Натали резко втягивает воздух, но не отстраняется. Я ловлю ее губы своими, вцепляюсь в нее, как хищник, не оставляя ей шанса отступиться в её решении.
Её ответный поцелуй — пламя, неистовое, опасное, как разбушевавшийся пожар. Она дерзит мне даже сейчас, сжимая пальцами мою рубашку, царапая ногтями кожу.
— Ты самоуверенный ублюдок, барон, — шепчет она, когда я отрываю её от себя, отбрасывая на кровать.
Белоснежные простыни смяты, локоны её растрепались, глаза сверкают в темноте.
— И всё же я позволю тебе.
Я не нуждаюсь в её разрешении, но эта фраза будоражит меня больше, чем если бы она просто подчинилась. Рву с неё платье — не грубо, но решительно. Натали вскидывает подбородок, её грудь вздымается. Она хочет показать, что не боится, но я вижу — зрачки её расширены, губы дрожат.
— Ты наслаждаешься тем, что я подчинилась? — её голос всё ещё звенит вызовом, но я уже знаю, что эта борьба иллюзорна. Она сдалась. Только ещё не осознала этого.
Не отвечаю. Накрываю её своим телом, позволяя ей прочувствовать мою силу, мою власть над каждым её вздохом.
И когда наконец ночь окутывает нас полностью, когда стены покоев пропитываются жаром наших тел, Натали уже не спорит. Она только шепчет моё имя сквозь полуночный мрак, теряя остатки своей гордости в огне, что я разжёг внутри неё.
Время — то несётся вихрем, то замедляется, позволяя наслаждаться каждым мгновением. слова теряют смысл…
Натали, чего ты на самом деле ищешь?
Зачем сегодня ко мне пришла?
Это ночь без обещаний и клятв. Только пламя, которое мы оба разжигаем и не желаем тушить…
Просыпаюсь, чувствуя, как сквозь сон проникает свет. Высокий потолок украшен лепниной, стены затянуты бархатом, а по полу расстелены восточные ковры.
Протягиваю руку на постели — пусто. Натали ушла так же внезапно, как и появилась вчера.
Довольный хмыкаю.
Сквозь приоткрытое окно тянет свежестью — где-то внизу гудит утренняя Москва.
— Как прекрасна жизнь, — говорю я, потягиваясь.
— Ах, ну конечно, — раздается насмешливый голос, — победитель над несчастным молодым Морозовым наконец-то открыл глаза. Тебе, друг мой, к ногам надо еще и банду трубадуров приставить, чтобы одами воспевали твое пробуждение.
Зир, мой фамильяр, невидимый для людей, сидит на подлокотнике кресла, лениво помахивая хвостом. Он тоже доволен, но ироничен.
— Как дела, Зир? — ухмыляюсь я.
— Что ж, это был великолепный спектакль. Граф Смолов до сих пор в восторге от твоей постановки. Ты видел его выражение лица?
— Да, граф Николай Смолов — влиятельный человек. И если он впечатлен, это многое значит.
Не успеваю насладиться моментом, как дверь в номер распахивается с треском, врывается Семен Колтов, растрепанный, раскрасневшийся, за ним — Васька, едва не спотыкаясь о порог.
— Всё пропало! — кричит Семен, хватая меня за плечо. — Вся Москва гудит!
— Самозванец! — наперебой добавляет Васька, задыхаясь. — Говорят, ты — самозванец!
— Не смеши, Васька, — фыркаю я, — какой еще самозванец?
— А вот все и спрашивают, кто ты такой и откуда⁈ — продолжает Семен. — Вчера один старичок в трактире заявлял, что таких, как ты, насквозь видит.
— А я еще думал, отчего у меня вдруг зубы зачесались, — тянет Зир. — Оказывается, меня официально записали в шайку самозванцев. Вместе с моим хозяином, надо же было так вляпаться.
— Цыц! — рявкаю я, и Зир отлетает в другой конец комнаты.
— Не до шуток, — Семен нервно оглядывается. — Все слишком серьезно. Говорят, что фамилия твоя фальшивая. Что ты — проходимец!
— А я предупреждал, — вставляет Васька. — Говорил же, что так просто тебе это не спустят. Москва любит зрелища, но еще больше любит разоблачения!
— Ах, чудесно, — вздыхает Зир. — Теперь ты не только герой, но и загадочный самозванец. Какой поворот! Что будем делать, гениальный мой дуэлянт?
Откидываюсь на спинку кресла и смеюсь. Сначала негромко, потом заливаюсь во весь голос, до дрожи в руках.
— Самозванец! — хриплю я. — Меня, Демида Архипова, барона в третьем поколении, наследника рода, объявили самозванцем!
Семён Колтов, сидящий напротив, нервно потирает переносицу.
— Демид, не горячись, — тихо говорит он.
Хватаю со стола графин с водой, наливаю в бокал делаю большой глоток. Васька, мой верный слуга, неумело скрывает испуг. Он стоит у двери, ёрзает, будто мечтает исчезнуть.
— Кто же осмелился пустить такую грязь? — усмехаюсь я. — Не иначе как мой благочестивый дядюшка Захар?
В ответ — угрюмое молчание.
— Он самый, — наконец отвечает Семён. — Захар Архипов растрезвонил по всей Москве, что ты незаконный сын своих родителей, а настоящий их сын — Арсений умер при родах. И тогда родители забрали тебя у обедневшей дворянской четы — Самсоновых.
Фыркаю. Да, если врать, то с размахом.
Но вот дверь в номер гостиницы внезапно распахивается, и в комнату врывается человек в дорожном кафтане, лицо его взволновано.
