение с солдатами после боя, которые почти никогда не испытывают эйфории от поражения. Более того, солдаты зачастую не испытывают эйфории даже после победы, особенно если она была одержана в долгой битве. Разумеется, с военными сражениями связано множество ритуальных повествований, однако бурные разговоры и рассказывание таких историй в основном характерны для солдат в тыловых зонах, тогда как солдаты на передовой относятся к таким разговорам с презрением (о чем уже говорилось в главе 2). Почему нарративные ритуалы столь далеки от реального боевого опыта? Одна из причин заключается в том, что вокруг сражения существует множество мифов; уровень страха и некомпетентности в бою очень высок, и для того, чтобы это не признавать явно, существует сложный защитный механизм. Кроме того, присутствует (в особенности в современных армиях с их значительной диспропорцией между «зубами» (боевыми соединениями) и «хвостом» (частями материально-технического обеспечения)) большое количество военных, находящихся в промежуточных зонах, чьими слушателями могут выступать солдаты, дислоцирующиеся еще дальше от фронта. Инсценировка «крутизны» а-ля Гоффман в виде бахвальства и рассказывания историй о сражениях, похоже, рассчитана в основном на самую наивную аудиторию: с солдатами на передовой, которые лучше знают, что такое сражение, подобные штуки не пройдут. Солдаты на передовой не конструируют сюжеты о собственной храбрости, а военные истории воспринимаются как признак того, что рассказывающий их в действительности не является участником боевой группы. Акцент на рассказывании историй, который делают любители подраться на вечеринках, демонстрирует то, насколько их инсценированный опыт далек от реалий настоящих сражений.

37

Дальнейшее изложение основано на пяти студенческих отчетах и нескольких интервью с музыкантом панк-группы.

38

Такие феномены, как слэм и мош, появились в американской субкультуре хардкора в начале 1980‑х годов. Слэм как коллективное действо фанатов у сцены возник на концертах таких групп из Лос-Анджелеса, как Black Flag и Circle Jerks. Мош, зародившийся на нью-йоркской и бостонской хардкор-сцене, является разновидностью слэма с определенным набором танцевальных движений. Предполагается, что в начале моша участники слэма создают круг – мош пит; этим понятием также именуется все происходящее. – Прим. пер.

39

Очевидно, что в ходе концерта может присутствовать только один слэм. На некоторых концертах в стороне от основного слэма могут возникать другие, поменьше, однако они быстро распадаются. Вероятно, это происходит потому, что слэм нуждается в активной поддержке толпы, которая в конкретный момент времени может удерживать только один агрессивный фокус внимания. Эта закономерность подтверждает предположение, что пространство внимания занимает одна схватка на одной точке.

40

Этот человек напоминает инструментального лидера (в отличие от экспрессивного) в малых группах любого типа [Bales 1950]. Примечательный момент в данном случае состоит в том, что самый крупный мужчина не использует преимущество своей комплекции, чтобы вести себя более агрессивно, чем прочие; поскольку чрезмерное насилие фактически угрожает существованию группы, способ руководства ею заключается в том, чтобы лидер использовал свою комплекцию, выступая защитником и негласным блюстителем правил.

41

В этом отношении мошеры отличаются от уличных банд, где присутствуют плотные связи взаимных знакомств и, как правило, этническая гомогенность. Именно этот момент выдает ориентацию мошеров на средний класс, которая является более индивидуалистичной и более космополитичной, чем у банд из низших классов. Несколько информантов из среды участников слэмов отмечают, что «яма» для моша – это настоящий плавильный котел, который держится вместе благодаря созданной собственными силами солидарности.

42

Наблюдение из собственного опыта автора. В 1960 году я присутствовал на танцах в Принстоне во время уикенд-серии матчей по американскому футболу с Гарвардом. На закрытой спортплощадке одновременно играли три коллектива, относившиеся к главным звездам эпохи свинга и рок-н-ролла – группы Каунта Бейси, Джерри Ли Льюиса и (в боковом помещении) The Coasters. Мало того что этим ансамблям приходилось конкурировать друг с другом за внимание, так еще и зрители больше времени проводили за танцами, вместо того чтобы толпиться возле сцен, где они играли.

43

Мы уже наблюдали это в предшествующем обращении к стрейтэджерам, которые очень активно участвуют в слэмах.

1

На ранних этапах истории различных видов спорта происходили многократные изменения правил, которые порой придавали игре впечатляюще иной облик (см.: [Thorn, Palmer, Gershman 2002: 79–103]). В последние десятилетия также произошли многочисленные изменения. Например, в профессиональном американском футболе были изменены правила штрафов, защищающие квотербеков и ресиверов*, чтобы стимулировать более зрелищную игру в пас.

2

Эти состязания второго плана выступают неким способом поддержания интереса к игре, помимо основного результата соревнований, но, похоже, не играют значимой роли в нарастании спортивного насилия. Матчи в американских видах спорта отличаются особо сложными драматическими форматами – этот момент можно назвать американской традицией изобретения социальных технологий для спортивных развлечений. В более старых спортивных состязаниях наподобие скачек или легкой атлетики также делается некоторый акцент на установлении рекордов, но это, как правило, не меняет драматической структуры состязания. Например, установление мирового рекорда в беге на сто метров обязательно подразумевает победу в забеге и не может быть его побочным результатом.

3

В социальных науках насилие в спорте рассматривается в рамках более масштабного вопроса о том, почему зрители находят насилие привлекательным зрелищем. Соответствующие гипотезы анализирует Джеффри Голдстейн [Goldstein 1998], приходя к выводу, что хорошо обоснованная теория привлекательности развлечений, связанных с насилием, отсутствует. Кларк Макколи [McCauley 1998] отмечает, что существующие психологические теории неспособны объяснить, почему смотреть на вымышленное или искусственно сконструированное насилие порой привлекательно – в отличие от зрелища реального насилия (например, в экспериментах, участникам которых показывают фильмы с реальными съемками на бойнях или с демонстрацией жестоких травм). Разница, конечно же, заключается в драматической напряженности сюжета.

4

На практике в некоторых параллельных состязаниях присутствуют элементы как защиты, так и нападения. Бегуны во время забегов могут блокировать друг друга, иногда они запутываются в давке и падают, а очень быстрые спортсмены нередко проигрывают забеги, поскольку оказываются зажатыми в массе участников и не могут вырваться вперед. Такие случаи происходят в основном в беге на средние дистанции, где каждому бегуну не отведена отдельная дорожка и при этом не хватает времени для того, чтобы скопление участников рассосалось. Подобные ситуации могут привести к горьким поражениям, а порой и к затяжным обидам. Самый известный такой инцидент произошел во время женского забега на дистанцию 1500 метров на Олимпийских играх 1984 года, когда южноафриканка Зола Бадд поставила подножку американке Мэри Декер Слейни, в результате чего обе знаменитые звезды сошли с дистанции; после этого Слейни на протяжении многих лет враждебно относилась к Бадд. Однако блокировки во время забегов почти никогда не приводят к дракам, хотя состязания бегунов действительно могут быть жесткими. Например, известны случаи, когда африканские марафонцы, для которых призовые деньги являются очень важным фактором из‑за бедности некоторых спортсменов, бросали свои бутылки с водой в столы, где стояла вода их соперников, чтобы выиграть у них время, но за этим, кажется, не следовали драки. Такое развитие событий исключает сама структура действа: если спортсмен отвлечется от забега на то, чтобы подраться, он проиграет состязание.

В то же время зафиксированы случаи драк между командами механиков во время автогонок. В одной из гонок NASCAR в Чикаго лидерством завладел Кейси Кейн, но его автомобиль был отброшен на обочину машиной Тони Стюарта; Кейн врезался в стену (хотя и не получил серьезных травм), а Стюарт одержал победу (см.: Los Angeles Times, 14 июля 2004 года). Команда механиков Кейна отправилась на «точку» Стюарта, где между ними завязался жаркий спор, перешедший в потасовку, которая в итоге была пресечена официальными лицами. Однако эта драка произошла не между гонщиками, а между их помощниками, которые сами не участвуют в гонках, и была спровоцирована командой, выбывшей из гонки – вопрос о потере времени в гонке для нее не стоял.

5

На фоне практически всех видов спорта, включая наиболее конфронтационные, необычная особенность бокса состоит в том, что в нем довольно часто проводятся предматчевые поединки. В других видах спорта драки обычно происходят в завершающей части игры, когда уже произошло нагнетание драматической напряженности. Однако в профессиональных боксерских матчах спортсмены обычно появляются перед публикой на церемонии взвешивания, где они позируют для прессы и фотографируются лицом к лицу. Ритуализированные дуэли взглядами и обмен словесными выпадами, которые могут происходить на таких мероприятиях, иногда перерастают в короткие драки, однако они почти всегда ограничиваются толчками, иногда происходит опрокидывание мебели, а еще один привычный компонент – потасовки с людьми, сопровождающими противника. В основном все это представляет собой пустые церемониальные угрозы – кулаки идут в ход редко. В некоторых случаях таким стычкам намеренно придается шумиха, чтобы подогреть интерес к коммерчески срежиссированному бою. Все это соответствует паттерну боя как развлечения, ориентированного на зрителей. Даже в тех случаях, где бойцы действительно враждебно настроены по отношению друг к другу, насилие перед поединком имеет очень сдержанный характер, что позволяет сосредоточиться на том насилии, которое предусмотрено регламентом боя. В других видах спорта отдельные игроки или команды иногда могут бросать пустые угрозы в адрес друг друга за несколько дней до игры, однако это обычно не поощряется тренерами и самими игроками, чтобы не возбуждать соперников. Как будет показано ниже, наибольшее количество предматчевых потасовок (помимо взвешиваний боксеров) происходит в американском футболе; тренеры не возражают против этого, поскольку при помощи такого способа можно установить агрессивное доминирование в непосредственной игровой ситуации, тогда как простые разговоры в предшествующие тренировочные дни рассматриваются как содействие в эмоциональной подготовке другой команды.

6

Имеется в виду борьба как олимпийский вид спорта со своими школами или матчами любительских федераций. Напротив, профессиональный рестлинг, имеющий мало общего с правилами и приемами спортивной борьбы, обладает сильной сценической составляющей, направленной на то, чтобы создать впечатление тотального насилия. Здесь регулярно имеют место случаи, когда бойцы дерутся со своими противниками за пределами ринга, постоянно используют в качестве оружия предметы, применение которых вопиюще нарушает правила, и такие же приемы при нападении на противника. Все это действо срежиссировано и отрепетировано, но, как мне кажется, серьезный борец-любитель сможет легко блокировать профессионального рестлера, работающего на публику, применив стандартные приемы захвата и обездвиживания соперника. В борьбе сумо схватки также, похоже, никогда не выходят за рамки известных наперед ситуаций. Борцы сумо действительно тратят много времени на позерство и топание ногами непосредственно перед тем, как занять исходные позиции для поединка. Эти действия в определенной степени представляют собой попытки нарушить концентрацию противника, в особенности если борец встает и уходит с ринга на несколько секунд, демонстрируя жест презрения. О том, что подобные ходы имеют символический характер, свидетельствует такой факт: сумоистам более высокого ранга официально предоставляется больше времени на эти предшествующие схватке ритуалы, а зрители часто одобряют такие жесты за их театральность (эти выводы основаны на собственных наблюдениях автора и пояснительных заметках, сделанных на арене сумо в Токио в мае 2005 года).

7

В исследовании Эдгара Шилдса руководителям спортивных секций средних школ Северной Каролины было предложено оценить частоту случаев словесного и физического запугивания, а также открытого насилия в трех видах спорта [Shields 1999]. Согласно их оценкам, самый высокий уровень насилия характерен для американского футбола (хоккейных секций в этих школах не было), а в европейском футболе словесные запугивания происходили несколько чаще, чем в американском (этот момент выглядит неожиданным, однако он может быть связан с тем, что словесные угрозы остаются единственным доступным оружием для футболистов в условиях строгих ограничений на реальное насилие, предусмотренных правилами игры). В баскетболе отмечались умеренные масштабы словесного и физического запугивания, а уровень насилия оценивался почти так же низко, как в европейском футболе. Запугивание выстраивается в такую последовательность: словесное запугивание объясняет 45% вариаций физического запугивания (то есть толчков и захватов), а физическое запугивание, в свою очередь, выступает причиной 42% вариаций физического насилия. Однако эти цифры следует воспринимать с долей недоверия, поскольку они основаны не на подсчетах реальных инцидентов во время матчей, а на общих утверждениях руководителей спортивных секций, основанных на их впечатлениях по поводу совокупного объема различных видов запугивания и насилия.

8

Кроме того, директора школьных спортивных секций в исследовании Шилдса отмечали, что запугивание и насилие чаще случались в играх серий плей-офф, а не в обычных матчах [Shields 1999].

9

За 11 сезонов НБА с 1987 по 1997 год в шести играх серии плей-офф случались достаточно серьезные драки, дававшие основания для отстранения игроков от соревнований руководством лиги. В трех из этих матчей один из игроков удалялся с площадки за удар соперника (то есть без серьезной ответной реакции), а еще в трех играх происходили потасовки, однако в каждой из них принимали основное участие только два игрока, а остальные получали наказание за выход на площадку во время драки (см.: San Diego Union-Tribune, 16 мая 1997 года). В одном сезоне НБА проходит около 80 игр серии плей-офф, то есть драки случаются примерно в 0,7% этой категории матчей. В групповой части чемпионата, по моим оценкам, драки происходят реже. Социологи, наблюдающие за любительскими и школьными баскетбольными командами, подтверждают, что драки случаются крайне редко (личная беседа с Рубеном А. Бьюфордом, август 2005 года). По словам Скотта Брукса (личная беседа, 2003 год), баскетболистам из городских гетто не приходится драться за репутацию, хотя это требуется от других молодых чернокожих мужчин. В исследовании Уилкинсон собраны случаи драк среди чернокожих и испаноязычных хулиганов; различные игровые виды спорта, включая баскетбол, являются их формой досуга, однако драки, случающиеся во время таких игр, в их интервью упоминаются только применительно к американскому футболу [Wilkinson 2003].

10

Полный репертуар возможностей неспортивного поведения в теннисе демонстрирует знаменитый сербский игрок Новак Джокович, которому принадлежит ряд рекордных результатов в этом виде спорта. Вот лишь несколько из многочисленных инцидентов с его участием. В 2020 году во время одного из матчей Открытого чемпионата США Джокович был дисквалифицирован после того, как, проиграв сет, не глядя отбросил мяч ракеткой в сторону задней стенки корта и попал в горло женщине-арбитру, которой пришлось покинуть игру. За 52 года истории турниров Большого шлема это был лишь третий случай дисквалификации теннисиста в одиночном разряде. В 2021 году в матче за третье место на Олимпиаде в Токио Джокович бросил одну ракетку на трибуны, а другую разбил о сетку, но отделался только предупреждением от арбитров. Однако в 2023 году за удар ракеткой о стойку сетки в проигранном испанцу Карлосу Алькарасу финале Уимблдона Джокович был оштрафован на 8 тысяч долларов. – Прим. пер.

11

В хоккее штрафные санкции варьируются от удаления на две минуты за обычные нарушения правил до удаления на четыре минуты за чрезмерно грубую игру; если игроки продолжают драться дольше, чем 10–20 секунд, которые обычно требуются судьям, чтобы их разнять, они могут быть удалены с поля. Но поскольку в таких случаях обычно удаляются оба игрока, а правила позволяют проводить замены, это не слишком идет на пользу одной или другой команде.

12

В оригинале используется термин goal-tending – помеха попаданию, особое нарушение правил в баскетболе, когда защитник касается мяча, который летит в корзину по нисходящей траектории. – Прим. пер.

13

В хоккее наиболее серьезные травмы, возникающие в результате насильственных действий, происходят не во время драк, когда игра прекращается, а в ходе самого матча из‑за порочащих репутацию спортсмена ударов. Например, игрок в отместку за предшествующую стычку может применить к сопернику силовой прием со «слепой стороны», когда тот маневрирует по льду без шайбы и не видит надвигающейся угрозы.

