Мне не хотелось ни опускать стекло. Ни улыбаться. Ни кричать. Но я повиновалась. Потому что надо было играть Золушку, и все внимание устремилось на меня.
— Эйвери!
— Эйвери, посмотрите сюда!
— Как ощущения перед первым матчем в качестве владелицы команды?
— Поступила информация, что вы напали на Скай Хоторн. Как прокомментируете?
У меня не было опыта общения с прессой, но я уже усвоила главное правило взаимодействия с репортерами, которые беспощадно закидывают тебя вопросами: не надо ничего отвечать. Единственное, что можно говорить: я испытываю радость, благодарность, трепет, а еще невероятное воодушевление, которое даже не описать словами.
Я изо всех сил изображала эти самые радость, благодарность и трепет. На сегодняшнем матче соберется почти сто тысяч гостей. Миллионы зрителей со всего света будут смотреть его по телевизору и болеть за команду. Мою команду.
— Вперед, «Одинокие звезды»! — воскликнула я. И хотела уже поднять стекло и даже коснулась кнопки пальцем, но тут от толпы отделилась фигура. И это был вовсе не журналист.
А мой отец.
Всю мою жизнь Рики Грэмбс в упор меня не замечал. Я не видела его больше года. Но стоило мне только унаследовать миллиарды…
И он тут как тут.
Отвернувшись от него и от папарацци, я закрыла окно.
— Эйв? — робко позвала меня Либби, когда наш бронированный джип нырнул в частный гараж под стадионом. Моя сестра всегда была оптимисткой и верила в лучшее в людях — даже в таких, как человек, который ни черта в этой жизни не сделал для нас обеих.
— Ты знала, что он тут появится? — спросила я, понизив голос.
— Нет! — воскликнула Либби. — Клянусь тебе! — Она прикусила нижнюю губу, размазав черную помаду. — Но, видимо, хочет поговорить.
Держу пари.
Тем временем Орен, возглавлявший мою службу безопасности, припарковал джип и спокойно сообщил в гарнитуру:
— Ситуация у северного входа. Провокаций не было, но нужен полный отчет.
Одно из преимуществ жизни миллиардера, у которого есть своя служба безопасности, собранная из бывших «зеленых беретов», — то, что твои шансы угодить в западню близки к нулю. Постаравшись заглушить чувства, которые всколыхнул во мне Рики, я вышла из машины и переступила порог одного из самых крупных стадионов мира.
— Ну что, за дело, — сказала я.
— Если что, наша фирма без проблем уладит ситуацию с вашим отцом, — сообщила Алиса, вынырнув из машины.
Все-таки хорошо быть единственным клиентом адвокатской конторы с многомиллиардными оборотами.
— Вы в порядке? — настойчиво спросила она. Она точно не из породы навязчиво заботливых людей. Скорее хочет оценить мое состояние, понять, справлюсь ли я с возложенной миссией.
— Да, — ответила я.
— Откуда вообще сомнения?
Этот голос — низкий, бархатистый — донесся до нас сзади, со стороны лифта. Я обернулась и впервые за неделю увидела Грэйсона Хоторна. У него были светлые волосы, льдисто-серые глаза и такие острые скулы, что вполне бы сошли за оружие. Пару недель назад я бы добавила, что таких самонадеянных, самодовольных нахалов я в жизни не встречала.
Но теперь и сама не знала, как описать Грэйсона Хоторна.
— С какой стати у Эйвери могли возникнуть проблемы? — сухо уточнил он, переступив порог лифта.
— Да просто у здания стоит мой нерадивый папашка, — тихо ответила я. — Но ничего страшного.
Грэйсон смерил меня пронзительным взглядом, а потом посмотрел на Орена.
— Он представляет угрозу?
Я всегда готов встать на твою защиту. Но все это… мы с тобой… Это исключено, Эйвери.
— Мне твоя защита не нужна, — резко бросила я Грэйсону. — Уж от Рики-то я и сама уберечься смогу, в этом я эксперт. — Я прошла мимо Грэйсона в лифт, из которого он только что появился.
Правило для тех, кого бросили: ни в коем случае не тоскуй по тому, кто ушел.
Спустя минуту двери лифта распахнулись, и мы — я, Алиса и Орен — оказались в ложе владельца. Я вышла и даже не стала оборачиваться в поисках Грэйсона. Раз он спустился на лифте, чтобы меня поприветствовать, значит, в ложу он уже заглядывал. Может, даже болтал тут с кем-нибудь. Без меня.
— Эйвери! А вот и ты! — На шее Зары Хоторн-Каллигарис поблескивала элегантная жемчужная нить. Но было в ее хищном оскале что-то, наводящее на мысль, что, если понадобится, она сможет убить человека этим своим изысканным украшением. — А я и не знала, что ты сегодня выйдешь в свет.
И собралась уже править бал без меня, — мысленно заключила я. Мне вспомнились слова Алисы — о союзниках, сильных фигурах, влиянии, которое можно купить приглашением в эту ложу.
Что ж, игра началась, как сказал бы Джеймсон.
