— Трудно быть князем, Андрей Володимирович, — тяжко вздохнул он, чем вызвал у меня улыбку я же потянулся к изделию кузнецов
Вилы были монструозными, да еще и тяжелыми, не меньше двух килограмм, зубцы были четырехгранные, как и перекладина, кованые. Как мне казалось, были видны даже удары молота, надо будет переделывать, хотя бы расстояние между зубцами уменьшить. Да и подумать надо, как качество металла улучшить, повспоминать, ведь какая-то мысль крутилась в голове, но ее ухватить я так и не мог, так что со вздохом отложил вилы. Забрав книгу, я направился спать.
С утра после посещения заутренней, которую вел Феодор, отец Никий вместе Игуменом убыли в Старицкие пещеры. Я же направился к кузнецам и осмотрел все остальное. Лопаты вышли, на мой взгляд, неплохими, вот только чересчур толстыми и тяжёлыми. Толщина их была не меньше чем пол сантиметра, так что пришлось с кузнецами повозиться. Объясняя им, что они должны быть тоньше, а то умаешься махать, и лучше проковывать надо, дабы не сломались. Да и про вилы объяснение время заняло, но хоть ломы они с первого раза сделали, которые меня устроили.
Выйдя из кузницы, я заметил, как в мою сторону несётся Викша, размахивая руками.
— Княже, едут, — заорал он во все горло.
— Кто едет? — не понял я. — Дядя Поздей возвращается? Подьячий Савка?
— Поздей Прохорович едет и Савка с ним. Только они не одни! — тяжело дыша, сообщил Викша.
Глава 22
Глава 22
— Ну? — Я вопросительно вздернул бровь.
— Родичи ваши, княже, — пропыхтел Викша.
«Родичи… Родичи… А, Волынские! Я же их в гости приглашал и совсем забыл о них», — быстро сообразил я.
Сам же скривился: тут такие дела творятся, столько еще сделать надо, а мне их придется развлекать. Хотя в шуты я не нанимался — приму, познакомлюсь и уважу. Да буду своим заниматься, а они пусть глядят или сами чего придумывают.
— Ну, беги тогда к Илье, пусть к приему гостей готовится, — махнул я рукой.
— Так он уже знает. Марфа слышала — ну, жена Прокопа, — уже готовятся вовсю, — сразу ответил Викша.
— Ну и славно. Когда ждать-то их? — поинтересовался я.
— К обедне должны прибыть, как я понял, — пожал плечами Викша.
Я махнул рукой, отпуская его. Желание что-либо делать пропало, и я просто шатался по городу, а после и по крепостной стене прошелся, осматривая округу. Там я и увидел огромную процессию, выезжающую из леса: не меньше семнадцати саней, причем большая часть была груженая, а на остальных, укутавшись, кто-то ехал.
— Шибко разошлись, — присвистнул я и поспешил в палаты переодеться. Надо же гостей встречать в лучших одеждах, а то начнут между собой шептаться, мол, князь их не уважает или беден совсем.
Я немного припоздал, и возле ворот уже все стояли. Дед обнимался с дядькой Поздеем, подьячий Савка тоже стоял неподалеку, о чем-то посмеиваясь с Елисеем. В стороне с каменными лицами стояли Волынские — их было семеро, и двое из них мне знакомы. Да и толпа встречающих была немалая: почти весь город, включая Илью, Ждана и холопок с хлебом-солью. За ними притулилась Марфа с Афинькой.
— Дядюшка, иди обнимусь. — В первую очередь я подошел к Поздею и крепко с ним обнялся, а после уже обратил внимание на Волынских.
Я вроде бы их и простил, но чувства, которые они вызывали у меня, были противоречивы.
— Здравствуйте, родичи, — улыбнулся я им, уперев руки в боки.
— Здравствуй, князь! Здравствуй, родич! — раздалось в ответ от Волынских.
Я покосился вопросительно на Ивана Ивановича, который в прошлый приезд выступал в роли старшего, и он, тут же поняв, начал представлять родственничков.
Старшим и по возрасту, и по статусу был Матвей Григорьевич Волынский — двоюродный племянник моего прадеда. Ему было за пятьдесят: худой, поджарый, с умным взглядом. Он уже успел побывать на воеводстве в самом Пскове. С ним было два сына: Иван Матвеевич Большой, которого я уже знал, и Иван Матвеевич Меньшой — отрок лет пятнадцати, который стеснялся, но с любопытством посматривал на меня.
После шли братья уже Ивана Ивановича — Степан Иванович и Семен Иванович, очень похожие между собой, хоть и различавшиеся возрастом. Иван был самым старшим, потом шел Степан, а Семен — самый младший. Был еще один родич — Петр Федорович, до тридцати лет он не дотягивал и был в самом расцвете сил.
Когда с расшаркиваниями было покончено, я махнул рукой в сторону холопок, которые тут же подскочили и протянули дорогим гостям хлеб да соль.
— По добру ли доехали, родичи? — поинтересовался я, но, не дав ответить, продолжил: — Чего это я? С дороги устали, поди, отдохнуть вам надобно, а расспросы и разговоры уж потом. Илья, покажи моим родичам палаты да позаботься о них.
— Княже, благодарствую, — взял слово Матвей Григорьевич. — Только и в этот раз Волынским выдалось быть царскими посланниками! — Он вытащил из складок одежды грамоту и протянул мне.
Я усмехнулся, принял грамоту в руки, оглядев в первую очередь царские печати, развернул и вчитался.