14

В играх Национальной футбольной лиги 1980–1988 годов на одну команду приходилось в среднем 65 серьезных травм в год, или около трех травм на одну команду в каждом матче (см.: Los Angeles Times, 24 января 1997 года). Почти 10% состава команд получают травмы каждую неделю. Особенно жестокой игрой американский футбол был на рубеже ХX века – например, в 1905 году в межуниверситетских соревнованиях (профессионального футбола тогда еще не существовало) погибло восемнадцать игроков (см.: [Rudolph 1962: 373–393]). В прошлом высокий уровень травматизма отчасти был обусловлен незначительной эффективностью защитной экипировки игроков. Только после 1950 года на смену относительно тонким кожаным шлемам и накладкам на тело пришло тяжелое защитное снаряжение из пластика и пенопласта, а куртки типа военных бронежилетов и защищающие лицо козырьки появились и вовсе в конце ХX века. До того как в конце 1940‑х годов в американском футболе не был принят шлем с жесткой оболочкой, захват и блокировка осуществлялись плечом, подобно тому как боксер уворачивается от ударов вместо того, чтобы принимать их прямо на себя (см.: [Underwood 1979: 93–109]). В результате летальных травм стало меньше, хотя сегодняшние игроки крупнее и сильнее, чем в начальный период истории американского футбола. Благодаря усовершенствованным методам тренировок, упражнениям в тяжелой атлетике, стероидам и другим мерам по укреплению организма футболисты сегодня, несомненно, наносят куда более сильные удары, чем их предшественники, что демонстрирует важность защитной экипировки, которая обеспечивает гораздо более высокий уровень контролируемого насилия. Теперь почти все смертельные случаи в американском футболе происходят из‑за очень высоких нагрузок во время тренировок.

15

Игроки пытаются отобрать мяч у соперников в нижней части этой кучи-малы, кусая друг друга, выдавливая глаза, царапаясь и нанося тычки в уязвимые части тела, включая яички (см. интервью с футболистами в журнале Sport Illustrated, 31 января 2005 года, р. 38–39). Вот слова одного из игроков: «Мяч, как правило, переходит от одной команды к другой только один раз. В этом замесе не то что мяч куда-то катать – дышать трудно. Обычно у кого-то одного получается стащить мяч у другого – на том все и заканчивается». Таким образом, здесь перед нами грязная игра без правил, которую не видят и не контролируют судьи, определяющие, на чьей стороне мяч, только после того, когда эта груда тел наконец рассасывается. Однако эти драки, остающиеся вне поля зрения арбитров, имеют самодостаточный характер и не приводят к дальнейшим столкновениям, когда игроки снова стоят на ногах.

16

Уровень травматизма в европейском футболе (в мировом масштабе на всех уровнях соревнований – от молодежных до профессиональных лиг) составляет порядка двух-трех травм за матч, в котором участвуют 22 игрока, в мужских состязаниях и вдвое меньше – в женских. В основном это ушибы, растяжения и вывихи ног; переломы и сотрясения мозга случаются гораздо реже. Частота травм, из‑за которых игроку приходится пропускать следующий матч, в профессиональном европейском футболе составляет примерно один случай на матч [Junge et al. 2004]. Это гораздо меньший уровень травматизма, чем в американском футболе, где о травмах сообщают только в том случае, если они существенно влияют на возможности игрока выступить в матче на следующей неделе.

17

В разделе «Чего боятся люди?» в конце главы 2 утверждалось, что солдаты и другие участники серьезных поединков меньше обеспокоены возможностью получить физические травмы, нежели конфронтационной напряженностью, связанной с угрозой другому человеку при контакте лицом к лицу. Конфронтационная напряженность/страх прежде всего предполагает нарушение базовой ритмики взаимодействия между людьми, выступая символической/эмоциональной травмой. В случае со спортсменами специфика напряженности заключается прежде всего в утрате самоуверенности, внутренней дисциплинированности на открытой для всеобщего обозрения арене, где они находятся в центре внимания.

18

Эти средства защиты иногда действительно используются в драках между бейсболистами. Имеется несколько фотоснимков, на которых изображено, как кетчеры вступают в драку с соперником. Например, в июле 2004 года кетчер «Бостон Ред Сокс» Джейсон Варитек встрял в стычку между своим обладающим сильным ударом заклятым соперником Алексом Родригесом из «Нью-Йорк Янки» и питчером собственной команды, который только что залепил по Родригесу мячом. И в том и в другом случае драка принимает привычную форму взаимных толчков: кетчер, остающийся в своей нагрудной защите и лицевой маске, движениями назад и вверх пихает сопернику в челюсть и лицо обе вытянутые руки. Защита позволяет кетчеру не опасаться эффективных ответных действий, но в то же время он не наносит особого вреда противнику, поскольку в тот момент, когда кетчер сует свою руку ему в лицо, на ней еще надета перчатка. См. также Los Angeles Times, 29 июля 2002 года.

19

Похоже, что это относится и к дворовым спортивным играм. В этнографическом отчете одного из студентов описывается, как между двумя их участниками на протяжении нескольких дней нагнеталась ссора, а когда наконец вспыхнула драка, их товарищи стояли вокруг и наблюдали за происходящим.

20

Один из игроков так вспоминал свой первый день в команде высшей лиги: «У нас было две потасовки, когда все сорвались со скамейки. Я просто сорвался оттуда вместе с остальными. Я не знал, что делать. Это был мой первый день, и я уже нервничал» (см.: San Diego Union-Tribune, 13 августа 2001 года; см. также [Adler 1984]).

21

Впрочем, бейсбольные биты иногда используются в качестве оружия в уличных драках и при ограблениях (см., например, [Felson 1994: 32; Morrison, O’Donnell 1994; Fisher 2002]).

22

Задним числом за Коббом закрепился ярлык «психопата», однако исторические обстоятельства конкуренции лучше объясняют его поведение, чем попытки наделить его личность какой-то сущностью. Личность Кобба формировалась бейсболом.

23

Правила футбола, который в США именуют соккером, в последние годы действительно значительно меняются, хотя и не в том гипотетическом направлении, которое предлагал Коллинз. Основной проблемой, с которой столкнулся футбол в конце ХX века, было снижение результативности (например, в ходе чемпионата мира 1990 года был установлен антирекорд этих турниров – всего 2,21 гола за игру). Повышению результативности и зрелищности футбола должны были способствовать такие меры, как увеличение количества замен с двух до трех, введение видеопросмотров арбитрами спорных моментов, а также отмена преимущества «выездного гола» в европейских кубковых турнирах. Однако принципиального увеличения результативности добиться пока не удалось. Например, средняя результативность трех последних чемпионатов мира (2014, 2018, 2022) находилась в диапазоне 2,6–2,7 гола за игру. – Прим. пер.

24

Команды, которые терпят поражение, теряют не только эмоциональное доминирование, но и сплоченность. В одном из интервью звезду американского футбола Эрика Дикерсона, рекордсмена по такому показателю, как количество ярдов, набранных при игре на выносе мяча, спросили: «Как вам становится понятно, что защита дает трещину?» Ответ звучал так: «Это когда в команде противника все начинают цапаться друг с другом. Тогда и понимаешь, что они попали. И они уже ваши: „Что же вы, парни, не делаете захваты спереди?“ А потом: „Что же вы не делаете захваты сзади?“» (Los Angeles Times, 27 декабря 2003 года).

25

Здесь важно провести различие между кратковременными и длительными потоками эмоциональной энергии (ЭЭ). В той формулировке теории ритуальных цепочек взаимодействия, которая была представлена в моей предшествующей работе [Collins 2004], отмечалось, что ЭЭ имеет тенденцию к накоплению, причем как в позитивном, так и в негативном направлении. Представим себе серию столкновений между людьми. С каждым новым таким эпизодом те, кто подходит к нему с высокой ЭЭ, будут доминировать над теми, чей уровень ЭЭ низок, и эта ситуация повторяется на протяжении всей цепочки. Серия повторяющихся столкновений между одними и теми же людьми приводит к стабилизации их уровня ЭЭ по отношению друг к другу. В случае спортивных состязаний такая схема привела бы к скучным и предсказуемым играм, лишенным драматизма. Даже если бы команды изначально подбирались по масштабам своих предшествующих успехов, та из них, которой удастся вырваться вперед, будет доминировать на всем протяжении оставшегося времени. Правила спортивных игр придумываются именно для того, чтобы не допустить таких ситуаций. У игроков должны быть возможности вернуть себе утраченную ЭЭ (также говорят о возвращении инициативы). Поэтому в спортивных играх оставляется возможность для случайностей (наподобие удачных или неудачных отскоков мяча), а также для того, чтобы очень маленькие различия в эффективности влекли за собой большие последствия. Например, в бейсболе разница в доли дюйма при броске мяча может привести к таким разным игровым ситуациям, как страйкаут, фал-бол или хоумран. В этом заключается еще один момент, демонстрирующий искусственную природу спортивных игр. В обычной жизни гораздо меньше справедливости, меньше равновесия. Например, лица, занимающиеся издевательствами, предаются своему делу монотонно, а их жертвы редко переворачивают эту ситуацию. В спорте же на протяжении многих лет развивались приемы создания драматизма, позволяющие представить публике нечто более удовлетворительное с точки зрения драматургии.

26

В связи с этим примечательно, что бэттеры и питчеры редко смотрят друг другу в глаза или даже в лицо. Похоже, они пытаются максимально использовать хитрости игры в угадайку, беря на вооружение манеру поведения игроков в покер. Другой аспект этой ситуации заключается в том, что игроки воспринимают прямые взгляды как враждебные жесты; зрительный контакт провоцирует драку точно так же, как словесные оскорбления. Однажды драка бейсболистов началась во время тренировки перед матчем высшей лиги, когда игрок одной из команд подошел к игроку соперника, чтобы извиниться за инцидент, произошедший в предыдущей игре. Соперник воспринял попытку установить зрительный контакт как вызов и начал потасовку, которая продолжалась четыре минуты (см.: San Diego Union-Tribune, 28 июля 2004 года). С этим случаем можно сравнить мое собственное наблюдение за ситуацией, близкой к драке, которая возникла в длинной очереди на прохождение контроля в аэропорту в августе 2006 года: один мужчина предупредил другого, с которым он ссорился по поводу того, что тот пытался встать вне очереди: «Не маячь у меня перед глазами». Нарушитель не стал вступать в зрительный контакт, поэтому столкновение между ними не состоялось.

27

Некоторые питчеры, например Роджер Клеменс или Боб Гибсон в прошлом, приобрели известность благодаря своей угрожающей манере игры – именно им принадлежат рекорды по количеству страйкаутов и показателю ERA, хотя другие игроки-рекордсмены на этой позиции не отличались таким же конфронтационным стилем. Запугивание выступает лишь одним из многих приемов.

28

Некоторые бэттеры придерживаются противоположного подхода. Частью их репертуара приемов становится нахождение поблизости от «дома», даже несмотря на риск часто получать удары мячом – такие действия позволяют находиться на базе и нарушать модель игры питчера. В результате именно эти игроки ежегодно возглавляют рейтинг американского чемпионата по количеству полученных ударов мячом при подаче. Гипотеза, согласующаяся с моими наблюдениями, заключается в том, что таких бэттеров не приводит в гнев попадание по ним мяча, а также они не становятся главными участниками драк. Точно так же как среди питчеров присутствуют те, кто полагается на обман, и те, кто делает упор на открытое доминирование, среди бэттеров тоже есть игроки, которые больше рассчитывают на хладнокровную технику, и те, кто полагается на всплески энергии (к недавним примерам бэттеров первого типа относятся Барри Бондс, Ичиро Сузуки и Тони Гвинн, ко второму типу принадлежит Мэнни Рамирес). Именно от второй группы игроков ожидается, что они будут затевать больше драк. Аналогичным образом можно ожидать, что питчеры, которые пытаются подавлять бэттеров, более склонны вступать в драки, чем те питчеры, которые полагаются на обман и точный выбор позиции. Таким образом, драки наиболее вероятны там, где питчер, который рассчитывает на силу, сталкивается с бэттером, который полагается на безоговорочное силовое доминирование или масштабный эмоциональный накал.

29

Уэйн Гретцки, абсолютный лидер среди бомбардиров в профессиональном хоккее, пользовался среди соперников репутацией «пронырливого» игрока, который ловко и неожиданно продвигался к воротам, не ввязываясь в противоборства.

30

Количество таких игроков, необходимых команде, ограничено. Вот, к примеру, заголовок и подзаголовок одного из материалов СМИ о клубе «Филадельфия Флайерз»: «Федорук борется за место нападающего. Но „Флайерз“, возможно, не смогут держать двух крутых парней» (Philadelphia Inquirer, 28 сентября 2001 года).

31

В хоккее, по утверждению моих источников из числа осведомленных болельщиков, драки особенно вероятны после того, как команда явно проиграла матч. Такие столкновения затевают игроки проигравшей команды, как бы демонстрируя, что они еще остаются в игре, даже несмотря на то что уже не могут победить.

32

Иными словами, игровая ситуация для «Ройялз» может развиваться в разных направлениях: если при следующей подаче они получат третий аут от соперника, то по правилам команды поменяются позициями, а если бэттер успешно справится с подачей, то раннер добежит до «домашней» базы и сравняет счет в матче. – Прим. пер.

33

Здесь будет уместно такое дополнение, подтверждающее рассуждения Коллинза о том, как изменения правил влияют на эмоциональную динамику игры. Первоначально филд-гол приносил команде пять очков, тогда как в современном американском футболе его ценность снизилась до трех очков, а ценность тачдауна повысилась с четырех до шести очков. В результате наиболее зрелищными моментами в игре стали прорывы в зачетную зону соперника, а не попадания в ворота ударом ногой (в связи с чем американский футбол, в отличие от европейского, имеет мало общего с этимологическим значением «ножной мяч»). – Прим. пер.

34

Вспомним предложенный в главе 7 принцип: «одна драка в одной точке» заполняет пространство эмоционального внимания. В спортивном матче может быть и несколько драк, как в приведенном примере. Тем не менее все они выступают эпизодами одной и той же драмы, разворачивающейся между двумя противоборствующими сторонами; подобно некоторым дракам в местах массового разгула, они представляют собой серию связанных между собой поединков с пересекающимся составом главных и второстепенных действующих лиц.

35

Выше было выдвинуто общее предположение, что драки, происходящие в переломный момент игры, обычно происходят во второй части матча. Однако в тех случаях, когда игры проходят на фоне череды постоянных конфликтных ситуаций, настрой всей игре иногда задают драки на предматчевых разминках. В заключительном матче регулярного чемпионата 2002 года по американскому футболу команда «Питтсбург Стилерз», пытавшаяся досрочно выиграть чемпионат северного дивизиона Американской футбольной конференции, находилась на домашнем стадионе клуба «Тампа-Бей Букканирз», которые уже вырвали победу в своем дивизионе. Когда звездный дефенсив тэкл (защитник) «Тампы» Уоррен Сэпп – огромный человек, известный своими резкими высказываниями, – на предматчевой разминке разгуливал с надменным видом и подбадривал толпу, на него натолкнулся и пнул такой же огромный раннинбек (нападающий) «Питтсбурга» Джером Беттис (благодаря своим габаритам он получил прозвище «автобус»). По словам Беттиса, «в прошлом году во время разминки они смотрели на нас свысока, и мы хотели дать им понять, что собираемся поиздеваться над ними на их собственном поле». Еще несколько игроков из каждой команды во время разминки толкали и пихали друг друга. Когда игра началась, «Стилерз» в течение первых четырех минут стремительно повели со счетом 14:0, а затем одержали победу со счетом 17:7. «Питтсбург» имел преимущество во владении мячом, а Сэпп не сделал ни одного тэкла, ассиста или сэка* – его «всухую» обыграли линейные игроки нападения «Питтсбурга» (см.: San Diego Union-Tribune и Los Angeles Times, 24 декабря 2002 года).

36

В качестве примера можно привести серию матчей за чемпионский титул Американской бейсбольной лиги 2003 года между «Нью-Йорк Янкиз» и «Бостон Ред Сокс» (см.: Los Angeles Times, 10–13 октября 2003 года). Вокруг «Ред Сокс», которые не выигрывали первенство США на протяжении 85 лет, была раздута сильная шумиха – утверждалось, что команда имеет наилучшие шансы за многие годы. После того как в двух первых матчах на стадионе «Янкиз» команды по очереди выиграли друг у друга, совершив взаимную серию яростных подач, заставлявших бэттеров падать на землю, «Ред Сокс» вернулись на домашнюю арену, где состоялась решившая исход серии игра с участием лучших питчеров каждой команды, Педро Мартинеса и Роджера Клеменса. В первой половине четвертого иннинга, когда «Ред Сокс» пытались преодолеть преимущество «Янкиз» со счетом 4:2, Мартинес гневно угрожал бэттерам «Янкиз» отправить мяч им в голову, а соперники истошно кричали ему в ответ.

