В палатах я направился в казну, проверить, как мое серебро поживает, да и гороховцев пора домой отправлять, а перед этим их же отблагодарить.
«Чую, они благодаря мне сильно поправили свое материальное положение», — промелькнула у меня мысль, когда я забрал из одного из сундуков десять кошелей, целых пятьдесят рублей. Много? Да, можно и меньше, вот только впереди неизвестно, что будет, и если у них будет по паре лишних рублей, я не против. Да и держу всегда в голове, что изменить будущее у меня может и не выйти. Вот и подкладываю соломки, где могу.
В сопровождении Елисея, Василия, Олега и братьев я направился в город, возле ворот княжеского двора кучкой стояли казаки, смотря на меня в ожидании, внутри же я весь напрягся, рука тут же ушла за спину и легла на рукоять пистоля.
— Княже Андрей Володимирович, — вперед вышел Федотко и, отвесив мне поклон, расстегнул кафтан и скинул его на сырую и землю, а следом и остальные.
— Твою же, — вырвалось из меня.
Кафтаны у казаков, как оказалось, были надеты на голое тело, но не это вызвало мою бурную реакцию, а свежее выжженное клеймо на правой груди. Ближе к плечу в форме буквы «с», которое было покрыто едва засохшей кровавой коркой, а у некоторых кровоточило.
Казаки тут же повались на колени.
— Молились мы, князь, отмаливали грехи в святой обители и поняли, что явил бог нам свое спасение милостью твоей, княже. Отныне наша жизнь принадлежит тебе, а душа лишь господу богу нашему. Мы будем твоими верными псами.
Я же смотрел с каким-то оцепенением на эту картину и пытался уложить в голове, где только и проскакивала одна мысль: «На хрена?»
Секунда шла за секундой, в голове же не укладывалось, что они по своему желанию поставили на себя клеймо, так его еще и изготовить надо было.
И тут мне вспомнился тот лес и расспросы казаков, включая Федотко, кажется, тогда кто-то и обмолвился, что можно и клеймо поставить на них.
«А может, они испугались, что я их в тяглые отправлю, в монастыре их в трутники определил же. Ведь я им не говорил, что за служба их ждет, вот и попытались избежать такой судьбы», — пытался я придумать рациональное объяснение столь дикому поступку, вот только мысль мне казалась неправильной, не объясняющей полностью их поступка, и тут меня осенило.
«Они верят, они верят, что поступают правильно и это чуть ли не божья воля!»
— Да будет так по воле людской и божьей, — произнес я и перекрестился, и все в округе перекрестились, как мои доверенные люди и казаки, так и те, кто стал невольным свидетелем сцены.
— Подымитесь, — махнул я рукой. — Елисей, к травнице их, пусть мазью помажет, и отдыхают они сегодня. Дядя Олег, завтра их всех под свое начало возьмешь. Посмотри сперва, кто чего может и умеет. Меня охранять станут и учиться воинскому делу.
— Загоняю, — довольно оскалился дядька.
— Федотко, ты пока старшим будешь над ними, а после на десятки поделю, — глянул я на казака, а точнее, уже на своего человека, и он кивнул, прямо посмотрев мне в глаза.
«Не предадут», — тут же понял я.
Елисей повел мою будущую то ли охрану, то ли гвардию к лекарке.
— Удивительно, — протянул дед и помотал головой, словно что-то отгонял, а после с уважением покосился на меня.
На душе сразу стало как-то теплее.
— Василий, беги собери всех Гороховцев, — отдал я новый приказ, и Василий, кивнув, тут же понесся в город, а мы направились следом, я все думал о произошедшем.
Минут через двадцать в городе возле одной из изб собрались все гороховчане.
— Благодарю вас от чистого сердца, — начал я свою речь. — Что помогли мне исполнить царский приказ и пригнать коней. Кажется, это дело малое, только это не так. Это лишь начало большого и непростого дела, будем коней выращивать для всей земли нашей, а там, глядишь, и у поганых покупать перестанем, и цены на них станут ниже. Боже, царя храни, — закончил я и перекрестился, а следом и остальные, за мной же повторили, и уже над всей толпой звучало: «Боже, царя храни».
— От всего сердца я хочу вас отблагодарить, люди православные, — и я протянул десять кошелей Истоме, одному из десятников, что оказался ближе всех.
— Благодарим, княже, — с достоинством принял награду Истома, а я, нагнувшись к нему, прошептал:
— На ткани для женок все не потратьте, лучше запасы зерна сделайте. Всякое может выйти в ближние годы.
Истома не ответил и лишь кивнул, сборы гороховцев заняли пару часов, и все это время я находился рядом. Илью же озадачил собрать снедь им в дорогу. Как только сборы закончились, я вместе с ними немного проехался, а после, распрощавшись, вернулся в город к самой обедне.
После обедни объявился священник, которого послал ко мне игумен монастыря на роль моего духовника, и им оказался тот самый здоровяк-священник, которого я встретил, когда впервые пришел к Иову. Это мне настроения не прибавило, так как, на мой взгляд, он казался излишне нагл, хоть и не переходил границ. Да еще ко всему прочему был умен, зараза этакая!
Звали его отец Феодор, и он тут же взялся за спасение души моей, спросив, исполняю ли епитимию, наложенную Игуменом Власием.