Глава 4
Из ложи владельца открывался превосходный вид на середину поля, но до начала игры был еще час, и никто туда не смотрел. Ложа оказалась широкой и вытянутой, и чем дальше от сидений, тем сильнее она становилась похожа на модный бар или клуб. И сегодня центром притяжения стала я — диковинка, чудачка, бумажная кукла, разодетая по случаю. Казалось, целую вечность я пожимала руки, позировала фотографам, делала вид, что понимаю футбольные шуточки. Большого труда мне стоило не пялиться на поп-звезд, бывшего вице-президента, главу технологической корпорации, который за один поход в туалет, чтобы справить малую нужду, успевал заработать больше, чем многие люди за целую жизнь.
А когда я услышала обращение «Ваше Высочество» и поняла, что в ложе действительно присутствует особа голубых кровей, мой мозг и вовсе перестал функционировать.
Алиса почувствовала, что я уже на пределе.
— Игра вот-вот начнется, — сказала она, положив руку мне на плечо — должно быть, чтобы я не сбежала. — Пора вам занять свое место.
Я досидела где-то до середины, а потом и впрямь сбежала. Грэйсон меня перехватил. Не проронив ни слова, он кивнул в сторону и куда-то направился, уверенный, что я пойду следом.
Неожиданно для самой себя я повиновалась. Вскоре нам встретился второй лифт.
— Он ведет наверх, — пояснил Грэйсон. Решение пойти куда-то в обществе Грэйсона Хоторна могло привести к ошибке, но альтернатива пугала еще сильнее, так что я понадеялась на удачу.
Ехали мы в полной тишине. А потом двери лифта открылись, и мы оказались в маленькой комнатке. Тут было всего пять стульев — и все пустовали. А вид на поле отсюда открывался даже еще лучше, чем из ложи.
— Дед сидел в ложе, покуда хватало терпения, а потом ему надоедало, и он поднимался сюда, — пояснил Грэйсон. — С собой он не брал никого, кроме нас с братьями.
Я села на стул и обвела стадион взглядом. Он был полон народу. Энергетика толпы, хаос, оглушительный шум — все это потрясало. Но тут, наверху, было тихо.
— Я думал, ты на матч с Джеймсоном приедешь, — заметил Грэйсон. Он не сделал и движения в сторону стульев — точно боялся ко мне приближаться. — Все-таки вы столько времени проводите вместе.
Это наблюдение меня разозлило — сама не знаю почему.
— У нас с твоим братом пари!
— Что за пари?
Отвечать совсем не хотелось, но, когда мы с Грэйсоном встретились взглядами, я не сумела отказать себе в удовольствии и произнесла то, что никак не могло оставить его равнодушным.
— Тоби жив.
Человек со стороны наверняка не заметил бы реакции Грэйсона, но я четко увидела, как его точно молнией прошило. Взгляд серых глаз оказался прикован ко мне.
— Что-что?
— Твой дядя жив и развлекается тем, что притворяется бездомным в Нью-Касле, Коннектикут, — выпалила я. Наверное, можно было это сообщить и поделикатнее.
Грэйсон подошел ближе. И даже почтил меня соседством, опустившись на стул рядом. Он зажал ладони коленями, и я увидела, как напряглись его мышцы.
— Эйвери, а можно поподробнее?
Я не привыкла слышать свое имя из его уст. Отказываться от своих слов было уже слишком поздно.
— Я увидела портрет Тоби в медальоне твоей прабабушки, — ответила я и закрыла глаза, мысленно вернувшись в те минуты. — И сразу узнала его. Только мне он представился как Гарри. Каждую неделю мы играли в парке в шахматы — и так почти целый год, — я снова открыла глаза. — Мы с Джеймсоном пока не знаем, какая история стоит за всем этим. И поспорили, кто первым ее разгадает.
— И кому ты уже успела об этом рассказать? — с мрачной серьезностью спросил Грэйсон.
— О пари?
— О Тоби.
— Прабабушке, потому что она была рядом, когда я сама об этом узнала. Хотела еще Алисе сказать, но…
— Не надо, — перебил меня Грэйсон. — Никому больше ни слова. Понятно?
Я уставилась на него.
— Если честно, не очень.
— У моей матери нет оснований добиваться пересмотра завещания. У тетушки тоже. Но Тоби… — Грэйсон с детства считался главным кандидатом в наследники. Неожиданное решение деда ударило по нему сильнее, чем по братьям. — Если мой дядя жив, то он единственный человек на Земле, способный внести изменения в завещание дедушки.
— Ты так говоришь, будто в этом есть что-то плохое, — заметила я. — Для меня-то да. Но для тебя…
— Нельзя, чтобы мать узнала. И Зара тоже, — Грэйсон напряженно смотрел на меня. — И юристы из «Макнамара, Ортега и Джонс».
В ту неделю, которую мы с Джеймсоном провели за обсуждением этого нового поворота событий, мы были сосредоточены на головоломке — и ни разу не думали о том, что случится, если вдруг объявится якобы погибший наседник Тобиаса Хоторна.
— Тебе что, ни капельки не интересно, что все это значит? — спросила я Грэйсона.
— Я знаю, что это значит, — сухо ответил Грэйсон. — И объясняю это тебе.
— Но если бы твой дядя был заинтересован в наследстве, он бы уже объявился, правда? — предположила я. — Если только у него нет причин скрываться.
— Вот и пусть скрывается. Ты вообще представляешь себе, до чего рискованно… — но он не успел закончить вопроса.
— Что есть жизнь без риска, братишка!
Я обернулась к лифту. Я и не заметила, как он опустился и поднялся, привезя с собой Джеймсона. Он прошел мимо брата и опустился на сиденье напротив моего.