Именно этот момент выбрал один из лесных хищников для нападения и рванул слева.
— Плять, — вырвалось из меня, и я ударил, пытаясь зацепить волчару, мой удар пришелся по самой хребтине, оставляя на ней кровавую полосу, и волк отпрянул, скаля зубы. Вот только четвертая тварь решила атаковать, пока я отвлекся. Ее бросок был быстр и стремителен, помощь пришла, откуда не ждали. Та самая шавка, что увязалась за нами от деревни, проявила себя, она сзади кинулась на волка, ухватив его за хвост, и тут же отпрянула.
Черныш же, завидев такой подарок, весело заржал и вновь поднялся на дыбы, обрушивая копыта на замедлившегося волка, а после радостно начал топтать его тушку.
У меня же появилась возможность посмотреть, как дела у моих холопов.
Возле Богдана валялись двое мертвых волков, а еще один с отрубленной лапой поскуливал и пытался отползти в лес, четвертый же продолжал кружить, но поглядывал в сторону леса.
У Прокопа дела шли хуже, возле него кружило двое, а его лошадь припадала на заднюю ногу, да и кровавый след от укуса на ней виднелся.
— Иду, — заорал я, обращаясь Прокопу, и пришпорил Черныша, который недовольно заржал, но подчинился, оставляя свою жертву.
Волки же, завидев, что идет помощь, бросились в лес, в том числе тот, который нацелился на Богдана.
«Умные твари»,— мелькнуло у меня в голове.
— Вы как, целы? — тут же поинтересовался я, Прокоп лишь хмуро кивнул, а Богдан подбоченился.
— Вот же волчья сыть, ушли, — хмыкнул довольно Богдан, смотря в сторону леса.
— И еще дальше уйдут, — откликнулся Прокоп, спрыгивая со своего кобылы, поглаживая по крупу, подошел к ее раненой ноге и осмотрел. — Погрызли твари, теперь лечить надо.
Прокоп тут же метнулся к седельной сумке, достав оттуда туесок с тряпицей, быстро смазал раненую ногу какой-то пахучей липкой массой. По запаху мне показалось, что это был деготь или что-то подобное.
— Обратно вертаться надо, подранили моего мерина[1]. — Да и уши с хвостами обрезать волкам надо, а после дьяку в Гороховце показать, может, копеек отсыплет, за то что стаю извели, — обратился ко мне Прокоп, на что я просто кивнул и, убрав саблю в ножны, слез с коня, достав кинжал.
Когда я оказался на земле, Черныш тут же повернул ко мне голову и чуть ухватил зубами за плечо.
— Ты молодец, вон как двоих потоптал, — начал я его наглаживать, он довольно заржал.
От волков, которых потоптал Черныш, осталось лишь кровавое месиво, и лезть в него в поисках ушей желания не было.
— А этот жив еще, — раздался радостный возглас Богдана и звук вынимаемой сабли.
Как итог, вышло шестнадцать ушей и восемь хвостов, которые отдали Прокопу, и он завернул их в какую-то грязную тряпицу.
— Вот и все, — протянул мой послужилец.
— Проня, возвращайся один домой, мы недалече отъехали, от волков опасности нет. А мы с Богдашкой уж до Водяницы съездим, туда и обратно, — произнес я, поглаживая Черныша.
— Да как же? — попытался возмутиться Прокоп, видимо, не пришлось по нраву ему мое решение. Вот только я не пятнадцатилетний Андрейка, чтобы старшим в рот заглядывать. Но и обижать его не хотелось, поэтому я ответил весьма благожелательно.
— Мы туда и обратно, прокатимся с Богдашкой. К вечеру уж вернемся, сам говорил.
— Говорил, — буркнул Прокоп.
— Пса с собой забери, накормить да напоить его надо, — начал я выискивать взглядом блохастого.
Пес же, как только о нем заговорили, тут же оказался рядом со мной и, присев на передние лапы, начал вилять не то хвостом, не то задом.
— Это ж отчего ему такая честь? — нахмурился Прокоп еще больше, бросая на пса недовольные взгляды.
— Так он нас упредил своим скулежом. И в бою мне помог, волка за хвост куснув, а так, может, и Черныша бы подрали. Трусоватый он, конечно, но дело-то сделал и помог.
— Ну, коли так, — кивнул Прокоп и по-другому глянул на пса, хмыкнув в бороду.
— По коням, — крикнул я Богдану и тут же взобрался в седло, а следом и он. Развернув Черныша, мы отправились дальше.
В молчании ехали недолго, первым заговорил Богдан, не утерпев.
— А хорошо мы все-таки их побили, жаль только отцова мерина, — вздохнул Богдан и тут же продолжил: — А ты видел, как на меня прыгнул, а я ему раз и лапу срубил, как тятя учил.
— Не-е, — улыбнувшись, протянул я. — Не видал, сам крутился. Со всех сторон накинулись. Черныш аж двух затоптал, — хмыкнул я.
— О как. Я думал, от тебя отпрянули да ему под копыта попались, — с удивлением глянул на моего коня Богдан.
— Если бы, он на дыбы встал, я еле в седле удержался, — вспомнил я мгновения боя.
— Хорошего тебе коня дед подарил, — с завистью вздохнул Богдан.
— Ничего, настанет время, и у тебя такой же будет, — подбодрил я Богдана, он же лишь зыркнул на меня и повесил голову.
— Ну чего ты?— поинтересовался я.
— Так, откуда у меня такой конь возьмется, коли холоп я и отец мой, — посмурнев, произнес он.
