Дальнейшее, хотя и происходило от них достаточно далеко, благодаря отличному слуху обоих выглядело совершенно ясным.
К разрытому ими месту выскочили два добермана в блестящих ошейниках и, вывалив красные языки, плюхнулись прямо в рыхлую землю.
— Я же говорил вам, лейтенант, давно пора поставить охрану непосредственно здесь! — задыхаясь, пробурчал тот, что потолще.
— Да сюда уже сто лет никто не заглядывал, капитан! Это, небось, подопечные старого Бурана разгулялись.
— Так разыщите их, лейтенант, и мы влепим ему такой штраф… — Старший доберман смачно клацнул челюстями.
— По мне, так лучше придушить, чтобы другим неповадно было. И тогда — тогда сюда долго больше никто не заберется! Опять можно будет особо не напрягаться.
Родя и Ёжа так и вжались в мокрую от росы траву. Взрослому доберману ничего не стоило разыскать двух полугодовалых щенков и…
— Бежим дальше! — пропищала Ёжка и уже заковыляла прочь.
— Лежать! — Родя, как взрослый, схватил ее за холку. Не все так просто с этим местом, и не зря, наверное, что-то выгнало его сегодня ночью из сарая старой лайки. Зато теперь он узнает все! Родя затаил дыхание и снова прислушался, стараясь не обращать внимания на проклятого комара, впившегося ему в самую тюпку носа. Только кончик хвоста нервно подрагивал взад-вперед.
— …если вам не лень, лейтенант, — донеслось с поляны. — Однако светает, и роса. Ладно, поставьте сюда отдельный пост — и дело с концом. А старому болтуну Бурану прикажите как следует наказать своих ученичков.
Послышался энергичный хлопок ушами, означавший готовность исполнить приказание, и, позвякивая ошейниками, доберманы, стали удаляться.
— Ну, вот, — заныла Ёжка, — как мы теперь вернемся? А я есть хочу, и холодно…
— Сама навязалась… на мою голову. Все, теперь нам дороги назад нет.
— И что же делать?
— Докапываться до истины.
Ёжа некоторое время задумчиво задней правой лапкой чесала левое ухо, отчего стала похожа на свернувшуюся гусеницу.
— Тогда я уж точно от тебя не отстану, потому что копать — мое прямое дело.
Родя с сомнением покосился на Ёжкины короткие лапки.
Далеко с ней не уйдешь. Вот если бы на ее месте был неутомимый Донго, который, честно признаться, может бежать куда дольше любого сеттера да еще с тяжестью в зубах! Или уж хотя бы красотка Пипистрелла с ее уникальным слухом пойнтера! А эта гусеница…
Но выхода у него не было.
Глава шестаяЧудовище тонкое и чудовище толстое
Они потрусили к реке. Уже занимался новый день, не суливший двум щенкам ни крова, ни еды, а только густую, как заросли камышей, неизвестность. Однако сердце Роди билось звонко и весело: он, наконец, понял, чем пахло то, что выманило его сегодня в ночь. Это был запах приключений.
Они потрусили на юг, прочь от сарая, прочь от своих однокорытников, натасчика и родителей. Бежать было интересно. Запахи плыли в воздухе, переливаясь один в другой и создавая удивительные сочетания. По этим запахам можно было читать, как по книге. А поскольку Родя чуял верхом, а Ёжа низом, то и книга перед ними раскрывалась в два раза больше и увлекательней.
Вот куропатка провела выводок птенцов, а вот старый лисовин лакомился перепелиным яйцом, а вот гуляла свадьба диких кроликов. А вот и реальный кролик несется им наперерез, заложив уши назад.
Не чувствуя над собой крепкой хватки Бурана, Родя и Ёжка одновременно взвизгнули «Лови!» и бросились за добычей.
Кролик на секунду присел, резко развернулся и помчался куда-то вбок. А пока щенки неуклюже разворачивались, мимо них пронеслось что-то огромное и узкое.
Правда, спустя пару минут оно вернулось и с лаем набросилось на Родю. Ежевику оно, видимо, и вовсе не заметило.
— Веду его на щипце, вощёком на цветке, а ты! Я собака досужая, еловку брала, а уж этого листопадника… А ты, ты, мороватый!.. — возмущенно кричал высокий и тощий незнакомец.
Родя сидел, прижав уши, и не понимал ни слова. О чем толкует этот красивый пес с выгнутой, как у злобной кошки, спиной и роскошной шерстью? Чего он от него хочет?
— Извините, пожалуйста, — пропищала Ёжа из-за Родиной спины.
— Извинением не позавтракаешь. — Пес оскалил огромные клыки, и Роде представилось, что сейчас он позавтракает ими обоими. Хорошо еще, что слова незнакомца стали вроде немного понятнее.
— Вы, конечно, шутите, — снова посунулась Ежевика.
Пес поставил уши коньком и вывалил длиннющий розовый язык.
— Ха-ха-ха! — залился он. — Шучу! Конечно, не шучу! Надо же мне позавтракать!
И не успел Родя опомниться, как тощий незнакомец схватил Ёжку поперек туловища и, не спеша, направился в сторону небольшого леска.
— Вы что?! Отдайте немедленно! Она же маленькая! Она невкусная! — Ополоумевший Родя бежал, тычась лбом под задние локти похитителю, но тот не обращал на него никакого внимания. Длинная морда странного незнакомца с Ёжей во рту, казалось, только улыбается. — Да она же чистокровная! — выложил Родя последний, самый главный, по его мнению, аргумент.
