Р. ШтильмаркВ. ВасилевскийНАСЛЕДНИК ИЗ КАЛЬКУТТЫ
Есть в жизни всех людей порядок общий,
Таящий объясненье прошлых дней.
Его поняв, легко почти наверно
Предсказывать течение событий.
От авторов
Есть хорошая латинская поговорка: «Habent sua fata libelli», то есть «Книги имеют свою судьбу». Так вот, эта самая «fata» нашего «Наследника из Калькутты» началась, нам кажется, еще до рождения его как книги.
Мы начали работать над романом в экспедиционно-полевой обстановке, когда мы двигались по зимней заполярной тайге с первыми строительными партиями, следом за изыскателями. Каждый грамм поклажи означал лишний расход сил, поэтому беллетристических книг брали с собой очень мало. Тем острее наш первоначально маленький коллектив испытывал потребность во всех средствах культурного отдыха, хотя часы этого отдыха на первых порах были, конечно, недолгими.
Среди рабочих первых изыскательных и строительных партий было много смелой и веселой молодежи. После напряженного трудового дня молодежь собиралась «у огонька», пела песни и читала взятые с собой книжки. Они были быстро прочитаны, новых поступлений пока ждать не приходилось, и наш «кружок у костра» стал, так сказать, ареной проявления всех самодеятельных талантов.
Нам часто вспоминался в те годы биографический анекдот, рассказанный датским писателем Мартином Андерсеном Нексе в одной из его задушевных бесед с московскими литераторами. Бредя по следам Дон Кихота сухими долинами и плоскогорьями Ламанча, писатель однажды заночевал в бедной таверне. На вопрос проголодавшегося гостя, можно ли здесь что-нибудь съесть, остроумный хозяин таверны отвечал: «Разумеется, все что угодно, синьор, от русской икры до афинских лангустов, но при условии, если вы... сами принесете это с собой!»
И вот однажды зашла речь о том, как же раньше, в другие времена, в других странах осваивались новые земли, как возникали поселения людей, приходивших из-за моря на другие материки, кто были эти люди, как они вели себя в чужих лесах и снегах, какие цели ставили перед собою. Вот тогда-то и возник замысел романа, ибо готовой литературы, освещающей эту тему, не оказалось.
Оба автора по годам были старшими членами описанного дружного коллектива. Вместе с техническими специальностями мы принесли с собой в этот коллектив некоторый литературный опыт, любовь к исторической теме. И мы решили попробовать свои силы на поприще устного «самодеятельного» творчества в качестве романистов-рассказчиков у костра. Ведь можно же, думали мы, занимательно рассказать слушателям о поздней поре так называемой эпохи первоначального накопления, так опоэтизированной классиками приключенческой литературы.
Повествование наше слушалось у костров, в палатках и бараках с неослабеваемым интересом. И вот, учитывая, что любая аудитория рассказчика все же поневоле ограничена, мы решили взяться за перо, чтобы превратить наш устный роман в книгу.
В нашем распоряжении сначала не было ничего, кроме того, что могла предоставить зимняя заполярная тайга. Первые две части этого романа были написаны без взгляда на карту мира, без возможности заглянуть в элементарный справочник, энциклопедию, словарь. Лишь впоследствии, когда писалась уже третья часть, к нам, по фронтовому выражению, «подтянули тылы», и стали поступать книги, журналы, фильмы и некоторые справочники. Черновик романа писался на крошечных листках почтовой бумаги. Двигаясь дальше, мы несли его по очереди вместе с геодезическими инструментами и техническими документами. Очень быстро бухгалтеры стройки самоотверженно переписали роман, украсили виньетками и даже рисунками, переплели в синюю материю и превратили в подобие рукописной книги. Эти три толстых тома упаковали в рюкзаки и несли на плечах в глубь тайги и болотистой тундры. Коллектив рос, но продолжал интересоваться романом, критиковал его, высказывал пожелания, вносил поправки.
Писали мы в «походном порядке», часто при свечках или светильнике той конструкции, которая получила у нас название «зов предков», но работалось нам радостно и легко, в атмосфере дружбы и поддержки.
...Уже несколько лет прошло со времени наших заполярных зимовок. Сейчас там горят огни электростанций, движутся поезда, дымят заводские трубы, люди живут в благоустроенных домах. Приезжаешь — и самому не верится, что не так- то давно, здесь, на месте этого цеха или дома, сидели мы в палатке, при коптилке, и, покончив с нивелировочными журналами и ужином, брались за главы «Наследника из Калькутты»...
Мы выбрали для романа необычайно противоречивую, бурную пору конца XVIII века, когда на общественном горизонте вечерняя заря эпохи первоначального накопления встречалась с утренней зарей современного капитализма. В качестве фона для развития фабулы мы выбрали Англию — классическую страну поднимавшегося тогда капитализма, показали прогрессивную борьбу ее колоний за свою независимость и в то же время жестокость колониального режима там, куда проникал молодой капитализм. Нам совсем не приходилось заботиться о том, чтобы содержание улеглось в некую готовую схему, а нужно было только беспристрастно выбирать исторический материал и добавлять к нему, перефразируя меткое выражение Достоевского, «немного вымысла ради правдоподобия». Герои наши как-то сами собою начинали свою литературную жизнь, и эта их самостоятельная «жизнь» лишний раз подтверждала для нас самих всю глубину и правоту марксистского анализа общественного развития.