— Сегодня холоп, а завтра вольный, да еще и сын боярский, вот увидишь, — подмигнул я. На крайняк я вас и отпустить могу, — произнес первое, что пришло в голову.
— Толку с этого. Коли поверстают нас, могут и не сразу надел дать, а коли дадут, так и без людишек. С собственного двора не прокормиться толком, и службу нести тяжко. Так к тому жеуехать на рубежи надолго можем, отец сказывал, бывало, и по десять лет дома не видят. А как возвернутся, дом пустой, а земля быльем поросла, — поделился со мной Богдан.
— И такое бывает, — задумчиво протянул я.
Мы проболтали всю дорогу, я аккуратно расспрашивал Богдана о разных мелочах, стараясь не вызывать подозрений.
Благо справочник по-прежнему работал, даруя мне информацию об этом времени.
Так я и узнал о Гороховце, который не раз вспоминали мои боевые холопы, это был ближайший укрепленный город, куда я был приписан как сын боярский. Город был маленьким, но укрепленным, и располагался он на реке Клязьма между Ярославлем и Нижним Новгородом, с Владимиром.
— Есть охота, — произнес со вздохом Богдан. — Еда вся в сумках у тяти осталась, — убитым голосом закончил он.
— Охота, — согласился я. — Жареного мясца бы сейчас, — мечтательно протянул вдогонку.
Богдан аж коня своего остановил и как-то подозрительно на меня глянул, а после с удивлением протянул:
— Так пост же нынче великий, какое мясо?
«Упс, прокололся»,— тут же пронеслось у меня в голове, а сам тем временем натянул вожжи Черныша.
— Пост, — согласно кивнул я. — Но мяса-то хочется, жареного, с корочкой да запашистого и свежего хлебца, — мечтательно протянул я, хитро глядя на Богдана.
Минуту, не меньше, на его лице отображалась работа мыслей, а после он расплылся в улыбке и протянул:
— Это да, хочется.
Я же про себя облегченно выдохнул.
Дальнейший путь прошел под монолог Богдана, который начал рассказывать, чего бы он еще отведал и попробовал.
Спустя пару часов среди деревьев показалась деревня.
— Вот и Шировица, дальше речка, там и живет Водяница, — указал рукой Богдан, на что я кивнул и пришпорил коня.
Шировица осталась от нас слева, а мы свернули на небольшую тропинку, но тут Богдан неожиданно протянул:
— Странно, — и я вопросительно на него глянул.
— Смотри, она там вроде одна живет и тропка небольшая, а сейчас вся истоптана. Когда мы ее отвозили обратно, такого не было. Ее легко пропустить было. Не случилось бы чего…
— Сейчас и увидим, — ответил я.
Спустя минут двадцать мы выехали на берег, где стоял одинокий дом и пара каких-то сараев.
Возле дома находилось не меньше десятка человек, среди которых были и мужчины, и женщины, одетые под стать Агапу и Афиньке.
Так вдобавок ко всему этому двое мужиков были на крыше дома и разбирали ее.
— Никак померла, — протянул рядом Богдан и тут же, заработав мой вопросительный взгляд, начал пояснять: — Ну, как ведьма помирает, крышу дома разбирают, чтобы ей легче на небеса уйти и грехи не помешали. Ежели не сделать этого, то ее дух навсегда останется в доме и будет пакостить живущим людям.
Я же молча выслушал Богдана и направил коня к толпе.
— Здравы будьте, люди православные, — громко произнес я, привстав на стременах. — Чего это случилось-то? Неужто померла?
— И ты здрав будь, померла. Как есть померла.— Ко мне подошел благообразный старичок, опирающийся на клюку. — А кто ты, мил человек, что-то я тебя и не знаю.
— Белев, я, живу рядом. Вот сюда ехали, — с горечью произнес я.
— А, стало быть, сынок Владимира, хороший был человек, — кивнул старичок, и тут к нам подошла молодая женщина, скорее, даже девушка.
На мой взгляд, одета чуть лучше остальных, к тому же красивая. Носик аккуратненький, губки цвета вишни, коса до самого пояса, а глаза зеленые и притягательные, так и хочется в них смотреть. Да и фигурка проглядывалась недурственная, несмотря на несколько слоев одежды.
— А зачем ехали-то? — тут же поинтересовалась девица, даже не поздоровавшись, Богдан тут же нахмурился, а старичок предпочел в сторонку отойти.
— Хм, — вырвался у меня хмык. — Лечила она меня недавно, можно сказать, от смерти спасла. Вот и решил приехать да поблагодарить лично, — медленно произнес я, подбирая каждое слово.
— Не получится, но ты это и сам уже понял. Померла Авдотья, сегодня ночью и отошла, — грустно произнесла девица и, приблизившись, начала гладить Черныша.
Который разомлел от удовольствия, вот предатель-то.
— А ты кто такая? — с интересом спросил я.
— Так я дочь Авдотьи, Ветлиной зовут. Зря приехал, Андрей, время потратил, да и кровь пролил. Лучше бы ты по своим сундучкам посмотрел, толку больше вышло бы, — Ветлина посмотрела мне прямо в глаза
Казалось, глаза девушки смотрят прямо в душу, до того был у нее завораживающий взгляд, что я с трудом оторвался.
— Так, коль матушка твоя померла, может, ты сможешь ответить на вопросы мои? — вновь пробежался я взглядом по фигурке девушке.
— Нет, не отвечу, — вполне уверено произнесла Ветлина. Не узнаешь ты тут, чего хотел, езжай домой и не трать понапрасну время, — произнесла Ветлина и не прощаясь пошла в сторону дома.