— Барон, — чуть запыхавшись, кланяется он. — Я от графа Николая Сомова. Срочное дело.
Прищуриваюсь. Только накануне меня представили ему, а уже сегодня такой переполох.
Смолов — человек осторожный, не станет дергать по пустякам.
Мужик нервно оглядывается по сторонам.
— Говори, — киваю я.
— Граф ждет вас в Палате Юстиции, — он глотает слюну. — Дело срочное, серьёзное. По всей Москве уже говорят, что вы не барон, а проходимец. Вся губерния гудит.
Щурюсь. Однако дядюшка Захар торопится — так быстро запустить интригу.
Или же за ним кто-то еще стоит?
— Хорошо, — откидываюсь я на спинку кресла, изображая ленивую небрежность. — Что ж, раз граф Сомов ждет меня, придется навестить.
Посланник кивает, делает шаг назад и исчезает за дверью.
Семён Колтов встаёт.
— Я к князю Александру. Пусть знает, что происходит.
Киваю. Семён уходит, а я остаюсь в номере с Васькой и фамильяром Зиром.
— Барон, надо говорить решительно, — Васька мнёт шапку в руках. — Не оправдываться. Сразу рубите с плеча.
— Наоборот, — перебивает его Зир, маленький и наглый фамильяр, сверкающий жёлтыми глазами. — Надо изобразить оскорбленную невинность. Пусть граф сам доказывает, что ты самозванец, а не ты — что ты барон!
Вздыхаю. Оба хороши. Один предлагает рубить с плеча, другой — строить из себя дурачка.
Поднимаюсь, медленно застёгиваю камзол.
— А я просто посмотрю, что там за спектакль приготовили для меня, — говорю хмуро.
Ведь если мой дядюшка Захар затеял это дело, значит, впереди не просто допрос. Впереди война…
Спустя час мой внедорожник тормозит у высоких мраморных ступеней Палаты Юстиции. Лакей рывком распахивает дверцу, но я не спешу выходить.
Сижу, откинувшись на кожаное сидение.
Сдаваться на милость судьбы я не собрался. А значит еще повоюем.
— Благородный господин, — напоминает о себе лакей.
Выдыхаю сквозь сжатые зубы, прихлопываю ладонью по шляпе, словно загоняя обратно выскочившее наружу раздражение, и ступаю на землю.
— Демидушка, — раздается в голове шелестящий голос Зира. — На твоем месте я бы, конечно, сразу пустил в ход когти и яд, но у тебя, как всегда, свой сложный путь.
Чертов фамильяр. Нашел время давать свои советы.
Внутри Палаты — прохладный сумрак, пропахший чернилами, пылью и чужими судьбами.
Граф Сомов ждет меня в своем кабинете. Дверь подается тяжело, скрипит, словно предупреждая — разворачивайся, барон, пока не поздно.
Николай Сомов, этот живой памятник бюрократическому упрямству, восседает за массивным столом, напоминающим надгробие. Крепкие пальцы сжимают бумаги, на лице написано презрение, глаза — серые, холодные.
— Барон Демид Архипов, — чеканит он, глядя на меня, будто на пойманного вороватого крестьянина. — Или… кто там вы на самом деле?
— Вы забыли ещё «честный человек» и «сын своего отца», граф, — парирую я, усаживаясь без приглашения.
Кресло скрипит, как дощатый настил под ногой висельника.
— Ах, честный? — граф медленно раскладывает бумаги перед собой. — Тогда, может быть, объясните мне, каким образом оказалось, что настоящий наследник рода Архиповых — ваш покойный сводный брат Арсений, а вы… просто приёмный сын?
Бросает свою фразу, как кузнечный молот. Ждет, когда я начну трещать.
— Ошибка, должно быть, — говорю ровно.
— Ошибки не бывает, когда документ подписан и скреплён печатью, — голос Сомова звучит, как удар меча о щит. — По закону наследство переходит к Захару Степановичу — брату покойного барона Демьяна Степановича, — разводит руками. — Вам же, барон, надлежит доказать, что вы — тот, за кого себя выдаёте. Иначе…
— Иначе? — улыбаюсь, не сводя с него взгляда.
— Иначе у вас нет ни имени, ни титула. — Он подаётся вперёд. — Вы больше не барон Демид Архипов.
Клокочет кровь. Скулы сводит, но я держусь.
— Ах, как драматично, — шепчет в голове Зир. — Вставай на колени, плачь! Или вцепись ему в глотку. Бейся, Демидушка!
Убил бы его, честное слово! Если бы он не был иллюзорным духом в моем сознании.
— Я прожил восемнадцать лет, будучи Архиповым, — говорю ровно. — И теперь мне предлагают сыграть в чью-то чужую игру со своей судьбой?
— Не судьбой, барон. С законом. — Граф делает паузу, позволяя весу сказанного навалиться на меня. — Я поверил вам. Но этого мало. Вы докажите.
Ни угроз, ни намёков. Просто указующий перст системы, которой плевать на мои слова, кровь, достоинство.
— Демидушка, — фыркает Зир, — ну, хоть поторгуйся. А вдруг отдаст половину титула и четверть наследства?
Хмыкаю. Граф поднимает бровь.
— Вы усмехаетесь?
— Наоборот, граф, — медленно подаюсь вперёд, впиваясь взглядом. — Я готов доказать свою правоту. Вы только скажите, где взять пламя, чтобы выжечь ложь?
Граф откидывается на спинку кресла.
— Хорошо. Доказывайте. Но знайте — у вас мало времени. Захар Степанович уже получил приглашение в столицу. А дальше…