Там, на далекой северной новостройке, мы закончили, так сказать, «полевую» работу над книжкой, а по возвращении в культурные центры приступили к ее «камеральной» обработке. В романе уточнились даты, произошли некоторые изменения в его этнографии и географии, исчезли некоторые эпизоды, появились новые, но в целом роман сохранился таким, каким он родился в Заполярье и каким его теперь перечтут и узнают, как старого товарища заполярных вечеров, те, для кого он сочинялся и писался. Мы давно мечтали, чтобы к этой аудитории присоединились и наши близкие соседи полярники, наши старые друзья — водители катеров и самолетов, трактористы и шоферы, прорабы и мастера последующих новостроек, новые рабочие-строители, все те, кто и теперь, после нас, слушает пургу, прокладывает дороги в тайге, рвет скалы аммоналом, подвешивает провода связи по столбам свежих лесных просек и выстрелами отгоняет медведей от кладовок с запасами.
Вам всем, дорогие товарищи, а также вам, юные читатели, кто еще только готовится к этим специальностям, мы от всей души посвящаем эту книжку. Зная ваши пожелания от вас самих и вполне разделяя ваши литературные вкусы, мы постарались исключить из нашего повествования тот элемент, который несовместим с замечательной трудовой жизнью и с веселыми часами вашего трудового отдыха. Элемент этот — книжная скука, порождаемая иными слишком уж гладко причесанными и назойливо нравоучительными сочинениями. В нашем романе наверное найдется что покритиковать, но мы твердо надеемся на то, что скука не будет терзать вас при чтении этого романа, как не досаждала она и тем, кто знал его в первоначальном, «таежном» варианте, в виде трех Толстых синих томов, исписанных убористым бухгалтерским почерком...
Мы горячо приветствуем нашего нового читателя и будем с нетерпением ждать его взыскательного слова. Но тем, кто еще помнит нас у заполярных костров, мы особенно крепко жмем руки в меховых варежках и опять говорим, как не раз бывало: «Вот мы и вновь с вами, друзья! Дайте местечко у огонька вашим романистам!»
ВступлениеДЖЕНТЛЬМЕН И СЛУГА
Горькая услада воспоминаний...
Два человека осторожно шли каменистой тропою к небольшой бухте между скалами. Высокий горбоносый джентльмен в темно-зеленом плаще и треугольной шляпе шагал впереди. Из-под шляпы блестела серебром косица парика, туго перехваченная черной лентой, чтобы не растрепал ветер. Морские сапоги с поднятыми отворотами не мешали упругой поступи человека. Эту походку вырабатывал не паркет гостиных, а шаткий настил корабельной палубы.
Спутник человека в плаще, красивый юноша в кафтане грума, нес за ним подзорную трубу в черном футляре и охотничье ружье. Ствол ружья был из лучшей стали — «букетного дамаска»; гладко отполированный приклад украшали перламутровые инкрустации. Ремня и даже ременных ушек — антабок — у этого ружья не имелось: владельцу не было нужды таскать свое охотничье снаряжение на собственных плечах — он не выходил на охоту без оруженосца.
Полукружие открытой бухты окаймляли серые гранитные утесы. Рыбаки прозвали ее бухтой Старого Короля: зубчатая вершина срединного утеса напоминала корону. Над серо-зеленой, пахнущей йодом, водой низко носились чайки. Утро выдалось пасмурное, накрапывал дождь. Летом такая погода была обычной здесь, в северной Англии, на побережье Ирландского моря.
Первый выстрел отозвался эхом в пустынных скалах. Потревоженная стая чаек взмыла ввысь и с пронзительно резкими криками разлетелась врассыпную. Отдельными маленькими стайками птицы понеслись к соседним утесам и там, на другой стороне бухты, вновь стали снижаться. Джентльмен, очевидно, промахнулся: ни одна подстреленная птица не трепетала на вспененной воде.
— Ружье перезаряжено, ваша милость! — Молоденький грум протянул своему хозяину ружье, готовое к новому выстрелу; стрелок и его спутник уже достигли вершины невысокого утеса и смотрели вниз. — Птицы сейчас успокоятся и опять слетятся.
— Охота не бывает для меня удачной, если я промахнулся с первого выстрела, — отвечал джентльмен. — Пожалуй, наша прогулка нынче вообще бесполезна: ни одного паруса не видно на горизонте. Вероятно, и наш «Орион» отстаивается где-нибудь на якоре. Но все же я побуду здесь, послежу за горизонтом. Оставь ружье у себя, Антони. Подай подзорную трубу и подожди меня внизу, у лошадей.