Сказать по правде, сама Аманда не очень любила, когда все случалось слишком уж быстро, поскольку привыкла тщательно просчитывать каждый шаг, планировать и обдумывать все заранее. Даже идя на свидание, она предпочитала заранее выяснить все, что только возможно, о мужчине, с которым собиралась встретиться, — еще до первого поцелуя, что называется, — и уж, конечно, задолго до того, как ей случалось серьезно увлечься. Ей довелось видеть слишком много супружеских пар, в которых муж и жена совершенно не подходили друг другу, а позже слышать от учеников леденящие душу рассказы о ссорах их родителей. Так что в любовь с первого взгляда она давно уже не верила. В физическое влечение? Да, возможно. Но не в любовь. Как психолог она всегда во всем старалась отыскать какую-то закономерность и логику.
Но непреодолимая сила, с которой ее влекло в Грэхему О’Лири, перевернула все ее представления о жизни. На следующий же день после их первый встречи в Гринвиче он пригласил ее на свидание, и она согласилась. И на этом свидании он превратил ее в отчаянную любительницу суши. После этого они протанцевали до самого утра, и Аманда поняла, что она пропала. Грэхем потрясающе танцевал. Он вел свою даму с уверенностью и грацией, и она — при всей своей хваленой независимости — покорно следовала за ним. Одна мелодия сменяла другую, и так без конца. А когда Грэхем галантно прижал ее руку к сердцу, Аманда почувствовала, как ее душа рванулась ему навстречу.
Для Грэхема этот момент стал решающим. Ему не нужна была женщина, которая бы понравилась его матери и многочисленным братьям. Он нуждался в женщине, которая подходила бы ему самому. Стоило им в первый раз коснуться друг друга, и между ними словно искра пробежала. Что-то во всем облике Аманды подсказывало ему, что это она и есть и что влечение, которое они испытывают друг другу, не является исключительно плотским — в точности как он и мечтал. Грэхему уже исполнилось тридцать пять. Естественно, он знал, каким бывает зов плоти, но то, что он испытывал к Аманде, было гораздо глубже и полнее. К тому же она была истинной леди, утонченной и изысканной. И при этом, как ни странно, ее, похоже, тянуло к Грэхему так же сильно, как и его — к ней. Удивление, которое он прочел в ее глазах, когда притянул ее к себе, за мгновение до того, как их тела тесно прижались друг к другу, подсказало ему, что эта женщина не из тех, кто доверчиво падает в объятия первого встречного. И, однако, ему она доверилась сразу же.
Он будет помнить эту минуту до своего смертного часа. Он почувствовал себя единственным. Он почувствовал себя могущественным. И еще он почувствовал себя необходимым.
Дороти О’Лири, мать жениха, не подняла бокал, чтобы вслед за остальными произнести тост. На лице ее застыла вымученная улыбка, в глазах стояли слезы. Она стояла рядом со своим братом и его семьей, подчеркнуто стараясь держаться в стороне от шумной толпы гостей. Но как только к микрофону подошел третий из ее сыновей, глаза ее вспыхнули, а лицо немного смягчилось.
Питер О’Лири был иезуитским священником. С детства обладавший невероятным обаянием, в белом пастырском воротничке, который ему удивительно шел, он без труда утихомирил расшумевшуюся толпу. Обернувшись к жениху с невестой, Питер сказал:
— Я бы расстроился, услышав, что вы предпочли загородный клуб венчанию в церкви, не знай я вас обоих — ведь недаром все последние месяцы мы столько времени проводили вместе. Но когда с первого взгляда ясно, что люди созданы друг для друга, значит, все в порядке. — Отойдя от микрофона, он подошел к молодоженам, положил руку на плечо Грэхему и высоко поднял бокал с шампанским. — На ваших лицах сияет любовь. Пусть так будет всегда. Живите долго и счастливо, старайтесь отдавать чаще, чем брать, ведь служить Господу можно самыми разными способами. — Он замолчал, и в глазах его вспыхнул лукавый огонек, отчего он вдруг стал на удивление похож на всех остальных О’Лири. — В общем, плодитесь и размножайтесь!
Аманда отнюдь не была неопытной простушкой. До Грэхема у нее было двое любовников, с каждым из которых она прилежно встречалась пару месяцев подряд и только потом, продумав предварительно время, место и меры предосторожности, укладывалась в постель.
Но с Грэхемом все получилось совсем по-другому. Как-то раз совершенно неожиданно для нее он предложил отправиться в горы, попутешествовать вдвоем. В глазах Аманды это было авантюрой, но авантюрой восхитительной, особенно когда она увидела Грэхема, нагруженного спальными мешками и свертками с провизией. Как выяснилось позже, он заодно запасся и ключами от небольшой избушки в лесу, которая принадлежала кому-то из его друзей.
Ей и в голову не пришло отказаться. Пешие прогулки, тем более по горам, никогда особенно не манили Аманду, а в спальном мешке ей не доводилось спать ни разу, во всяком случае в таком, каким запасся Грэхем — способном выдержать ужасающий холод, царящий по ночам высоко в горах. А вот Грэхем, похоже, знал о таких вещах абсолютно все. К тому же ему явно нравилось объяснять ей, что и как. А когда речь заходила о вещах, в которых она разбиралась куда лучше, чем он, Грэхем без малейшего стеснения задавал ей вопросы и, казалось, ничуть не комплексовал по этому поводу. И потом, его улыбка… открытая, добродушная, широкая улыбка, отчего казалось, что его обрамленное небольшой бородкой лицо вдруг разъезжается на две половинки. Аманда смотрела, как он улыбается, и ей тоже хотелось смеяться. Короче, ей еще никогда и ни с кем не было так хорошо, как с ним.
