В поездке на пир были как плюсы, так и минусы. Все-таки посмотреть на Василия хотелось, вот только смотреть буду не только я, но и он. Да и в конце концов отравить могут попытаться, не Шуйский, так другие недоброжелатели, да и напасть тоже. И лишний раз подставляться пока желания не было, кроме того, здесь с полком завершить все хочется.
Пир продолжался, много о чем говорили. Григорий рассказал о своем воеводстве в Пскове, не раз касались московских новостей, после чего начали расходиться.
Подходя к своей комнате, я заметил, что дверь приоткрыта и оттуда исходит шум. Сторожей поблизости не было, да и верный Окиш пошел провожать гостей.
Нащупав на поясе кинжал, я медленно вытащил его из ножен и, аккуратно ступая, двинулся вперед. Приоткрыв дверь, заглянул в первую комнату — никого не было, лишь горело несколько свечей на подставках. Шум же исходил из второй комнаты, где стояла моя кровать, да и шум был такой, будто что-то бьют.
Аккуратно заглянув в проем следующей комнаты, я даже растерялся от увиденного. Возле моей кровати стояла молодая девушка и взбивала подушки и перину.
Убрав кинжал на место, я шагнул в комнату и заговорил:
— А ты еще кто такая?
— Ой! — взвизгнула она, выронив подушку, и резко развернулась на месте.
Она была одета в простой сарафан и обладала выдающимися достоинствами, на которые так и падал взгляд. Росточком была невысока и немного в теле. Сама чуть смуглая, с темными волосами, заплетенными в косу, и огромными зелеными глазами. Уставилась на меня с возмущением, а после, поняв, кто перед ней, отвесила поклон, и ее грудь весьма аппетитно колыхнулась. Да и вопрос определенный начал вставать помимо моего желания при виде прелестей красавицы.
— И что же ты делаешь в княжеских покоях? — еле сдерживаясь, спросил я.
— Перину послали взбить, пока вы трапезничаете, — пискнула она испуганно.
— На ночь глядя, — со скепсисом констатировал я, а взгляд мой так и гулял по телу девушки, она же смущенно смотрела вниз.
«Через полгода я, может, уже и умру, а то и раньше. И что мне — умирать нецелованным, что ли? Шиш им всем», — пронеслись мысли в один миг. Да и долго я себя сдерживал — не железный, в конце концов. И я сделал шаг вперед, беря девушку за руку, потянул к себе, и она тут же оказалась в моих объятиях. Я впился в ее губы, и спустя мгновение мне ответили со всем жаром.
Глубокой ночью, насытившись, я лежал на кровати и обнимал девушку, которая так и жалась ко мне. Думать не хотелось, но одна мысль так и витала в голове: почему нет душа в княжеской опочивальне? И это было поистине грустно.
— Тебя как звать-то, красавица? — уже почти засыпая, спросил я.
— Варя, — протянула девушка, водя пальцем по моей груди.
— А кто тебя послал, Варя-то, перину мне взбивать? — хмыкнул я.
— Марфа отправила, — тихонько ответила Варя, продолжая водить пальцем. Я же только весело хмыкнул и забылся крепким сном.
— Княже, Андрей Владимирович, вставайте, заутреннюю пропустим, что гости подумают-то, — вывел меня из дремы голос.
Я уже надеялся увидеть милое лицо Вари, но передо мной была бородатая морда Окиша, что вовсе не добавило мне настроения.
Вставать не хотелось — хотелось послать подальше и Окиша, и заутреню и дальше завалиться спать. Но, справившись с собой, я умылся теплой водой из кувшина и, одевшись, направился в церковь.
Холодный декабрьский воздух обжег лицо, когда я выходил из княжеских палат. Заря только-только занималась, окрашивая снег в кроваво-красные тона.
Голова гудела от недосыпа, а тело ныло приятной усталостью.
В церкви уже собрался народ. Отец Феодор в золотистой ризе возвышался перед алтарем. Его басистый голос разносился под сводами:
— Господи, призри с небесе и виждь…
Народ расступался, когда я вошел. Встав на привычное место у клироса, я ловил на себе любопытные взгляды. Особенно пристально смотрели Волынские — видать, удивлены, что князь припозднился на заутреню.
В голове проносились обрывки вчерашних мыслей — Шуйские, Годуновы, Варя… Особенно Варя.
После службы отец Феодор тут же подскочил ко мне:
— Княже, не забудь — игумен и отец Никий ждут тебя в монастыре.
— Помню, — кивнул я и вслед за толпой направился на выход.
На паперти меня уже ждали как мои ближние, так и Волынские.
— Как спалось, родичи, мягка ли перина была? — усмехнулся я.
— Благодарим, княже, — степенно кивнул Матвей.
Мы еще обменялись парой фраз, и я направился к дяде Поздею, который переминался с ноги на ногу.
— Дядюшка, я новых воев в полк принял, что из Твери прибыли. Ты с ними переговори да посмотри на них. Думаю, что десятниками можно поставить Микушу и Первака, ты их должен помнить, с ними тогда говорил. Пусть каждый из них по семеро человек возьмет, а остальных по старым десяткам распределить. А так сам решай, ты все же голова полка, — задумчиво закончил я.
— Сделаю, княже, — кивнул Поздей.
