Ховарт плакал и говорил, что все пошло наперекосяк, и что ему был слишком стыдно вернуться домой, но больше его сердце не может выдержать разлуки с ней. Он вернулся, чтобы просить у неё прощения, — личико пренебрежительно фыркнуло.
— И она опять ему поверила.
— Но не ты?
— Я полагала, что он потратил все деньги, и назад его привело не сердце, а жадность. Она сказала ему, что для неё ничего не имело бы значения, что всё было бы хорошо, если бы он остался и женился на ней.
Бок о бок они могли бы трудиться, и всё ещё будет хорошо, если они просто будут жить для себя. У нее все еще был свой дом и некоторые семейные драгоценности, и так или иначе они справятся.
Я закрыла глаза, жалея бабушку, как она могла любить так слепо?
— Я предупреждала её. Её друзья предупреждали её, говорили, что если она поверит этому жулику снова, они отрекутся от неё. Но Обретию, кроме него, ничего больше не волновало. И он, говоря так благородно, сказал, что не позволит её семье считать её дурой. Если бы у него только были деньги, чтобы возместить убытки, он бы мог двигаться дальше.
— Но как это было возможно? — потребовала я.
— Хороший вопрос. Тот, который твоя бабушка так и не задала, по крайней мере, напрямую.
Он рассказывал о многих подробностях. О том как дать взятку чиновнику что бы уменьшить пошлину, как выглядеть преуспевающим, что позволило ему завершить много сделок. Он говорил так ловко и толково, как нужно обращаться с деньгами, чтобы заработать ещё больше.
Ужасная печаль навалилась на меня. Сколько раз я слышала, как мама оплакивает наш жалкое материальное состояние и желает перемен к лучшему, только для того, чтобы услышать от бабушки: "Но это безнадежно, моя дорогая. Нужно иметь деньги для того, чтобы делать деньги."
— Она унесла эту веру с собой в могилу, — сказала я.
Медальон немного помолчал. Затем он издал крошечный вздох.
— Мне было так страшно.
Ну остальную часть истории ты уже наверно и так поняла. Обретия продала всё, что имела и отдала деньги ему, чтобы он мог выкупить своё состояние.
Когда она осмелилась спросить отправиться с ним, он сказал, что ее проход на юг будет стоить слишком много, и на её пути возникнет слишком много трудностей. То кольцо, что ты носишь, там был изумруд, безупречный темно-зелёный изумруд. Он даже его забрал.
Ховарт извлёк камень и сказал, что продаст его в Джамелии, но обязательно потом выкупит его и вернёт на место. Он обещал, что не зависимо от того, повезёт ему или нет, он вернётся в течении года. Она смотрела, как он отчаливал от пристани в Удачном. Потом она пошла к своему старому другу и обо всём рассказала.
Она просила у него прощения. Они были друзьями с детства. Сочувствуя ее горю он дал ей место для ночлега и усадил за стол. Обретия, в конце концов, всё ещё была Лантис и Торговец. Она надеялась, что он отыщет способ встать на ноги, и найдет успешного партнера.
Есть такая поговорка в Удачном.
"Не деньги делают Торговцем, а Торговец делает деньги." Её друзья полагали, что она извлекла из этого урок. Все сложнее было терпеть ее за то что она проводила все время в мечтах по ее любимому.
Прошел год, затем другой. Все говорили ей, что и мужчина и состояние ушли, что она должна начать всё с начала. Но Обретия настаивала, что она будет ждать, что Ховарт вернется к ней, — резное личико скривило губки в глубоком разочаровании.
— Она ждала.
И это было единственное, что она делала.
— И что, неужели Ховарт вернулся? — шепотом спросила я.
Маленькое личико на медальоне исказилось от отвращения.
"О, да. Он вернулся. Примерно три года спустя он объявился в Удачном, но твоя бабушка узнала это лишь через несколько месяцев. Она узнала его в один прекрасный день, когда он прогуливался по рынку со своей прекрасной женой, иностранной внешности.
Позади них шел слуга с зонтом в руках. Няня несла их маленького сына. А на шее его бледной и пухлой джалелийской жены висел изумруд.
— И что она сделала? — прошептала я.
Тоненький голосок медальона становился всё более усталым.
Я поняла, что эти воспоминания всё ещё причиняют ей боль.
— Она просто стояла и смотрела.
Она не могла поверить своим глазам. Из её груди вырвался крик.
Он обернулся. Ховарт узнал её, но потом просто взял и отвернулся. Она выкрикивала его имя, требовала, чтобы он объяснил почему он бросил её. Прямо на улицах Удачного, посреди Торговцев и купцов, она ревела как сумасшедшая и рвала на себе волосы. Она упала на колени и умоляла, чтобы он вернулся к ней, что она не может жить без него. Но Ховарт взял жену под руку и поспешил прочь, шепча ей что-то вроде "бедная безумная женщина".
Медальон замолчал.
— Что же случилось после? — взмолилась я.
Моё сердце билось непривычно быстро.
— Пошла ли она к нему и его жене с обвинениями, что он забрал все её деньги, потребовала ли назад свой изумруд?
Дрожащим шепотом медальон признался:
— Нет.
— Почему? — боль сдавила мой голос.
Я вспомнила покорные глаза моей бабушки и боялась, что уже знаю ответ.
— Я не знаю.
Я никогда этого не пойму.
