БАНДИТСКАЯ ЭРОТИКА
ВИКТОРИЯ ЭНГЛЕР5-6 ноября 1999г.
И снова тоскливейшие восемь дней, не заполненные никакими событиями. Пару раз вырываюсь из Ольгина, чтобы заглянуть в «Пинкертон» и «Богатырскую Силу», но делаю это не из-за какой-нибудь срочной необходимости, а чтобы просто развеяться. Ну, и конечно, чтобы в моих фирмах не забыли, как выглядит хозяйка.
Томка завета себе нового хахаля и после первой брачной ночи два дня еле-еле передвигалась по дому. Потом с нетерпением ждала своего жеребца из какой-то командировки и даже приучилась таскать с собой телефон в кармане халата. Наконец дождалась звонка. А уже минут через десять, как угорелая, вылетела из дома, прыгнула в свой раздолбанный «форд» и была такова.
Толстая Задница продолжает валяться в больнице. Олег целыми днями расслабляется дома — за компьютером или на диване с дешевым чтивом в руках. Наслаждается тишиной и спокойствием и, по-моему, стремительно теряет форму. От Шикульского ни слуху, ни духу. Вернее, «и слухи, и духи» о нем я нахожу на его сайте в Интернете. Дмитрий Романович с головой погрузился в думские выборы, баллотируется по одномандатному округу в одном из медвежьих углов Западной Сибири и сейчас перебрался из столицы туда. Я читаю враки о том, какой же, оказывается, наш олигарх заботливый, щедрый, кристальной честности человек, и не могу сдержать на губах язвительную ухмылку.
— Мерзавец всё же смирился с тем, что до концерна ему не добраться, — оторвавшись от монитора, сообщаю Олегу. — Решил: «Лучше синица в руках, чем журавль в небе», и акцентировал все усилия на предстоящих выборах.
— Думаешь, он решил оставить тебя в покое? Ой ли? — с сомнением качает головой Гепатит. — Не торопись. О себе он еще напомнит. Так напомнит, что мало не покажется.
И Олег, как всегда, оказывается прав. Шикульский, действительно, напоминает о себе.
Но прежде, чем превратиться в сущий ад, жизнь решает подарить мне чудесный уик-энд. И в пятницу утром меня вытаскивает из постели неожиданный звонок из Финляндии.
— Привет, это Эльмар, — раздается в трубке исполненный жизненной энергии голос Ярвела-младшего. — Разбудил?
«Естественно! — Я бросаю взгляд на часы: половина десятого. Если в Чухне, несмотря на то, что время у них по сравнению с московским смещено на час назад, уже в разгаре трудовой день, в России бывшие строители коммунизма еще только продирают глаза. — И чего это ты, дорогой, вспомнил обо мне с утра пораньше?»
— Нет, не разбудил, — нахально вру я. Сладко зеваю. И, совсем уже потеряв совесть, добавляю: — Я привыкла вставать чуть свет. Как поживаешь? Чем порадуешь?
— Приезжай в гости, — без лишних предисловий радует меня Ярвела. — Прямо сегодня. На выходные. С неофициальным визитом.
— Хм, — растерянно хмыкаю я и в течение пяти минут прослушиваю рекламный ролик о том, как славно я проведу выходные в усадьбе Эльмара на одном из многочисленных островков на озере Пяйянне.
Чудесная природа!
«Какая к черту природа в начале ноября?!!» — морщусь я.
Катание на моторной яхте по бескрайнему озерному краю.
«Тьфу! Не люблю качки. Не люблю купаться. Вообще, как злая волшебница Бастинда, терпеть не могу воды».
Настоящая финская баня!
«А ты уверен, Эльмар, что я горю желанием составить тебе компанию в сауне?»
Экскурсия на предприятия фирмы «Hanky Jarvela 1954».
«Вот это может оказаться полезным. Если уж сама жизнь уготовила мне судьбу лесной королевы, делать нечего, надо проникнуться опилочно-стружечным духом, поблудив по делянкам и постояв рядом с работающей пилорамой».
— Я не против, Эльмар, — неожиданно для самой себя соглашаюсь я. — Сейчас соберусь и выезжаю. Давай точные координаты.
…Никогда не подумала бы, что настолько легка на подъем, но, действительно, собираюсь в путь за какие-то пару часов. Набиваю дорожную сумку первым, что попадается под руку, и Гепатит, так и не выбравшись из постели, наблюдает за моей суетой с ехидной улыбочкой.
— Ох, охмурит тебя там горячий чухонец.
— Так отправляйся со мной. — Я мну в ладони невесомое платьице, купленное еще в Гибралтаре, прикидывая, пригодится ли мне эта летняя тряпка в ноябрьских финских лесах. — И охраняй мою нравственность.
— Не-е-ет, уволь, — потягивается Олег. — Я уж как-нибудь здесь. К тому же, никто меня туда не приглашал.
— Играешь с огнем. — Я всё же бросаю платьице в сумку (пусть прокатится со мной до Финляндии и обратно). — А ну как, и правда, охмурит меня горячий чухонец? Или тебе до фонаря?
— Признаться, почти.
Я замираю! Я округляю глаза! Мои брови взмывают вверх на добрых два дюйма!
— А ну, повтори!
— Признаться, почти, — спокойно повторяет этот мерзавец.
— Не поняла!!! — Чего-чего, но подобного признания я никак не ожидала. Может, когда-нибудь в будущем; может быть, через месяц; может быть, через год. Но не прямо ж сейчас, эдак-то с бухты-барахты! — Так тебе на меня наплевать?!!
— Почти, — Гепатит делает ударение на слове «почти», — наплевать на то, что ты вдруг надумаешь разводить шуры-муры с этим чухонцем. Ревновать тебя я не намерен. Вот только не смешивай, детка, мое отношение к твоей личной жизни и лично к тебе.
— Я думала, что для тебя эти понятия неразделимы — я и моя личная жизнь, — изрекаю я сакраментальную фразу, и Олег, резко выскочив из-под одеяла, обхватывает меня за талию и заваливает на кровать.
— Глупая. — Его иссиня-черная щетина приятно царапает щеку. — Сама себе изобретаешь головняки. Придумала, из-за чего беспокоиться, — усмехается он. — Из-за того, что я уверен в тебе. Из-за того, что не живу по викторианским понятиям безоговорочной верности…
— А по понятиям общности жен, — перебиваю я сварливо. И поясняю: — Была такая коммунистическая идейка о национализации женщин, которую пыталась провести в жизнь психопатичная Коллонтай.
— По-моему, не Коллонтай, а Клара Цеткин, — поправляет меня Олег, и его рука по проторенной дорожке проникает за ворот моего халата. — Впрочем, они друг друга стоили.
— Э-эй, прекрати. — Мои пальцы уже торопливо распутывают узел на пояске. — И не пытайся отвлечь меня от того, что сейчас ляпнул…м-м-м, прекрати… насчет того, что тебе… м-м-м, Олег!.. на меня наплевать.
— Ничего подобного я и не ляпал… — шепчет он. — Ты мне очень нужна… Очень-очень нужна, милая девочка!
Да я не верю!
Но сказать об этом уже не в состоянии!
Не в состоянии произнести ни единого слова, потому что ладонь (Такая жесткая! И такая нежная!) проскальзывает мне в трусики, и пальцы (Такие безудержно ласковые)…
— О, Боже… Олег!!!
От Ольгина до аккуратного, чистенького и словно собранного из детского конструктора городка Хейнолы примерно четыреста километров. Итого шесть часов пути на «мерседесе», включая время, потраченное на границе.
А потом еще сорок минут по воде на шикарной, почти океанской моторной яхте до острова, который на карте озерной системы Кейтеле-Пяйенне обозначен под названием Ярвела.
— Он входит в состав земельных владений нашего рода еще с XVIII века, — рассказывает Эльмар, в то время как я с интересом наблюдаю за тем, как на экране, установленном на панели управления в рубке и напоминающем монитор компьютера, тусклой зеленой ниткой, извивающейся между темными пятнами суши, проложен наш курс от пристани в Хейноле прямо до пункта назначения — южного берега острова Ярвела. Словно насаженная на нее, по ниточке курса лениво ползет ярко-желтая точка — наша яхта. И при этом ни Эльмар, ни единственный член экипажа — долговязый неразговорчивый шкипер лет сорока — не прикасаются ни к каким рычагам управления.
