Воротынский усмехнулся в бороду и погладил ее.
— То мне неведомо, Андрей Володимирович, может, из ляхов кто решил, что ты мешаешь. А может, и сам этот шляхтич решился, слышал, у вас размолвка была. У них же наглости и гонору много, считают себя лучше всех и даже ровней своему королю. Проклятые схизматики.
— Наглые, то да, — протянул я.
Немного пройдя еще по саду, князь Воротынский распрощался со мной и покинул дедовское подворье.
— Так чего хотел-то? — тут же подошел ко мне дед, а следом за ним и дядюшка с Елисеем, а также Прокоп с Богданом, которые успели приехать.
— О поляке, заверял меня, что это не его рук, — тут же ответил я.
— И ты веришь ему? — приподняв дверь, спросил Прокоп.
— Конечно нет, но врать ему в этом точно нет интереса. Да и этим он многое показал. Он в другом соврал!
— И в чем же? — донеслось от Елисея.
— В том, что он не знает, чьих это рук дело. Он, может, конечно, и не знает точно, но догадывается, тут я уверен! Не враг он мне, но и не друг, — хмыкнул я.
— Свои интересы блюдут, смотрят на тебя Андреюшка, — проворчал дед.
— Да, приглядываются, — кивнул я. — Пойдемте за стол, а то проголодался я.
Зайдя в дом, в светлицу, мы расположились за столом, а дед приказал накрывать на стол.
— Андрей, а какой царь? Мы сможем его увидеть? — с горящими глазами спросил Богдан.
— Царь? — задумчиво переспросил я. — Хм, как бы тебе сказать. Он человек, такой же, как и мы. Кто-то заботится о семье, кто-то о вотчине. Купец о товаре. Царь Дмитрий Иоаннович заботится о всей земле православной и людях. Он богом помазанный и спрос него иной. А ты хочешь его увидеть? — глянул я Богдана, который тут же закивал, и не только он, но и все близкие люди.
— Значит, завтра и увидите, вместе со мной пойдете. Встретим царя возле палат царских, и мы с ним в собор на заутреннюю пойдем. Там его и увидите, — улыбнулся.
— Никогда не думал, что царя вблизи увижу, — с предвкушением произнес Елисей.
— Мы же видели его, когда он мать-царицу встречал, — хмыкнул дед.
— Видели, но там далеко было, а тут можем близко увидеть.
Тут же разгорелся разговор о царских одеждах, во что он одевается и что ест, причем меня активно расспрашивали, и было видно, что это важно, так что приходилось вспоминать, какие блюда я видел на царском столе и в какие одежды был одет Дмитрий Иоаннович.
Перекусив, я оглядел людей и заговорил:
— Деда, выдай всем людям по рублю из моих. Заслужили, порадуем их.
— А не много ли будет? Двадцать пять рублев, — нахмурился дед.
— Не много, я смотрю, ты себя и Олега не посчитал, — улыбнулся я, дед лишь пробурчал что-то под всеобщие улыбки.
— Помимо этого, выдай Прокопу еще пятнадцать. Прокоп, у тебя есть уже кафтан хороший, но справь себе еще один, и Елисею с Богданом.
— Сделаю, — тут же кивнул Прокоп.
— Вот ты и ближник князя, Елисей. Не подведи, — строго глянул я на него.
— Живот свой отдам за тебя, — тут же перекрестился он.
— Ты в Москве жил, разузнай, где торговые дворы стоят, английский и голландский, да и остальные тоже. Помимо этого, найди мальцов лет пятнадцати, человек семнадцать, что готовы будут пойти ко мне на службу. Голодных и дерзких, тех кто стоит у самого порога. Которые не упустят шанса изменить свою жизнь. Еще подыщи с десяток человек, что готовы пойти ко мне в послужильцы. Да и вообще, разузнай, где нынче бояре живут и всякое про них.
— Постараюсь, людишек-то много в Москве, но не каждый подойдет, хотя только кинь клич, охочих много найдется, вот только… — тут же с жаром откликнулся Елисей.
— По своему разумению выбирай, а я там отсею. Голытьбу тоже можешь брать, приоденем и накормим. Главное, чтобы верны мне стали, а не за копейку продали, — медленно произнес я, и тот закивал.
Немного еще поговорив о делах, мы отправились гулять на торг, по которому бродили до самого вечера.
Вернувшись, я завалился спать, где меня посетила мысль о том, что надо бы тетушке Марии Старицкой письмо написать о произошедшем и о том, как меня приняли царь и бояре. Наверняка думает обо мне и волнуется, да и хорошо бы отпроситься у царя к себе в вотчину.
Под эти мысли я и уснул, а с утра, проснувшись, собрался и вышел на подворье, где уже находились мои люди с оседланными конями, так с ними был еще и Василий с заплывшим глазом. Видно, разговор с отцом вышел трудный.
— Здрав будь, Василий, — улыбнувшись, кивнул я и запрыгнул в седло Черныша, которого мне подвели.
— Здрав будь, Андрей Володимирович, — поклонился он мне с седла, голос его был расстроенный.
— Да не печалься ты, задал отец трепку, ну ничего, бывает, — хмыкнул я, поворачивая Черныша к воротам, и, пришпорив, направил его меж распахнутых створок.
Наша кавалькада направилась к кремлю, помимо нас, туда спешили и другие, но мы первыми успели проехать в кремлевские ворота, а там уже спешились и под взглядами стрельцов, охранявших ворота, привязали коней к одному из столбов.