— Мы с Василием список то уже сделали, у него возьми, да глянь. А потом уже вместе с Савкой новый составишь, как по десяткам распределишь. И еще грамоту составь воеводе Тверскому, что те, кто в полку у них состоял, в мой переходят. Да сани готовь — там семейные есть, сюда все хозяйство перевезут, — и я развернулся, направляясь в сторону городских ворот, а следом за мной — дядька Олег и пяток сторожей.
По пути мне попался Ждан, которого я тут же поманил пальцем, и он, с опаской глядя на дядю Олега, побежал ко мне.
— Княже, — тут же отвесил поклон.
— Я тебе приказывал, чтобы ты людей подыскал для обучения огненному бою да всякому. Ты заверял, что готовы уже. Скажи, пусть ждут, сегодня на них посмотреть желаю, — хмыкнул я.
— Непременно, княже, по первому твоему слову, — отвесил поклон Ждан.
Я направился дальше в монастырь. Можно, конечно, было и на коне, но хотелось прогуляться и размяться.
В голове уже строились планы — после монастыря посмотреть на будущих защитников города, а потом из пушки пострелять…
И непременно найти Марфу — узнать, что это за «служанку» она ко мне подослала. Хотя… может, и не стоит спрашивать? Ну было и было, хотя она мне приглянулась — ладная дивчина.
По холодку было идти приятно, и сонное состояние как рукой сняло. Подходя к монастырю, я уже окончательно пришел в себя, хоть и продрог.
Пройдя сквозь ворота монастыря, я перекрестился на церковь, и один из монахов тут же подскочил ко мне и повел к ожидающим.
— Благослови, отче, — перекрестился я, входя в трапезную, где за дубовым столом меня уже ждали игумен и отец Никий.
— Бог тебя уже благословил, княже, — поднялся навстречу игумен, его седая борода колыхнулась от движения, и он перекрестил меня. — Садись к хлебу нашему скудному.
Я опустился на лавку, скинув шапку. Отец Никий, худощавый и бледный, с горящими глазами аскета начал без предисловий:
— Княже, мы осмотрели пещеры и тело воина покойного. Там действительно покоятся мощи воина в доспехах. Икона Георгия Победоносца… книга псалмов… да еще и написанная в самом соборе Святой Софии. Это великая святыня!
Игумен осторожно развернул передо мной холщовый сверток. В тусклом свете заиграли краски древней иконы — святой Георгий, пронзающий змея.
— Видишь, княже? — дрожал голос отца Никия. — Краски не потускнели за столько лет в сырости! Это чудо!
На что я лишь хмыкнул. На мой взгляд, они весьма потускнели, но кто я такой, чтобы спорить в столь пикантном деле.
Я осторожно провел пальцем по доске, чувствуя шероховатость древней темперы.
— Мы хотим построить храм рядом с пещерой, — продолжил игумен. — Чтобы мощи святого воина и эти святыни были доступны всем верующим.
— А что за воин? — спросил я, отодвигая икону. — Откуда он?
Отец Никий перекрестился:
— Пока не ведаем. Но доспехи его весьма старые. Может, со времен Старицы он там покоился, тебя, княже, дожидался. Возможно, защитник Старицы от татар, что в бою был ранен и святыни для нас сберег.
Игумен налил мне сбитня в глиняную чашку.
— Нужно твое согласие, княже. И… помощь. Мы уже написали архиепископу Феоктисту в Тверь о произошедшем. Думаем, сам он в скором времени прибудет, дабы во всем убедиться.
Я отхлебнул кисловатого напитка, давая себе время подумать. В голове уже считал серебро из казны.
— Церковь строить будем, — наконец сказал я. — Триста рублей выделю. Но к началу лета, к царскому походу, чтобы было готово, — твердо закончил я. — Хороший знак будет.
Игумен и отец Никий переглянулись.
— Это… очень щедро, княже, но срок… — протянул игумен.
— С Божьей помощью управитесь. — Я встал, поправляя пояс. Хотелось спросить про Иова, но, глянув на Никия, я передумал. Может, он, конечно, и в курсе всех дел, но посвящать лишних мне не хотелось.
Вернувшись в город, я застал оживленную картину на крепостном дворе. Дядя Поздей, красный от холода и возбуждения, командовал вновь принятыми в полк, распределяя их по десяткам. Рядом, прислонившись к бревенчатой стене, стоял дед со своими знакомыми из Тулы и Волынскими — видать, решили посмотреть на мои военные порядки.
— Ну как, дядя, справился? — подошел я, похлопав Поздея по плечу.
— Как видишь, княже. — Он вытер пот со лба. — Микушу и Первака десятниками поставил, прав, справятся они. Остальных по десяткам распределил — как ты велел, — и он кивнул на Савку, который оглядывал только что составленную грамоту.
— Ждан! — крикнул я, заметив в толпе знакомую фигуру. — Собирай посадских, кто учиться вызвался.
Ждан метнулся исполнять приказ, а я задумался, глядя ему в спину. Пока обойдет, пока соберутся — час, не меньше, а то и два. Взгляд мой упал на группу стрельцов у порохового погреба. Рядом с ними стояли четверо в добротных кафтанах — не посадские явно.
— Дед, — обратился я. — Кто это там у порохового погреба? Ну, рядом со стрельцами-то?
Дед хмыкнул:
— Да наши пушкари.
Мысль ударила как молния: «А не бахнуть ли нам из пушечки?»