— Катером управляет автопилот? — с умным видом интересуюсь я. — Спутниковая система навигации?
И, похоже, говорю глупость. На губах шкипера появляется ироническая улыбка. Эльмар покачивает головой:
— Всё в тысячу раз проще, Вика. Радиомаяки, триангуляция и элементарная компьютерная программа.
Ах, если бы мне еще было известно, что такое триангуляция!
Впрочем, спрашивать об этом я не намерена. Вокруг и так предостаточно нового и необычного.
— Может быть, выйдем на палубу? — предлагает Эльмар. — Или пошли, покажу тебе салон.
— Лучше на палубу.
Хотя там холодно. И темно.
Но в уютной и теплой рубке я уже спарилась в своем толстом пуховике, под который в предвкушении озерного путешествия еще и напялила свитер.
А в салоне расположились двое телохранителей, сопровождающих меня в этой поездке.
По широкой лестнице всего в несколько невысоких ступенек (кто сказал, что на судах должны быть крутые головокружительные трапы?) мы спускаемся из рубки на палубу и проходим на нос. Я опираюсь руками на поручень и с удовольствием подставляю лицо потоку холодного свежего воздуха. Обалденного воздуха! В нем смесь озерной воды, сосновой хвои и еще чего-то мне незнакомого…
— Супер! — шепчу я.
— Что ты сказала, Вик? — Эльмар замирает рядом со мной. Он выше меня на полголовы.
У него подтянутая фигура спортсмена, не привыкшего предаваться излишествам (если, конечно, не брать в расчет те дни, когда приходится ездить в Россию).
Несмотря на весьма приличное состояние и уже очень значительный вес в бизнесе, ему всего двадцать восемь.
«Чем не достойный жених для лесной королевы? — улыбаюсь я в темноту, уверенно раздвигаемую лучом мощного галогенного прожектора, установленного на клотике коротенькой мачты. — А как же Олег?!!»
— Что ты сказала, Вик? — переспрашивает Эльмар. — Я не разобрал.
— Я спросила, с какой скоростью мы плывем?
— Какой ход мы даем? — перефразирует меня финн. — Узлов двадцать пять.
«Неплохо для судна, — мысленно перевожу я узлы в более привычные для меня километры в час. Получается немногим меньше пятидесяти. — А ведь даже не ощущается никакой вибрации палубы. Хороший движок. Отличная яхта. Надо бы поинтересоваться, чего она стоит. И завести себе такую же на Финском заливе».
— Тебе нравится, Вик? — Еще бы!
— Я рада, что приняла твое приглашение.
— И я рад, что ты приняла мое приглашение. — Я не вижу, но чувствую, как Эльмар улыбается. — Смотри, впереди светлое пятнышко. Это мой остров.
Сперва я не вижу ничего — мешает прожектор. Но уже через пару минут из мрака начинает довольно отчетливо прорисовываться цепочка маленьких светлячков, которая сначала преображается в коротенькую елочную гирлянду, а потом в освещенный яркими светильниками пирс и стоящий чуть поодаль длинный одноэтажный дом.
— Вот мы и на месте. Добро пожаловать, Вик.
Шкипер, похоже, предупредил по телефону о нашем прибытии, и на пристани нас встречает целая делегация. Кряжистый бородатый мужик разбойного вида в блестящих резиновых сапогах принимает швартов; необъятная пожилая матрона в старомодном чепце вся аж лучится счастливой улыбкой; два бугая в одинаковых клетчатых куртках оценивающе пялятся на моих стояков; чуть в стороне скромно помахивает хвостом немецкая овчарка — толстая и, по всей видимости, старая. Когда по деревянным ступенькам я поднимаюсь от пристани к дому, она пристраивается ко мне и доброжелательно тыкается влажным носом в руку. Гостеприимная собака. Гостеприимный дом. …Гостеприимнейший дом!!!
Такого радушного приема я просто не ожидала! И дело не в том, что здесь все вокруг меня ходят на цырлах. Вовсе наоборот. Ноль понтов! Никакого официоза! Я просто в гостях у большой дружной семьи. И приятно поражена, когда мы все вместе — и я, и Эльмар, и четверо наших охранников, и шкипер, и бородатый мужик, которого зовут Микка и который так и не удосужился снять свои сапоги — устраиваемся за длинным столом, а Мари — необъятная домоправительница в старомодном чепце — приносит из кухни огромное блюдо с двумя пышущими жаром пирогами. Самыми обычными пирогами (один с мясом, другой с капустой), какие, я думала, пекут только в России. Мы с Эльмаром и шкипер (я наконец узнаю его имя — Маркус) пьем вино, охранники — пиво, Микка — привезенную мной водку, Мари — чай, обильно забеленный молоком. При этом на весьма сносном английском она докладывает мне, что в их хозяйстве есть собственная корова. А кроме коровы — несколько кур и две охотничьи лошади.
— Если не против, то завтра объедем на них остров, — предлагает Эльмар. — Ты умеешь ездить верхом?
— Конечно, — вру я и принимаюсь слушать рассказ наконец отказавшегося от обета молчания шкипера о том, что помимо кобыл и моторной яхты из средств передвижения на острове есть еще снегоходы и вертолет, пилотом которого он, Маркус, по совместительству и является.
— Четырехместный «Робинсон Клипер», — уточняет Эльмар. — Ничего удобнее и для этих мест, и для моей работы не придумаешь. Завтра облетим на нем кое-какие мои владения.
«И как же это так получается: в один день сразу и вертолет и охотничья лошадь? Если учесть, что ни на том ни на другом я никогда не каталась… — Я испуганно шмыгаю носом. — Не слишком ли экстремальной получается моя поездка в Финляндию?»
Скромное (но какое же уютное!) застолье не растягивается, как это принято в России, до утра. Стоит настенным часам пробить полночь, как Мари начинает убирать со стола.
Микка поднимается, отвешивает мне комичный поклон и, гремя сапогами, отправляется из столовой. Не забыв прихватить с собой недоконченную бутылку «Столичной».
Следом за ним, любезно пожелав мне спокойной ночи, исчезает и Маркус.
Охранники спешат разделаться с пивом. На своем коврике возле потухшего камина давно сладко дрыхнет старая добродушная овчарка Матильда.
Всё понятно: прямым текстом меня отсюда никто спать не выпроводит, сиди хоть всю ночь. Но и без слов ясно, что в этом доме принято подниматься с рассветом. И, соответственно, ложиться с закатом. Полночь здесь далеко не детское время.
«А потому, девочка, не пора ли тебе убираться к себе в спальню? В чужом доме и жить изволь по чужому уставу». Я поднимаюсь из-за стола.
— Спасибо, Эльмар. У тебя просто здорово. Я уже и не помню, когда проводила вечер в такой хорошей компании, — искренне говорю я. — Спасибо, Мари. Всё было очень вкусно. Особенно пироги. А сейчас извините. Я устала с дороги. Пойду к себе в комнату.
— Мы можем еще посидеть на веранде, — неуверенно предлагает Эльмар, и я представляю, как же ему в лом торчать на этой веранде! Как же ему хочется спать! Ведь, небось, поднялся сегодня часов в пять утра, весь день летал на «Робинсоне Клипере», а потом встречал меня.
— Там холодно, на веранде, — морщусь я. И неожиданно подхожу к продолжающему сидеть за столом Ярвела-младшему, наклоняюсь и слегка касаюсь губами его щеки. — Спокойной ночи. Спасибо. Давно у меня не было такого спокойного, чудесного вечера, — еще раз благодарю я, и, перехватив недвусмысленный взгляд финна, шепотом добавляю: — И даже не думай о том, чтобы наведаться ко мне ночью. Добьешься только того, что мы крепко поссоримся.
— У тебя на двери есть запор, — разочарованно шепчет в ответ Эльмар.
— Я не собираюсь им пользоваться. Достаточно того, что я тебя предупредила… Спокойной ночи, ребята, — делаю я охранникам ручкой и отправляюсь к себе… не в президентские апартаменты… и не в люкс… и даже не в будуар средней паршивости… в самую обычную спаленку, имеющую при себе всё необходимое, но зато абсолютно лишенную малейших признаков роскоши. Предельно практичную и аккуратненькую, как и весь этот старинный одноэтажный домина. Впрочем, кто сказал, что у миллионеров должны быть краны из золота?
