«С имеющимися у меня колесцовыми пистолями, что я на Москве брал, выходит больше пятидесяти. Это ж можно пять десятков вооружить — этакие рейтары выйдут. Лучше молодых, конечно, — их легче обучить. Свинца маловато, но у меня в загашниках тридцать пудов лежит — хватит на учебу полковым и городским. Надо будет пушки местные еще опробовать да к пушкарям кого из полка приставить — пусть научатся. Может, и пригодится. Возьму малую пушечку в Москву… Ага, и назову ее „Последний аргумент“!» — усмехнулся я своим мыслям.
Разглядывая самопалы, я думал о том, что их все же маловато — хотя я тогда на Москве три десятка прикупил, найти только надо. Для горожан хватит, вот только им еще какое оружие для ближнего боя требуется, чтобы со стен отмахиваться. Сабля, конечно, не подойдет — ею владеть учиться надобно. Бердыши, может? А что — маши им да маши, и близко не подпустишь. Вот только они тогда совсем на стрельцов станут похожи… Нет, это не дело.
— Копья, — едва слышно пробормотал я.
— Чего, княже? — навострил уши Елисей.
— Ничего. Иди отдыхай, вечером жду, — отмахнулся я от него.
Сам же продолжил размышлять: наконечники и мои кузнецы смогут сделать — там и из дрянного железа сгодится. Древко метра два или побольше — и со стен вполне смогут отмахаться. Да и не только со стен — во время городских боев очень даже полезно стену копий выставить, аль из-за телег тыкать. На крышах же стрелков разместить — с луками или самопалами, — и вообще красота.
— Ага, пару пулеметных расчетов — и враг не пройдет, — буркнул я себе.
Бой — дело такое, да и смелость надо иметь. Хотя почему бы не потренировать и горожан, и своих людишек? Выставить их в поле, а рядом пусть всадники носятся, пугая их.
— Неплохо должно выйти, — заключил я.
«Завтра тогда и приступим — новые десятки сформирую да на горожан посмотрю, кто готов учиться и защищать родной город. Мой город!»
Медленно направляясь в палаты, я был остановлен отцом Феодором.
— Ну? — со скепсисом глянул я на него.
— Княже, дозволь книгу увидеть и показать отцу Никите и игумену. Съездили они в Старицкие пещеры и сами во всем убедились — вот теперь думают, как поступить. Игумен тебя завтра в монастырь приглашает — уважь уж его.
— Ну, пойдем. Дам книгу, но храниться она будет у меня или там, где я определю, как и икона! — веско произнес я.
А то знаю я их — или в монастыре все спрячут, или, как доказательство, в Москву отправят — и не вернешь потом.
Духовник мне не ответил, лишь голову склонил в согласии.
Отдав книгу, я тут же выпроводил его и улегся на кровати, а там и грамоту царя достал, перечитал еще раз.
— Первый сенатор… — только и хмыкнул я.
Так еще и с Марией возиться поди придется — все-таки тысяцким буду, а это, я так понимаю, должность немалая. Надо у Савки и Василия поинтересоваться — наверняка в курсе.
Так и провалялся в кровати до самого вечера, раза три перечитав грамоту цареву. Надо еще и ответ сочинить — поприличнее, где славить царя и благодарить за честь немалую.
— Княже, стол накрыт, все уже собрались, — выдернул меня из мыслей голос Ильи.
— Иду, — бросил я и со вздохом поднялся, направившись в залу, где уже все сидели за столом в ожидании меня.
Слева разместились все Волынские: первым сидел Матвей Григорьевич, после — Иван Иванович, третьим шел Петр Федорович, а дальше уже остальные. Справа от меня сидели другие мои родичи — во главе с дедом, после дядя Поздей, а там и Олег. За ним уже все мои ближние, включая Ивана Степурина — он хоть и не десятник даже, да и не сильно входил в мой ближний круг, но все же боярского роду.
Я же со вздохом оглядел постный стол, на котором не было ни мясного, ни хмельного — слабую медовуху здесь за алкоголь не считали. Все-таки шел Филиппов пост в честь апостола Филиппа или «Филипповка», как многие называли его и продлиться должен был до самого Рождества.
Взяв серебряный кубок, я позволил Окишу его наполнить и, приподняв, заговорил:
— Сегодня прибыли мои родичи по прадеду, сегодня же вновь большая семья в сборе благодаря промыслу Господа.
И, опорожнив кубок, уселся.
— Благодарю, княже, на добром слове, — тут же степенно откликнулся Матвей Григорьевич.
И понеслись тихие разговоры — сначала о родичах: где и кто служил, кто чем выделился. А после перешли к московским новостям.
— Ой, княже, совсем запамятовал! Василий Шуйский пир на Рождество устраивает — вот тебя, князь, приглашает к себе со всем почтением, — начал Матвей Григорьевич.
А я так и замер с надкушенным пирогом с капустой, уставившись на него во все глаза.
«Чего Шуйский меня на пир зовет?» — так и билось в голове.
А Матвей что-то продолжал говорить, но я уже не слышал.
[1] Тысяцкий — свадебный чин, начальник свадебного поезд — как правило, крестный или дядька жениха. Это звание на свадьбе считалось самым важным и предоставлялось или царским родственникам, или первейшим сановникам. В обязанность входило быть неотлучно при женихе, водить его под руку во время переходов из одной палаты в другую
Глава 23
Глава 23
Гул голосов в зале словно отдалился, превратившись в невнятный шум. Я сидел, сжимая кубок в пальцах, а перед глазами вставал образ Василия Шуйского — хитрого, опасного, с холодными глазами, в которых таился расчет. Хотя я его ни разу и не видел, но образ был именно такой.