Во второй части того же иннинга Клеменс вышел на питчерскую горку от «Янкиз», получив предупреждение от судей, что за любые ответные действия он будет удален с поля; партнеры по команде говорили, что от напряжения на шее Клеменса выступали вены, когда он пытался держать свои эмоции под контролем. Следующим бэттером «Ред Сокс» был Мэнни Рамирес, звездный игрок с сильным ударом, который в этой игре сделал первый ран в первом иннинге. Клеменс запустил мяч высоко, но без приема внутренней подачи; мяч не прошел рядом с головой Рамиреса, однако он отреагировал на это так, как будто подача была действительно направлена ему в голову, и сделал шаг к питчерской горке, размахивая битой – этим опасным оружием, которое бэттеры почти никогда не используют в драках (размахивание битой было блефом – она так и не пошла в ход). После этого игроки обеих команд выбежали на поле и устроили пятнадцатиминутную свалку. Сразу после возобновления игры первая же подача Клеменса завершилась тем, что Мэнни Рамирес конвульсивно промахнулся, даже несмотря на то что подача была далеко за пределами страйковой зоны. В ходе всего эпизода драки Рамирес утратил контроль над эмоциями, и до конца игры ему так и не удалось сделать ни одного хита. После драки «Ред Сокс» сдулись и в итоге проиграли матч со счетом 4:3, а «Янкиз» под конец игры перешли в наступление, затеяв еще одну драку, в которой избивали и пинали хозяйственного сотрудника стадиона, болевшего за команду хозяев. После этой эмоциональной кульминации в оставшихся четырех играх соперников драк больше не было. Команды выиграли друг у друга по два матча, идя ноздря в ноздрю, и «Ред Сокс» снова не смогли победить в первенстве США.

37

Эти же два игрока ранее, в июле, затеяли драку между двумя командами, которая упоминалась выше (см. прим. 18 на с. 960–961). Та драка была воспринята многими как воплощение драматичного соперничества между двумя командами, которые боролись за лучшее собственное достижение в Американской лиге, и как повторение их же драки в конце предшествующего сезона. После той июльской драки «Ред Сокс» силами всей команды начали победное восхождение, которое в итоге привело их к выходу в плей-офф и противостоянию с заклятыми соперниками.

38

В полицейских протоколах о беспорядках на стадионах обычно не делается различий между нападениями, нахождением в нетрезвом состоянии в общественных местах и другими нарушениями, а если исходить из простых подсчетов лиц, не допущенных на стадион, штрафов за серьезные нарушения и болельщиков, которых удалили с конкретных матчей, то мы получим мало представления о том, что именно произошло и в каком контексте. Цифры, время от времени приводимые в газетах, не демонстрируют четких закономерностей или тенденций (см.: San Diego Union-Tribune, 31 октября 2004 года).

39

Каких-либо дополнительных сведений об этом матче найти не удалось, однако это явно не самый показательный случай насилия с участием футбольных болельщиков из бывшей Югославии. Наиболее известным инцидентом из этой серии является знаменитый «матч ненависти» между командами «Динамо» (Загреб) и «Црвена Звезда» (Белград) на загребском стадионе «Максимир» во время матча Чемпионата Югославии по футболу 13 мая 1990 года. На эту игру из Белграда прибыло около трех тысяч радикальных фанатов группировки «Делие» («Герои»), которой руководил Желько Ражнатович по прозвищу Аркан – профессиональный грабитель, ставший ультранационалистом, а затем, во время войн начала 1990‑х годов, известным сербским полевым командиром. За несколько часов до игры в Загребе начались уличные беспорядки, а вскоре после начала матча фанаты «Динамо» выскочили на поле, прорвав оцепление полиции, и противостояние сербских и хорватских болельщиков превратилось в массовое побоище, в котором пострадали десятки человек. Кроме того, имело место неспортивное поведение игроков: капитан «Динамо» Звонимир Бобан с разбега ударил ногой полицейского-боснийца Рефика Ахметовича. В итоге «матч ненависти» стал одним из важных факторов, ускоривших начало гражданской войны в Югославии. – Прим. пер.

40

Согласно данным исследования Майкла Смита (см.: [Smith 1978]), только в 10% из 68 случаев серьезного насилия в спорте насилие со стороны толпы не было связано с драками игроков или ситуациями на поле, близкими к дракам.

41

Вот случай из хоккейных соревнований. В сентябре 2004 года в Окленде во время напряженной борьбы между двумя командами за выход в плей-офф Главной лиги бейсбола (MLB) один из игроков клуба «Техас Рейнджерс» запустил креслом по трибунам в назойливого крикуна, сидевшего неподалеку от скамейки запасных, в результате чего пострадал случайный человек: у женщины, сидевшей рядом с этим болельщиком, был сломан нос. После этого все игроки «Рейнджерс» собрались у скамейки, чтобы поддержать своего товарища, демонстрируя обычную солидарность команд в драках (см.: USA Today, 15 сентября 2004 года).

42

Вспомним о бейсбольном ритуале ловли выбитого за пределы поля мяча (при выполнении хоумрана), попавшего на трибуны. Болельщики относятся к этому как к делу огромной важности, и тот из них, кто ловит мяч, на мгновение становится героем в своем ближайшем окружении. Бейсбольный мяч рассматривается как сакральный объект, как связующее звено между периферийной сферой трибун и ядром коллективного пространства внимания на поле. Для зрителя достаточно прикоснуться к мячу любым доступным способом – неважно, катится он или хотя бы находится в руках вспомогательного персонала стадиона, но особый престиж – по-настоящему поймать мяч на лету. Так выглядит один из способов, при помощи которого болельщик может мгновенно возвыситься над своим статусом, реально подражая одному из действий игроков. Такие ситуации всегда вызывают аплодисменты со стороны других болельщиков. Этот феномен похож на коллекционирование автографов – еще одну разновидность раболепного контакта с кумирами публики в обмен на символическое подтверждение связи с ними. Тот, кому не чужд прагматизм, вспомнит, что бейсбольные мячи порой стоят огромных денег на рынке памятных спортивных атрибутов – например, мячи, с помощью которых были установлены рекорды хоумранов. Однако это не объясняет ни то, почему болельщики с ритуальным уважением относятся и к обычным бейсбольным мячам, ни то, почему «мячи-рекордсмены» имеют такую стоимость на рынке. Знаменитые мячи увеличивают ритуальную ценность обычных.

43

На тот момент Югославией называлась конфедерация Сербии и Черногории, которая прекратила существование в 2006 году после референдума о независимости Черногории. – Прим. пер.

44

Подробный анализ беспорядков по случаю победы представлен в работе Джерри М. Льюиса «Насилие спортивных фанатов в Северной Америке» [Lewis 2007].

45

В этом разделе речь пойдет о европейском футболе, который в США называется соккером. Для обозначения группировок агрессивных фанатов, или «болельщиков» (supporters), можно также использовать британский термин «фирмы». Он появился в криминальном мире Лондона благодаря одной «напоминающей мафиозный клан банде, которая совершала свои преступления в корпоративном духе. В 1970‑х годах этот термин был присвоен группировками агрессивных футбольных болельщиков» [Buford 1993: 316]. Впоследствии «фирмами» могли называть небольшие коллективы, которые держались вместе и принимали активное участие в драках (американцы сейчас называют такие группы словом posse), либо этот термин мог использоваться в широком смысле для обозначения всех болельщиков той или иной футбольной команды, чья тактика действий предполагала намеренное участие в драках. Болельщики в целом являются более многочисленной группой, чем хулиганы или «фирмы».

46

Такая же схема обнаруживается в мобилизации рабочего класса в рабочих движениях прошлого. Степень мобилизации зависит не от масштабов недовольства экономической ситуацией, а от ресурсов для мобилизации. На пике насилия футбольных хулиганов, состоявшемся в 1980‑х годах, в экономике был период относительного процветания.

47

В описании Билла Бьюфорда большинство видных лидеров футбольных хулиганов предстают людьми, щеголяющими дорогой одеждой, автомобилями и другими ценными вещами [Buford 1993: 29, 213]. Некоторые из них являются профессиональными преступниками, промышляющими воровством и фальшивомонетничеством (этот момент подтвердил Энтони Кинг в нашей личной беседе, ноябрь 2000 года). Однако футбольное насилие не является для них обычной преступной деятельностью, поскольку оно приносит больше затрат, чем прибыли; лидеры фанатских группировок, описанные Бьюфордом, ведут себя так, будто получают от этого огромное удовольствие. Для вопросов, рассмотренных в этом разделе в целом, актуальны следующие работы: [Dunning et al. 1988, 2002; Dunning 199; King 2001; Johnston 2000; Marsh, Rosser, Harrć 1978; Van Limbergen et al. 1989].

48

Нечто очень похожее на «джиббинг» обнаруживается и в более высоких социальных слоях, преимущественно среди детей, хотя обычно в очень незначительных масштабах. Фрэнсис Скотт Фицджеральд в романе «По эту сторону рая» описывает, как небольшая группа студентов Принстона в годы перед Первой мировой войной устроила продолжительный загул в Атлантик-Сити совершенно без денег. Они бесцеремонно заказывали еду в ресторанах, а затем уходили, не заплатив – герои Фицджеральда усвоили урок Гоффмана, который указывал, как важно сохранять нормальность внешних атрибутов.

49

Согласно новаторской формулировке Элиаса и Даннинга [Elias, Dunning 1986], организация спортивных соревнований начиная с XVIII века была направлена на то, чтобы обеспечить доставляющее удовольствие ощущение напряженности, которого недостает в жизни человека эпохи модерна. Процесс цивилизации, развивают свою мысль указанные авторы, приводит к вытеснению естественных импульсов (по сути, перед нами фрейдистский тезис, что вытеснение является ценой, которую мы платим за цивилизацию), однако спорт позволяет создать безопасную параллельную вселенную выдуманных конфликтов, в которой можно воплотить ту же самую напряженность, что прежде вылилась бы в насилие. Помимо ослабления различных противоречий, спорт создает приятные накал и возбуждение, которые востребованы тем больше, чем более монотонным является опыт зрителей в их повседневной жизни.

В такой логике рассуждения присутствует два слабых места. Во-первых, насилие не было таким уж легким и беспрепятственным делом и до наступления эпохи модерна. Конфронтационная напряженность/страх существовали на протяжении всей истории человечества, поэтому в древние времена насилие было не доставляющим удовольствие выражением естественных импульсов, а принимало те же самые формы бесчестного нападения на слабого или почетного – обставленного ограничениями и инсценированного – поединка, которые рассматриваются в этой книге. То, что выражает собой спорт, никогда не принимает форму естественного неподавляемого насилия. Во-вторых, до наступления эпохи модерна спортивные состязания – начиная с племенных игр, Олимпийских игр в античной Греции, гонок на колесницах в Византии и заканчивая средневековыми рыцарскими турнирами и народными играми – также позволяли людям ощутить приятную напряженность. Как отмечают сами Элиас и Даннинг на примере средневекового простонародного футбола в Англии, главное отличие от современности заключалось в том, что игры низших классов имели незначительный уровень формальной организации. В них не было ни судей, ни кодифицированных правил, а поучаствовать в таких состязаниях являлись целые общины: вместо того чтобы отбирать самых искусных, поощрялось большое количество игроков без какой-либо специализации, которые могли быть совершенно разными людьми – конными и пешими, любого возраста и комплекции, а в ходе соревнований можно было пускать в ход дубинки, кулаки или ноги, – именно поэтому серьезные травмы или летальный исход в таких состязаниях были обычным делом. Новым моментом при переходе к эпохе модерна было возникновение формальных специализированных организаций, контролировавших одни аспекты насилия, но способствовавших другим с целью создания максимально драматичного переживания зрелищ, в которых сохраняется длительное и сложное сюжетное напряжение. В тех спортивных играх, которым предавались представители высших классов в античные и средневековые времена, такая организация присутствовала в большей степени, поскольку у верхушки общества имелись ресурсы для сдерживания конфронтационной напряженности/страха при одновременной демонстрации высокого статуса при помощи постановочных поединков между равными соперниками, которые следовали условным правилам. Главным историческим сдвигом оказалось увеличение благосостояния и времени для досуга среди всех социальных классов, а также продолжающееся расширение периода получения образования в нашем жизненном цикле; благодаря этому у нас появилось больше возможностей и «пустого» времени, которое раньше у большинства людей было занято непосильным трудом. Поэтому имеются сомнения в том, что объем жизненной монотонности на протяжении истории человечества сильно менялся. Модерн вытесняет в сферу спорта не насилие предшествующего периода, которое якобы было необузданным, а существовавшее прежде повсеместное присутствие труда. Отличительные формы спортивного насилия являются не цивилизационным замещением, а продолжающимся цивилизационным созиданием.

50

Этот момент также можно заметить на снимке в репортаже Reuters от 16 февраля 1995 года с подписью «Английские фанаты нападают на ирландского болельщика за пределами стадиона в Дублине», где соотношение сил составляет трое на одного.

51

Значительное количество примеров, иллюстрирующих подобную закономерность, представили мне в 2000–2001 годах английские полевые исследователи Энтони Кинг и Эрик Даннинг. Вот еще один пример из работы Бьюфорда [Buford 1993: 93–95]. Устроив разгром в итальянском городе после футбольного матча, английские болельщики вечером собрались в баре, но их оживленные разговоры касались не самой игры, в которой «Манчестер Юнайтед» уступил*, а их собственной победы и того, «как итальянцы „обделались“. У всех было ощущение, что дело идет к вечеру, стояла атмосфера конца хорошего рабочего дня». Рядом на площади собралось несколько тысяч итальянцев, которые жаждали отомстить двум сотням англичан, находившимся в баре. Но англичане не стали выходить, а дождались прибытия полиции, чтобы та сопроводила их на обратном пути. Обратим внимание, что итальянцы стоят на улице, хотя имеют большое численное преимущество, и не пытаются ворваться в бар. Как и в других рассмотренных нами случаях, пустые угрозы и конфронтационная напряженность/страх характерны и для футбольных хулиганов и их противников. В более ранних работах, посвященных футбольным хулиганам, делался акцент на том, что они вырабатывают намеренные тактические и организационные решения, чтобы избежать полицейских мер противодействия им. Однако теперь необходимо добавить, что хулиганы искушены и в том, как преодолеть извечную проблему любого поединка – конфронтационную напряженность и страх. В данном случае они достигают этого с помощью продуманных приемов сдерживания перехода в атаку, пока им не удастся застать своих противников врасплох.

* Речь идет об ответном матче второго круга Кубка УЕФА 1976–1977 годов, в котором «Манчестер Юнайтед» проиграл туринскому «Ювентусу» со счетом 0:3 и по итогам двух встреч выбыл из розыгрыша. Этот эпизод Билл Бьюфорд излагает в своей нашумевшей книге «Среди головорезов» со слов информантов из «ветеранов» болельщиков «Манчестера». После следующего еврокубкового матча «Манчестера» с французским «Сент-Этьеном» в 1977 году из‑за агрессивного поведения болельщиков на выезде английской команде было запрещено проводить ответную игру на домашнем стадионе. – Прим. пер.

52

Американская патриотическая песня, сочиненная в самом начале Гражданской войны в США (1861) писательницей-аболиционисткой Джулией Уорд Хау на базе солдатской песни «Тело Джона Брауна». – Прим. пер.

53

См.: [King 2001]. Когда оказавшийся в Германии английский болельщик бродит по улицам и кричит «Хайль Гитлер!», это подходящий способ задеть нидерландских болельщиков, с которыми Англия встречается на турнире* [Buford 1993: 228]. А вот общая характеристика идеологической самопрезентации бельгийских хулиганов: «Они притворяются расистами, сексистами и регионалистами. Их идеи отличаются упрощенностью и антидемократизмом. Эта идеология довольно плохо проработана и не слишком продумана. Они скандируют конкретные лозунги лишь ради провокации» [van Limbergen et al. 1989: 11].

* Скорее всего, имеется в виду чемпионат Европы по футболу 1988 года, проходивший в ФРГ; на групповом этапе сборная Англии проиграла сборной Нидерландов со счетом 1:3. – Прим. пер.

54

Скауз – прозвище фанатов футбольных клубов «Ливерпуль» и «Эвертон», жителей Ливерпуля; кроме того, это слово означает ливерпульский говор английского языка. – Прим. пер.

55

Часто утверждается, что встречи на игровом поле замещают собой межнациональное насилие и выступают способом примирения врагов, хотя в таких встречах заодно и присутствует тенденция к разжиганию и даже формированию враждебных межнациональных отношений. Ричард Сайпс [Sipes 1973] на основе сравнения домодерных обществ пришел к выводу, что те из них, где имелись игры, напоминающие войну, также чаще нападали на другие общества. Этот момент не имеет непосредственного отношения к вопросу международных (или в данном случае межплеменных) соревнований; несомненно, здесь существует множество причин, поскольку для проведения международных спортивных состязаний необходимы то или иное мирное состояние и международные контакты. Учитывая это обстоятельство, можно задаться вопросом: какие более отдаленные последствия имеет спорт? В Древней Греции Олимпийские игры проводились в регионе, где постоянно происходили насильственные конфликты между полисами, а борьба за честь на Олимпийских играх получала шовинистическое толкование.