Склон горы, на которую им предстояло взобраться, сплошь зарос лесом. Меж деревьев вниз струились прозрачные горные ручьи, вверху, над головой, звенели птичьи трели, а с высоты открывался такой вид, что у них от восторга перехватывало дыхание. Грэхем, хорошо зная дорогу, уверенно вел ее вперед, двигаясь с такой грацией, словно у него под ногами была не узкая горная тропа, а паркет, и Аманда доверилась ему… и не пожалела об этом.
Им так и не удалось добраться до избушки. Не успели они покончить с сандвичами, как Грэхем нетерпеливо увлек ее под зеленый шатер леса, и там, всего в двух шагах от тропы, среди бела дня, они занялись любовью, потные, сплошь покрытые пылью и усталые после долгого и трудного восхождения… но тем не менее стоило им только начать, как они уже не смогли остановиться. Последнее, о чем успела подумать Аманда, было то, что она забыла принять противозачаточные таблетки… интересно, позаботился ли об этом Грэхем, мелькнуло у нее в голове, но через мгновение она уже не помнила об этом. Грэхем был уже внутри нее, и она почувствовала, что хочет его слишком сильно, чтобы беспокоиться о таких пустяках.
— Наша семейка просто неисправима, — заявила в микрофон Кэтрин О’Лири. Ее взгляд на мгновение упал на Меган Донован, подругу детства Грэхема, его первую любовь, а затем и жену, до сих пор остававшуюся самым близким членом их семьи, потом переместился к Аманде и Грэхему. — То, что я сейчас собираюсь сказать, я скажу и от лица Меган тоже. Аманда, лучше моего брата никого нет и быть не может. Конечно, он ужасный зазнайка, но при этом умница, добрый и… и вообще он — это нечто особенное. Правда, сдается мне, примерно то же самое можно сказать и о тебе. — Она помолчала немного, потом с улыбкой продолжала: — Стало быть, можно ожидать, что от вашего брака родятся умные, добрые и совершенно необыкновенные малыши — правда, немного задаваки. Итак, Грэхем и Аманда, я желаю вам много-много счастья! — Она прищурилась, глядя на жениха, который был всего на три года младше ее. — А что до тебя, Грэхем О’Лири, учти — я делаю это в последний раз!
Последовавший вслед за этой речью гром аплодисментов казался нескончаемым. Гости притихли немного, только когда к микрофону приблизилась еще одна подружка невесты. Тоненькая, высокая, изящная, она немного смутилась, увидев обращенное к ней целое море лиц, не меньше половины которых сияло характерной для всех О’Лири широкой улыбкой.
— В отличие от всех вас, — робко проговорила она, — у меня пока еще нет детей. Братьев и сестер тоже нет. Аманда мне — вместо сестры. Я давно знаю ее родителей и хочу поблагодарить их за этот чудесный праздник. — Отыскав глазами Дебору Карр, стоявшую в одном конце зала, и Уильяма Карра — в другом, она высоко подняла бокал, приветствуя их обоих, подождала, пока стихнут аплодисменты, и продолжала: — Наверное, я здесь самая старая подруга Аманды. Мы познакомились еще в детском саду и все это время были близки, как сестры. Аманда всегда была рядом — она знает, что я имею в виду. Она умеет слушать, а потом дать хороший совет. И еще она умеет хранить тайны. Так что я нисколько не удивляюсь, что дети ее любят. Честно говоря, я всегда немного завидовала им. А теперь я завидую Грэхему.
Грэхем наверняка бы позавидовал сам себе, будь такое возможно. Конечно, он хорошо представлял себе, каково это — стоять у алтаря и смотреть вниз, на увитый цветами проход между рядами кресел, чувствуя взволнованный ропот за спиной, пробежавший по толпе в тот момент, когда появляется невеста. Но вот одного он даже представить не мог — как бывает, что все остальное — люди, церковь, весь мир вокруг вдруг исчезает, и остается она… К этому он совершенно не был готов… в общем, как и к тому, как его собственное сердце вдруг ухнет вниз, а потом внезапно перевернется в груди и забьется часто-часто. Грэхем судорожно вдохнул, и на глаза его неожиданно навернулись слезы.
Это была великая честь, которую он не заслужил, вдруг подумалось ему. Он до сих пор удивлялся, что она согласилась принадлежать ему. Аманда, такая умная, образованная, такая чудесная — всеми этими качествами он привык восхищаться издалека, возможно, потому, что сам ими не обладал. Странно, что они с Амандой, такие разные, ни разу до сих пор не поссорились. Впрочем, а из-за чего им ссориться? Забавно, но их вкусы почти во всем совпадали — им нравилось одно и то же: мебель, еда, музыка. Оба хотели иметь свой дом, большую семью. В самый первый раз, едва увидев ее силуэт на фоне холма в Гринвиче, Грэхем почувствовал что-то странное. Еще тогда у него в голове вдруг мелькнула абсурдная мысль — что единственным оправданием его разрыва с Меган было предчувствие, что когда-нибудь в его жизни