Черт побери! Вот уж, действительно, ожидала всего чего угодно, но только не того, что мне здесь окажется столь по приколу. Сколько же лет минуло с тех пор, когда мне доводилось отдыхать в такой тихой-мирной, беззаботной домашней обстановке?
«Да и помнишь ли ты, подруга, — вздыхаю я. устраиваясь в постели и выключая подвешенное над изголовьем бра, — что такое домашняя обстановка? Да и знаешь ли, что такое беззаботность? Пожалуй, это именно те две необходимые любому нормальному человеку вещи, которых по какой-то садистской прихоти решила лишить тебя жизнь. — Я еще раз вздыхаю и закрываю глаза. — Спасибо, Эльмар. Пока что поездка к тебе для меня полный ништяк».
Оказывается, на лошади ездить совершенно не сложно. А летать на вертолете абсолютно не страшно. И в том и в другом я убеждаюсь уже на следующий день.
Мари будит меня, когда за окном еще кромешная темнота. На полном автопилоте я вылезаю из-под одеяла, доползаю до душа и просыпаюсь только под ним. А уже через полчаса, красивая и ослепительно улыбающаяся, появляюсь в столовой, где обнаруживаю потрескивающий дровами камин, радостно бьющую по полу хвостом Матильду и в одиночестве дожидающегося меня за столом Эльмара.
— А где остальные? — вместо приветствия удивленно интересуюсь я и получаю исчерпывающий ответ:
— Мари на кухне, охранники отдыхают, Маркус привык завтракать у себя, Микка уже перекусил и сейчас готовит нам лошадей.
— Всё-таки едем? — обреченно вздыхаю я, усаживаясь за стол.
— Ты разве против? — улавливает мою лишенную энтузиазма интонацию Эльмар. — Вчера мне показалось…
— Нет-нет! Едем, едем! — спохватываюсь я. — Утренний моцион?
— Как же без этого? — улыбается Ярвела. — К тому же, Маркус уже связался с метеорологами. Они обещают погожий денек. Редко такое бывает у нас в ноябре. Грех не использовать
— Конечно, конечно, — киваю я и с ужасом наблюдаю за тем, как Мари вносит в столовую огромную парящую миску.
Неужели это наш завтрак?! На двоих?! Я думала, что обойдется чашечкой кофе с какими-нибудь бутербродами.
Да как же мне после подобного удастся взгромоздиться па кобылу?!
…Взгромоздилась легко и при этом даже отказалась от помощи Микки. Подумала о том, что надо стараться держать спину прямо и чмокнула губками.
Лошадке хоть бы хны. Чухонская, русского чмоканья она не понимает. Тогда я слегка тыкаю ее пятками (кажется, это называется: дослать шенкелями). И — о чудо! Кобыла послушно шагает вперед следом за вороным мерином Эльмара.
Супер!
И всё же насколько прикольной получается поездка в Финляндию!
…Остров Ярвела, оказывается, совсем небольшой. Два километра в длину, два — в ширину. Казалось бы, что здесь особенного?
— Таких островов — и побольше и поменьше, — объясняет Эльмар, — в округе несколько тысяч.
«И вовсе не таких, — молча возражаю ему я. — Уверена, не таких! Этот выглядит как ухоженный парк. Впрочем, в том, что за ним, и правда, ухаживают, нет сомнений. — Я представляю, как по светлому корабельному бору с граблями под мышкой бродит бородач Микки и старательно собирает сорванный ветром сушняк. Сжигает его в каком-нибудь укромном уголке и тщательно маскирует кострище пластами серебристого мха. — И правда, мне на глаза здесь еще не попалось ни единого пенька, ни одной большой веточки. Ни березки, ни кустика. Только мох, корабельные сосны и редкие островки какой-то высокой засохшей травы — кажется, вереска».
— О чем задумалась, Вик? — Эльмар держит своего мерина голова к голове с моей каурой лошадкой. Тропинка узкая, места не хватает, и мы иногда касаемся друг друга коленями и стременами. И всякий раз я не оставляю этого без внимания. И мне это нравится.
— Я всегда мечтала разбить миниатюрный японский садик, — признаюсь я. — А теперь задумалась о том, не вырастить ли мне сосновый бор.
— Это займет у тебя не меньше ста лет.
— Тогда я куплю себе такой же островок, как у тебя… Эльмар, а здесь водятся звери?
— Только белки. Порой сюда заплывают лоси. Иногда зимой Микка встречает волчьи следы. А однажды волки провыли около дома целую ночь.
— Как романтично! Эльмар, а это опасно?
— Лишь для Матильды. — Ярвела оглядывается на плетущуюся следом за нами овчарку. — Она любит бродить по лесу одна.
Я вздыхаю. Если узнаю, что эту старушку скушали дикие звери, мне будет ее жалко.
Между соснами появляются просветы, и мы выезжаем из бора на небольшой песчаный пляж, с двух сторон окаймленный зарослями пожухлого тростника. В свете скупого ноябрьского солнышка отблескивает поразительно голубая вода. Метрах в двухстах от нас красно-желтой палитрой еще не облетевшей листвы раскрашен берег еще одного острова.
— А что там? — спрашиваю я.
— Ничего, если не считать заброшенного хутора. Когда-то там обитали какие-то сектанты, но они все повымерли лет двадцать назад.
— Как здесь красиво! — Восхищенным взглядом я обвожу горизонт. — А летом, наверное, еще красивее. Правда, Эльмар?
— Летом на этот пляж я приезжаю купаться.
— На лошади?
— Иногда на велосипеде. Впрочем, чаще просто прибегаю. Надо же хоть как-то поддерживать форму. Вик, обратно поедем вдоль берега.
— Как угодно, Эльмар. — Этот парень очаровывает меня всё сильнее и сильнее. Вот уж никогда не подумала бы, что могу влюбиться в чухонца.
Но как же Олег?!!
…Первое, что делает Мари, стоит нам возвратиться с прогулки, это пытается усадить нас за стол. Я ужасаюсь! Эльмар смеется:
— Только кофе. Плотнее перекусим в Йоэнсу. Я знаю там неплохой ресторанчик. Мы сейчас вылетаем туда.
— А что там, в этой Йонсе? — интересуюсь я. — Кроме ресторанчика?
Оказывается, что там один из деревоперерабатывающих комбинатов, принадлежащих «Hanky Jarvela 1954». Кроме того, пока мы пьем кофе, я успеваю узнать, что в Чухне целых два Йонсу: один, совсем небольшой, — на границе со Швецией; второй, покрупнее, — в Финской Карелии. До него нам лететь почти два часа, а потому, если хотим успеть к концу смены, нам надо поторопиться.
— Ты что, заставляешь вкалывать своих работяг и по выходным, эксплуататор? — смеюсь я, отправляясь к себе переодеться.
— Конечно. Не простаивать же оборудованию, — со всей серьезностью отвечает Эльмар. — У вас разве не так?
«Кажется, так. Впрочем, не знаю. Обязательно надо навести справки».
…Место для «Робинсона Клипера» определено на большой поляне за домом. Вокруг вертолета, побрякивая боталом, вальяжно разгуливает корова. Идиллия!
Маркус уже в кресле пилота. Я устраиваюсь рядом с ним, и, признаться, у меня слегка подрагивают копенки. Как-никак, впервые в жизни мне предстоит оторваться от земли. Чуть-чуть жутковато.
Но о всех своих глупых страхах я сразу же забываю, стоит нам подняться в воздух.
Господи, что за безумная красота разворачивается внизу!
Верно говорил Эльмар про бескрайний озерный край — кажется, воды здесь больше, чем суши. Озера — то совсем маленькие, то просто бескрайние. На них острова и островки, покрытые пестрым ковром осеннего леса. Хутора. Иногда небольшие поселки. И уж совсем редкие городки. И опять хутора… хутора… окруженные бурыми пожнями и связанные между собой ниточками дорог. Снова ослепительные в солнечном свете миниатюрные зеркальца и огромные зеркала озер с сюрреалистическими узорами из островов.
Чудеса! Вот ведь не знача, что я столь падка на прекрасное. И вообще, сколь много нового узнала я о себе за этот день. Оказывается, люблю не только японские садики.
Естественно, этот полет затмевает все остальные впечатления дня. И прогулку на лошади, и двухчасовую экскурсию по комбинату.
