— Мне все равно, — тяжело выдохнула я.
— Я об этом и говорю — ты дергаешься, не желая брать себя в руки. У Харта идеальная репутация. Станешь его парой — твой личный рейтинг взлетит, утрешь носы всем зарвавшимся, станешь богиней для таких же девочек, мечтающих о лучшем будущем…
— Я стану надеждой для тех, кто боится защитить себя в суде и быть осужденной обществом! — горячо парировала я, не сразу соображая, что как раз в этом случае он наживется на громком скандале гарантировано, чем в случае моей капитуляции.
Мы уставились друг на друга. Лавер — с искрящимся довольством в рыжих, почти тигриных глазах. Куда я лезу? Харт был прав — мне мозгов не хватит вести войну с этими матерыми хищниками. Я же бросаюсь на каждый солнечный зайчик на стенке, не разбирая, что мной просто манипулируют.
— Кофе, Донна?
Я только сжала губы, шумно выдыхая:
— Я сделаю.
Мне нужно было подумать. Потому что Лавер собирался мне дать все, что захочу — статью, шумиху, ничего… Ответственность на мне. Но и отступать я не стану.
Когда вернулась с двумя чашками, босс уже забыл обо мне и занимался текущими делами.
— До полудня я выпущу…
— Мне все равно, что ты сделаешь, — перебил он бесцеремонно, игнорируя кофе. — Вся ответственность на тебе. Иди действуй. Только адвокату позвони, прежде чем рушить ее стратегию на корню… Свободна.
Я развернулась и направилась в офис, сцепив зубы. Вилма действительно предлагала воевать теневыми методами. Даже советовала собраться и переехать к Харту сегодня, потому что ее стратегия требовала времени. Но я была против. Представить, что я добровольно сдамся и позволю к себе прикоснуться снова, было невыносимо. Да, босс прав — я истерила, как загнанный в угол зверь. Харта эта возня не остановит, а вот огласка — вполне. Но и разозлит тоже. Только я уже видела его в ярости и испытала на себе в полной мере.
Усевшись за рабочее место, я уже не сомневалась. В офисе все еще было тихо, и каждый удар пальцев по клавиатуре отдавался уколом адреналина в солнечном сплетении, но я упрямо набрасывала текст статьи. Не прошло и двух часов, а я уже отправила ее Лаверу на согласование. Получив тут же «одобрено», я запустила информацию в анонс — на сайте тут же замелькал заголовок: «Генеральный прокурор Ронан Харт обвиняется в изнасиловании». Мокрыми пальцами я настучала Вилме указание подавать обращение в суд для предварительного слушания. И сползла по спинке кресла, съежившись.
Кажется, я осталась одна против всего мира.
Глава 7
Я ненавижу запах больницы. Несмотря на солнце за окном, тело продирало холодом, стоило шагнуть в безликий белый коридор. Чувствовал себя черной кляксой на белом листе.
— Мистер Харт, прошу, — кивнула мне сопровождающая медсестра, — но, честно, не стоит…
— Я обязательно спрошу ваше мнение, когда оно понадобится, — и я шагнул в открытую дверь.
Ребенка в палате не было — был тигренок. Он лежал на кровати в ошметках пижамы, сложив голову на лапы, и еле заметно дышал.
— Где сосед?
— Обед, — послышалось позади. — А он отказывается есть. Вечером будем капать.
— Можете быть свободны.
Я направился к тигренку. Тот и ухом не повел на мое приближение. Даром что полукровка — чистейший зверь, ни одного изъяна. И занимал всю кровать, хоть не был еще даже подростком в человеческой ипостаси.
— Эрик, — позвал я тихо, замерев в центре палаты. — Мое имя Ронан Харт, я работал с твоим отцом.
Тигренок повернул ухо в мою сторону, но на этом все реакции закончились.
Я никогда не был силен в переговорах, не знал, что сказать сейчас. Что бы я хотел тогда, когда остался, потеряв отца, один? У меня ведь была мать… и дом. Но я чувствовал себя одиноким, потому что был уверен — никому меня не понять, ведь отца потерял только я один.
Я медленно направился к мальчишке, приблизился к кроватям и сел на соседнюю.
— Эрик… ты не один. Тебе кажется, что никого не осталось, но это не так. Твоя гувернантка спрашивает о тебе. Хочет усыновить. Вы с ней, оказывается, уже два года вместе. Она любит тебя как своего ребенка. Если хочешь, я могу помочь быстрее получить ей разрешение на усыновление.
Тигренок вдруг всхлипнул совсем по-человечески и втянул шерсть. Через минуту на соседней кровати ежился взъерошенный рыжий мальчишка. Он перестал дрожать, выпрямился и подтянул к себе худые коленки.
— Да, я хотел бы к Ронни.
— Хорошо. Я позабочусь о том, чтобы вы быстрее встретились.
— Сколько? — в устремленных на меня рыжих глазах было столько надежды, что я скажу «завтра».
— Дай мне несколько дней. Может, неделю. — Видя, как задрожали его ресницы, я присел на корточки у кровати, заглядывая ребенку в глаза: — Эрик, дай мне время. Службам опеки нужно убедиться, что у тебя будет все необходимое для счастливой жизни. А пока Ронни может приходить к тебе каждый день.
— А вы были там с папой? — вдруг спросил он, глядя мне в глаза. Я кивнул. — А почему вы не умерли?