Спустя недолгую беседу отец Феодор был культурно послан мною, конечно, со всем уважением, ибо он лицо духовное, а я унесся по своим княжьим делам.
Следующие три дня я отдыхал и немного занимался делами. Посетил Карася и отроков, которые уже вполне отъелись на княжеских харчах. Да и учеба их не проходила зря, они более уверенно начали держаться в седле, осваивали стрельбу из лука и саблю. Карась их гонял по-взрослому и пренебрежения к учебе не допускал, в ход шло все, в том числе и зуботычины, а для особо отличившихся порка батогами.
Олег мою будущую гвардию проверил, и зрелище это было не особо вдохновляющее. На конях вполне держались, луком не особо хорошо владели, как и саблей, а вот из ружей неплохо стреляли, хотя, как по мне, до стрельцов было далеко. Что тут поделаешь, не умеют — научим, не хотят — заставим, им все равно деваться некуда.
Я же приступил к обучению стрельбы из пистоля как отроков с «гвардией», так и братьев Степуриных, можно было и остальных, вот только народа и так вышло многовато. И я не успевал за раз уследить за всеми, поэтому разделил всех на пятерки.
Вечером третьего дня в город въехали Прокоп, Богдан, Микита и Василий, дергать в этот вечер я их не стал. Их проводили в приготовленные дома, у Микиты и Василия дома расположились в городе, а у Прокопа в крепости, заодно ко мне поближе. Была мысль еще Богдану свой дом выделить, но я ее как-то упустил. Тарая же с семьей определил на княжье подворье, в одну из изб, которых было на территории целый десяток. Ценного специалиста стеклодува надо было держать к себе еще ближе, чтобы никто не причинил ему вреда.
На следующий день ближе к полудню я решил устроить праздничный обед, пригласив всех прибывших.
Разместившись в зале, я приподнял кубок:
— За будущий Старицкий полк.
— За князя, — первым закричал Елисей, а следом и остальные.
— Как вам дома? Как дорога? — начал я расспрос Прокопа с Микитой и Василием.
— Благодарю, княже, добрались хорошо. Только дождь этот, — скривился Прокоп.
— Дороги почти уж непролазные стали, это не посуху ехать и не по морозцу, — добавил с улыбкой Микита.
Когда я собрался задать следующий вопрос, в зале появился Митюшка, один из холопов, что служили в княжьих палатах.
— Княже, — отвесил он мне поклон, а после, наклонившись, зашептал: — Там к тебе из Нижнего Новгорода прибыли, по одеже купец вроде, звать его Савка, говорит, что ты лично его к себе звал.
— Звал, — тут же кивнул я. — К палатам его проводите, пусть ждет приглашения моего, а после проводите в красну палату.
Митюшка кивнул и тут поспешил удалиться.
— Ну что, пошуткуем? — обратился я к своим людям, а на губах моих заиграла довольная улыбка.
Глава 8
Глава 8
Многие же за столом в непонимании переглянулись, лишь дед и Василий улыбнулись.
— Знакомец у меня есть, купец с Нижнего Новгорода, с которым я дела вел еще до того, как князем стал. Он-то и не знает ничего, я его пригласил к князю Старицкому, — пришлось пояснить мне.
— А-а-а, — протянул Микита.
— Савка, что ли? — тут же сообразил Прокоп.
— Он самый, — кивнул я.
— Ха-ха-ха, — тут же Прокоп начал ржать как сивый мерин и, просмеявшись, утер глаза. — Недурная шутка выйдет, Андрей Володимирович. Ох, как представлю его лицо,— и Прокоп снова прыснул смехом.
— Будя, — махнул я рукой. — Пойду, приоденусь, а вы к красной палате идите, — и я, поднявшись из-за стола, направился в свою комнату, где тут же переоделся в свои лучшие одежды. Не забыв нацепить и все перстни, так как в обычное время ношу один или два, да и одежду предпочитаю хоть и из дорогой ткани, но не особо расшитую серебром. Одно время Илья пытался ко мне холопок подвести, чтобы они меня одевали. Да еще и девок молодых сочных, их так и хотелось потискать, так к тому же с утра при виде них всегда поднимался вопрос… И мне было внутренне как-то некомфортно перед ними, и, что уж говорить, было стеснение, так что девок меня одевать более не присылают.
Переодевшись, я тут же направился в красную палату, ну как в красную, может, лет двадцать и более назад она такой и была. Нынче же ткань, которой была задрапирована палата, потускнела, и я приказал ее сменить. В этой самой палате царь Иоанн Васильевич принимал цесарких посланников, а мои предки проводили боярские собрания.
Вдоль стен стояли широкие лавки и площадка, на которой громоздился небольшой стул. Как рассказал Илья, одно время там стоял царский трон, но лет десять назад его увезли в Москву под конец царствования Федора Иоанновича.
Сейчас же там стояло что-то наподобие стула, обитого тканью, дойдя до палаты, я отворил двухстворчатые двери, на которых была вырезана жар-птица. Настоящее произведение искусства.
Потолки в палате были невысокие, на мой взгляд, хотя они здесь все были невысокие, и приходилось пригибаться, а когда забывался, я обязательно ударялся головой.