Эльмар с нескрываемой гордостью демонстрирует сверхсовременную линию безотходной переработки, а у меня перед глазами блеск маленьких лесных озер.
Он хвастается недавно закупленными американскими станками с ЧПУ, а я с сожалением подсчитываю, что возвращаться придется уже в темноте.
— …Этот завод удобен тем, что связан железной дорогой с Россией. Ведь мы работаем только на привозном сырье. Куда рентабельнее оплачивать таможенные пошлины, чем заниматься выборочной вырубкой у нас. Патент на сплошные вырубки в Финляндии получить почти невозможно, — жалуется Эльмар, а я при этом думаю: «И правильно, что невозможно. Глупо уродовать эту чудо-природу проплешинами делянок, когда под боком продажная баба — Россия с ее неисчерпаемыми лесными запасами и неспособностью толком переварить всё это в одиночку».
Я изображаю, что мне интересно, что внимательно слушаю. Я самым подлым образом вру: «Очень!», когда Элъмар во время обеда в небольшом ресторанчике спрашивает, как мне понравился его комбинат. А потом еще раз вру, что просто устала от обилия впечатлений, когда он отмечает, что какая-то я слишком задумчивая.
— Ничего страшного, — оптимистично заявляет Ярвела-младший. — Сейчас вылетаем обратно, уже через два часа будем дома, и можешь сразу укладываться спать. Завтра у нас куда менее насыщенный день. Утром покатаемся по озеру, а на вечер Микка приготовит отличную сауну. Он в этом деле специалист. Ты будешь в восторге.
«Возможно, не я одна, — загадочно улыбаюсь я. — Глядишь, до завтрашнего вечера созрею, чтобы отказаться от своего зарока не ходить с тобой в сауну, Эльмар. Как тебе перспективка составить мне там компанию? Черт! И всё-таки, а как же Олег?»
Он вычисляет меня, когда я только-только возвращаюсь из Йонсу и даже еще не успеваю переодеться с дороги. По сотовому одного из охранников (мой телефон отключен) Гепатит одним махом разрушает намечающуюся идиллию с Эльмаром Выплескивает на меня ушат холодной воды:
— Немедленно возвращайся в Питер. Два часа назад одновременно на нескольких предприятиях «Богатырской Силы» проведены диверсионные акты. — Никогда раньше мне не доводилось слышать в его голосе волнение. — Есть погибшие, Вика.
— Сколько? — коротко спрашиваю я.
— Вполне достаточно для того, чтобы обеспечить тебе огромные неприятности.
ТАМАРА АСТАФЬЕВА (БАЖБАНКА)4-6 ноября 1999 г.
Денис, как и обещал, позвонил ровно через неделю. Это произошло поздно вечером, но Тамара не пожелала и слышать о том, чтобы перенести долгожданную встречу на следующий день.
— Нет, прямо сейчас, — тоном, не терпящим возражений, заявила она. — Я выезжаю к тебе. — И, умудрившись собраться всего за десять минут, унеслась на своем синеньком «Фордике» в ночь.
А не минуло и пары часов, как она, натянув на голые плечики одеяло и ежась от холода, уже лежала на знакомой кровати в спальне со старинным книжным шкафом и с нетерпением дожидалась, когда Денис вернется из душа. На этот раз туда он отправился в одиночку. Повторять экстремальный секс в душевой сегодня в Тамарины планы никак не входило. Главным на этот раз было другое.
«И что же такое этот Денис прячет в штанах, к чему даже нельзя прикоснуться рукой? Что за бесценный клад, что за святыня, на которую не позволено глянуть хотя бы одним глазком?
Я буду не я, но всё-таки гляну! И прикоснусь! Как только ты потеряешь бдительность, дорогой. Уж сегодня-то я такого момента дождусь!» .. .И она дождалась.
С ехидной улыбочкой оценила Дениса, вернувшегося из ванной в какой-то неимоверной теплой пижаме.
С расстроенным видом выслушала путанные извинения: «Мол, прости меня, детка, но сегодня, после шестнадцати часов, проведенных за рулем, я в состоянии нестояния, валюсь с ног, сплю на ходу, и требовать от меня постельных утех просто жестоко — могу облажаться. Давай-ка отложим всё до утра». Вздохнула, состроила кислую рожицу: «Ладно, давай», и это разочарование выглядело настолько правдоподобным, что сам Станиславский при виде его заметил бы: «Верю».
Со злорадным ликованием в душе посочувствовала Денису, когда тот, уже забравшись в постель, добавил: «К тому же, раскалывается башка. Я принял таблетку, а она имеет побочный снотворный эффект. Так что уже через десять минут меня не разбудишь из пушки. Вот потому-то я и был против, чтобы ты приезжала сейчас. Я почти как мертвец. Еще раз извини». — «Конечно-конечно, любимый. Не забивай себе этим больную головушку».
С трудом боролась со сном на протяжении, наверное, тысячи лет; боялась пошевелиться, прислушиваясь к ровному дыханию Дениса и дожидаясь, когда его сон достигнет максимальных глубин. В неимоверную усталость, головную боль и таблетку она хоть и поверила, но с огромной натяжкой. Уж чересчур идеально всё складывалось для претворения в жизнь ее планов. Поэтому лучше набраться терпения и перестраховаться. Ведь в том, что задумала, как и саперу, торопиться недопустимо.
…Желание проверить, что же за монстр таится в штанах у Дениса, за минувшую неделю развилось у Тамары прямо-таки в какую-то манию.
Она жестоко высмеивала саму себя:
«Совсем снесло крышу? Позорище! Даже помешанные на мыслях о члене старые девы не забивают свои пустые головушки подобной пургой. А у тебя есть дела куда поважней, чем забота о том, как забраться к этому парню в штаны».
Она пыталась выбросить весь этот дурдом из головы, но каждый день по нескольку раз, помимо своей воли, возвращалась к тому утру, проведенному в гостях у Дениса. И нахлобучивала себя всё больше и больше:
«Нет, ну и всё же… как такое могло получиться, что терлась об это, но так и не поняла, обо что трусь; протрахалась два часа с мужиком, но так и не почувствовала, что в меня загоняют ? Ни черта не запомнила! Знаю лишь то, что это было бесподобно.
А что, если этот белек пользовал меня каким-нибудь хитроумным вибратором, а между ногу него нет вообще ничего?!! Или что-то и есть, но с какой-нибудь ужасающей патологией?!! А вдруг это гермафродит?!! Или лесба, сделавшая операцию?!!
Отстой!
Во попала-то, клуша!
Не-е-ет, не будет теперь мне спокойной жизни, пока не проверю всё-всё!»
В историю с легким сексуальным расстройством Дениса, с его идиотами-предками Тамара уже абсолютно не верила:
«Всё это пурга. Так не бывает. Этот подлец залечил мне мозги, а я повелась, как последняя Марфа. За всей этой бодягой кроется нечто другое.
Но что?!
Дерьмо, да когда ж этот змей-искуситель вернется из своей идиотской поездки! Места себе не найду!
Скорее бы он настал, момент истины!»
.. .И вот наконец он настал.
«Спит. И, похоже, спит крепко, — решила Тамара, и как бы невзначай пихнула Дениса ногой. Тот даже не шелохнулся. И не сбилось его ровное размеренное дыхание. — Так долго притворяться спящим смог бы разве что йог».
— Денис. А Денис, — громким шепотом позвала она и добавила уж в полный голос: — Да Денис же!
Ноль эмоций.
Тогда Тамара взяла его за плечо и без особых усилий перевернула на спину.
Ноль эмоций!!!
Если бы Денис не дышал, она бы решила, что сейчас рядом с ней лежит только что откинувшийся мертвяк.
— Э-эй! Ты живой?
Никакого ответа. Только дыхание крепко спящего человека.
«М-да. Так не смогут играть даже йоги. Пора!» — решила Тамара.
И осторожно положила ладонь Денису на грудь. Даже сквозь толстую ткань теплой пижамы ощущался рельеф его накачанных мышц. Теперь медленно-медленно рука перебирается на плоский живот.
«Супер! Фигура, как у гимнаста. Такая не может быть ни у изменившей пол лесбы, ни у гермафродита. И та и другая версии отпадают. Уже легче. Проверим, что там, пониже. Только осторожнее! Не разбудить!»