— Так вышло.
— А почему папа умер?
— Папа выполнял свою работу.
— Он сказал, что скоро мы будем вместе, — всхлипнул Эрик.
А я нахмурился. Стивенс работал под прикрытием, он не мог обещать сыну, что вернется.
— Как он тебе сказал?
— Он приходил позавчера ночью домой. — По щеке мальчишки скатилась слеза. — Сказал, что скоро вернется, и мы будем вместе.
Я тяжело сглотнул, прикрывая глаза. Не факт, конечно, но нарушение безопасности моим подчиненным и могло сыграть роль во всем произошедшем.
— Часто вы виделись?
— Иногда, — съежился он. — Не надо было?
— Я не знаю.
Мы помолчали немного, прежде чем я решился напомнить ему о том, что нужно как-то начинать жить дальше:
— Эрик, нужно есть.
— Мне не хочется, — совсем потух он.
— Ты же понимаешь, тебе нужны силы. И Ронни не хотела бы, чтобы ты ослаб. Не давай им повода оставить тебя в больнице — нам будет сложнее тебя вытащить…
Почему ребенок должен сейчас быть сильным — непонятно, конечно. Он должен быть хоть в чьих-то заботливых руках, а не здесь. Майк сказал, что Ронни произвела на него хорошее впечатление. А еще она человек, и мне предстояла новая бойня с властью. Но мне не впервые. Надо будет встретиться с женщиной и лично убедиться, что ребенку будет у нее хорошо.
— А ты придешь еще? — догнал вопрос меня уже у двери.
— Приду, — обернулся.
— Хорошо, — кивнул он решительно.
Медсестра ждала меня в коридоре. Я протянул ей визитку:
— Вот мой мобильный — звоните, если вдруг что-то будет не так. Он — моя личная ответственность.
— Хорошо, мистер Харт, — кивнула она.
Уже на улице я вытащил мобильный и, игнорируя кучу пропущенных, набрал Майка:
— Мне нужно встретиться с сиделкой Эрика.
— Это все понятно, Харт, — бесцеремонно перебил он меня, — но у нас пока есть проблема важнее…
…Даже не думал, что пресса так живо среагирует. Не успел я доехать до здания офиса, машину окружила туча с молниями вспышек фотокамер. И вопрос у всех сводился к одному:
— Господин прокурор, что вы ответите на обвинение Донны Линдон?
Я испытывал смешанные чувства. Хотелось задушить идиотку лично… Но в то же время я восхищался отважной дурочкой. Вот так вот объявить на весь Клоувенс, что я ее изнасиловал — надо отчаяться серьезно. А я ведь и правда это сделал. Она не давала мне согласия, а я не спросил — не соображал в тот момент ничего. Только обстоятельств не отбросить. Трагедия лишь в том, что этой глупостью журналистка сделает больней только себе. И мне нужно постараться смягчить для нее этот удар. Потому что общество ее раздавит.
Я замер перед камерой на вдох, дожидаясь, чтобы эта чирикающая туча угомонилась.
— Донна расстроена тем, как именно произошел мой выбор, — заговорил в первый ткнувшийся в морду микрофон. — К сожалению, сложно было что-то изменить в тот момент… Поэтому вышло, как вышло.
— Вы выбрали Донну Линдон своей парой? — полетел следующий вопрос. Журналисты загомонили.
— Именно. И уведомил ее семью о своем выборе. Надеюсь, Донна примет мое предложение.
— Что же заставляет девушку подавать против вас иск?
— Она не может испытывать притяжение пары, поэтому ей было очень тяжело пережить мои вынужденные действия в ее отношении…
Я подбирал каждое слово, глядя в камеру. Представить, что она сидит где-то на том конце и смотрит мне в глаза, было несложно.
— …Мне очень жаль, что ей пришлось ощутить на себе все произошедшее иначе, чем это происходит у большинства.
— Процент вероятности вашего предпочтения столь мал, что трудно поверить, — полетел вопрос от мужика слева.
Только мужчина в такой ситуации мог задать такой вопрос.
— Верно. Поэтому я считаю, что мне повезло, и надеюсь, что Донна примет мои извинения.
— Она еще думает? — снова вопрос от женщины.
— Видимо, уже нет, — улыбнулся я вежливо. — Прошу меня извинить.
Не извинили — попытались кинуть еще несколько вопросов в спину, но я уже не слушал, быстро прокручивая в памяти свои ответы и просчитывая, как каждый ляжет в нашей с Донной партии.
Я смягчил ситуацию, как мог. Когда она станет моей — а она станет, — легко будет это вывернуть шоковым состоянием в виду ее особенности. Хотя общество эту особенность и считает неполноценностью, я больше верил Карлайлу. А еще больше — себе. Мне плевать, что даст мне Донна. Будут дети — отлично, нет — значит, нет.
Во втором случае оставалась только одна проблема: если у избранницы оборотня нет детей, он может повестись на истинную. Шанс очень мал, но он есть. То есть зверь в прямом смысле может вильнуть хвостом и оставить неистинную женщину несмотря ни на что. Может. А может, и не вильнуть — все зависит от мужчины.
В себе я был уверен. И уж если меня так приложило от этой журналистки, я точно никуда не собирался больше. Зверюга у меня требовательный — искал, видимо, долго и тщательно. Лучшего, правда, времени не нашел. Но уже ничего не поделать.