а и прадед за счет такой свадьбы мог возвыситься, к тому же внук сам князем стал бы. Вот только что-то пошло не так. Да и опричнина мне вспомнилась. Князь вполне мог в опале быть, ту же свадьбу могли провести не афишируя. После смерти князя что-то могло и поменяться в раскладах, и прадед решил скрыть внука, «оженив» дочь, а после сплавив подальше от Москвы. Дал взятку попу или еще как решил вопрос, вот и стала она Белевой. Сам же Белев до того времени еще мог помереть, или во все его не было, так внесли запись, если это вообще возможно. Хотя за деньги еще не такие чудеса могли исполнить, а спустя время кто там разберет как было на самом деле. А как пришло бы время, все и открылось бы, а если момента не было бы, ну и ладно. Вот только прадед сам попал в переплет, и это забылось. Могли бы родичи по его линии знать об этом? Вполне могли, вот и дистанцировались, а там еще и позор прадеда, вот и повод забыть о нас.
— Мда уж, — хмыкнул я себе под нос. Осталось узнать только, что это за князь Старицкий, а там уже и решать, стоит ли пробовать вступить мне в наследство, а то может оказаться, что он предатель или еще чего, и я таким образом сделаю только хуже. Правда, это все не снимает вопроса, где мне взять денег и людишек для предстоящих событий?
Тяжко вздохнув, я глянул на саблю, на лезвии которой появилась пара отметин. В сенях я видел правило, надо бы лезвие привести в порядок, с этими мыслями я убрал саблю в ножны и взялся за садаак.
Лук был немного выгнут в другую сторону, и длины почти полтора метра. Плечи его были сделаны то ли из кости, то ли из рога.
В отдельно кармашке садаака лежали три небольших клубка, два из которых закапаны воском.
Тетива тут же подсказал мне справочник. Взяв один из клубочков, я начал его разматывать.
Накинув тетиву на нижнее плечо, сам лук поставил между ног и попытался согнуть и накинуть на второе плечо тетиву.
— Ух, — только вырвалось из меня, с первого раза у меня не вышло, хоть я и согнул лук.
Я скрипел и матерился про себя, лишь с четвертого раза, приноровившись, смог накинуть тетиву.
Вот сейчас лук уже был похож на лук, а не на выгнутую палку.
Дзинь — потрогал я тетиву.
— Тугая, — хмыкнул я и уже попытался натянуть ее, было непривычно.
«Килограмм шестьдесят, не меньше, в натяжении, а то и больше»,— мелькнуло у меня в мыслях.
Заглянув в колчан, я вытащил все стрелы и начал их осматривать, наконечники были разные, а некоторые обходились и без таковых.
Оперение также у всех отличались, видимо, чтобы не перепутать. Убрав стрелы в колчан, я принялся тренироваться с луком.
Достав стрелу с боевым наконечником, я прицелился в ворота, что находились от меня в тридцати метрах, и выпустил стрелу.
Дзинь пропела тетива, а стрела махом унеслась к своей цели.
— Попал, — радостно вырвалось у меня, хоть и чуть ниже, чем я целился, и я тут же поспешил к воротам.
Стрела вошла в дерево на весь наконечник, так что доставать мне ее пришлось с помощью ножа.
Немного еще потренировавшись с луком, я вернулся к сабле, хоть и не особо хотелось после произошедшего. Однако хочешь, не хочешь, а надо, ведь в какой-то момент моя жизнь может оказаться на кончике этой сабли.
В основном я отрабатывал удары, а после устроил себе бой с тенью. Солнце уже клонилось к закату, поэтому я вернулся домой.
Дома было прохладно, так что пришлось помучиться, разжигая очаг.
Когда я разжег огонь, появилась Афинька и принесла мой кафтан с пришитым карманом, поблагодарив её, я приказал приготовить еды в завтрашнюю дорогу. Немного помаявшись дома, я уселся за ужин, по привычке уплетая холодную кашу, а потом, найдя в сенях правило, принялся выправлять лезвие сабли, а, закончив, завалился спать. Думать ни о чем не хотелось, очень уж эмоциональным выдался денек.
С утра вновь устроил себе тренировку с саблей, за которой издали наблюдал Прокоп, но так и не подошел ко мне. Завершив тренировку, я начал собираться к поездке.
Вещи собирались в обычный мешок и седельные сумки, не сказать, что прям удобно, но я сделал себе зарубку в памяти, сшить себе вещмешок, с которым столкнулся еще в далеком детстве, когда ходил в походы. Всяко удобней будет.
С собой также захватил двадцать копеек на всякий случай и спрятал их во внутренний карман.
Когда я седлал Черныша, в конюшне объявился Прокоп.
— Здрав будь, Андрей Владимирович, — поприветствовал.
— И ты здрав, — кивнул я Прокопу.
— Богдашку будем с собой брать? — спросил мой послужилец. — Все же за двоих послужильцев больше накинут, чем за одного.
— Он сможет ехать? А то его крики в самом Гороховце слышали небось, — хмыкнул я.
— Потерпит, — весело оскалился Прокоп.
— Возьмем тогда, — после небольшой паузы ответил я, и Прокоп кивнув молча покинул конюшню, чтобы появиться спустя пару минут с Богданом. Который имел бледный вид и при каждом шаге морщился.
При виде меня он тут же отвесил поясной поклон, причем было видно, что делает он это через боль.
