В этот раз коней стеречь оставили Рубцу и Ушатке. Много народу вокруг шастают, и случись чего, двоим легче управиться.
Коней, конечно, оставили не посреди дороги, а чуть в стороне. Сами направились на торг.
Вот там я услышал про Богдашку Бельского, про которого сказывали, как он на лобном месте жалился, и рассказывал: «Я за царя Иванову милость, защищал царевича Дмитрия, за то и терпел от царя Бориса». Правда тут же удивлялись. Ведь жена Бориса родственницей Бельскому приходилась.
Имя Бельского мне казалось смутно знакомым, но я так и не смог его вспомнить, хотя наверняка слышал.
Грамотки еще обсуждали, которые зачитывали недавно от имени царя. В них говорилось, что правит нынче его матушка царица-инокиня Мария Федоровна и он Царь, Дмитрий Иоаннович, сын царя Ивана.
Я ходил по торгу и внимательно слушал, о чем говорят люди. Один раз я замешкался и не успел отойти с дороги, как тут же мне в спину прилетел удар, а после я услышал голос с диким акцентом:
— С дороги быдло!
Глава 4
Глава 4
От удара я сделал пару шагов и обернулся, сзади шли трое, в одежде, похожей на кафтан, но все же другого кроя, с яркими поясами. Они явно старше двадцати пяти лет. Один был с короткой бородкой, у второго тонкие щегольские усики, а третий и вовсе брит. Зато на лицах всех троих застыло наглое и надменное выражение, будто они в говне стоят по самый пояс. В руках же того, что меня толкнул, была еще плетка.
— Ты чего, не слышал меня, быдло? — тут же вновь заорал меня ударивший.
От такой наглости у меня даже бровь взлетела вверх, и я глянул на себя. Кафтан синего цвета, украшен вышивкой, пояс из хорошей разноцветной ткани, да сабля на боку, явно говорящая о моем статусе, человека не низкого происхождения.
— Чего молчишь, курва? — осклабился другой.
— Да он, видать, в штаны напрудил, — донеслось от третьего, и они заржали.
«Что-то и в самом деле туплю», — промелькнуло в мыслях у меня.
«Измываются гады», — следом прилетела еще одна, и я осклабился.
— Видать, у панов совсем со зрением беда, али в свинарнике, в котором они родились и провели свою жизнь, людей не видели. Так мы сейчас покажем, — во весь голос громко произнес я, и на нас начали оглядываться.
— Ах ты быдло, — тут же взревел один из них, пока остальные пытались, понять, чего это я сказал, ведь панами же назвал.
— А чего? Правда глаза колет, что пес блохастый, рожденный от свиньи да помоями вскормленный, — усмехнувшись, ответил я, делая шаг назад.
В это же время Олешка, Богдан и Вишка аккуратно зашли сбоку.
— Да я тебя, быдло, запорю, — заорал первый, ударивший меня в спину, и замахнулся на меня плеткой.
— Бей ляхов, они веру нашу срамными словами поносят, — тут же заорал я во все горло и со всего маху зарядил с ноги в колено прямо самым каблуком, попал, мне даже показалось, я расслышал хруст.
— А-а-а, — тут же ударил по мне вопль, полный боли, и лях в своем наряде упал на землю.
Мои же люди тоже не стояли на месте.
Олешка со всей своей любовью к ближнему, размахнувшись по-богатырски, зарядил прямо в морду второму ляху, который тут же закатил глаза и завалился.
«Как сказали бы в боксе, чистый нокаут», — промелькнуло у меня в голове.
Богдан и Вишка насели на третьего ляха, вот только тот успел уйти от первого натиска и вытянул из-за пояса нож.
— А ну подходи, курва, — орал лях, вращая дико глазами.
Народ же возле нас начал собираться, с интересом наблюдая за происходящим.
— Ляхи веру нашу поносили, — вновь заорал я и указал на него пальцем.
— Ах они проклятые. Чертовы ляхи, — начало доноситься из толпы, и вдруг кто-то сзади на ляха обрушил бочку, ударив прямо по голове. Тот лишь успел повернуться недоуменно и тут же пал.
— Чего у вас там? А ну расходись, — раздался чей-то приказной крик.
Я же подпрыгнул на месте и успел увидать, как к нам с десяток стрельцов приближается.
«Надо тикать», — пронеслась в голове дельная мысль. Ведь желания знакомиться с местным правосудием у меня не было.
Вот только народ начал раззадориваться, в сторону поляков полетели оскорбления и ругань, казалось — их затопчут.
— А давай их в канаву, вот пусть там и сидят, — задорно предложил я.
«Все-таки одно дело смертоубийство, а другое — если бока намяли», — вновь пронеслась шальная мысль.
Я первым нагнулся и попытался поднять ляха, кто-то из толпы подхватили мой клич, и вот уже всех ляхов подняли и потащили куда-то вперед.
К толпе все больше присоединялось людей, а стрельцов и вовсе уже за гомоном и криками не было слышно.
Я же пребывал немного в шоке от того, как легко получилось раскачать толпу. Может, просто ляхов не любят, так я еще и вопрос веры поднял.
Тем временем мы вышли в какой-то ряд, где как раз протекала большая канава, перекрытая в некоторых местах мостиками, и прямо с размаху туда закинули поляков.