Тамара прислушалась к ровному и глубокому дыханию Дениса и, удовлетворенная, сдвинула руку к поясу пижамных штанов. Она не сомневалась, что обнаружит там какой-нибудь тугой шнур, и была приятно удивлена, ощутив под пальцами широкую и довольно свободную резинку.
Тамара взяла еще одну паузу, чутко вслушиваясь в дыхание Дениса. Всё в порядке. И тогда рука пробралась под резинку штанов.
То, что она нащупала там, заставило ее испуганно замереть. И даже выругаться про себя: «Дерьмо!».
И вовсе не потому, что она наткнулась на нечто из области американских ужастиков. Всё совершенно нормально. Нормальнее некуда! Тамарина рука застыла на самом обычном члене. Средних размеров. С двумя (не с одним и не с четырьмя) яичками. С пушистыми волосками на лобке и мошонке.
Нормальнее не бывает!
Если не брать в расчет одного: этот гад почему-то стоял!!!
«У крепко спящего, намертво отключившегося от внешнего мира мужчины?! Но так не бывает! Денис ведь не должен ничего ощущать! И у него не может быть никакого подобия эрекции, даже если бы я начала ему делать минет! Но эрекция была.
Вот влипла!!!
Да он же меня уничтожит!»
— Денис, ты не спишь?
— Продолжай-продолжай, — совершенно спокойно прошептал этот мерзавец.
— И не спал?!!
— Естественно, детка. — На этот раз Денис рассмеялся. — И, признаться, заждался, когда ты полезешь ко мне в штаны.
— Так это разводка?!! — растерялась Тамара. — Не понимаю, зачем тебе…
— Продолжай-продолжай, — выдавил Денис. И крепко прижал к себе голенькую Тамару. — Побеседуем после. Продолжай… Мне так хорошо…
— Что же, любимый, побеседуем позже. А сейчас два условия. Во-первых, быстро снимай с себя эту хламиду. А во-вторых, включай свет.
— …Я еще никому не позволяла себя разводить.
— Тамара, но это же не разводка. Не розыгрыш. Просто спланированная сексуальная интрижка.
— А без нее тебе что, было никак? Решил поставить меня в идиотское положение?
— Скорее, в него я поставил себя. А насчет того, что без этой истории было никак… Почему же. Можно было всё сделать так, как всегда. Только получила бы ты тогда то удовольствие, что получила?
— Да, получила бы. Точно так же, как изумительно ты проделал это со мной в душевой, можно было по-человечески проделать в кровати.
— Тогда ты не испытала бы и десятой доли того прихода…
— Испытала бы!
— Нет. Всё получилось бы, действительно, как обычно, по-человечески. Но не было бы той порции адреналина в твоей крови. Ведь ты побаивалась?
— Ты угадал.
— И не было бы загадки: «Что этот Денис из себя представляет в натуре? Ведь про свою стыдливость он явно наврал».
— Об этом я задумалась позже. А в то утро купилась, поверила.
— Но всё равно: необычно. Никогда еще не трахалась с человеком с сексуальными отклонениями. А еще антураж.
— Он возбуждал.
— Вот видишь. И не одна ты такая. Между прочим, раньше многие девственницы, лежа на жертвенном алтаре, освещенном чадящими факелами, под звуки бубна и в окружении теней скопившихся вокруг них сатанистов достигали оргазма, и даже неоднократно, хотя сознавали, что жить им осталось минуты. Вот это и есть действие адреналина: полной неизвестности, куда унесется душа после смерти, и соответствующей обстановки. Сложи всё это. Получается добрая порция допинга. Так что, принцесса, далеко не всё зависит от того, насколько хорош в постели твой партнер, и насколько он тебе нравится. Есть миллион других факторов, подспудно, исподтишка влияющих на то, какой ты получишь оргазм.
— Я тебе верю, Денис… М-м-м… Пожалуй, ты прав… И спасибо, что позаботился обо мне. Но почему было не рассказать о том, что ты это подстроил, сразу, как всё закончилось?
— Должен же был и я получить свою долю.
— И получил?
— Я балдел, когда ты так осторожненько пробиралась ко мне в штаны.
— Извращенец.
— Нет, просто люблю разнообразие в сексе.
— А если без разнообразия? Ведь твоя интрижка исчерпана. Так что теперь? Пошла я подальше?
— А ты хочешь остаться со мной?
— Да, Денис, я хочу!
— Ты хорошо подумала, детка?
— Только об этом и думала.
— Еще час назад ты говорила, что всю неделю пыталась решить, гермафродит я или лесбиянка.
— Размышляла не только об этом. Ну, так что, Денис? За тобой слово.
— Я говорю: да, принцесса!
— Принцесса… совсем недавно меня так называла моя подруга. Теперь называешь ты… Денис, да выруби ты этот дурацкий свет. И иди ко мне. Закрепим делом нашу договоренность.
— …И что, всю эту неделю ты проболтался в Вырице?
— Почему «проболтался», принцесса? У меня там, действительно, были дела. Тебе же известно, на кого я работаю, и где этот парень живет.
— Да, известно, — задумчиво пробормотала Тамара. — Много чего известно… Вырица… Вырица… Распроклятье, как же много у меня в последнее время связано с этой проклятой деревней!
За окном уже давно рассвело, но они не собирались вылезать из постели. Разве что Денис час назад отлучился на кухню, откуда вернулся с двумя чашками кофе, двумя бокалами сока и большим блюдом, вся площадь которого была выложена горячими тостами. Сразу же после этого Тамара с Денисом нашли в себе силы опять заняться любовью — в который раз за ночь, оба давно сбились со счета. И вот наконец Денис сдался.
— Всё, — тяжело откинулся он на подушки. — Если ты думаешь, что я супермен, то ошибаешься. Сегодня ко мне больше даже не прикасайся. Давай либо спать, либо вставать…
— …либо просто полежим и побеседуем, — продолжила за Дениса Тамара.
— И на какую же тему?
— Не всё ли равно. Расскажи, например, где провел эту неделю. Если это, конечно, не профессиональный секрет.
— Да что здесь секретного, — улыбнулся Денис. — Даже легавым известно, что всё это время я безвылазно просидел…
Вот тогда-то и зашел разговор сначала о Вырице, потом и о «Простоквашине».
— Я занимался сиротским комплексом, которым заправляет одна здоровая бабища. Торгует детишками за границу. Вернее, правами на их усыновление, — наивно рассказывал Тамаре Денис. — Конечно, эта толстуха скотина, но ведь все мы не без греха. А сироткам ее спекуляции, я считаю, идут только на пользу…
— Хм!
— Ты со мной не согласна? — удивился Денис. — Но подумай сама. Где-нибудь в Швеции или во Франции, пусть даже у нерадивых родителей, ребенку будет гораздо лучше, чем в нашем российском…
— Любимый, я всё понимаю. И знаю про «Простоквашино» больше тебя.
— Серьезно?
— Вполне. Ты никогда не задумывался о том, почему в тот день, когда я приставила тебе к черепушке «Беретту», на меня была объявлена охота? Или о том, какие дела я могу иметь с Мишей Магистром? — Тамара приподнялась на локте, повернулась к Денису. — Ты готов мне помочь в одном деле?
— Смотря в каком.
— Мне нужна информация. Во-первых, о «Простоквашине». Во-вторых, о Магистре. В третьих, об этой толстухе. И в четвертых, о ее сожителе Коле.
— Да-а-а, — снова удивился Денис. — Ты и правда, знаешь про «Простоквашино» гораздо больше меня. Так какую еще я могу тебе дать информацию об этом приюте, если там даже не был ни разу? Теперь что касается Магистра. Учти, принцесса: никогда и ни при каких обстоятельствах ни на своего шефа, ни на тех, с кем работаю, я не дам никакой информации! Даже самой безобидной! Даже в самых ничтожных количествах! Не проси меня больше об этом. Кто там еще в твоем списке? А, Светлана Петровна. Она уже больше месяца в какой-то больнице. К тому же, я с ней почти не знаком. Куда лучше знаю ее Николая. Вот уже несколько дней, как он греет кости то ли в Египте, то ли в Испании…
— Черт!!! — Тамара аж взвилась над кроватью.
— Что с тобой, детка? — в третий раз удивился Денис.
— Всё-таки я упустила этого жирного пидера, — простонала она. — Но ведь я же звонила ему позавчера, он был еще в городе.
— Звонила куда, на мобильник?
— Да.