— Ты прости меня, Андрей, не думал я, что моя шутка так обернется, — повинился Богдан.
Судя по его лицу, он говорил искренне и действительно переживал.
— Прощаю, — кивнул я ему и отвернулся к Чернышу.
Оседлав коней, мы выехали в город. Богдан всю дорогу был молчалив и печален и лишний раз не отсвечивал.
Немного отъехав от дома, я завел разговор с Прокопом.
— А ты знаешь, кто такой князь Старицкий? — поинтересовался я, качаясь в седле.
— Как, как? Старицкий, — задумался Прокоп и спустя минуту раздумий покачал головой. — Нет, даже и не слышал о таком. По что спрашиваешь?
— Да слышал где-то, вот вспомнилось, — пожал я плечами.
— Бывает, — кивнул Прокоп.
— А еще вот скажи, ты про путь в Сибирь ведаешь чего? Ну, за камень?— припомнил я древнее название Урала из фильма о Ермаке.
— Все, понял, о чем ты. Ишь ты, Сибирь, ну да и так иной раз называют. Да не особо много, никогда интересно не было. Знаю только, что раньше за камень по рекам ходили, не особо удобный путь. Сейчас вроде новый путь нашли, Бабиновской дорогой прозвали, в Соликамске начинается, а там за камень идет. А зачем тебе? — прищурив один глаз, глянул на меня Прокоп.
— Так интересно же, — попытался я глянуть на него удивленно. — Говорят, в тех лесах мехов можно добыть видимо-невидимо.
Все-таки вопрос заработка денег был актуальным, и от идеи намыть золотишка я пока не отказался.
— Ну да, тоже слышал о таком, только места там дикие и опасные. Местные людишки не знают веры христовой, — и Прокоп перекрестился, а следом и мы с Богданом. Ясак царевы люди собирают с них, да на промысел многие ходят, а кто и торговлей промышляют. Слышал я, что и города новые ставят, а не просто остроги, — подбоченился Прокоп.
— Вот оно как, — протянул я.
— Ну да. Много с того царь имеет, — и Прокоп почесал ухо.
Весь путь мы и проболтали с Прокопом о разном, в том числе о том, как он с отцом рубежи охранял и чего видел, и о том, какие уловки крымчаки да ногайцы используют.
— Скоро темнеть уже будет, — кивнул на заходящее солнце Прокоп.
— Давай тогда место найдем для ночевки, — глядя по сторонам, ответил я.
— Дело правильное, — кивнул он.
Спустя пару минут мы нашли подходящее место, ногами расчистили снег. Богдана отправили собирать сухой хворост, я же рубил лапник с елей на постели, а Прокоп обихаживал коней.
Спустя минут десять уже горел огонь и опускались сумерки.
— О, всадники, — впервые за весь путь произнес Богдан и указал рукой мне за спину.
[1] Четь — мера площади, равнялась половине десятины. Одна четь примерно половине гектара. Сто сорок четей — семьдесят гектар.
Глава 6
Глава 6
Прокоп тут же подскочил, а я повернулся и начал вглядываться. Действительно, по дороге в нашу сторону двигались четыре всадника.
— И кто же это может быть? — вслух спросил я.
— Да кто угодно. Может, кто из наших соседей в Гороховец едет, может, царские люди припозднились, а может, и инородцы озоруют, — напряженно произнес Прокоп, продолжая вглядываться во всадников. — У татей и шишей, обычно нет коней, — добавил он.
Напряжение нарастало, я положил ладонь на рукоять сабли, но внезапно от Прокопа донеслось:
— Да это ж Микитка, ну точно Микитка, — в его голосе читалось облегчение, и я на него покосился.
— Вон, видишь, у того мерина на лбу пятно такое вытянутое, — тут же указал Прокоп. — Ну вот это Беляк мерин Микиты, в здешних края только у него такое.
Мне тут же вспомнилась встреча со своим соседом Василием, который упоминал про кого-то Микиту, да и Прокоп ранее про него упоминал.
— Хорошо, коли так, — протянул я.
Меж тем всадники приближались, среди них я узнали Василия, что сообщил мне о смотре. В итоге остановившись напротив нас.
— А мы-то думаем, кто это огонек палит? Может, тати какие, — со смешком произнес Василий, спрыгивая с коня.
— Так и мы подумали, кто это в ночи, — в тон ему ответил я. — Здрав будь, Василь, и ты, Микита, — а после кивнул и другим всадникам.
Похоже, это были их дети, ибо других вариантов просто не было, так как одному из них было лет тринадцать, совсем молодой парнишка, а другому лет двадцать.
— И ты будь здрав, — прогудел Микита, слезая с коня. Было ему под пятьдесят лет, не меньше, худой как щепка и с куцей бородой.
— Погреться-то пустите? — оглядывая костер, спросил Василий.
— Будем только рады, — кивнул я и вернулся на свое место.
Тем временем прибывшие начали суетиться, расседлали коней и так же нарубили лапника.
— Михейка, — окликнул сына Микита двадцатилетнего парня, — а ну доставай, чего там мать наготовила.
Глядя на это, и мы разворошили свои запасы, и через пару минут соорудили «общий стол», даже помолились перед едой.
Перекусив все развалились, глядя на огонь, первым разговор завел Никита.
— Готов верстаться? — с улыбкой спросил Микита, внимательно меня осматривая.