— Василька, — окликнул я его, — поговори со стрельцами, пусть приглядят за конями. — И я передал ему копейку. — Потом нас догоняй.
Был бы я один или с Василием, смело бы проехал к царским палатам, ведь мне можно, но вот все остальные, в том числе бояре, перемещались по кремлю исключительно пешком, успел я этот момент заприметить, видимо, местный этикет, так что мне проще повторить, чем разбираться, почему так.
К моменту, когда мы подошли к царскому дворцу, возле него уже начала собираться толпа из бояр, слуг и прочих людишек.
— Вон там встаньте и царя увидите, вопросов ни у кого не будет, — шепнул я деду, указывая на свободное место.
Дед Прохор кивнул и тут же повел моих людей в сторонку, я же направился к веранде, пробираясь в толпе. Шел я медленно, никого не толкая, но народ передо мной расступался, кто-то быстро уходил дороги, а кто-то с неохотой злобно на меня глядел. Крыльцо же окружили бояре, вот среди них приходилось протискиваться, кому-то на ногу наступая, кого-то и в бок с пузом пихая.
На меня тут же обратили внимание, что-то шипя себе под нос.
Приблизившись к крыльцу, я обернулся и крикнул, громко и весело:
— Здравы будьте, бояре!
— И ты будь здрав, Андрей Володимирович, — донеслось от нескольких, среди которых были Мстиславский и Воротынский.
Я же оперся о крыльцо спиной и, сложив руки на груди, стал ждать царя, вот только побыть в одиночестве мне не дали.
— Что же ты, Андрей Володимирович, не почину одет, ты же первый теперь среди бояр, — попенял мне подошедший Федор Иванович Мстиславский.
Было ему за пятьдесят, лицо благородное, с уже седыми прядями в бороде и морщинами, с прямым носом и, как мне показалось, умными и хитрыми глазами.
— Так не успел еще, Федор Иванович, — развел я руки и посмотрел себе в ноги, показывая смущение.
— Справить надо шапку и шубу, — поучительным тоном произнес Мстиславский. — Ежели совета надо будет, ты заезжай ко мне, Андрей Володимирович, мы с твоим дедом дружны были.
Я просто кивнул, от дальнейшей беседы меня спас появившийся Дмитрий Иоаннович.
Спустившийся с крыльца и оглядевший встречающую его толпу, он кивнул мне, а когда я подошел, потрепал по плечу. Я встал по правую руку от него, и через пару мгновений мы отправились в собор на заутреннюю службу.
Отстояв ее, направились в палаты, где прошло заседание боярской думы. Все было как и в прошлый раз, только теперь обсуждали освобождение от тягла и других сборов северских земель, что поддержали Дмитрия, в том числе и городов, таких как Тула, Царев, Белгород и других.
Кроме как говорильней, обсуждения данного вопроса я не мог назвать, переливали из пустого в порожнее.
— Не так надо, — вскочил Дмитрий с трона. — Никаких сборов в этом году ни с Северских земель, с с городов: Тула, Орел, Белгород, Царев, Елец и других в тех краях.
Бояре притихли, лишь переглядывались меж собой, но тут поднялся Мстиславский и звонким голосом проговорил:
— Царь решил, а бояре в том приговорили. — И стукнул небольшим посохом об пол.
— На сегодня, все, — взмахнул рукой Дмитрий и удалился в боковой проход.
Бояре немного посидели и тоже начали расходиться, я же пошел вслед за ними на выход из палат.
Мне нужен был Василий, чтобы он мне показал, кто глава Казенного приказа, да и как его зовут. Пора уже выбивать свои деньги, а там и грамоту в поместном приказе забрать, да с землями своими все решить. Надо будет туда обязательно людей направить с дьяками.
Выйдя на улицу, я заозирался, увидел Василия, оттирающегося рядом, и махнул ему рукой.
Василий тут же побежал ко мне.
— Василька, казначей здесь среди бояр? — тут же поинтересовался я.
— Дык вот он, — указал бывший царский стольник на одного из бояр.
— Как зовут? — тут же поинтересовался я.
— Василий Петрович Головин, роду немалого. Воеводой был, когда на Литву ходили. При Федоре Иоанновиче в опалу попал из-за Годунова. Нынче вернули, да и казначеем поставили, а уж после боярином стал. Совсем недавно, — тут же пояснил мне Василий.
Я же кивнул и тут же направился в сторону указанного боярина.
— Василий Петрович, — поравнялся я с ним, когда он степенно шел с каким-то человеком.
— Андрей Володимирович, — тут же откликнулся казначей и приостановился, оглядывая меня.
— По делу государеву я, Василий Петрович, нынче ты над казенным приказом стоишь, а царь-батюшка Дмитрий Иоаннович еще несколько дней назад повелел выделить из казны мне содержание в двадцать тысяч рублей. Но ни подьячие, ни дьяки не спешат исполнять царское повеление, — тут же начал я аккуратный заход.
— Вот стервецы, — пророкотал Головин.
Был он толстый и напоминал чем-то колобок, даже его борода не скрывала толстые щеки.
— Ну я задам им, — тут же открестился Головин. — Дьяк Власьев должен решить это. Однако сумма немалая, Андрей Володимирович, да и казна нынче в упадке. Пока сумму соберешь такую. Может, по частям возьмешь? Али нужда будет, так придешь и получишь, — попытался оттянуть выдачу денег.