— Тогда с таким же успехом, как и из Питера, Николай мог разговаривать с тобой из Египта. Или из Испании. Не запомнил, где он…
— В Марбелье. Это в Испании. — От обиды Тамара готова была разрыдаться.
Дефолт!
Ну что я за бажбанка? Меня обвели вокруг пальца, как пятилетнюю девочку!
— Послушай, принцесса. — Денис крепко взял ее за голые плечики. — У тебя проблемы? Я прав?
— У меня море проблем.
— Не желаешь ими со мной поделиться? Что там за история с «Простоквашиным»? Какие у тебя заморочки с Магистром? Зачем тебе толстуха и Коля? Конечно, если не хочешь, не говори…
— Нет, расскажу тебе всё, — не размышляя, пообещала Тамара. — Только это очень запутанная история. И слишком длинная.
— Ничего, у нас полно времени. Ты же сама мечтала о чем-нибудь побеседовать.
— Да. Только побеседовать о чем-то хорошем. А тут сплошное дерьмо. Горы дерьма! Но всё равно слушай. — Тамара поудобнее облокотилась о подушку. — Слушай, милый, а после решишь, ты со мной или со своим паршивым Магистром.
Как ни хотелось остаться с Денисом, но вечером Тамаре пришлось возвращаться в Ольгино. Коля подкинул проблем, и теперь срочно требовалось посоветоваться с Энглер, а то и с Ласковой Смертью о том, как не напороть косяков и грамотно действовать в дальнейшем. Ограничиться меньшим и прищемить Толстой Заднице хвост прямо сейчас? Или рискнуть и продолжать поганить ей жизнь, при этом пытаясь достать Николая с деньгами? И еще один вопрос, на которой Тамаре хотелось получить если не ответ, то хотя бы подсказку: доверять или не доверять Мише Магистру, а если доверять, то насколько?
— Ни насколько, — отрезал Олег, внимательно выслушав подробный Тамарин отчет о том, что произошло за последнее время на фронте борьбы со Светланой Петровной. — Я удивляюсь: надо быть просто слепым, чтобы не увидеть, что этот форшмак заправляет тебе бейцалы. А ты это хаваешь, как распоследняя ветошная розетка.
— А ему это надо, заправлять мне бейцалы? Я же обещала отдать ему всё бабло, которое поимеем с толстухи. Так зачем же…
— Ты в самом деле собиралась слить этому цыгану фишки? — бесцеремонно перебил Тамару Олег.
— Естественно, нет.
— Вот и Магистр в этом уверен. Он слишком тертый, чтобы не просчитать, какую комбинацию ты играешь. А играешь ты как дилетантка.
— Спасибо, — обиженно сморщила носик Тамара.
— Пожалуйста, — едко парировал Гепатит. — Теперь слушай, чего от них ждать, от цыгана и любовничка Светланы Петровны. Чтобы подешевле отмыть голье, которое Николай получит сейчас за коттеджи, лучше всего пропустить его через Россию. Через какой-нибудь ручной банчок. У Магистра такой должен быть обязательно. И Коля, скорее всего, в договоре, который заключит в Испании, укажет реквизиты левого счета в этом банке. Ни цента оттуда он, естественно, не получит. И вряд ли проживет больше суток с того момента, как вернется в Россию. Всё достанется цыгану. И в результате Коля в могиле; толстуха в могиле; ты на бобах. Вот такой наиболее вероятный расклад. Учти: один из многих. Просто наиболее вероятный, — сделал ударение на последнем словосочетании Олег.
— Ну, и что мне со всем этим делать? Как действовать дальше?
— Хм… — уставился в потолок Гепатит. — Этому твоему бендеровцу Денису я не доверяю и наполовину, но всё-таки не мешает его прокачать. А ну-ка, еще раз дословно, на чем вы сегодня закончили разговор.
— Я ему рассказала про Толстую Задницу и Игната. Обо всех их художествах, начиная с убийства Викиных предков…
— Без имен?
— За Вику я, естественно, выдала себя. И в ненужные подробности не вдавалась.
— Дальше.
— Во всех красках описала то, что творится… вернее, творилось на территории «Простоквашина», об участии во всех этих гадостях Миши Магистра.
— И Денис тебе поверил на слово? — усмехнулся Олег. Тамара в ответ только пожала плечами.
— Впрочем, надеюсь, сомнение в душу ему ты заронила. Теперь он может погорячиться и попробовать всё разнюхать самостоятельно. И, конечно, спалится. Предупреди его об этом, Тамара. Скажи, что неоспоримые доказательства мы ему предоставим. И попроси сделать вот что: аккуратно… ак-ку-рат-ней-ше! — поднял вверх указательный палец Олег, — навести справки об отношениях между Магистром и Колей и выяснить, через какой банк Миша отмывает голье. Вернее, не так — не «отмывает». Просто, с каким банком он чаще всего имеет дела, куда чаще всего наведывается, какое название иногда упоминает в разговорах. Это всё. Для Дениса. А для тебя, милая девочка, задачка попроще. Виктора помнишь?
— Медвежатника?
— Да. Сегодня же ночью прогуляетесь по проторенной тропке, еще раз проверите шнифт Светланы Петровны.
— Что искать?
— Проекты договоров купли-продажи недвижимости, с которыми Коля отправился в Испанию. А если не договоры, то хотя бы какую-нибудь записку с банковскими реквизитами. И еще. Забери загранпаспорт Светланы Петровны.
— Это всё?
— Да. А сейчас забей стрелу со своим милым Денисом, передай ему то, что я говорил насчет него. И сразу домой. Тебе еще выходить в ночную смену… Ха, милая девочка, еще несколько таких смен в паре с Виктором, и ты сама начнешь щелкать шнифты, как орешки.
Если в прошлый раз всё прошло без единой, даже крохотной заусеницы, то этой ночью они с Виктором провели в коттедже Светланы Петровны вообще всего полчаса. С сейфом медвежатник справился за десять минут, а первые же бумаги, которые Тамара извлекла на свет Божий, оказались именно тем, о чем говорил Гепатит — болванками договоров с риэлтерской фирмой, на которых были указаны все банковские реквизиты, куда должны быть перечислены деньги из Испании. Пока Виктор сканировал документы в свой ноутбук, Тамара внимательно перебирала содержание почти пустого сейфа. Сунула в карман загранпаспорт толстухи, отметила, что теперь в шнифте нет ни копейки, и покрутила в пальцах вскрытую десятикубовую ампулу, наполовину наполненную какой-то мутной жидкостью. Если не считать двух красных полосок, опоясывающих ампулу точно посредине, никакой другой маркировки Тамара на ней не обнаружила.
— Как думаешь, что это может быть? — протянула она свою находку Виктору.
— Где ты это нашла? — оторвался тот от компьютера.
— В сейфе. Стояла там уголке. Я ее чуть не свернула, когда доставала бумаги. На ней даже нет никакой надписи.
— Смотри, не порежься. И потом вымой руки.
— Думаешь, яд? — Тамаре сразу же захотелось отшвырнуть эту дрянь куда-нибудь в сторону. И, действительно, тщательно вымыть руки.
— Думаю, яд. Ничего другого на ум не приходит. Если это не какая-нибудь сильная отрава, то зачем держать ее в таком месте? Поставь эту гадость обратно, — посоветовал медвежатник. — Я уже закругляюсь. Сейчас закрываю шнифт и уходим.
Тамара поставила загадочную ампулу на место, бросила Виктору: «Я на минутку» — и отправилась искать ванную или кухню. Мыть руки. С мылом.
А еще лучше — протереть их спиртом или водярой.
Отоспавшись после трудовой ночи, она первым делом отзвонилась Денису.
— Здорово, любимый. Ты где? У тебя есть что-нибудь для меня?
— Только я сам. А если ты имеешь в виду то, о чем вчера попросила, придется тебя разочаровать. Почти голяк, детка. Впрочем, подъезжай. Расскажу всё при встрече.
— Уже еду.
«Ха, только я сам. Этого мне предостаточно, милый. Это главное. А всякие там Магистры и Толстые Задницы на заднем плане. Далеко-далеко по сравнению с тобой!»
Когда Денис открыл дверь, первое, что сделала Тамара, это расхохоталась. Было от чего. На бендеровском бандюке, специализирующемся на заданиях щепетильного свойства, был дорогой спортивный костюм, украшенный маленьким нарядным передничком с аппликацией и оборками.