Но незнакомый пес только прибавил шагу. Ежевика отчаянно заголосила. И тогда Родя, зажмурившись, вцепился в заднюю ногу вора своими острыми как иголки молочными еще зубками.
Пес аж подпрыгнул от неожиданности, рявкнул и выронил Ежевику. В следующее мгновение его острая сухая пасть, в которой полностью поместилась бы голова средней собаки, нависла над Родей. Большие навыкате глаза смотрели не мигая. Еще секунда и…
Но тут со стороны леса, куда неизвестный тащил Ежевику, послышался ровный мерный гул тяжелых лап. Все трое приподняли уши, и шерсть на трех холках угрожающе зашевелилась. У Роди же поднялся не только загривок, но и часть шерсти на попе.
«Барсук», — подумала такса, «Росомаха», — мелькнуло у сеттера, «Медведь», — решил неизвестный пес.
Но, представив каждый самого страшного для себя зверя, все трое оказались неправы.
К ним медленно приближалось что-то мощное, с огромной головой, в складках которой едва виднелись крошечные глазки. Ниточка слюны свисала с губ и раскачивалась в такт шагам.
Шесть ушей трусливо прижались к головам.
Однако чудовище со шкурой, как у льва, и мордой в шрамах замедлило шаг и грузно плюхнулось рядом.
— Вы что это здесь устроили, обормоты? — с укором просипело непонятное чудовище. — Разве вы не знаете Главного Закона Охоты? Мир и доверие. Ох, и молодежь пошла… — закончил он и тряхнул головой, отчего на всех троих посыпались остатки гречневой каши и крошки мяса.
А в следующее мгновение длинномордый тощий незнакомец вдруг подобрался и в два прыжка исчез.
— Слава Богу, что этот одр исчез, — проворчало ему вслед новое чудовище.
— А что это за одр? — поинтересовался Родя.
— Мизгирь, — брезгливо буркнул толстяк. А затем поспешно добавил: — Позвольте представиться. Я — Алекс Мудрый, бульмастиф. А вы, молодые люди, откуда будете?
Глава седьмаяЗагадочный язык
Выслушав историю Роди, Алекс надолго прикрыл глаза и погрузился в молчание. Он лежал в полной неподвижности, только тихо шевелились складки у него на лбу, да чуть подрагивал сломанный на конце хвост.
Наконец, он заговорил.
— Так чего же тебе теперь хочется больше, юный ирландец: вернуться домой, избежав наказания, или узнать тайну пустынного луга?
Родя в смущении замотал своим голым прутом и склонил голову набок. Вернуться домой, конечно, хорошо, но тайна, удивительный запах, который, кажется, никто, кроме него, не чует… А вдруг ему предстоит великое открытие? Бесценный клад? Власть над всей Хундарикой? Вот уж он тогда покажет соседскому овчару Зольду, который тоже дразнил его лягавым!
— Конечно, узнать тайну! — наконец, коротко пролаял он и даже встал в стойку, демонстрируя готовность ко всему на свете.
— А если вы такой мудрый, то вдруг можете помочь Родьке раскрыть тайну этой никому не нужной ямки? — снова влезла в мужской разговор настырная Ежевика. — А сначала вы, может быть, раскроете нам тайну того, кто же это тащил меня во рту и что за чепуху он говорил Родьке.
Алекс Мудрый заколыхался от смеха всем своим огромным телом.
— Да, я открою вам эту тайну, малышка. Вам повстречалась русская борзая — собака удивительная. Она предназначена для бега, потому что у нее сильные длинные ноги, великолепные легкие, острое зрение. Вся ее жизнь — в охоте. Без охоты собаки равнодушнее борзой вы ни за что не найдете во всей Хундарике.
— Равнодушнее! Ничего себе, равнодушнее. Чего ж она тогда так ругалась? — возмутился Родя.
— Вы испортили ей охоту — за это можно было поплатиться и жизнью. Борзая, одна из немногих собак, которая может справиться даже с волком.
— Ого! С волком! — притих Родя.
— И все-таки, чего она говорила-то? — не унималась Ёжка.
— О, у борзых свой, особенный язык. Его понимают только посвященные. Они все говорят по-своему. У них даже хвост — не хвост, а прави́ло, морда — не морда, а щипец, глаз — не глаз, а зазор.
— Подумаешь, у меня тоже не хвост, а перо! — влез Родя.
— У тебя пока еще прутик, — сердито оборвал его Алекс. — Ну, и все вокруг у них называется по-другому: звери, леса, движения. Понимают их только сородичи — афганские и арабские борзые, салюки, тазы, грейхаунды. И еще, как ни странно — крошечные левретки.
Родя почесал морду. Эх, как много — и не запомнишь. То ли дело мы, сеттера: всех нас только трое, ирландские, английские да шотландские. А тут…
— Ага! Значит, она нам сказала… Она сказала… — забормотала Ёжа.
— А сказала она вот что: «Преследую я зверя, едва не касаясь его мордой, кончиком носа уже достаю до зайцева хвоста. Я собака опытная, ловила даже тех лисиц, что скрываются в еловых лесах, а уж такого молодого зайчишку, который только осенью родился, и подавно поймала бы. А ты, дурак, неповоротливый в работе пес, все испортил!»
Родя и Ёжа задумались. Здорово, значит, свой собственный язык иметь! Как бы и самим такой придумать!