Причем они уже пришли в себя, но попробуй вырваться, когда тебя тащат, а одному особо ретивому прилетело в затылок несколько раз, и он тут же успокоился.
Полет ляхов в канаву был эпичен, хоть картину пиши. Поляк в привычной среде обитания.
Они ругались как заведенные, обещали кары и всех запороть, но народ это только раззадоривало.
Причем поднялись они не сразу, очумело трясли головами и диким глазами смотрели на всех. Народ же потешался над ними, а потом в них прилетел вилок капусты, а после еще что-то, и люди принялись закидывать их различным мусором.
Я же не стал дожидаться завершения забавы, в пару шагов приблизился к Богдану и ткнул его под ребра, а после схватил Вишку за руку и начал выводить из толпы. Благо Олешка все это время отслеживал меня краем глаза и лишь усмехался в бороду.
Вот уж кому радость была.
Вырваться с торга удалось легко.
— Ух, как мы их, — весело произнес Богдан, разведя руками.
— Ага, — вторил ему довольно Вишка.
— Про веру не надо было, — произнес Олешка задумчиво.
— А коли сабли бы достали? — глянул я на него.
— Не должны, — не очень уверенно протянул дядя.
— Да им все равно, ты видел, как нагло себя вели, будто они здесь хозяева, — покосился я на него. — Может, конечно, их бы и наказали, но нам бы легче не стало, если сабелькой бы зацепили. А коли мне нагайкой прилетело бы, я тоже был бы не очень рад. Так бока им намяли, да искупали в помоях, ничего заживёт на этих псах.
Олешка мне не ответил, лишь пожал плечами.
— Про веру может ты и прав, — не много подумав, со вздохом произнес я.
Не стоит ее просто так трогать, но в тот момент само с языка слетело.
Олешка же кивнул.
'Может, он и не так умен, как дядя Поздей, вот только была в нем та же чуйка, что и в деде Прохоре, да и как воина я успел его оценить.
Вернувшись к Рубцу и Ушатке и забравшись в седла, мы тут же направились на постоялый двор. Не сразу, но наверняка разберутся и на меня укажут, все-таки видаков хватало, а кафтан у меня приметный. Так что стоит его заменить и ближайшее время не носить.
Ближе к вечеру вернулся дед с Прокопом и огорошил новостью. А точнее слухом, что в скором времени должна приехать Мария Федоровна Нагая.
— А как же? — вылетело из меня, ведь я думал, что она уже в Москве.
— А вот так, — пожал дед плечами, хмыкнув.
Я же задумался, раз ее нет в Москве, то как она могла Дмитрия Иоанновича признать? Тут только несколько вариантов. Она признала его заочно так сказать в переписке, хоть и не видела ни разу. Второй вариант, что он был у нее в монастыре, но не стал сразу тащить в Москву.
Я поделился о том, что сам узнал, в том числе и о произошедшем на рынке. Об этой истории на следующей день начал гудеть весь честной люд, как ляхи веру нашу ругали, но нашлись добры молодцы, что тут же намяли бока ляхам, а после в канаве искупали.
На удивление по городу не рыскали стрельцы, чтобы найти не виновных и наказать не причастных, и я выдохнул, но кафтан, в котором был, все же запрятал подальше.
На следующий день мы смогли выкупить из казны за одиннадцать рублей в Белом городе пустырь, после пожарища.
Благо все оказалось проще чем мне представлялось, просто стоило поговорить с одним из площадных подьячих, он то и подсказал, а после поход в земский приказ и выбор пустыря и его покупка. Так я и стал владельцем земли на Москве.
Участок располагался недалеко от берега Неглинной, да и до кремля было не так уж и далеко. На самой же улице хватало пустырей, как я понял, они появились во времена голодных лет, когда в Москве творилось черт пойми что. С постройкой тоже было все не сложно, ведь был торг, где можно было прикупить срубы, на любой вкус и кошелек, да нанять строителей. Оставался конечно вопрос с дворней, но и холопов продавали на торгах, в том числе были и те кто сам в холопство продавался.
В Китай городе тоже нашлась парочка хороших вариантов, но их тоже надо было выкупать из казны. Одно подворье ранее принадлежало одному из дьяков, которого за что-то выслали в Тюмень вместе со всей семьей, а другое одному из ближних людей Шуйских.
Причем цены на них кусались, одно подворье стоило тридцать семь рублев, а другое сорок два, но они и продавались вместе с дворней и всей рухлядью.
Справившись с внутренней жабой, я передал деду деньги, и он выкупил самое дорогое подворье, так как с него можно было разглядеть одни из кремлевских ворот. Да и деревянный терем там был получше, и сад более ухоженный.
Куда мы и переехали всей толпой, ведь второе подворье пока отстраивалось, да и нужно оно для совсем других целей и желательно, чтобы о нем мало кто знал.
На следующий день прямо с утра вся Москва бурлила, и обсуждали слухи о том, что появилась мать-царица. Которую встретил Дмитрий Иоаннович в селе Тайниковском близ Москвы, и сейчас они едут.
Так что почти весь народ после утренней церковной службы высыпал на улицы в ожидании царя и царицы, в том числе и мы.