— Что, любимый, крутишься перед зеркалом? А у тебя есть красивое кружевное бельишко?
— Перед зеркалом я уже покрутился. Теперь жарю нам курицу. А будешь трепать языком, съем всю ее сам. — Денис коснулся губами Тамариной щеки и помог снять пальто. — И как только ты на таких каблуках ухитряешься нажимать на педали?
— Потом научу. Кроме передничка и кружевных комбинашек у тебя, естественно, есть и туфли?
— Всё, курица моя. И не проси.
— И не буду. Я сытая. Лучше рассказывай, как твой Магистр. — Тамара нацепила огромные тапки и следом за Денисом пошлепала на кухню.
— Его я не видел. Зато удалось поболтать с одним пацаном, который при Мише исполняет нечто вроде роли шофера. У него погоняло Панов.
— Мне фиолетово, какое у него погоняло. Что ты узнал?
Денис достал из пакетика маленького цыпленка и растерянно покрутил его в руках. С какого краю к нему подступаться, он, явно, представлял очень смутно.
— Не узнал почти ничего. Если это тебе интересно, Панов проболтался о том, что последний раз Магистр и Коля пересекались примерно неделю назад. О чем был разговор, спрашивать я не пытался, потому что знаю наверняка: когда Миша встречается с кем-нибудь в тачке, водила сразу же отправляется прогуляться. Это железно… Тамар, а к ней надо чего-нибудь добавлять? — Денис продолжал печально разглядывать птичку.
— У тебя есть чеснок?
— Только картошка… Слушай дальше. Интересный нюанс: прямо перед стрелкой с Николаем Магистр пересекался с каким-то таинственным челом. А потом показал водителю ампулу и похвастался, что вбухал в нее немерено бабок. В ней, типа, какой-то дорогостоящий яд, который достаточно выбрать в баян и впрыснуть в какой-нибудь продукт, например в апельсин. Жертва кушает апельсин, а после смерти яд в организме не обнаружит ни один эксперт. Симптомы — как при обычной остановке сердца. Не исключено, что Миша эту отраву как раз Николаю и передал. Я так думаю… А что, если курицу…
— А я не думаю, — перебила Тамара. — Мне это известно наверняка. Более того, я эту ампулу видела полупустой. Более того, я знаю, кому этот яд предназначен. Денис, извини, но мне надо срочно идти. Надеюсь, еще успею спасти одну негодяйку.
— Светлану Петровну?
— Чтобы это понять, не надо быть слишком догадливым.
— А тебе надо спасать эту горгону?
— Да, очень. Я мечтала прикончить ее сама. Ну, почему я постоянно опаздываю? — вздохнула Тамара и отправилась одеваться, оставив Дениса с цыпленком в руках стоять посреди кухни. И уже из прихожей, натягивая сапоги, прокричала: — А курицу лучше не трогай. Не порти продукт. Вернусь, приготовлю сама.
«Надо будет заскочить в магазин и прикупить еще парочку. А то ведь это нам на один кус…
Проклятая Толстая Задница! Неужели всё-таки сдохнешь сама и уйдешь от возмездия?
…И не забыть бы про чеснок».
СВЕТЛАНА ПЕТРОВНА
Как же ей было паршиво на протяжении всего последнего месяца, который она провела в кардиоцентре!
И дело вовсе не в здоровье, не в двух микроинфарктах подряд, которые довелось перенести, не в сердце, которое в последнее время буквально пошло вразнос. Что там здоровье, когда впереди замаячили такие неприятности! Неподъемные неприятности!!! Непереваримые проблемы!!!
И с каждым днем они приобретают всё более и более осязаемую форму. Скоро они просто раздавят, и, кажется, уже никуда (и никогда!) от них не спрятаться, не скрыться.
Как же ей было паршиво! Так паршиво, как не было никогда! Сколько лет, начиная с того самого дня, когда поддержала Игната в его намерении захватить имущество брата, она буквально ходила по грани. Отчаянно преступала закон — с каждым разом всё решительнее, всё циничнее. Распоряжалась судьбами (и жизнями) слабых, держалась на равной ноге с сильными мира сего. Где-то в далеком-далеком будущем ей, наверное, уже давно был уготован персональный котел в Преисподней, но в этой жизни возмездие за то зло, что успела причинить многим (сколь многим! !!), обходило ее стороной. И не пыталось приблизиться, словно оно заранее знало, что не пробьется сквозь непроницаемый кокон, которым Светлана Петровна умело отгородила себя от проблем; отскочит от ее мощного бюста, как от бетонной стены.
Конечно, так не могло продолжаться вечно. Всегда наступает момент, когда с тебя начинают взимать долги — таков закон жизни.
И вот он вступил в действие. По всем канонам Возмездия — именно в тот момент, когда всё вокруг казалось безоблачным и незыблемым, а до счастья (в том виде, в котором Светлана Петровна его представляла) оставались считанные шаги.
Из небытия, из могилы вдруг воскресла проклятая девка!
Сначала толстуха попросту не поверила, что это она — давно забытая, семь лет назад похороненная Игнатом где-то в лесу. Потом, когда всё же пришлось смириться с тем, что Тамара жива, Светлана Петровна не придала ее появлению почти никакого значения. «Смету! — самоуверенно решила она. — Растопчу! Как растоптала всех, кто осмеливался вставать у меня на пути!» Но очередным неприятным (чересчур мягко сказано: неприятным) сюрпризом оказалось то, что толстуха совершенно недооценила крысеныша. Тот оказался вооружен до зубов и отлично подготовлен к атаке. На любое действие Светланы Петровны у него всегда был припасен контрудар. Неожиданно девка оказалась сильна. И неуязвима.
И вот тогда пришло осознание, что всё рушится и беды не избежать. И если желаешь уцелеть, то надо смириться с неизбежным и отступать, как говорилось когда-то в сводках с полей войны, на заранее подготовленные позиции. Вот только проблема в том, что таких позиций не существовало. А крысеныш не давал ни единого дня на то, чтобы их подготовить. Давил и давил! Всё знал! Всё предугадывал! И приостановил свое наступление только тогда, когда Светлана Петровна оказалась в больнице.
Появился шанс подготовить побег за границу.
Так разве можно сетовать в таком случае на два микроинфаркта! Уж лучше они, уж лучше уютная одноместная палата со всеми удобствами, чем страшная камера в следственном изоляторе!
И всё-таки, несмотря на удобства, несмотря на добротное четырехразовое питание, несмотря на обходительность медперсонала, стены этой уютной палаты давили. Вернее, давил не отпускающий ни на мгновение депрессняк; давила боязнь того, что девке известно, где сейчас укрывается ее загнанная в угол жертва; давило постоянное ожидание появления следователя прокуратуры; давила полнейшая неизвестность — успеет или не успеет Николай управиться с делами в Испании, подготовить какую-никакую финансовую базу для уже предрешенного побега из России?
Постоянные страхи, депрессия, ощущение безысходности… В пору свихнуться!
Единственное, что хоть ненадолго отвлекало от тяжких мыслей — это общение с Ноной, помещенной в кардиоцентр в один день со Светланой Петровной. С точно таким же диагнозом. В точно такую же, примыкающую к толстухиной, одноместную палату. Они даже были ровесницами. Они даже были коллегами — Светлана представилась педагогом, а Нона когда-то отработала несколько лет в школе преподавателем математики.
Только-только выбравшись из-под капельниц, они быстро сдружились (если можно назвать дружбой те отношения, которые возникают между людьми, оказавшимися на время оторванными от привычной жизни). Они начали заходить друг к другу в гости, распивать вместе чаи, совместно просматривать, а потом обсуждать латиноамериканские мыльные оперы. Нону почти каждый день навещал любящий муж — знойный азербайджанец с одного из питерских рынков. К Светлане два раза в неделю заглядывал Коля, рассказывал о делах в «Простоквашине», о том, как продвигается продажа испанской недвижимости, оставлял продуктовый пакет, набитый гостинцами, и торопливо исчезал, а толстуха начинала с трепетом и нетерпением дожидаться очередного появления единственного человека, с кем были связаны хоть какие-то надежды на благополучный исход неприятностей. Сотовой связью в кардиоцентре пользоваться не разрешали, обсуждать дела по телефону с сестринского поста в присутствии медперсонала (ушки на макушке) Светлана не рисковала. Так что новости «с воли» поступали лишь вместе с Колей.
