— Пообещал, а сделает? — озвучил мою мысль дядя Поздей.
— Проверим потом. А коли нет спросим, главное, чтобы не лезли всякие, — заключил я под одобрительные кивки деда.
— Это да, с Тверью и тамошними людишками ссориться нам не с руки, — прогудел дед Прохор.
— Тоже так думаю, но запомню. Дальше чего? По кабакам прошел, по торгу?
— Ходил, ходил, — довольно кивнул Елисей. — Цельных шестьдесят копеек пропил. Народ поил, и о полку рассказывали мы да расхваливали. Многие не поверили да морды кривили, мол, не бывает такого, что простому боярскому сыну и коня с бронькой, и выплату целых осьмнадцати рублев в год, так еще и двор, особо говорливым и по лицу пришлось бить, — и Елисей воздел кулак, на котором были сбиты костяшки. — Но многие прислушались, в особенности голытьба, ибо много ты даешь, Андрей Володимирович. Думаю, скоро засланцев пришлют, самим все разузнать, благо не далече.
— Порадовал ты меня, Елисей, будет тебе награда, — покровительственно протянул я.
— По торгу прошелся, хлеба много продается да товара с Пскова и Новгорода. Пороху да самопалов не очень много, да и цена высокая, на Москве дешевле и выбора больше, — добавил Елисей.
— Хлеба, значит, много, — протянул я. — А что за товар-то с Новгорода? — поинтересовался я.
— Так ткани аглицкие ну и другое всякое, — тут же пояснил Елисей.
— Ладно, молодец. Хвалю, иди отдыхай, на пиру увидимся, — отпустил я его.
Время до вечера тянулось медленно и неспешно, немного поговорил еще с родичами, побродил по палатам и даже вздремнуть успел.
Одевшись к пиру, я сидел скучал и крутил в руках саблю, ту самую отцовскую баторовку.
— Княже, стол накрыт, гости уже ждут. — На пороге моей комнаты появился Илья.
— Славно, славно! — пробормотал я и, убрав саблю в ножны, оставил ее на постели и направился в большой зал.
За столом уже сидели Одоевский и Хованский со своими людьми, как и мои родичи вместе с Елисеем и Прокопом. Помимо них, были и десятники, каждый из которых захватил по одному из своего десятка, кого посчитал достойным, этакая наград и милость княжья. Также были четверо из моих сторожей, что стерегли мой покой, остальные находились в соседних комнатах, это дядя Олег позаботился.
Пройдя к своему месту, я принял кубок от Окиша и приподнял его, произнес:
— За моих добрых друзей, князя Хованского Ивана Андреевича и Одоевского Ивана Никитича, они проделали долгий путь. За них! — И под одобрительный гул я опорожнил кубок и уселся.
— Благодарю за теплые слова, Андрей Володимирович, — улыбнувшись, произнес Одоевский.
— Как банька, отдохнул ли с дороги? — поинтересовался я, начиная разговор ни о чем.
— Отдохнули, и славно. Горяча твоя банька, Андрей Володимирович, — довольно ответил Хованский, и потекли разговоры о здоровье и дороге, да меня князья расспрашивали о делах моих.
— Чего на Москве златоглавой делается? — поинтересовался я, прикладываясь к кубку.
— Стоит, — хмыкнул Хованский. — Новостей хватает, я тебе, Андрей Володимирович, так скажу, не поймешь, то ли к добру они, то ли к худу.
— Интересно, — протянул и приготовился слушать.
— Царь хочет войной пойти на крымского хана да договориться о совместном походе на него с польским крулем, чтобы с двух сторон ударить, — медленно произнес Одоевский.
— Даже запас пороховой начали делать да иного в городок сквозить, как его? Запамятовал, — скуксился Хованский, сморщив лоб.
— Да, то и неважно. Росписи по полкам еще нет, и неизвестно, состоится ли вообще поход, и удастся ли с ляхами сговориться, — хмыкнул Одоевский.
— То верно, только поговаривают, Дмитрий Иоаннович настроен покарать хана за все наши беды, — подергал себя за бороду Хованский.
— Интересно, — протянул я, глянув на деда, и он мне кивнул, показывая, что все слышит и запоминает. — Поди об этом вся Москва судачит?
— Ой, о чем они только не судачат. Как новый юродивый появится да кликать беду начинает, так и судачат, — хохотнул Одоевский.
— Ну, как без этого, — улыбнулся я.
— Только это еще не все. Царь за Шуйскими послал. Простил их, вот должны вернуться скоро всей семейкой, — скривившись как от зубной боли, сказал Хованский.
«Видимо, не любит он их», — поставил я себе зарубку в памяти.
— Возвращает, значит, их на Москву и в Думу пустит, — пробарабанил по столу пальцами.
— Ага, тоже из Рюриковичей ведь и родичи царские, хоть и не такие близкий, как ты Андрей Володимирович, сразу после тебя, стало быть, — с непонятной эмоцией выдал Одоевский.
— Неожиданно, думал, не простит их царь. А коли вернутся, опять поди будут воду мутить? — медленно произнес я.
— Ну, вряд ли, Василия ж чуть не повесили, почти веревку накинули, всяко охладили пыл, — отмахнулся Хованский.
— Дай-то бог, — хмыкнул я, понимая, что все будет совсем не так.
— Вот только это не все новости, — довольно произнес Одоевский.
— Ой, да это слух, ничего не известно еще, — буркнул Хованский.