Её друзья уговаривали, чтобы она подала жалобу против них. Когда она говорила с ними, она была сильной. Но когда она оставалась одна, с пером и бумагой, её решительность улетучивалась. Рыдая, она признавалась мне, что любит его до сих пор. Она плела небылицы, что он связался с наркотиками или был околдован той женщиной. Её руки тряслись, она вслух восклицала, как такое с ней могло произойти, что какая-то джамелийская женщина могла украсть её Ховарта. Она ни в какую не хотела поверить в то, что он был негодяем и жуликом на самом деле.
Я не могла заставить понять её, что человека, которого она любила, никогда не существовало, что она любит созданный Ховартом образ, и что этот мужчина достоин только её презрения. Она садилась с пером в руке, чтобы осудить его. Но все её письма каждый раз заканчивались тем, что она опять просила его вернуться. Худшее случилось ночью, когда она пошла по темноте к его дверям. Она просила впустить её, как нищенка, умоляя слугу впустить ее, чтобы она могла встретиться с хозяином наедине. Слуга с презрением от неё отвернулся, и она, Обретия Лантис из Торговцев Удачного, уползла, пристыженная и в слезах.
Я думаю, та ночь сломала её. Следующим вечером она собрала то немногое, что ещё у неё осталось, и мы покинули Удачный, уходя в полумраке, в то время как ее друзья наслаждались обедом. Она даже не попрощалась с ними. Она чувствовала что потеряла все их уважение и никто не смотрел бы на нее иначе чем на дуру."
Я почувствовала тошноту, закружилась голова от этого грязного рассказа. Это кружились воспоминания о доброй старой женщине за которой я ухаживала в течении двух последних лет.
Я полагала, что она была сдержанной и стойкой. Я считала силой то, как она переносила грубость деда и неуважение пасынка. Но теперь это выглядело немного иначе. Неумолимый, тонкий голосок зазвучал вновь.
"Она покинула Удачный. Просто сбежала. Она утверждала что не имеет значения то что с ней случилось, она всего лишь должна скрыться от всех кто убеждал ее пойти против Ховарда. Она приехала в деревню и перебивалась работой горничной, пока не вышла замуж за человека, которого не любила, чтобы воспитать его сына и родить ему дочь. Вскоре после того как родилась твоя мама, она убрала меня подальше, потому что я была последним напоминанием о её прежней жизни, — личико на медальоне вытянуло губки в прямую линию.
— Я просила её выслушать меня, когда она заворачивала меня в полотно.
Я не могла спокойно смотреть как она растит свою дочь с таким жестоким отцом и на его неотесанного сынка.
"У тебя должна быть гордость", говорила я.
Я говорила ей, что ещё не поздно вернуться и восстановить наследство. Но она меня не слушала и закрывала меня подальше."
Я задумалась о всех тех долгих годах которые медальон провела в шкатулке.
"Почему ты все это мне рассказываешь?", — спросила я тихонько.
Мой вопрос вызвал у кулона небольшую заминку. Лицо на медальоне подняло бровки как бы в удивлении почему я до сих пор не поняла это.
"Потому что она живет во мне, как и все те женщины из твоего рода которые носили меня. И я хотела бы что бы справедливость восторжествовала.
Я надеюсь что ты вернешь то что по праву принадлежит тебе."
По праву мое.
Эта мысль показалась мне чуждой. Она испугала меня.
"Но как?
У меня нет никаких доказательств, я его не знаю, если даже Хогварт все еще жив и…"
— Замолчи.
Я буду вести тебя. У тебя есть пустое колечко на руке и я буду твоим голосом. Тебе больше ничего не нужно."
Моя голова кружилась от всех этих рассказов, не знаю как мне удалось уснуть этой ночью. Проснулась я всё ещё сжимая в руке медальон из диводрева. Щелкая каждым суставом, я потянулась, одела серебряное ожерелье и направилась в Удачный. В следующее несколько недель медальон вел меня. Я довольно быстро научилась различать его тихий голосок. Советам которые оно давало было сложно следовать, но как только я стала их выполнять моя жизнь стала налаживаться.
В Удачном я нашла свое место, заботясь о старой женщине Торговце. Еда у Редоф из Торговцев была самой вкусной из все что я когда либо пробовала, и гардероб ее внучки был набит самыми прекрасными вещами из всех которые я когда либо носила. Опыт который я получила ухаживая за бабушкой очень помог мне.
Я стала благодарной слушательницей для любой сплетни о Торговцах Редоф, любая сплетня вызывала сложности при сопровождении такой старой женщины по улицам Удачного, я следила что бы она часто навещала своих друзей. Ухаживая за ней, я очень быстро освоилась в шумном торговом городе. Поддерживая её по локти и поднимая её ноги на подушки, я незаметно влилась в общество Удачного. Я видела силу Торговцев Удачного, власть, которая базировалась не только на богатстве, но и на традициях. Я поражалась тому, от чего пришлось отказаться моей бабушке, всё это могло быть жизнью моей матери. Удивляясь этому, во мне росло желание всем этим обладать. Я переняла обычаи этой страны и исправила своё произношение. По вечерам медальон учил меня как правильно вести себя в обществе и как укладывать волосы. Я перенимала все манеры женщин Удачного, женщин которые были Торговцами и обладали такой же властью как их мужья. Увидев то от чего моей бабушке пришлось отказаться моя ненависть к Хогварту начала расти. Я стремилась найти его что бы сразится с ним.