56

Имеются в виду события на стадионе «Лужники» 20 октября 1982 года во время матча 1/16 Кубка УЕФА между московским «Спартаком» и нидерландским «Харлемом», когда во время давки при выходе с трибун погибли 66 человек (Коллинз приводит несколько неточные данные). Однако этот инцидент едва ли можно считать примером футбольного хулиганства, поскольку причиной гибели болельщиков стали непродуманная планировка подтрибунных помещений и неправильные действия персонала арены по организации логистики зрителей (в дальнейшем директор и главный комендант стадиона получили судебные приговоры за халатность). Аналогичный эпизод имел место на стадионе «Айброкс» в Глазго в 1971 году, где во время давки также погибли десятки болельщиков. – Прим. пер.

57

См.: [Dunning et al. 1988]. История бейсбольных матчей в Америке в некоторых из перечисленных аспектов была схожей: в начале ХX века места для публики за пределами поля были стоячими, а зрительская зона была отделена от поля только канатами. В 1908 году в Нью-Йорке состоялся нашумевший матч, в заключительной части которого толпа зрителей выбежала на поле, когда команда хозяев в девятом иннинге совершила ран, который все посчитали победным. Однако бежавший в этом раунде игрок хозяев по фамилии Мёркл не коснулся базы (поэтому инцидент в дальнейшем получил название «промашка Мёркла»), и гости, «Чикаго Кабс», погнались за мячом сквозь толпу, коснулись базы, после чего потребовали от «Нью-Йорк Джайентс» вернуться в игру, а их ран был аннулирован. В конце сезона, когда на кону стоял чемпионский титул, состоялась переигровка при небывалом скоплении зрителей; этот матч несколько раз прерывался из‑за вторжения болельщиков на поле, а когда «Джайентс» потерпели поражение, на стадионе начались беспорядки.

58

Во время чемпионской серии матчей Американской бейсбольной лиги между «Бостон Ред Сокс» и «Нью-Йорк Янкиз» в октябре 2004 года фанаты последней команды приветствовали питчера соперника Педро Мартинеса рефреном, напоминающим детскую песню. После того как «Бостон» проиграл несколько матчей, Мартинес заявил журналистам, что «Янкиз» напоминают его отца, и фанаты постоянно скандировали одну и ту же фразу на манер песни: «Кто твой папа? Кто твой папа?» вверх-вниз в малой терции, в точности повторяя мелодию детсадовской дразнилки, предназначенной для изгоя в группе дошкольников (традиционно «Ня-ня, коза-нянька»).

59

«Они считают себя истинным сердцем клуба, а большинство игроков – простыми наемниками» (из личного общения с Энтони Кингом, ноябрь 2004 года). «Настоящий матч происходил не на стадионе, а на улицах за его пределами. Именно здесь обнаруживались толпа, пресса, телекамеры и публика» [Buford 1993: 215].

60

Разумеется, есть и существенные различия: участники слэмов практикуют псевдонасилие и в идеологическом плане кардинально отличаются от футбольных хулиганов, равно как и от скинхедов – их ближайшего американского аналога.

1

Джордж Лакофф в своем анализе общепринятых идиом, используемых для выражения гнева, даже утверждает, что указанная расхожая теория является точной производной от человеческого опыта – что причины насилия действительно именно таковы [Лакофф 2004]. Между тем Лакофф не предлагает никаких доказательств этого, помимо собственно языковых выразительных средств.

2

Именно поэтому важно проводить различие между реальным физическим насилием и прочими разновидностями агрессивности. Социальные активисты и официальные контролирующие органы, в чье поле зрения входят различные виды насилия и жестокости, пытаются расширить определение и масштаб данной проблемы, представляя вербальную агрессию и эмоциональные вспышки в качестве отдельных форм «абьюза», «харассмента» или «буллинга», после чего панацеей от агрессивности (как сопровождаемой насилием, так и без него) объявляются различные программы «управления гневом». Однако такой подход сильно запутывает причинно-следственные связи: реальное насилие невозможно объяснить при помощи модели обычных, институционализированных пререканий; причинно-следственные схемы двух этих явлений противоположны в своих важнейших аспектах. Элайджа Андерсон описывает ситуацию, когда группа чернокожих подростков из городского гетто смотрит видеофильм о том, как разрешение конфликтов может выступать альтернативой дракам [Anderson 1999: 97]. Их реакция на увиденное – отвергнуть такую альтернативу как нереалистичную, поскольку подростки полагают, что насилие можно предотвратить или по меньшей мере сдерживать, лишь устроив демонстрацию притворного гнева и других поз из уличного кодекса поведения (для понимания контекста этой и последующих цитат из работ известного американского исследователя «уличного кодекса», профессора Йельского университета Элайджи Андерсона необходимо отметить, что этот чернокожий социолог длительное время использовал метод включенного наблюдения за жизнью расовых гетто крупных городов США. – Прим. пер.).

3

Гоффман дает следующее определение этого понятия: «Действия, предпринимаемые человеком для того, чтобы все, что он делает, соответствовало его лицу. Работа лица помогает нейтрализовать „инциденты“ – события, символические следствия которых грозят потерей лица» [Гофман 2009: 27]. – Прим. пер.

4

В незападных обществах зачастую присутствуют еще более строгие стандарты защиты собственного лица и спасения лица другого человека; у того же Гоффмана (см.: [Гофман 2009: 31–32]) приводятся некоторые сравнения с классическими китайскими манерами поведения; о современных китайских и японских манерах см. соответственно работы [Bond 1991; Ikegami 2005]. Практики взаимодействия в этих культурных регионах производят впечатление ультраконфуцианских.

5

В качестве примера можно привести события, развернувшиеся в академической сфере США около 1970 года. В ходе политической дискуссии один профессор ударил другого, в результате началось судебное разбирательство, и первый профессор, несмотря на то что был весьма выдающейся фигурой в своей отрасли знаний, не смог получить новое назначение в американском университете; в конечном итоге все кончилось тем, что администрация университета упразднила саму его кафедру.

6

В оригинале – needler, то есть буквально: тот, кто любит подкалывать других, «подкольщик». – Прим. пер.

7

Приведу два подтверждающих это утверждение собственных наблюдения:

В тот промежуток времени, когда я работал над этой книгой вне академических стен, однажды вечером мы вместе с детьми – четырехлетним мальчиком и восьмилетней девочкой – сидели дома и ждали, когда их мать вернется с работы, ведя ненавязчивую беседу. Когда мать вошла в дом, дети приветствовали ее возбужденными криками и объятиями. В течение нескольких минут она тепло отвечала им взаимностью, а затем села за стол, чтобы рассказать мне, как прошел ее день. Именно в этот момент дети начинают ныть, а время от времени заодно и переругиваются друг с другом. В итоге мать теряет терпение и разражается жалобами на то, что я пришла домой, а вы меня тут так встречаете, – и удаляется в другую часть дома. Рассмотрим эту ситуацию с точки зрения внимания: вначале дети в течение примерно получаса находятся в центре внимания взрослого, одновременно предвкушая момент, когда они увидят свою мать. Но после этого пика возбуждения они оказываются на втором плане, когда взрослые погружаются в поток собственного разговора. Затем дети начинают ныть, и это ненадолго – и в негативном ключе – возвращает внимание к ним, но в то же время происходит и завершение разговора между взрослыми, сопровождаемое обидами. Данный момент, по-видимому, восстанавливает равновесие для детей, поскольку после этого они перестают хныкать и возвращаются к своему нормальному настроению.

На протяжении многих месяцев у меня была возможность ежедневно после обеда слышать, как двое маленьких детей из соседнего дома (одному ребенку было два-три года, другому – четыре-пять лет) выходили играть на задний двор. Соседний дом находился за оградой примерно в 20 футах [6 метров] от моего кабинета, в котором я работал, впуская в окна теплый воздух южной Калифорнии. Дети выходили гулять в сопровождении няни, и через несколько минут после их появления в соседнем дворе я слышал, как младший ребенок, девочка, начинает плакать. Ее голос приобретал различную интенсивность – от раздражающего хныканья до сильного плача. Как правило, поводом для этого становился спор со старшим братом (возможно, из‑за того, кому принадлежит какая-нибудь игрушка), однако плач начинался и в тех случаях, когда голоса их няни не было слышно в течение нескольких минут – признак того, что ее внимание переключалось на что-то другое. Далее неизбежно раздавался ответный голос няни, после чего плач ребенка стихал, иногда совершенно внезапно. Такие эпизоды повторялись всякий раз, когда няня замолкала, до тех пор, пока наконец она не сдавалась и не забирала детей в дом. Этот сценарий воспроизводился каждый день почти без сбоев. Маленькие дети плачут не просто спонтанно – из‑за боли и дискомфорта, – они могут использовать плач в качестве реакции на конкретную социальную ситуацию. У маленьких детей имеется мало ресурсов для осуществления власти над другими, однако среди тех ресурсов, которые им все же доступны, есть плач – и порой дети используют его тираническим способом (ср.: [Katz 1999: 229–273]).

8

Вот пример из одного из студенческих отчетов. В конце семейной посиделки в ресторане разгорается спор о том, кто возьмет счет для оплаты. Одна из участниц встречи, овдовевшая мать, воспринимает как оскорбление то, что одна из ее замужних дочерей пытается заплатить за всех, заявляя, что та, мол, думает, будто мать не может позволить себе заплатить за собственных детей. Другие присутствующие братья и сестры занимают сторону того или иного из двух основных участников инцидента; супруги братьев и сестер хранят смущенное молчание, как бы извлекая молчаливое преимущество из того, что находятся в менее близких отношениях с двумя сторонами, и это дает им возможность не вмешиваться в ссору. Кульминацией сцены становится гневная перепалка на парковке, после чего две группы спорящих расходятся по разным машинам и уезжают, хлопнув дверьми. Так выглядит спор лицом к лицу в духе Гоффмана, в котором ни одна из сторон не уступает другой. Тем не менее, несмотря на этот скандал, вся эта большая семья продолжает периодически собираться вместе; их способом обращения с инцидентом в ресторане становится решение никогда больше не упоминать о нем, продолжая обычные инсценированные встречи, как будто ничего не произошло. На основе сопоставления антропологических данных Дональд Блэк приходит к общему выводу, что группы, основанные на очень близких и сравнительно эгалитарных отношениях, склонны гасить ссоры, а не искать их разрешения [Black 1998].

9

Среди знакомых друг с другом мужчин разжигание ссоры зачастую выступает способом оживить скучную встречу – так выглядит относительно мягкая версия описанной в главе 7 траектории, ведущей к насилию в ситуациях разгула, когда его участники ощущают опустошенность. Эту гипотезу можно проверить на примерах ситуаций и последовательностей эмоций, в которых возникают такие ссоры. Как правило, они происходят в ситуациях общения, а с еще большей вероятностью в ситуациях разгула, когда их участники осознанно ожидают выходящего за обычные рамки возбуждения, «экшена». Мужчины из среднего класса, как правило, удерживают спор на уровне эмоционально накаленного словесного обмена; мужчины из рабочего класса, в особенности молодые, более склонны к угрозам насилием, пусть и не всегда приводят их в исполнение. В таких ситуациях ссорятся и супружеские пары; согласно данным опросов, развлечения являются вторым по частоте поводом для супружеских ссор после споров о деньгах [Blood, Wolfe 1960: 241].

10

Институционализированной формой бахвальства являются банкеты или церемонии награждения. Во время этих мероприятий на сцене один за другим выступают люди, которые рассказывают виновнику торжества о том, какой он (она) замечательный, удерживая тем самым внимание собравшихся, а виновник торжества, в свою очередь, благодарит других, рассказывая им о том, какие они замечательные. Тем самым представителям высших слоев общества удается избежать похвальбы от первого лица, разыгрывая прекрасный образец ритуального обмена дарами, о котором писал Марсель Мосс [Мосс 1996].

11

В качестве одного из характерных примеров можно привести «Перебранку Локи» – песнь «Старшей Эдды», где бог-трикстер Локи на пиру ставит на вид другим асам (богам скандинавского пантеона) их прегрешения, демонстрируя себя в выгодном свете. Еще один примечательный в контексте рассуждений Коллинза о насилии во время разгульных мероприятий мотив этой песни заключается в том, что Локи вначале не пускают на пир, и он начинает действовать в отместку, проникнув в палаты, где происходит действо. – Прим. пер.

12

См.: [Labov 1972]. Аналогичным обычаем среди представителей некоторых профессий среднего класса является специфическая разновидность банкетов, в английском языке именуемая словом roast [букв.: прожарка], во время которых почетный гость становится мишенью для шуточных издевательств. Такое мероприятие представляет собой строго контролируемую версию бурного маскулинного ритуального конфликта для среднего класса. Этот обычай появился в 1970‑х годах – возможно, отчасти в подражание манерам низших слоев, что было характерно для тех времен. Такие мероприятия нехарактерны для более учтивых или более традиционных групп среднего и высшего классов – например, они отсутствуют в академических кругах или в высшем обществе. В таких вечеринках могут участвовать и женщины, однако по происхождению подобный ритуал является отчетливо мужским.

13

Зафиксированные на пленку подражания звукам животных можно услышать в фильме «Мертвые птицы», о котором шла речь в главе 2, где участники сражений между племенами в Новой Гвинее используют звуки, похожие на птичьи крики; вторая из указанных разновидностей представлена в документальном фильме «Битва за Алжир», посвященном городскому восстанию в этой стране в 1958 году. Исследование улюлюканья представлено в работе [Jacobs 2004].

14

См.: [Anderson 1999: 112]. Уличный кодекс более четко выражен в одежде и стиле телесного поведения мужчин, нежели женщин. Основными участниками группы, несущей на себе маркеры уличного кодекса, являются именно мужчины; к этой группе могут принадлежать и женщины, однако они обычно либо сопровождают мужчин, либо находятся на второстепенных ролях. Как отмечает Линн Грин [Green 2001] в исследовании сексуальной жизни чернокожих девушек подросткового возраста из рабочего класса, в их повседневной жизни доминируют занятия их парней, если девушки «зависают» с ними, а если девушки хотят сосредоточиться на учебе или просто следовать собственным интересам, они ощущают, что с парнем придется разорвать отношения.

15

Этот конфликт помогает объяснить привлекательность мусульманских или африканских аксессуаров среди чернокожих мужчин: подобные предметы выступают способом выразить неприятие принадлежности к белому большинству, но в то же время продемонстрировать приверженность упорядоченному образу жизни среднего класса. Именно так выглядит воинственная версия «пристойной» культуры черного гетто. Функция африканской и мусульманской одежды зачастую неверно воспринимается белыми, которые видят в ней враждебную форму «обратного расизма», при этом упуская из виду приверженность конвенциональному поведению среднего класса, выражением которого выступают эти же символы. Отнюдь не находясь на стороне уличной культуры, данные аксессуары являются ее альтернативой. О возникновении этого стиля см. работу [Lincoln 1994].

16

Однако поражение в трэш-токе не обязательно приводит к насилию. Как правило, в таких ситуациях присутствует публика, и словесный ритуал обычно осуществляется с учетом наличия зрителей. Тот, кто потерпел неудачу в словесной перепалке, может занять позицию зрителя, присоединившись к смеху публики и признав, что это была хорошая шутка. В данном случае происходит ситуационное перемещение себя в другую часть группы, а поскольку группа также транслирует принадлежность к уличной сцене, подобный шаг может на какое-то время спустить насилие на тормозах.

17

См.: [Jones 2004]. В конце 1990‑х годов в средних школах Филадельфии мишенью для нападений стали чернокожие девочки-подростки, носившие верхнюю одежду и головные уборы в мусульманском стиле. Такие нападения совершали другие девочки, утверждавшие, что ощущают унижение со стороны мусульман, которые открыто критикуют их сексуальное поведение и употребление наркотиков. Мусульманский гардероб представляет собой крайнее неприятие уличного стиля одежды (прежде всего это проявляется в женских вещах, включая длинные халаты, своеобразные головные уборы и хиджабы) и ассоциируется с сигналами, открыто бросающими вызов уличной культуре как морально неполноценной. Эти драки между девочками напоминают ситуации, когда парни, ориентированные на уличный кодекс, нападают на учеников, которые по внешним признакам принадлежат к «пристойной» культуре, на том основании, будто они утверждают, что «лучше нас».

18

Еще одним свидетельством против того, чтобы рассматривать неуважение как мотив для насилия, является следующее обстоятельство: уличный стиль в той или иной степени нашел широкое признание среди белой молодежи, включая ее состоятельную часть [Anderson 1999: 124]. Среди этих белых молодых людей уличный стиль – это отнюдь не реакция на неуважение, а, напротив, претензия на высокий статус в молодежной среде. Об этом можно судить по тому, как ведет себя белая молодежь в зависимости от конкретных ситуаций: для разгульных мероприятий наподобие вечеринок по выходным они предпочитают одежду и манеры, характерные для уличных банд, но отбрасывают их, когда приходится возвращаться к утилитарной рутине учебы и работы.