«Зачем ему я? — мысль сверлила мозг, как шило. — Неужто пронюхал что-то? Или просто хочет приглядеться поближе и навести мосты? А может, это ловушка или меня в своих интригах надумал использовать?»
— … а посему, княже, — голос Матвея Григорьевича наконец пробился сквозь мои раздумья, — Шуйский просил передать, что весьма ценит ваше родство и желает обсудить дела государевы в более… доверительной обстановке.
Я медленно кивнул, отпивая медовухи, чтобы выиграть время.
— Милостиво с его стороны, — наконец выдавил я. — Только вот пост нынче, да и дела в Старице…
— Да уж, — усмехнулся Матвей, — пир-то у него на самое Рождество, когда пост уже кончится.
— Ну что ж, — вздохнул я, делая вид, что раздумываю. — Передай мою сердечную благодарность. Только вот с полком мне готовиться надо — царь в поход пойдет сам, слышал, а мы при нем. Нельзя оплошать.
— Так он и говорит! — оживился Матвей. — Именно о полке твоем и хотел побеседовать. Слышал, будто ты людей по-новому обучаешь, да и оружие закупаешь…
«Вот оно что, — мелькнуло в голове. — Шуйский интересовался моими военными приготовлениями. Значит, либо сам царь ему поручил разузнать, либо у боярина свои планы».
— Да что там, — отмахнулся я, — самопалы да пистоли, а так все как у всех.
— Ну уж, — хитро прищурился Матвей, — слыхал я, будто у тебя и пистоли иноземные есть, и стекло…
Я почувствовал, как у меня зашевелились волосы на затылке. «Откуда он знает? Кто проболтался?»
— Везде сейчас языки чешут без толку. А так делается стекло в моих мастерских, в том и секрета нет.
Матвей замялся, поняв, что зашел слишком далеко, и поспешил перевести разговор на другие темы. Но я уже не слушал. Мысли лихорадочно метались: «Если Шуйский столько знает — значит, у него здесь свои люди. Или Волынские донесли? Хотя многого я и не скрываю, о стекле знают даже при царе, да и Одоевскому с Хованскому я дал на продажу».
Я украдкой окинул взглядом стол. Волынские ели степенно, но в их глазах читалось любопытство. Дед и дядья перешептывались — видимо, тоже были озадачены приглашением. А Савка… Савка сидел с каменным лицом, но пальцы его нервно постукивали по краю стола.
«Интересно, он что-то знает?»
— И как же сподобился князь Василий меня пригласить-то? — с сарказмом ухмыльнулся я.
— Так тут дело-то нехитрое, — подхватил Григорий. — Пир он устроил да и нас позвали, не последние люди-то на Москве.
«Но далеко не первые», — проскочила мысль.
— Вот там брат его Дмитрий начал о тебе, князь, выспрашивать, а там и Василий услыхал и то же спрашивал, а узнав, что к тебе собираемся ехать, просил передать приглашение.
— Понятно, — только и протянул я. — Думать надо, все-таки о полке забот много, — подвел я итог, не готовый дать однозначный ответ.
— Княже, — вдруг раздался голос Ивана Степурина, — а коли в поход летом, то когда собираться будем?
Вопрос был кстати — он отвлек всех от неловкой паузы.
— Соберем полк, есть еще время, — ответил я, возвращаясь к реальности. — После свадьбы царской и поход наверняка будет.
— И пороху хватит! — вставил дядя Поздей.
— Хватит, — кивнул я. — Если не палить по воронам.
За столом рассмеялись, напряжение немного спало. Но в голове у меня уже строились планы.
— Ну что, родичи, — поднял я кубок, — за гостей дорогих! Да за дела грядущие!
Все чокнулись, но в глазах у каждого читалось свое. У Волынских — расчет, у деда — тревога, у Савки — затаенная мысль.
— Княже, — начал Матвей Григорьевич, отодвигая кубок, — в Москве происходят удивительные перемены. Государь милостиво простил всех Годуновых.
Я медленно опустил кубок:
— Как это «простил»?
— Так и простил, — развел руками Волынский. — На воеводство отправил в Тюмень, Устюг, Свияжск. Да и не только их, но и боярина Телятевского освободили из заточения, послали воеводой в Чернигов. Боярина Катырева — в Новгород Великий, а Бельского — туда же вторым воеводой.
Дядя Поздей закашлялся:
— Да они же все при царе Борисе…
— Государь мудро рассудил и милость им оказал, — перебил Матвей.
Я перевел взгляд на деда. Старик же хмурился.
— Так еще и новый титул учредили — первый мечник! — усмехнулся Иван Иванович на польский манер.
Я нарочито медленно поставил кубок:
— Мечник? Кто же удостоился?
— Михаил Скопин-Шуйский, — ответил Матвей, не отводя взгляда. — Совсем недавно.
— Да, интересные дела на Москве творятся, — пробормотал я. Получается, Шуйские сейчас в фаворе у царя, ну а что из ссылки вернул, наверняка еще и в Думе заседают, да еще и новый титул при дворе получили. Да и желание Василия меня прощупать логично при таком раскладе. Вот только надо ли мне это? Или пока повременить и остаться темной лошадкой?