— Однако… — По мере прочтения у меня поднимались брови.
Вокруг все замерли, тянули шеи, пытаясь разглядеть написанное. Я же, хмыкнув, решил на свой манер ознакомить всех с содержанием — благо ничего секретного там не было.
— Царь наш Дмитрий Иоаннович желает мне здравствовать и хвалит в делах моих, — начал я. — Также сообщает, что жениться намерен, и быть мне тысяцким[1] на его свадьбе, которая по весне должна состояться!
— О-о-у! — донеслись возгласы из толпы.
Я поднял руку, и все успокоились.
— Летом царь в поход идти собрался и предписывает мне быть при нем вместе с полком Старицким.
Вновь вокруг раздались крики удивления и хвалебные возгласы.
— Это еще не все. Также мне отныне следует именоваться первым сенатором, а боярскую думу звать сенатом, — закончил я.
— А это что за зверь такой — сенат-то? — донесся голос из толпы горожан.
— То же самое, что боярская дума, только название иное. Были бояре — стали сенаторы, — с усмешкой ответил я, вспоминая реформу милиции.
— А на кой? — донесся другой голос.
— А не нашего ума это дело. Царь-батюшка повелел, а мы исполнили! — грозно рявкнул я.
Толпа зашушукалась, а дед и дядья выглядели озадаченными, как и другие мои ближние люди. Лишь Волынские улыбались и посматривали на посадских людей свысока — видать, знали.
«Мда уж… Удружил царь. А я думал тихонько отсидеться на свадьбе, не отсвечивая. Придется принимать участие в организации этой свадебки, да еще и с панами этими дело иметь», — мелькали мысли в голове.
Я кивнул Илье, указав в сторону Волынских, и он тут же подскочил к ним, расшаркиваясь на местный манер, и повел в город. Народ же продолжал обсуждать новости.
Свернув царскую грамоту, я убрал ее за пояс и подошел к дяде Поздею.
— Ну, рассказывай, как съездил? Все ли закупил?
— Хорошо съездили. Одного пороху сто двадцать пудов закупили, — похвастался он.
— Э-э, как? — только и выдал я, подсчитывая количество пороха. Это же выходило почти две тонны — неплохо.
— По семь рублей за пуд вышло, — спустил меня дядя на грешную землю.
— Так ты почти все серебро на порох и спустил, — проворчал я.
Дядя замялся, опустив голову.
— Рассказывай уж, не мнись, — вздохнул я.
— Ну, стало быть, пороху нынче на торгу немного, да и дрянной совсем. Ты же много просил, а купить столько да тишком не выходило — цену и вовсе ломили по двенадцать рублей за дурной совсем. Я же на Москве почти никого и не знаю. Благо Елисей подсказал к Агапке обратиться, а там и к Савке пошли. Он и помог — как раз свои дела завершал. С разрешения Разрядного приказа и выкупили у казны, стало быть, на нужды Старицы и Старицкого полка. Только половину оплатил, остальное в долг взял — надо же и остальное было закупить, — признался дядя.
— Значит, я казне еще четыреста двадцать рублей должен, — подвел я итог. — Молодец, дядя, хвалю! — И, улыбнувшись, похлопал его по плечу.
— Благодарю, Андрей Владимирович. А то я, признаться, думал, что браниться начнешь, — расцвел дядя Поздей.
— Порох в погреба надо сразу определить, дабы не промок или еще чего. Да и отдыхай — вечером жду за столом. А завтра уж и посмотрим, чего ты закупил, да новый народ по десяткам определим.
После я направился к Савке, стоявшему неподалеку.
— Раз ты здесь, значит, все удалось? — ухмыльнулся я.
— Да, Андрей Владимирович. Почитай, в последний момент успел дьяка Власьева поймать, пока он с посольством не убыл за невестою царскою. Там и сговорились, так что нынче я у тебя на службе.
— Вот и хорошо. Значит, быть тебе скоро дьяком — и не Савкой, а Савелием, — улыбнулся я.
Подьячий расплылся в улыбке.
— Да и служба для тебя уже есть. Мы списки по полку, конечно, составили, но надо новые. Да и переписать всех посадских людишек в городе, — тут же озадачил я Савелия. — Пока в палатах моих живи, а там и подворье тебе подберем, да и на обустройство серебра выделю.
— Благодарствую, Андрей Владимирович, — поклонился мне будущий дьяк.
Санный обоз медленно въезжал в город, а затем и в крепость. Порох был в небольших деревянных бочонках, которые тут же начали стаскивать в погреба.
До вечерни было много времени, и, не утерпев до завтра, я полез осматривать покупки. Пятьдесят самопалов по полтора рубля каждый — не новые, конечно, но очень даже ничего. Шестьдесят пять тегиляев по четыре рубля — стеганые, как и полагается, на холщовой основе, да еще и с металлическими вставками. С десяток кольчуг — это уже для десятников, по семь рублей да еще тридцать копеек. Кольчуги были добротные — колечко к колечку. Шесть десятков шапок бумажных по девяносто копеек и дюжина шапок железных по три рубля. Семь десятков татарских луков и целая телега стрел. Да двадцать пудов свинца — но его уже на последние деньги брали. Да к тому же с десяток пистолей взяли с кремневыми замками — зная, как я люблю эти игрушки.
Как заверил Елисей, тут тоже помогли Агапка и Савка — посоветовали торговцев, да и поторговаться пришлось изрядно.