19

См.: [Anderson 1999: 73]. Подобный паттерн характерен для преступных организаций наподобие мафии, в особенности для тех их участников, которые приводят в исполнение ее решения. У многих таких гангстеров имеются прозвища наподобие «Сумасшедший Джо». Им удалось подняться по ступеням иерархии и занять в ней заметное положение благодаря приобретению репутации людей, которые впадают в неистовство насилия, совершая крайне жестокие действия сверх необходимости или проявляя беспричинную жестокость по отношению к тем, кого они пытаются запугать (например, занимаясь «акульим промыслом» – навязыванием грабительских займов, вымогательством или в схватках с конкурирующими гангстерами). Определенным свидетельством того, что все это представляет собой намеренные действия по созданию репутации, выступает следующая закономерность. Подобные акты неистового насилия обычно имеют место на начальном этапе карьеры гангстера, а в дальнейшем, после того как он поднялся до руководящих постов в своей организации, он может действовать вполне обыденными методами, сам прибегая к насилию редко или вообще его не используя, поскольку теперь он может делегировать совершение насилия другим. Например, Сэм «Муни» [Лунатик] (на сленге 1930‑х годов это слово значило «сумасшедший») Джанкана и Тони «Джо Бэттерс» Аккардо, получивший свою кличку за то, что однажды нанес удар бейсбольной битой по голове жертвы, превратились в умелых руководителей чикагской мафии, последовательно занимавших эту позицию в период с 1950 по 1966 год (см.: Chicago Sun Times, 18 августа 2002 года).

20

С другой стороны, стремление не оказаться «чушпаном» (chump), легкой добычей грабителей, является одним из основных мотивов, побуждающих «пристойных» людей нацеплять на себя личину уличного кодекса [Anderson 1999: 131].

21

Длинные туннели насилия будут рассмотрены во второй части этой работы, посвященной временно́й динамике насилия, где также пойдет речь о его долгосрочных макроизмерениях.

22

Иной способ решения этой проблемы предлагал дуэльный кодекс. Конфронтация немедленно прекращалась, когда одна из сторон делала вызов на дуэль, а другая его принимала – тем самым фактическое насилие откладывалось на другое время. Стадия бахвальства и оскорблений завершалась назначением дуэли. Вызов на дуэль решал гоффмановскую проблему «создания сцены», предоставляя учтивый способ оказаться объектом оскорбления, который сохранял лицо каждого ценой риска расстаться с жизнью чуть позже.

23

Когда-то давно еще Фрэнсис Бэкон советовал, что обычные оскорбления можно использовать в ссорах, не нажив себе заклятых врагов, но оскорбления, которые нацелены на особую слабость человека, не будут прощены [Бэкон 1962: 141]*. Здесь возникает проблема для эмпирического исследования: можно ли утверждать, что обобщенные оскорбления типа «мудак», «тупое дерьмо» и т. д. с меньшей вероятностью приведут к насилию, чем оскорбления, затрагивающие особенности конкретного человека?

* Имеется в виду следующее рассуждение о правилах предупреждения последствий гнева из «Опытов и наставлений нравственных и политических»: «Воздерживаться от чрезмерно обидных слов, в особенности лично кого-либо задевающих; ибо Communia maledicta [общераспространенные ругательства, лат.] действуют не так сильно». – Прим. пер.

24

Бустеризм (от to boost – проталкивать) – распространившаяся в США в начале ХX века практика продвижения привлекательности территорий для инвестиций, прежде всего в недвижимость; главного героя своего романа бизнесмена Джорджа Ф. Бэббита Льюис характеризует как «ловкого в деле продажи домов за бо́льшую сумму, чем люди могли себе позволить заплатить». – Прим. пер.

25

В данном случае Коллинз отдает должное противопоставлению традиционного и модерного, характерному для работ одного из его учителей социологии, основателя структурно функционализма Талкотта Парсонса, в связи с чем возникает любопытная коллизия перевода. В оригинале Драйзер и Льюис характеризуются как self-conscious modernists (осознающие себя модернисты) – явное расхождение с их местом в российской (советской) литературоведческой категоризации, где оба автора обычно выступают как реалисты или натуралисты. В то же время такой писатель-модернист в строгом смысле этого понятия, как Марсель Пруст, стрелялся на дуэли (см. прим. 28 к главе 6 на с. 938), то есть прибегал к «традиционному» способу выяснения отношений с недоброжелателем, в 1897 году, существенно ближе по времени к инциденту с Драйзером и Льюисом, чем восемьдесят лет. – Прим. пер.

26

Примером такого механизма может служить описанный Элайджей Андерсоном инцидент, в котором громила кричит «он меня обокрал» (см. предыдущий раздел этой главы).

27

Таким образом, одна из причин того, почему стычка Драйзера и Льюиса заканчивается так легко, заключается в том, что она происходит в приватной обстановке. Кроме того, публика в лице единственного случайно зашедшего в комнату человека, пусть даже и знакомого с участниками инцидента, не поддерживает драку, а, наоборот, пытается ее разнять.

28

Англоязычная идиома, обозначающая ситуацию, в которой ничего нельзя утаить; ближайшие русские аналоги: «все как на ладони», «у стен есть уши». – Прим. пер.

1

Получить информацию о распределении лиц, склонных к насилию в полицейских структурах, сложно. Полицейские профсоюзы охраняют конфиденциальность подобных данных, а в отделениях полиции опасаются судебных исков. Лучшим источником такой статистики являются данные Комиссии Кристофера, которая расследовала деятельность полицейского департамента Лос-Анджелеса после скандала, связанного с делом Родни Кинга; ее данные охватывают период с 1986 года по начало 1991 года.

2

Под «неподобающими методами», как правило, понимается крайне агрессивное или безрассудное поведение в обращении с подозреваемыми. С точки зрения ответственности это административный проступок, менее тяжелый, чем чрезмерное применение силы, которое подлежит уголовному преследованию. Однако указание на «чрезмерное» или «ненадлежащее» применение силы во внутренних документах полицейских департаментов обычно не подразумевает, что соответствующему сотруднику были предъявлены обвинения либо был вынесен судебный приговор или хотя бы административное взыскание за применение насилия.

3

См. следующие работы: [Tracy, Wolfgang, Figlio 1990; Shannon et al. 1988; Piquero, Farrington, Blumstein 2003; Piquero 2000; Piquero, Buka 2002; Polk et al. 1981; Nevares, Wolfgang Tracy 1990; Moffitt, Caspi 2001; Farrington 2001; Wikstrom 1985; Pulkinnen 1988; Guttridge et al. 1983]. Эти исследования охватывают многочисленные города США и других стран мира.

4

Кражи со взломом иногда происходят без применения насилия, но они относятся к числу более авантюрных и нервных преступлений, способных привести к столкновениям с жертвами, а следовательно, к нападениям и изнасилованиям.

5

Данные расчеты подтверждают результаты, полученные в ходе когортных исследований. Концентрация преступлений среди заключенных-женщин аналогична концентрации преступлений среди мужчин [English, Mande 1992]. Однако женщины, как правило, совершают менее жестокие преступления, чем мужчины.

6

Расчеты по данным Министерства юстиции США, Национального центра по борьбе с молодежными бандами, Единой отчетности ФБР о преступлениях, переписи населения США и информации, предоставленной отделом по борьбе с бандитизмом Департамента полиции Сан-Диего.

7

Расчеты по материалам работы [Thrasher 1927/1963: 130–132, 282–283].

8

Известно, что на убийства, совершенные лицами моложе восемнадцати лет, приходится лишь 5,2% от общего числа убийств, а среди чернокожих подростки в возрасте от 13 до 19 лет составляют всего 12,9% от общего количества жертв убийств в этой расовой группе, причем большинство жертв среди подростков приходится на возрастной диапазон от 17 до 19 лет. (Согласно имеющимся данным, 92% убийств всех чернокожих происходит от рук других чернокожих.) Для сравнения, 53,2% чернокожих жертв убийств – люди в возрасте от 20 до 34 лет. В целом это подразумевает, что значительная часть участников уличных банд в возрасте до двадцати, а в особенности до восемнадцати лет, совершает очень мало убийств даже в криминализированных районах (расчеты на основе Единой отчетности ФБР о преступлениях за 2003 год, раздел «Насильственные преступления», таблицы 2.4, 2.6 и 2.7).

9

Источниками этих расчетов являются данные, приведенные в главе 6 (с. 408–412), a также следующие источники: [McEvedy, Jones 1978; Gilbert 1970: 11; Cambridge Modern History XI: 409, 579; Klusemann 2002]. Прусская (а затем германская) армия с 1870 по 1913 год увеличилась с 500 тысяч до 790 тысяч человек; согласно одной имеющейся оценке, доля офицеров в ней составляла 2%.

10

По утверждению ряда учителей, в течение одного и того же урока иногда происходит несколько драк, в которых участвуют разные дети, – в данном случае речь идет о занятиях в шестом, седьмом и восьмом классах в школах бедных городских районов (информация из личных бесед с Молли Рубин, ноябрь 2004 года, и Патрицией Малони, октябрь 2005 года). В исследовании Мюррея Милнера [Milner 2004: 105] описывается случай, который произошел в большой и смешанной по расовому составу (хотя преимущественно там учились дети из белого среднего класса) школе, когда во время обеда с промежутком в десять минут вспыхнули две драки. В первой из них участвовали только белые ученики, а во второй – только черные. В столовой в этот момент находилось несколько сотен учащихся, и большинство из них не обратили внимания на драки, в особенности между представителями другой расовой группы, – все это свидетельствует о сегрегации пространства внимания в данной школе. Единственным встречавшимся мне в источниках случаем, когда несколько драк одновременно в одном и том же пространстве внимания устраивали взрослые, является сообщение одного заключенного из тюрьмы «Райкерс-Айленд» в Нью-Йорке. По словам этого человека, в момент, когда он шел по тюремному блоку, происходили три драки, причем вокруг каждой пары их участников собрались зрители, «имевшие возможность выбирать, за каким поединком им наблюдать» [Hoffman, Headley 1992: 45]. При этом рассказчик, профессиональный киллер, похоже, посчитал данный эпизод очень необычным и свидетельствующим о том, насколько крутые парни сидели в этой тюрьме. Ключевым для этих множественных (хотя в действительности ограниченных условием один на один) драк фактором могло быть стремление заключенных продемонстрировать открытое неповиновение охранникам, подобно тому как множественные драки в классе представляют собой способ выжать из учителя все соки. В данных пространствах внимания принципиальным элементом может быть власть, которой бросают вызов.

11

См.: [Worden 1996]. Учитывая сопротивление и манеры поведения, расовая принадлежность подозреваемого также предопределяет вероятность насилия со стороны полиции – большему насилию подвергаются чернокожие. Однако расовый фактор является наиболее слабым. Если судить по необработанным полевым данным, чернокожих полиция станет избивать с большей вероятностью, но основная часть этого насилия объясняется расово-нейтральными факторами; чернокожие с большей вероятностью, чем представители других рас, оказывают сопротивление полиции и демонстрируют враждебное, а не сговорчивое поведение. В данном случае присутствует значительный разрыв между эмпирическими данными и общественным восприятием. Наиболее часто утверждается, что объяснением насилия со стороны полиции является расизм. Однако быть расистом еще не значит с легкостью совершать насилие – для этого все так же необходимы ситуационные условия, которые к тому же на деле функционируют и без расизма.

12

В этом отношении нашумевшее убийство 46-летнего чернокожего Джорджа Флойда в Миннеаполисе 25 мая 2020 года, спровоцировавшее самые крупные после дела Родни Кинга массовые беспорядки на расовой почве в США, безусловно, стоит особняком. Флойд, бывший преступник-рецидивист, при задержании по подозрению в использовании фальшивых денег практически не оказывал сопротивления четырем полицейским, никакой взаимной эскалации в этот момент не было. Однако старший патрульный Дерек Шовин – типичный «ковбой-полицейский» (44 года, 19-летний стаж работы в полиции, три эпизода стрельбы по подозреваемым с одним погибшим) – прижал шею Флойда коленом к асфальту и продержал его в таком состоянии почти девять минут, из‑за чего подозреваемый скончался. Между тем расовые аспекты убийства Флойда требуют отдельного анализа, поскольку среди трех других полицейских, участвовавших в инциденте, один (Дж. Александр Кинг) тоже был афроамериканцем, а второй (Тау Тао) был выходцем из хмонгов – этнической группы, проживающей на юго-востоке Азии. – Прим. пер.

13

Питер Москос (личная беседа, апрель 2005 года) на базе своего исследования с включенными наблюдениями за полицией одного крупного города сообщает, что сотрудники, которые заслужили репутацию людей, причастных к серьезному насилию, как правило, попадают в специализированные подразделения наподобие групп по борьбе с наркотиками или уличными бандами. По тому же принципу полицейские принимают персональные решения о том, чтобы перейти в силы спецназа (SWAT: специальное оружие и тактика), особой сферой которых являются насильственные столкновения.

14

Стрелять ему доводилось только в трех из этих столкновений – еще одно свидетельство того, что даже в самых опасных ситуациях полицейские открывают огонь лишь в небольшой доле случаев. Одно исследование, проведенное в четырех полицейских департаментах крупных городов, продемонстрировало, что полицейские стреляли только в «части» ситуаций, когда это позволяли закон и целесообразность [Scharf, Binder 1983]. В интерпретации Клингера [Klinger 2004: 58] такие случаи рассматриваются как проявление разумной сдержанности, однако детали микровзаимодействий свидетельствуют в пользу того, что стрельбу ведут полицейские, которых такие столкновения в наибольшей степени заряжают энергией. Тот факт, что в подобных ситуациях стрельба чаще всего не происходит, также можно интерпретировать как присутствие конфронтационной напряженности/страха – данный случай соответствует нормальной модели: активно участвующих в насилии немного.

15

Похожее замечание об удовольствии от игры в кошки-мышки во время автомобильных погонь прозвучало из уст одного сотрудника полиции, когда в 2004 году я сам присутствовал при проведении рейда – его патрульная машина присоединилась к отделу по борьбе с наркотиками во время облавы на наркодилеров. Этот полицейский входил в состав элитного спецподразделения – отряда по борьбе с уличными бандами. Однако в тот раз задержание прошло без какого-либо насилия: подозреваемые безропотно сдались, когда их машина в итоге была прижата к обочине.

16

В исследовании Питера Москоса, в центре которого находились полицейские, больше всего заинтересованные в легких задачах и возможности дополнительного заработка, участие в перестрелках рассматривалось такими сотрудниками как способ нажить неприятности с начальством (информация из личной беседы, апрель 2005 года). Соответственно, полицейские, стремящиеся к легкой работе, стараются работать в ночные смены, поскольку в это время, в особенности после трех часов ночи, происходит относительно мало «движухи».

17

Один полицейский, участвовавший в трех перестрелках с летальным исходом, так описывал свои эмоции в конце одного столкновения: «Я ощущал гигантское возбуждение. Это был реальный порыв, никогда больше не чувствовал ничего подобного. Хей, он пытался убить меня, но я убил его первым! Ну и хер с ним. Помню, что потом, когда за него взялись врачи из скорой помощи, я подумал, что не хочу, чтобы они его спасли» [Artwohl, Christensen 1997: 164]. Этот полицейский добровольно отправлялся на передовые позиции в ходе операций спецназа по прочесыванию местности; на какое-то время его жене удалось отговорить его не идти в первых рядах, но вскоре он вернулся к этой роли [Ibid.: 171].

18

В 1990‑х годах в США при исполнении служебных обязанностей ежегодно погибало около 65 полицейских, в подавляющем большинстве случаев они были убиты из огнестрельного оружия. За десятилетний промежуток несколько тысяч полицейских остались в живых после того, как в них стреляли, а десятки тысяч подвергались нападениям (см. Единый отчет ФБР о преступлениях, раздел «Убийства и нападения на сотрудников правоохранительных органов», 2000 год, а также [Geller, Scott 1992]). Эти данные демонстрируют, что в большинстве столкновений с участием полиции она фактически одерживала победу: соотношение между подозреваемыми, убитыми полицейскими, и полицейскими, убитыми подозреваемыми, составляло от 10 до 15 к одному, а соответствующее соотношение случаев стрельбы – примерно 10:1. Полицейские, совершающие серьезное насилие, мысленно представляют себя людьми, которые подвергаются значительной опасности, но в неявной форме склонны к очень высокой степени доминирования даже в этой сфере.

19

Речь идет о Людмиле Павличенко из 25‑й Чапаевской стрелковой дивизии, которая получила особую известность в США после того, как в 1942 году ее пригласил на торжественный прием президент Франклин Рузвельт; в американской прессе Павличенко называли «Леди Смерть». – Прим. пер.