— Слух, — согласно кивнул Одоевский. — Но взялся откуда-то, да еще и вся Москва подхватила.
— И чего там вся Москва болтает? — подобрался я.
— А вся Москва болтает о том, что… — и Одоевский замолк, выдерживая мхатовскую паузу.
Глава 15
Глава 15
— Ну и? — не выдержал я.
Все-таки разожгли во мне любопытство, да и надо держать руку на пульсе и все знать о московских делах, чтобы неожиданностей не было! А то сижу тут, своими делами занимаюсь, готовясь к будущему.
Отблески свечей лизали золотые насечки на кубках, играя в тяжелых парчовых одеждах князей, и выхватывая из темноты их лица, словно вырезанные из старого дерева. Воздух был густ от запаха воска, переспелых яблок и дыма.
— Ой, чего замолк? — обратился Хованский к Одоевскому, а после, переведя на меня взгляд, продолжил: — А ведомо ли тебе, Андрей Володимирович, что царь Дмитрий Иоаннович намерен жениться? — Прошелся взглядом по моему лицу, будто проверяя, насколько я в курсе последних слухов.
Я слегка наклонил голову, слушая его. В темном углу зала мерцали свечи, и я чувствовал, что взгляды князей и моих ближних устремлены на меня.
В ответ я лишь пожал плечами и улыбнулся, посмотрим, чего они еще расскажут.
— Князья да бояре, да и остальные, те, кто породовитее, нынче забегали по Москве, родственниц своих начали свозить, кто дочь, кто сестру али племянницу, — подключился к разговору Одоевский. — В надежде, что царь устоит смотр невест, как делал его батюшка Иоанн Васильевич.
— Ага, я вот тоже думаю свою сестру привезти, а то ей уже восемнадцать скоро. Как бы не засиделась в девках. Да и, коли удастся попасть на смотр, совсем славно будет, — мечтательно протянул Хованский, облаченный в бархатный кафтан с собольим воротником.
— Пустое это все, — хмыкнул я, спуская князя с небес на грешную землю.
— Чего это? — тут же набычился Хованский, глядя на меня с подозрением.
— Неужто тебе ведомо то, чего мы не знаем? — тут же смекнул Одоевский.
— Не будет смотра никакого, — подбирая слова, начал я говорить. — Думается мне, выбрал себе невесту уже царь наш батюшка Дмитрий Иоаннович.
— Андрей Володимирович! — Возглас Хованского прозвучал, как удар топора, быстро и резко. — Не морочь голову! Коли знаешь, кто невеста, говори! Или тебе милее игры в кошки-мышки?
— Многое мне не ведомо, — улыбнулся я миролюбиво. Видимо, это больная тема для Хованского, он, может, и мечтал, что удастся царя на своей сестре оженить. — Кой-какие шепотки слышал, а кое-чем догадался, но не все стоит сказывать, — осклабился я, и князья, переглянувшись, кивнули, соглашаясь со мной.
— Андрей Володимирович, — протянул Хованский. — Ты хоть полслова-то шепни, раз говорить не можешь.
— Иван Андреевич, — усмехнулся я Хованскому, — одно скажу, не из наших земель она будет.
Ох, — тут же донеслось от Одоевского. — Неужто… — округлились у него глаза, и он тут же прикрыл руками рот.
— Чего замолк-то? — недовольно покосился Хованский.
— Может, из Ваза кого возьмет, он же с Речи Посполитой приехал и короля тамошнего видел, может, там ему и приглянулась девица какая? А если у круля польского дочь на выданье? — на одном дыхании выдал Иван Никитич Одоевский.
Я же ничего не ответил лишь усмехнулся и повертел рукой, мол, верно мыслите.
— Так они ж схизматики, — буркнул недовольно Хованский. А я все равно сестру на Москву привезу, уж должен найтись ей женишок. Не царь, конечно, но, может, какой-нибудь боярин или князь.
Я понял его намерения и очень тонкий намек, но решил сделать вид, что тугодум от рождения.
— А ежели ты ошибаешься, князь? — вдруг спросил Одоевский. — И царь все же устроит смотрины.
— Царь женится — это ведомо, не ходить же ему одному. Но, коли тебе так не терпится, скажи, есть у тебя кто в роду на роль царевой невесты? Иль Хованского желаешь опередить?
Стол огласил смех. Одоевский, сидевший напротив, сдвинул брови, но глаза его блеснули.
— Найдется, — отчеканил он, играя ножом с рубиновой рукоятью. — Но, если царю будет угодно, она явится в Москву в золотой колымаге. А твоя, Хованский, пешком приплетется?
Хованский побагровел, но, прежде чем успел ответить, я встал, разливая по кубкам медовуху.
— Спокойно, князья. Свадебные смотрины не ярмарка. Да, как и сказал, невесту он себе уже выбрал, так что ни к чему ссориться из этого. Лучше подумайте, как это к своей пользе обернуть, коли все девиц в Москву на выданье привезут, может, и приглядите кого братьям младшим, — усмехнулся.
«Одоевский и Хованский, конечно, нашли общий язык по поводу помощи мне и даже сдружиться успели. Вот только каждый на себя одеяло тащит и каждый печется о роде своем», — промелькнуло у меня в мыслях после услышанного.
— Может, и приглядим, — буркнул Хованский.
— А про Ксеньку Годунову ничего не слышно? Куда ее, ежели царь женится? — решил я перевести тему, пока не разругались князья.