20

Именно поэтому в случае, если местоположение снайпера удалось установить противнику, оно подвергается интенсивным обстрелам, причем даже с использованием артиллерии или авиации. Но наиболее эффективный способ противодействия снайперам заключается в том, что противоположная сторона задействует собственных снайперов, которые для обнаружения неприятеля используют свои неведомые профанам познания в искусстве маскировки, а также свои навыки стрельбы, чтобы разделаться с вражеским снайпером метким выстрелом. В условиях неподвижной линии фронта при избытке опытных снайперов с одной и другой стороны, как правило, происходят снайперские дуэли, которые дорого обходятся обоим противникам. Такие снайперские поединки представляют собой разновидность войны между элитами. Вспомним, что в криминальном мире самые крутые парни обычно не вступают в борьбу с другими самыми крутыми парнями. О том, что произойдет, если такая борьба начнется, свидетельствуют высокие потери в снайперских дуэлях, которые в двух мировых войнах достигали уровня 90–100% [Pegler 2001: 58; 2004: 140–142].

21

Похожие соотношения приведены в одном советском наглядном пособии для снайперов от 1942 года, где указано, какие части человеческого тела, постройки и различные природные объекты можно увидеть на разных расстояниях. Аналогичная детализация содержится в справочнике армии США 1865 года [Kautz 1865/2001: 241–243]. Его автор Август Каутц отмечает, что на расстоянии от 25 до 30 ярдов можно разглядеть белок глаза – отсюда и знаменитый приказ из практики войн XVIII века, когда огнестрельное оружие было очень ненадежным: «не стреляй, пока не увидишь белки глаз противника».

22

Еще один подобный пример приводит Ардан дю Пик [du Picq 1921: 8]. В ходе Крымской войны два небольших отряда солдат противоборствующих сторон без сопровождения командиров внезапно столкнулись друг с другом на развороченном участке земли на расстоянии в десять шагов. Забыв о том, что у них есть огнестрельное оружие, противники попятились назад, бросая друг в друга камни. Наконец, когда подошедший с фланга отряд подкрепления одной из сторон обратил противника в отчаянное бегство, солдаты восстановили самообладание и открыли огонь по убегающим. Этот эпизод дю Пик поместил в начале своего трактата о ведении боя, чтобы показать важность внезапности для успешного совершения насильственных действий – иными словами, необходимо застать противника врасплох и навязать ему собственный эмоциональный импульс. Подвергшийся неожиданному нападению неспособен защитить себя, а если неожиданное нападение обоюдно, то обе стороны не могут совершить серьезное насилие.

23

Примерно 1050 американских летчиков, участвовавших в Первой мировой войне, сбили от 780 до 850 самолетов противника, или чуть менее одного самолета на каждого пилота. Доля асов была необычайно высока – около 8% пилотов, причем на них приходилась столь же значительная часть УСП – 68% сбитых неприятельских самолетов. В ходе Второй мировой войны действовало около 1200 асов при общей численности летчиков-истребителей примерно от 125 до 135 тысяч человек, то есть асы составляли чуть менее 1% от этого количества, а суперасы, сбившие десять и более самолетов, и вовсе 0,1% (расчеты автора по данным работ: [Gurney 1958: 83, 158–163, 187–207, 226–227, 254, 256–265, 270–272; Keegan 1997: 139; Dyer 1985]).

24

Согласно имеющимся оценкам, в ходе Второй мировой войны даже лучшие пилоты вели огонь лишь примерно в трети своих боевых вылетов [Толивер, Констебль 2013: 397].

25

Рассчитано по следующим источникам: www.au.af.mil/au/awc/awcgate/aces/aces.html, [Shore, Williams 1994: 10; Overy 1980: 143–144; Mersky 1993; Boyd 1977].

26

См.: www.acepilots.com/german/ger_aces.html, [Толивер, Констебль 2013: 396–397]. Хартманн участвовал более чем в 800 воздушных боях, поэтому показатель его результативности составлял примерно 44% от всех боевых эпизодов, хотя мы не знаем количество самолетов противника, с которыми в действительности сталкивался этот пилот. Количество боевых вылетов всегда выше, чем количество реальных сражений, однако последние данные редко являются доступными, поэтому нам приходится обращаться к приблизительному показателю количества сбитых самолетов на количество вылетов.

27

Подобный подсчет рекордов льет слишком много воды на мельницу национализма, поэтому традиционная публичная подача таких достижений часто содержит искаженную картину. У лучших французских и британских асов насчитывалось 75 и 73 сбитых самолета противника соответственно. Совокупный результат американца Рикенбекера в Первой мировой превзошли в общей сложности восемь французских, более 15 британских и более 20 немецких пилотов [Gurney 1965: 173–175]. Отчасти такое несоответствие объясняется тем, что эти страны участвовали в войне более чем вдвое дольше, чем США. Воздушные бои начались в июле 1915 года, а уже в 1916 году стали привычным явлением.

* В дополнение к статистике, которую дает Коллинз, следует привести аналогичные показатели для знаменитых советских асов Второй мировой войны. Наиболее результативный из них, Иван Кожедуб, согласно официальной советской историографии, одержал 64 победы над противником в воздухе, совершив 330 боевых вылетов (соотношение 19,4%); при этом имеются данные, что Кожедуб участвовал в 120 воздушных боях – в этом случае показатель его эффективности составляет 53,3%. Еще один знаменитый советский ас Александр Покрышкин, по данным советской статистики, совершил 650 вылетов, провел 156 воздушных боев и сбил 65 самолетов противника (в том числе 6 в группе). Исходя из этих данных, его эффективность составляла 10% в соотношении к количеству вылетов и 42% к количеству боев. – Прим. пер.

28

Этот показатель в 6,3% представляет собой максимально возможное среднее значение; данные о том, какая доля УСП приходилась на самолеты, сбитые экипажами бомбардировщиков, отсутствуют, хотя она, вероятно, гораздо меньше, чем для истребителей. Кроме того, необходимо учесть, что 40% УСП приходилось на долю асов из военно-морских сил, поэтому для остальных пилотов показатель успешных вылетов составлял около 4%.

29

В качестве показной бравады американские летчики во время Первой мировой войны не надевали парашюты, хотя они использовались экипажами аэростатов, не считавшимися героями [Gurney 1958: 23].

30

В те времена обладателем абсолютного рекорда по количеству сбитых самолетов противника за один боевой эпизод считался лейтенант Пол Липскомб, который 11 января 1945 года уничтожил семь японских самолетов. Сержант Артур Бенко также сбил семь японских самолетов 2 октября 1943 года, однако он был бортстрелком бомбардировщика и не получил признание в качестве рекордсмена [Gurney 1958: 121, 140].

31

Во время Второй мировой войны 68% потерь самолетов ВМФ США от действий противника пришлось на зенитный огонь, а во время Корейской войны соответствующий показатель для всех самолетов союзников составлял 86% [Gurney 1958: 273].

32

Например, когда в 1943 году американский ас Ричард Бонг побил прежний рекорд своего соотечественника Рикенбекера в 26 сбитых самолетов противника, установленный во время Первой мировой, командование решило снять его с театра военных действий и вернуть обратно в США. В дальнейшем Бонгу удалось с помощью уловок получить назначение в качестве не участвующего в боях инструктора по стрельбе на Тихоокеанском фронте, однако там он в нарушение правил сопровождал своих учеников в боях и увеличил свой послужной список до 40 сбитых самолетов – это достижение по сей день остается абсолютным рекордом для американских летчиков. За семь месяцев до окончания войны верховное командование вновь вывело Бонга из зоны боевых действий, и ему пришлось вернуться на родину [Gurney 1958: 113]. Серьезным мотивом для возвращения в бой для него являлось то, что его исходный совокупный результат – 28 сбитых самолетов – был превзойден несколькими другими пилотами, которые улучшили его до 38 самолетов.

33

См.: www.acepilots.com/index.html#top. Среди мастеров снайперской винтовки даже близко нет столь активного расширения списка возможных рекордов. Армией, где снайперам уделялось наибольшее внимание, были советские вооруженные силы времен Второй мировой войны – их лучшие снайперы с рекордным количеством уничтоженных противников иногда также снимались с участия в боевых действиях и выставлялись на всеобщее обозрение в качестве героев для внутренней аудитории; в особенности это касалось женщин-снайперов, которые считались символом всеобщей мобилизации ради нужд фронта [Pegler 2004: 177].

34

В ходе Второй мировой войны пилоты ВМФ США сбивали японские самолеты в среднем соотношении 10,2:1, причем эта пропорция росла по ходу боевых действий: от 3,1:1 в 1941–1942 годах до 21,6:1 в 1945 году, поскольку качество японских самолетов и летчиков падало [Gurney 1958: 82]. Это и объясняет тенденцию к резкому росту рекордных показателей американских пилотов в последний год войны на Тихоокеанском театре, хотя они даже близко не напоминали масштаб достижений в боевых действиях в Европе.

35

Именно по этой причине общее количество асов снижалось в каждой последующей войне, начиная со Второй мировой. Во время Корейской войны в ВВС США было очень мало «двукратных асов», сбивших десять и более самолетов противника. Китайские авиабазы находились к северу от реки Ялуцзян, позади «дипломатической» границы между сторонами войны на Корейском полуострове. Между тем американским самолетам проходилось пролетать несколько сотен миль, отделявших их базы на юге от фронта боевых действий, пытаясь спровоцировать противника поднять в воздух советские МИГи и встретиться в бою. Эти сражения происходили в пределах коридора высотой восемь миль, который американские летчики между собой называли «аллей МИГов» (каким аналогичным выражением пользовались китайские пилоты, неизвестно). Соотношение между сбитыми самолетами противника составляло 14:1 в пользу американцев [Gurney 1958: 210], но несмотря на это, китайцы продолжали вылетать им навстречу – должно быть, это противостояние было чрезвычайно почетным для обеих сторон. Сражения между реактивными истребителями практически никак не соотносились с остальными боевыми действиями, вновь превратившись в отдельную нишу, почти столь же ограниченную, как и в ходе Первой мировой войны*. Во Вьетнаме у американцев было всего два аса, каждый из которых уничтожил как минимум по пять самолетов противника. В меньших по численности ВВС Северного Вьетнама было по меньшей мере два аса, лучший из них сбил 13 американских самолетов, выгодно воспользовавшись обилием неприятельских целей [Toliver, Constable 1997: 322–332].

* Учитывая гибридный характер Корейской войны, оценки потерь боевой авиации с обеих сторон сильно разнятся. Согласно американским данным, истребители F-86A Sabre уничтожили 792 МИГа и 108 других самолетов, тогда как с советской стороны приводилась совершенно иная статистика: 1106 воздушных побед и 335 МИГов, потерянных по всем причинам, включая небоевые; самым результативным советским асом времен Корейской войны считается Николай Сутягин, сбивший 21 самолет. – Прим. пер.

36

Тэчинг, или узор Тэча, получил название по имени американского летчика-истребителя Джона Тэча, который применил этот прием в 1942 году в сражении с японцами за атолл Мидуэй. – Прим. пер.

37

См.: www.acepilots.com/german/ger_aces.html. Медленно начинал свою карьеру и Отто Киттель, который в итоге сбил 267 самолетов (четвертое место в рейтинге асов). За первые шесть месяцев на советском фронте он сбил 17 самолетов противника (по три в месяц), а за следующие 14 месяцев еще 22 (менее двух в месяц). Но после этого Киттель достиг пика своей карьеры и в течение двух полных лет сбивал в среднем девять-десять самолетов в месяц. Хартманн сбил свой первый самолет на второй месяц участия в боевых действиях (ноябрь 1942 года), но на второй самолет противника ему потребовалось еще три месяца. В последующие месяцы его тактика становилась все более четкой: к девятому месяцу карьеры аса у Хартманна было 23 сбитых самолета (теперь уже по пять в месяц), а затем он ускорился, достигнув пикового показателя – 26 сбитых самолетов в месяц – примерно через год практики.

38

МР-5 – семейство пистолетов-пулеметов немецкого концерна Heckler & Koch, в эксплуатации с 1966 года. Модель обрела популярность благодаря пониженной отдаче и повышенной кучности стрельбы. В США МР-5 используется рядом спецподразделений. – Прим. пер.

39

Гольфист Тайгер Вудс так объяснял свою способность наносить удары в ключевые моменты игры: «В такие моменты моя концентрация находится на высочайшем уровне… Все вокруг становится более четким. Это какое-то волшебство» (Philadelphia Inquirer, 1 марта 2006 года, E2).

Нечто подобное характерно даже для профессиональных шахмат. Знаменитый советский шахматист Михаил Ботвинник утверждал, что, гроссмейстеры, видя ту или иную позицию на доске, способны вспомнить, в каких других партиях она встречалась, и принять решение о следующем ходе на этом основании, в отличие от менее классных игроков, которые просто продумывают несколько ходов вперед или пытаются угадать эмоциональное состояние соперника. – Прим. пер.

40

См. прим. 46 в главе 11 на с. 1001.

41

В качестве примера можно привести убийство предводителя французских католиков герцога де Гиза, совершенное во время религиозных войн в 1588 году. Для этого герцога пригласили на аудиенцию с королем-протестантом, и как только он вошел в переднюю, стражники напали на него, не оставив де Гизу и его свите ни единого шанса обнажить свои клинки (см.: Cambridge Modern History III: 45).

42

См.: [Pegler 2004: 195, 199]. В подобных ситуациях элитный снайпер мог сделать за несколько минут двадцать попаданий, однако не включал их в зачет персонального рекорда. Такие попадания профессионал не считал настоящей снайперской стрельбой, тем самым демонстрируя четкие разграничения между различными приемами ведения огня.

43

Можно вспомнить два известных примера из истории американского футбола. В 2003 году «Окленд Рейдерс» проиграли Супербоул «Тампа-Бэй Буканьерс» со счетом 48:21, оказавшись полностью подавленными как в нападении, так и в защите почти с самого начала игры; в один из моментов матча «Тампа» вела 34:3. А в чемпионате среди профессионалов 1940 года «Вашингтон Редскинс» под предводительством квотербека Сэмми Бо, которому принадлежал ряд рекордов, были разгромлены со счетом 73:0 командой «Чикаго Бэрз»*.

* Не менее знаменитым примером из европейского футбола стал полуфинальный матч чемпионата мира 2014 года, в котором сборная Германии разгромила сборную Бразилии с «хоккейным» счетом 7:1. Бразильцы как хозяева чемпионата считались заведомыми фаворитами, однако игра была сделана за семь минут в середине первого тайма, когда немцы один за другим забили четыре мяча – беспрецедентный случай для тех мировых футбольных первенств, когда в турнирной сетке остаются соперники высокого класса. После этого разгрома бразильцы не смогли достойно выступить и в матче за третье место, проиграв сборной Нидерландов с разгромным счетом 0:3, а в двух последующих чемпионатах мира сборная Бразилии не смогла пройти дальше четвертьфинала. – Прим. пер.

44

Печально известно, что квотербеки, которые являются звездами американского футбола на уровне колледжей, зачастую не превращаются в хороших профессионалов, а игроки, начинавшие на посредственном уровне, иногда при помощи тренировок вырабатывают великолепную эффективность в ритме профессиональной игры. Характерные для профессиональной игры скорость, сложность и большое количество обманных приемов находятся на другом уровне и требуют формирования иной разновидности гештальта.

1

Именно по такому пути я пошел во время демонстраций в ходе национального съезда Демократической партии в Лос-Анджелесе в 2000 году*. Наблюдения за этими демонстрациями совпали с моими воспоминаниями об участии в шествиях и беспорядках в студенческом кампусе в 1964–1968 годах. Кроме того, я изучил необработанные видеозаписи уже упоминавшегося в главе 7 празднования Марди Гра, проходившего в 2002 году на территории четырех кварталов злачных мест на Саут-стрит в Филадельфии. Насильственные столкновения между полицией и отдельными людьми из толпы либо драки в толпе можно было наблюдать в десяти инцидентах продолжительностью от пяти до 80 секунд; в общей сложности на насильственные действия пришлось четыре минуты и 20 секунд из четырехчасового видео.

* В ходе этого четырехдневного съезда, на котором состоялось выдвижение Эла Гора кандидатом в президенты от демократов, в Лос-Анджелесе состоялась серия массовых беспорядков; участники этих протестов варьировались от противников запрета абортов до бездомных активистов, антиглобалистов и анархистов. – Прим. пер.

2

Во время демонстраций наподобие митингов или шествий без прямого столкновения с противоположной стороной также присутствуют сплоченные и относительно единые массы людей [McPhail 1991]. Демонстрации, для которых отсутствуют фотоматериалы, фиксирующие разворачивающееся вокруг таких событий насилие, исключены из дальнейшего рассмотрения.

3

Обратимся к еще одному снимку (AP, 28 июня 2002 года), сделанному во время протестов в Буэнос-Айресе. На нем изображена группа безработных, отступающих перед семью надвигающимися на них полицейскими. Все 17 участников протеста, находящиеся на тротуаре, в испуганных позах прижимаются к стене (за исключением двух человек с камерами, которые пытаются остаться там, где стояли), при этом нападение полиции сосредоточено на группе из девяти человек, находящейся на проезжей части. Пять человек, располагающихся ближе всего к полицейским, держат в руках (либо только что бросили) палки, которые они явно использовали в качестве оружия; еще двое споткнулись о землю, а один продолжает драться с полицейским, который стоит на острие клинообразного построения правоохранителей. Так выглядит буквальный пример уличной схватки, или конфронтации с властями. В работе Бьюфорда [Buford 1993: 283–285] присутствуют описания моментов в начале беспорядков, устраиваемых футбольными хулиганами, которые зависят от того, будет ли сделан кем-то первый шаг с тротуара на проезжую часть и последуют ли за этим человеком другие. Когда этот коллективный порог наконец удается преодолеть, толпа обретает уверенность и радость от ощущения, что ей удалось чего-то достичь: она «захватила улицу» в присутствии властей, которые также рассматривают этот момент в качестве порогового.

4

На еще одном фото АР с места тех же событий в Генуе показано, как задняя часть толпы отворачивается от активных действий – и здесь вновь присутствует небольшое количество (двое) тех, кто бросает камни, выйдя из первого ряда массовки.

5

Можно привести чисто рационалистическое объяснение ношения масок: они позволяют сохранять анонимность для полиции, выявляющей тех, кто совершает насильственные действия. Тем не менее подобная гипотеза не согласуется с тем обстоятельством, что одни и те же люди натягивают свои банданы на лицо или опускают их в зависимости от того, вступают ли они в действо, хотя при этом их можно будет идентифицировать путем постоянного наблюдения. Кроме того, некоторые аксессуары (например, капюшоны) не закрывают лицо, а в контексте ряда поединков маркером является снятие рубашки (см. также рассказ о драке в главе 7, с. 508–509). На схожем снимке, представленном в работе [Crespo 2002: 8], изображен одиночный активист, бросающий «красящую бомбу» во время демонстрации протеста, приуроченной к съезду Республиканской партии в Филадельфии в 2000 году. В отличие от остальной массовки, заметной на снимке, у него есть бандана и защита на голове, а также он снял рубашку – все эмблемы насильственных действий в комплекте. Можно также предположить, что маски на лицах представляют собой утилитарное средство защиты от слезоточивого газа, но если это действительно так, то лишь немногие участники подобных акций беспокоятся об этом в отдельно взятый момент времени.

6

Вернемся к эпизоду, рассмотренному в главе 2, где палестинские мальчики бросают камни в направлении израильского танка. Из двенадцати человек, присутствующих на фото этой сцены, восемь отвернулись от происходящего, не предпринимая никаких действий; у одного из мальчиков в кадр попало только лицо с выражением страха. Еще один мальчик готовится бросить камень, а двое других рядом с ним пригибаются с камнями в руках. Тем временем пятеро других прижимаются к земле позади них (один из них съежился у стены), а четверо сидят у выступающей стены, повернувшись спиной к противнику.

7

На снимке избиения рыночного воришки в Кении, опубликованном в 1996 году AP/World Wide, этому предаются лишь двое из двадцати присутствующих в кадре мужчин. На снимке протестов в Сербии, опубликованном в Daily Telegraph 1 октября 2000 года (р. 2, фото EPA), четверо мужчин избивают спецназовца, а на заднем плане тем временем просматриваются еще шестеро оглядывающихся по сторонам. На снимке, опубликованном Reuters 1 мая 1992 года, трое чернокожих мужчин пинают одного белого в ходе беспорядков в Атланте, связанных с делом Родни Кинга; при этом на заднем плане на разных расстояниях присутствуют еще семеро чернокожих. Только в одном имеющемся в распоряжении автора случае, зафиксированном на фото (Reuters, 1996), в насильственные действия включаются все представители стороны, которая одерживает победу. Этот эпизод уже упоминался в главе 3 – речь шла о нападении турок на упавшего мотоциклиста, грека-киприота. Все участники нападения на фото этого инцидента – 13 человек – либо избивали жертву, либо спешили присоединиться к избиению, либо по меньшей мере пытались присутствовать на максимально близком расстоянии, пока оно происходит. В результате жертва была убита.

8

На пяти снимках из пятидесяти фото, на которых видно присутствие толпы, отдельные лица демонстрируют ту или иную степень радости, однако на их долю приходится заметно меньше 10% от общего количества лиц в толпе, присутствующих на этой группе снимков.

9

Разумеется, то же самое делает и вся толпа зрителей, но на большем расстоянии. В некоторых случаях наблюдатели, присутствующие на снимках (см.: [Allen 2000: ил. 32 и p. 176, 194]) сжимают куски одежды, сорванной с тела жертвы и брошенной в толпу. Расизм многих из этих снимков настолько потрясает (хотя 23 из 87 жертв линчевания в подборке Аллена – это белые, которых, как правило, подвергали самосуду после убийств или во время войн за скот на Диком Западе), что мы склонны упускать из виду следующий социологический момент: толпы линчевателей, как и в целом совершающие насилие толпы, ощущают свою моральную правоту, полагая, что они совершают возмездие за несправедливость – предполагаемое убийство или изнасилование, становящееся причиной для самосуда. Отсюда и их ритуальное поведение, когда они становятся рядом с телом жертвы: это способ выразить солидарность с общим делом. То же самое можно наблюдать на снимках интифады, из Могадишо и Ирака, которые рассматривались выше. См. также: [Senechal de la Roche 2001].

10

Майкл Манн [Манн 2020б: II, 304, 341] указывает на присутствие аналогичного паттерна церемониальных столкновений между рабочими и полицией в Германии перед Первой мировой войной, которые завершались немногочисленными телесными повреждениями, однако не вполне понятно, каким образом шеренги демонстрантов вели себя на микроуровне.

11

Некоторые демонстранты также несут плакаты с надписями или флаги, но в основном они находятся за десять шеренг от первой линии толпы – это другая разновидность демонстрации протеста, совершенно отличающаяся от насилия. Примечательно, что присутствующий на фото человек, размахивающий флагом, повернулся к своим, а не в сторону противника. Можно выдвинуть следующую гипотезу применительно к спортивным состязаниям: люди с флагами и транспарантами, находящиеся в толпе болельщиков, не относятся к тем, кто выбегает на поле первым или совершает другие насильственные действия со стороны зрителей.

12

Воинственную группу демонстрантов поддерживают не все, кто находится рядом с ними. Сразу позади двух человек, которые замахиваются палками, находится участник демонстрации, пригибающийся к земле, подняв руки над головой в защитном жесте. Единственное другое выражение страха, которое обнаруживается в толпе, запечатлено на лице человека, находящегося в двух рядах сзади, за одним из сторонников воинственной группы, который что-то истошно кричит. В непосредственной близости от них достигается переломный момент: большинство из находящихся поблизости очертя голову устремляются по пути насилия – либо в своих действиях, либо в эмоциональных проявлениях, – однако реакцией меньшинства оказываются страх и отход назад. Очевидно, что эти люди опасаются не противника, а своих же товарищей; это в большей степени страх перед насильственной конфронтацией, достигшей кульминационного момента, нежели страх перед физической опасностью. Можно с уверенностью предположить, что в момент перехода к насилию толпа распадется: эти люди начнут отступать, оставив поле действия небольшим скоплениям воинственно настроенных демонстрантов.

13

В ходе насилия между религиозными общинами в Индии реальные убийства и поджоги совершаются мужчинами, однако некоторые женщины, формирующие задние ряды толпы, могут использовать тактику ненасильственного сопротивления, ложась на проезжую часть улиц, перекрывая въезд пожарным машинам, что делает возможным новые убийства и разрушения (см.: [Horowitz 2001; Human Rights Watch 2002]). Это пограничная форма совершения активного насилия, вторичная по отношению к основному действию и достаточно удаленная от него в пространстве для того, чтобы эти женщины, осуществляющие «ненасильственные» действия, не видели, как сжигают их врагов из другой этнической группы. Подобная разновидность участия также может быть стратифицирована, однако мы не располагаем данными, какая доля женщин и других зрителей на заднем плане принимала участие в блокировании доступа для пожарных машин.

14

Вспомним приведенные в главе 3 свидетельства того, что более крупные толпы чаще устраивают суды Линча и осуществляют другие акты насилия, а вероятность полицейского насилия тем выше, чем больше полиции и зрителей присутствует при задержании подозреваемого – даже несмотря на то что в насилии участвует лишь небольшая часть группы.

15

Отдельные параметры различных слоев этого конуса проясняются на основании данных о нескольких массовых беспорядках. В случае беспорядков в Уоттсе (район Лос-Анджелеса) в 1965 году 5–10% взрослых чернокожих мужчин из городских гетто утверждали, что участвовали в них, а еще от 33 до 40% их поддерживали [Ransford 1968]. Еще один опрос жителей продемонстрировал, что участвовали в беспорядках 15%, а 31% «наблюдали с близкого расстояния» [Inbert, Sprague 1980: 2–3]. Применительно к беспорядкам в Детройте в 1967 году, которые стали одними из самых серьезных и насильственных массовых беспорядков на расовой почве в 1960‑х годах, 11% опрошенных заявили, что участвовали в них, а 20–25% наблюдали за происходящим (см.: [Kerner Commission 1968: 73]). Что касается разгула и беспорядков, сопровождающих празднования, то в описанных в главе 8 событиях, которые произошли в кампусе Университета Миннесоты после победы его хоккейной команды, участвовали 3% из 30 тысяч студентов, находившихся в кампусе; многие из них были зрителями, а численность толпы, которая предавалась праздничному вандализму, была и того меньше – примерно 300 человек, или 1% студентов (см. источники в главе 8). В еще одних беспорядках на территории кампуса, случившихся в штате Огайо в 2002 году после победы в соревнованиях по американскому футболу, принимали участие от четырех до шести тысяч студентов (от 8 до 12% от их общей численности). Большинство из них стояли и смотрели, как небольшая группа опрокидывает машины и поджигает мусорные баки и диваны; количество задержанных составило 70 человек, или около 1,2–1,8% от численности толпы [Vider 2004]. В ходе беспорядков на музыкальном фестивале в Вудстоке в 1999 году, которые состоялись в конце массового концерта, из толпы в 155 тысяч человек активно занимались мародерством и вандализмом лишь около 200–500 (около 0,1–0,3 %), а несколько тысяч (около 1–3% толпы) их подбадривали. Количество задержанных составило 40 человек, то есть от 10 до 20% от числа особо активных участников беспорядков [Ibid.]. Из 97% или даже более сторонних наблюдателей большинство просто смотрели на происходящее в озадаченном, оторопелом или испуганном состоянии.

16

Последующее изложение основано на микроситуационных подробностях, отобранных из описаний, которые приводятся в следующих работах: [Fisher 2002, 2003; Hoffman, Headley 1992; Mustain, Capeci 1993; Dietz 1983; Anastasia 2004]. Эти описания основаны преимущественно на автобиографических рассказах профессиональных киллеров или их помощников. Кроме того, используется мое собственное четырехчасовое интервью с человеком, имевшим репутацию киллера, который, судя по всему, работал на организованную преступность, а не занимался заказными убийствами «гражданских лиц», которые не столь щедро оплачиваются и не приносят их исполнителю высокий статус. Далее будут рассматриваться не конкретные убийства, а приемы и взаимодействие в процессе совершения насилия. Основная часть информации в данном случае относится к топовым американским киллерам, которые действовали в период с 1950‑х по 1990‑е годы. Существуют и наемные убийцы-женщины, однако, насколько мне доводилось слышать, они действуют лишь на нижнем ярусе этой профессии. Слово «человек» применительно как к самим киллерам, так и к их жертвам далее подразумевает мужчин, поскольку именно мужчины фигурируют во всех рассматриваемых примерах из указанных источников, если отдельно не оговариваются исключения.

17

Один из детройтских наемных убийц, чье высказывание цитирует Мэри Лоренц Диц, утверждал: «Мы не судьи своим жертвам, мы их палачи» [Dietz 1983: 79]. «Джоуи» (псевдоним киллера из работ Дэвида Фишера (см.: [Fisher 2002, 2003]) и «Тони Грек» Франкос (см.: [Hoffman, Headley 1992]) приводили такое обоснование своих действий: их жертвы были очень плохими парнями – и это вполне могло соответствовать действительности, поскольку жертвы обычно были связаны с организованной преступностью. Мой собеседник в ходе интервью спонтанно сделал такое же утверждение, а также отметил, что в чисто техническом плане он вынужден восхищаться тщательной конспиративной тактикой угонщиков самолетов во время событий 11 сентября, хотя сам он патриотичный американец и при возможности отомстил бы за эти теракты.

18

Профессиональные убийцы обычно выпускают до трех пуль. Именно в этом их действия отличаются от избыточного насилия, учиняемого в порыве наступательной паники, которым часто сопровождаются убийства, совершаемые военными, полицейскими и в домашней обстановке.

19

В одном случае (весьма необычном, поскольку жертвой была женщина) двое молодых людей из «бригады» Димео* получили задание убить красивую девятнадцатилетнюю девушку – подругу одного мелкого гангстера. Эта пара была посвящена в деятельность мафии, и считалось, что они способны сделать донос в полицию. Пока девушка сидела в машине своего приятеля, тот находился в помещении, где собирались бандиты, – там его и расстреляли из пистолета с глушителем. Тем временем один киллер заигрывал с девушкой через открытое окно машины, а другой всунулся через противоположное окно и внезапно в нее выстрелил [Mustain, Capeci 1993: 152–153]).

* Рой Альберт Димео (1940–1983) – один из самых знаменитых американских гангстеров второй половины ХX века, работавший на нью-йоркский мафиозный клан Гамбино; под фамилией Димео также был известен один из участников его «бригады» Крис (Харви) Розенберг (1950–1979). Кроме того, фамилию Димео носит семья мафиози, изображенная в сериале «Клан Сопрано». – Прим. пер.

20

См. соответствующий пример в: [Hoffman, Headley 1992: 105–107]. Мой собственный анализ социальной структуры пыток приведен в статье [Collins 1974], а более подробно данная тема будет рассмотрена во втором томе этой книги; см. также работу [Einolf 2005]. Главным исключением из всех приведенных здесь рассуждений являются серийные убийцы, которые обычно действуют в одиночку и иногда пытают своих жертв перед убийством. Данный тип насилия является самым редким из всех. Серийные убийцы напоминают киллеров в том, что тайно планируют свои действия и разрабатывают инструментарий приемов, однако их единственным «заказчиком» выступают они же сами, плюс они в гораздо большей степени эмоционально вовлечены в отношения со своими жертвами, тогда как киллеры избегают любых поводов для эмоционального взаимодействия. Выделяется несколько разновидностей серийных убийц, различающихся по методам поиска жертв и способам применения насилия. Однако серийные убийцы с длинным списком жертв, как правило, используют неконфронтационные приемы, например отравляют пациентов в больницах или отключают их от систем жизнеобеспечения [Hickey 2002]. Это вновь подтверждает тезис о том, что неконфронтационное насилие совершать легче всего.

21

Киллер по кличке Тони Грек имел средний рост и весил 160 фунтов [72,5 килограмма]; Джоуи был чуть ниже среднего роста, хотя и крепко сложенным; Харви Розенберг, он же Крис Димео, был ростом пять футов пять дюймов [165 сантиметров] и среднего телосложения; Рой Димео был сильным, но пузатым и неатлетичным; Джоуи Галло, который в 1957 году убил босса мафии Альберта Анастасиа, когда тот сидел в кресле парикмахера, а позже развязал войну с еще одной группировкой бандитов, был ростом пять футов семь дюймов и худощав. Джо Салливан по кличке Бешеный пес, на счету которого было более сотни убийств, а Тони Грек считал его лучшим в их ремесле, имел рост 5 футов 11 дюймов и вес 180 фунтов [180 сантиметров, 82 килограмма] (см.: [Hoffman, Headley 1992: xxii, 92, 96, 133, 154, 236; Fisher 2002: vii–viii, 198; Mustain, Capeci 1993: 2837]). Тони заодно занимался сбором долгов для ростовщиков мафии, иногда делая это в компании мужчины весом 300 фунтов, который пугал и избивал жертв, а также упоминает еще нескольких других подобных коллекторов весом от 245 до 300 фунтов [от 111 до 136 килограммов]. Однако подобные наемные «мускулы» отличаются от собственно наемных убийц: такие лица специализируются на промежуточных стадиях физического устрашения, к тому же криминальному бизнесу нужны постоянно платящие клиенты и работающие, а не мертвые сотрудники. По словам Джоуи, «в этом бизнесе почти каждый способен работать мускулами. Сила не так уж важна, хотя чем круче ты выглядишь, тем реже тебе приходится доказывать, насколько ты крут. Но помахать бейсбольной битой или железной трубой способен почти всякий» [Fisher 2002: 82].

22

Джоуи приводит аналогичное описание того, как загнал свою жертву в угол, чтобы убить ее из соображений мести: «Я чувствовал запах страха. Вы хоть когда-нибудь задумывались, почему животное нападает на того, кто его боится? Потому, что страх просто выливается из него, и появляется запах. Я видел его. Я чувствовал его запах» [Fisher 2002: 68].

23

Так выглядит одна из версий нагнетания гнева, мотивирующего к участию в схватке. Спортсмены (например, боксеры), а также тренеры в контактных видах спорта отыскивают в сделанном или сказанном их противником любые поводы, которые могут быть истолкованы в качестве оскорбления или неуважения, с целью разжечь гнев перед будущим поединком. Таким образом, специалисты в сфере насилия могут хранить воспоминания о прежних унижениях или намеренно затаивать обиду. Их «затянувшиеся обиды» не следует воспринимать просто как бессознательное подавление или обойденный стороной стыд, который вырывается наружу в виде ярости. Не приходится отрицать, что модель Шеффа [Scheff 1994] может работать прямолинейно, однако существуют и сложные версии самостоятельного управления эмоциями, в которых предшествующие эмоции сознательно используются как ресурс, чтобы получить преимущество в текущей конфронтации.

24

Такая реакция киллера может показаться проявлением моральной «отмороженности», но она совпадает с действиями немецкого пилота-аса Эрика Хартманна, который сбивал несколько советских самолетов во время вылета в три часа утра, возвращался на базу, чтобы немного подремать, и затем совершал еще один вылет в шесть утра, во время которого сбивал еще несколько самолетов противника (см.: www.acepilots.com, ср.: [Fisher 2002: 56, 63]).

25

Точно так же большинство людей плохо умеют лгать, поскольку не знают, как контролировать свои паралингвистические проявления, выдающие, что они говорят неправду. Но и тех немногих, кто преуспел во лжи, также обычно выдают микроскопические признаки на лице, которые Пол Экман [Ekman 1985: 76–79] называет «восторгом от надувательства» – проявлениями радости от того, что все сошло им с рук.

26

См.: [Fisher 2002: x; Hoffman, Headley 1992: xxv–xxvii]. Мой собственный информант, как оказалось, был глубокомысленным человеком с хорошо поставленной речью, более серьезным и не столь буйным в сравнении с обычными мужскими компаниями, собирающимися в барах.

27

Можно привести такой пример гомогамии дружбы по критерию профессионального ранга: ближайшим другом Тони Грека был Салливан – Бешеный пес – эта парочка была лучшими наемными убийцами в криминальном мире Нью-Йорка [Hoffman, Headley 1992: 263–264].

28

Во избежание распространенного недопонимания следует подчеркнуть, что организованная преступность не является каким-то единым бюрократическим организмом – она представляет собой сочетание нескольких рыхлых организационных форм. Ее превалирующей структурой выступает федерация вооруженных групп, чьи действия направлены на ограничение юрисдикционных споров и монополизацию территорий, либо присутствует мирный пакт между ними. На другом уровне находится бизнес организованной преступности, который регулярно обеспечивает нелегальные товары и услуги наподобие наркотиков, азартных игр, грабительского ростовщичества и автосервиса, – все это осуществляется не преступными семействами, а отдельными лицами, которые действуют под их покровительством. Американские мафиозные семейства, строго говоря, представляли собой нелегальные органы власти, организованные по принципу, который Макс Вебер назвал бы патримониализмом, и существовавшие помимо и сверх совокупности незаконных предприятий.

29

Из этого тезиса следует, что киллеры низкого пошиба менее компетентны: поскольку они не включены в плотную репутационную сеть, они получают меньше эмоциональной поддержки.

30

Джефф Гудвин [Goodwin 2006] определяет терроризм как нападение на лояльных гражданских лиц с целью ослабить их поддержку военных или политических властей либо добиться сплочения атакующей стороны для восстания – в последнем случае предполагается еще и поддержание собственного боевого духа за счет выразительной, пусть и локальной победы. Черты сходства с терроризмом имеет партизанская война – здесь также присутствует тайная подготовка к нападению, после которого партизаны снова становятся мирными жителями. Однако партизаны нападают на военные объекты, тогда как террористы атакуют гражданские цели; разница между ними состоит еще и в том, что тактика партизанских действий, как только наступает момент конфронтации с противником, обычно продолжительна (речь по меньшей мере идет о нескольких минутах или часах, тогда как на совершение террористических атак требуется несколько секунд), а эмоциональная поддержка конфронтации обычно сопоставима с действиями регулярных армий, когда небольшие группы действуют сообща. В силу различных способов преодоления конфронтационной напряженности/страха террористы и партизаны, вероятно, используют разные методы вербовки и имеют разные организационные структуры на оперативном уровне.

31

Оценки того, как часто бомбы с дистанционным управлением или бомбы замедленного действия не срабатывают в сравнении с действиями террористов-смертников, отсутствуют. Впечатляющим примером того, как ставка на бомбу с дистанционным управлением не сыграла, является заговор с целью убийства Гитлера в июле 1944 года. Замысел его организаторов, вероятно, оказался бы удачным, если бы немецкий офицер, который принес бомбу в бункер Гитлера, совершил самоподрыв, а не оставил бомбу в помещении и не вышел оттуда до взрыва. Согласно имеющимся оценкам, теракты с участием смертников в 10–15 раз эффективнее других видов террористических атак. С 1980 по 2001 год на теракты с участием смертников пришлось всего 3% от общего количества террористических атак во всем мире, но они стали причиной смерти 48% погибших от рук террористов [Pape 2005; Ricolfi 2005].

32

Можно привести такой пример из истории Религиозных войн во Франции периода раннего Нового времени, подробно иллюстрирующий способы избежания конфронтации. 28 июля 1589 года французский король-протестант Генрих III был готов напасть на Париж – оплот враждебных протестантам сил. Но тут в дом в пригороде Парижа, где остановился король, явился некий католический монах – якобы для того, чтобы вручить ему одно письмо. И пока король его читал, монах, стоявший перед ним на коленях в привычной позе религиозного просителя, вытянул руку, в которой находился нож, и ударил короля в живот. Между ними находился лист бумаги, поэтому нападение было совершено буквально без противостояния лицом к лицу (см.: Cambridge Modern History: III, 5, 47).

33

Согласно имеющимся оценкам, провалом завершаются от 5 до 10% палестинских акций с использованием смертников [Ricolfi 2005: 79].

34

Параллельным примером, рассмотренным выше, выступает профессиональный киллер, предпочитающий действовать в одиночку, избегая отвлекающих моментов со стороны сообщников, которые нарушают его самопоглощенность.

35

Подобная сложная работа с эмоциями имеет определенные аналогии в среде профессиональных киллеров. Один из них создавал собственный имидж на публике (в криминальном мире), притворяясь гневным и неуправляемым, дабы те, кого он планировал убить, успокоились на мысли, будто этому человеку не хватает хладнокровных приемов, чтобы представлять реальную опасность (об этом рассказывается в интервью, упоминаемом в прим. 16 к этой главе). Кроме того, в обычном криминальном бизнесе наподобие вымогательства или взыскания долгов путем запугивания, профессионалы из тех, кого называют «мясом», могут притворяться разгневанными или ввергать себя в гнев, чтобы добиться просчитанного результата – заставить жертву раскошелиться.

36

Вот фрагмент ретроспективных воспоминаний матери одной девятнадцатилетней жительницы Ливана, которая входила в подпольную ячейку сопротивления и стала террористкой-смертницей: «Бывало, мы смотрим телевизор с соседями, и тут всплывает какой-нибудь вопрос об [израильской] оккупации [Ливана], и тогда я начинала бурно обсуждать его с соседкой. Но Лаула обычно ничего не говорила – она просто смотрела на нас и улыбалась. Теперь-то мы знаем, что у нее были дела поважнее» [Davis 2003: 79]. Самоуспокоение для совершения законспирированного насилия, по-видимому, предполагает овладение продолжительной техникой эмоционального самоконтроля. В советах самому себе, которые содержатся в предсмертной записке Мухаммеда Атты, лидера терактов 11 сентября, он также концентрируется не на обидах, а на самоуспокоении, избегании того, чтобы казаться нервным, и на повторении имени Бога во внутреннем диалоге [Ibid.: 87]; последний момент не только имеет религиозный смысл, но и представляет собой метод самоконцентрации.

37

Альтернативная интерпретация видеороликов, на которых присутствуют террористы-смертники, действовавшие в ходе интифады, предполагает, что все это выступает в качестве механизмов принятия на себя обязательств, способов, при помощи которых этим людям требуется публично продемонстрировать свои намерения, чтобы они уже не могли включить задний ход (см.: [Gambetta 2005: 276] со ссылкой на работу [Merari 2005]). Однако такая интерпретация не объясняет, почему эмоциональные проявления этих людей спокойны, а не страстны – на видеозаписи террористы-смертники, идущие на дело, фактически демонстрируют те же выражения, что и на видео, снятых для широкой общественности.

38

Как указывает Лука Рикольфи [Ricolfi 2005], на смену захвату самолетов – самому известному методу террористических организаций в 1950–1970‑х годах – в 1980‑х годах пришло распространение террористов-смертников. Оба эти метода представляют собой привлекающие всеобщее внимание способы публично продекларировать некую политическую повестку. Но если угоны самолетов – это всего лишь одна из форм шантажа, то взрывы смертников содержат претензию на мученичество, по меньшей мере для отдельных аудиторий. К этому можно добавить, что как только они приобрели известность, база для вербовки смертников стала гораздо шире, поскольку данная техника минимизирует конфронтацию. Угоны самолетов находятся на противоположном конце спектра как техника, которая, наоборот, продлевает конфронтацию.

39

Роберт Пейп [Pape 2005] обнаруживает мало свидетельств криминального прошлого среди террористов-смертников (см. также: [Сейджман 2008]). Действительно, угрожающее бахвальство, свойственное конфронтационному криминальному стилю взаимодействия, сделало бы выполнение тайной миссии смертника крайне затруднительным. Один террорист-смертник (вероятно, довольно типичный), убивший 16 и ранивший 130 израильтян, включая маленьких детей, в иерусалимской пиццерии в августе 2001 года, в описаниях предстает застенчивым «юношей с мягкими манерами, который никогда не дрался, даже со своими братьями» [Davis 2003: 106].

40

Во время событий, получивших название бойня при Петерлоо, которые случились неподалеку от Манчестера в 1819 году, кавалерийский отряд численностью около 200 человек, въехал в толпу воодушевленных сторонников избирательной реформы, нанося им удары саблями. Несмотря на весь ужас этой сцены, из 50 тысяч присутствовавших демонстрантов погибли всего 12, а раненых и получивших другие травмы (например, от копыт лошадей) было 40 человек – эти цифры подразумевают, что не каждый кавалерист совершал насилие результативно (см.: Cambridge Modern History: Х, 581). Один из очевидцев отмечал, что часть солдат занималась лишь тем, что срывала плакаты с трибуны, откуда велись выступления, – иными словами, они совершали лишь символическое и номинальное насилие [Lewis 2001: 358–360]. Нападение на демонстрантов началось с того, что члены местного магистрата, напуганные предшествующими случаями насилия во Франции и других странах, а также доносившимися из толпы выкриками «Свобода или смерть!» и прочими риторическими крайностями, приказали войскам атаковать.

41

Хотелось бы сделать акцент на одном моменте, который, возможно, беспокоит читателя: здесь мы не задаемся вопросом о том, почему большинство людей не становятся профессиональными киллерами или ковбоями-полицейскими и т. д. Простой ответ на этот вопрос заключается в том, что большинство людей этого не хотят в силу собственных этических возражений. Но в действительности мы можем найти благоприятную возможность для применения насилия, находясь на любой стороне закона или представлений о морали, а во многих разновидностях насилия присутствуют собственные моральные кодексы, причем с точки зрения тех, кто ими руководствуется, весьма почетные. Зададимся вопросом: почему большинство людей, находящихся в конкретных ситуациях конфликта – солдаты, полицейские, толпы, которые мобилизовались для борьбы с противником, считающимся ими морально приемлемым, представители преступного сообщества, – не становятся частью небольшого меньшинства тех, кто активно применяет насилие, и еще меньшей группы, применяющей насилие умело? По моему мнению, это не просто вопрос мотивации. Даже если большинство людей в группе не хотят становиться представителями одной из разновидностей элит насилия, то тех, кто к этому стремится, несомненно, больше, чем количество тех, кто добивается в этом успеха. Ключевыми детерминантами в данном случае выступают социальные ограничения для возможностей обучения и применения соответствующих приемов, а не глубинная мотивация людей к совершению насилия.

42

Мартин Янковски называет участников уличных банд демонстративными индивидуалистами, а не групповыми конформистами [Jankowski 1991]. Следовательно, их действия не подлежат простому объяснению при помощи их принадлежности к культуре своей группы – в ее пределах они пытаются стоять особняком. В качестве аналогии с интеллектуалами можно привести различия между теми, кто с удовольствием читает чужие книги или пишет книги, подражая другим, и теми, кто пишет оригинальные книги, – все они принадлежат к интеллектуальной субкультуре, но более легкие варианты соответствия ее правилам не сделают вас ее известной фигурой.

43

Повторим, что в теории ритуалов взаимодействия эмоциональная энергия понимается как наличие инициативы, уверенности и энтузиазма в том или ином виде интеракционных практик.

44

Как отмечает Янковски, участники уличных банд мало спят – отсюда следует его предположение, что из‑за недосыпания они часто бывают раздражены и склонны к непредсказуемому поведению [Jankowski 1991]. В то же время нехватка сна свидетельствует о том, насколько упорно им приходится заниматься своим ремеслом и насколько опасной может оказаться передышка.

45

Вопрос о том, насколько эта аналогия применима к элите насилия, находится на границе наших знаний о карьерных траекториях в области насилия. В этой книге представлен широкий спектр типов насилия – некоторые из них, возможно, более встроены в сетевые связи с лицами, преуспевшими в совершении насилия, нежели другие. Существуют гипотезы, что сетевые связи важны для карьеры в организованной преступности мафиозного типа, а также для террористов – но важны ли они для летчиков-асов, ковбоев-полицейских или вооруженных грабителей? А поскольку необходимо рассматривать две разновидности сетей, для выяснения этого вопроса потребуется масштабный исследовательский проект. Истоки той или иной сети (межпоколенческое измерение) и ее возникновение (горизонтальное измерение) могут иметь разный вес для разных видов насилия. Являются ли представители элиты насилия воспитанниками своих предшественников в этой группе? Идут ли им на пользу связи с ними, проявляющиеся в том, что эти предшественники выступают для них близкой ролевой моделью? Вступают ли новые поколения элиты насилия на свой путь в качестве амбициозной группы, представители которой подпитывают друг друга энергией и решимостью, чтобы вместе добраться до ранга элиты?

46

Можно привести такой пример. Тед Уильямс, самый хладнокровный и техничный из всех великих бейсбольных хиттеров, совершил 39 боевых вылетов в качестве летчика-истребителя, но так и не сбил ни одного вражеского самолета. В ходе боевой подготовки Уильямс установил рекорд на соревнованиях по стрельбе, но в реальных боевых условиях не смог продемонстрировать сопоставимый результат. После первых восьми или десяти вылетов во время войны в Корее его статус среди летчиков резко снизился, и когда это стало очевидным, Уильямс стал болеть, его преследовали постоянные простуды, которые не поддавались лечению, – вполне возможно, это была психосоматическая реакция на ту нагрузку, которую он испытывал в связи со своим положением в новом для себя поле. Однако после увольнения в запас здоровье Уильямса быстро восстановилось, и он снова стал демонстрировать привычную для себя высокую результативность в бейсболе* (см.: www.tedwilliams.com, [Thorn et al. 2001]).

* Необходимо уточнить хронологию этого сюжета. Тед Уильямс (1918–2002) начал службу в ВМС США в 1943 году, до этого его карьера в профессиональном бейсболе продолжалась всего три года. После возвращения в бейсбол в 1946 году он впервые был признан самым ценным игроком Американской лиги, но в 1952 году вновь отправился в армию. Вернувшись из Кореи в 1953 году, Уильямс выступал за свою команду «Бостон Ред Сокс» еще семь лет, дважды став самым результативным отбивающим игроком. – Прим. пер.

47

Жизненный срок активного поколения в сфере насилия короче, чем среди интеллектуалов; кроме того, он, по-видимому, варьируется в зависимости от конкретных видов насилия: для молодежных банд это десяток лет или еще меньше, для летчиков-асов, возможно, лишь пара лет и т. д. На пределы преемственности поколений среди такой отдельной группы элиты насилия, как полицейские, участвующие в перестрелках, может указывать их профессиональное выгорание. Эта проблема еще ждет своего исследователя.

1

В нашей личной беседе в 2006 году Андерсон сделал акцент на том, что во время этой встречи он держал одну руку в кармане – это создавало двусмысленное впечатление, что у него может быть «пушка».