Перед отлетом в Испанию, где он должен был окончательно уладить дела с продажей недвижимости, Николай навестил Светлану в пятницу, 29-го октября. Как обычно, доложил последние новости, оставил огромный пакет, набитый продуктами и поцеловал на прощание:
— Теперь увидимся только дней через десять. К тому времени все вопросы с твоими коттеджами уже должны быть утрясены. Так что не волнуйся. И не скучай.
— Я буду скучать. И буду ждать. Коля, возвращайся скорее. — Толстуха верила ему безоговорочно. Слепо! Наверное, потому, что (если не считать старичков-родителей в глухой Новгородской губернии), кроме Николая, положиться ей было не на кого.
…Когда Николай ушел и Светлана принялась разбирать пакет со жратвой, к ней в палату заглянула Нона. Доложила с порога:
— Мой черт нерусский тоже сейчас заходил. Посидел пять минут и уже заспешил: «Вах, вах, нэкагды, мылый! Машин с молоком! Фур с памыдорым! — Нона удачно изобразила кавказский акцент. Подошла к столу, на котором толстуха разложила продукты, взяла одну из трех литровых коробок с апельсиновым соком и пожаловалась: — А мой приволок виноградный. Хотя отлично знает, что терпеть его не могу. По-моему, он делает это назло.
— Да брось ты, — махнула мощной ручищей Светлана. — Не придумывай. Мне, например, всё равно, какой пить. Если хочешь, давай поменяемся.
— Серьезно? — Соседка обрадовалась и, словно боясь, что толстуха сейчас передумает, поспешила сгрести со стола все три коробки. — Я сейчас.
И она выскочила за дверь, унося к себе апельсиновый сок, заряженный хитрой отравой, за которую Миша Магистр выложил круглую сумму.
Унося с собой свою смерть, которая должна наступить не раньше, чем через неделю.
Минуло больше недели с того момента, как последний раз заходил Николай. И ровно неделя, как он находился в Испании.
В субботу, 6-го ноября, сестра доложила, что он звонил на сестринский пост, узнал, что Светлана Петровна отдыхает после обеда, и попросил ее не будить. Просто поинтересовался, как здоровье супруги, и попросил передать, что все дела у него складываются отлично, и уже через несколько дней следует ждать его в Петербурге. В ответ толстуха довольно ухнула и даже расщедрилась на презент медсестре — мятый шоколадный батончик, который через минуту вынесла из своей палаты и, натянуто улыбнувшись, положила на стол около телефона.
Это был, пожалуй, первый вечер в кардиоцентре, когда Светлану Петровну отпустил депрессняк, оставило в покое постоянное чувство тревоги, когда появилась уже не призрачная, а вполне материальная определенность в будущем.
«И чего дергалась, дура! — Преисполненная радостного возбуждения, толстуха была даже не в состоянии смотреть телевизор. Пялилась в экран, но не могла сосредоточиться на том, что на нем происходит. — И как только можно было засомневаться в том, что всё обойдется?!! Вернется Николай, я сразу выпишусь из больницы, за неделю улажу все дела в Петербурге, съезжу в Неблочи попрощаться с родителями и спокойно свалю за границу. Черта с два меня там отыщет крысеныш!»
Но именно этот — такой хороший, вселивший уверенность — день крысеныш и испоганил!
Счастья хватило всего на какую-то пару часов, пока с первого этажа из справочной Светлане не принесли очень странную, тщательно запечатанную в конверт записку.
— От кого? — Хорошего настроения как не бывало!
— Она не представилась, — виновато ответила пожилая глуховатая санитарка. — Справилась о вашем здоровье, потом на подоконничке скоренько написала письмо, запечатала, сунула мне и сразу исчезла. Такая красивая высокая девушка.
— Па-а-анятно. — Толстуха дождалась, когда санитарка выйдет за дверь, и дрожащими пальцами вскрыла конверт.
«Привет, Светлана Петровна. Была рада узнать, что пока ты находишься в добром здравии тела и духа. Хотя я располагаю информацией, что кое-кому не терпится спровадить тебя на тот свет. А именно, отравить.Пpuэтом, информация эта абсолютно достоверна. Суть в том, что примерно неделю назад Миша Магистр по просьбе твоего ненаглядного Николая приобрел некий дорогостоящий яд. Несомненно, предназначенный для тебя. Яд содержатся в ампулах, из которых выбирается шприцем и, скорее всего, путем инъекции впрыскивается в продукты (в апельсины, в пластиковые бутылку с лимонадом, в кробку с соком). Это первое. А второе: по-моему, убивает он только через какое-то время после попадания в организм. Такой вывод делаю из того, что ты пока еще жива. И из того, что, по моим сведениям, отрава стоит очень недешево и не обнаруживается при вскрытии трупа клиента. Симптомы, какnpuобычной остановке сердца. Так что попроси докторов сделать тебе ЭКГ и понаблюдать за тобой повнимательнее. И призадумайся о том, что, возможно, ты сейчас доживаешь последние часы. Не пора ли позаботиться о завещании. Только не составляй его в пользу своего любимого. Думаю, что он достоин абсолютно другого. Ты удивляешься, зачем я тебе всё это пишу? Всё очень просто: я не хочу, чтобы ты сдохла прежде, чем мы договорим, и надеюсь получить от тебя хоть какую-нибудь компенсацию. Лучше пусть твои деньги достанутся мне, чем предателю Николаю. Поосторожнее с ним, если всё же останешься жива.
Сама знаешь кто».
Прочитав эти строки, толстуха с четверть часа просидела, не шевелясь, на краю кровати. А попытаться осмыслить то, о чем ей сообщили в записке, она смогла не раньше чем через час. И в первую очередь постаралась убедить себя в том, что всё это вранье, очередные происки девки, еще одна попытка спровадить ее, Светлану Петровну, на тот свет.
Убедить как-то не получалось. Толстуха подсознательно верила каждому слову из этой кошмарной записки.
«А значит, мое сердце уже убито этим проклятым ядом! — с ужасом размышляла она. — Значит, действительно, я доживаю последние часы! Но в какие продукты мог впрыснуть отраву Николай? В пластиковую бутылку? Нет, он ни разу не передавал мне ни лимонадов, ни даже простой питьевой воды. Через апельсины? Когда заходил в последний раз, из фруктов он принес только бананы. Это было примерно неделю назад. И примерно неделю назад, как сообщает крысеныш, он получил от Магистра ампулу с ядом. Получается, что он мог попытаться отравить меня только в последнее посещение. А тогда в передаче были: булка… — Светлана Петровна заставила себя максимально сосредоточиться, принялась вспоминать, какие продукты входили в ту передачу. — …бананы… чай, колбаса… ветчина… шоколадка… печенье… сок…
Но сок мне отдала Нона. Да ведь мы же с ней поменялись!..
О, черт!
Вот так поворот!
Я ей отдала свой! Тот, в который, скорее всего, и был впрыснут яд.
Всё же хранит меня Бог!»
У нее моментально свалился камень с души. Она даже победно ухмыльнулась, на какое-то мгновение вообразив, будто она, проницательная, сама разгадала черные замыслы Николая и поменялась соком с соседкой намеренно. Вовсе не потому, что так получилось.
«Интересно, как эта дура себя чувствует? Вроде, пока у нее со здоровьем не было никаких проблем. Послезавтра уже собирается выписываться. Выпишется ли? Поглядим, поглядим».
Толстуха пыхтя оторвала задницу от кровати и поспешила в соседнюю палату. И всё время, пока чашка за чашкой пили чай с тортом «Птичье молоко», пока смотрели слащавую мексиканскую мелодраму, пока вместе разгадывали скандинавский кроссворд, исподтишка приглядывалась к Ноне, несколько раз переводила разговор на самочувствие.
Но на здоровье соседка не жаловалась. На следующее утро у нее тоже всё было нормально. Уже меньше чем через сутки ее должен был забрать из больницы супруг. Случиться этому было не суждено.
В два часа ночи Светлану Петровну разбудил шум, поднявшийся в коридоре и за тонкой стеной в соседней палате. Какая-то суета… Какая-то беготня… Громкие голоса… Недовольно фыркнув, толстуха перевернулась на другой бок, опять попыталась заснуть. Но шум не прекращался. Тогда она протянула руку к бра, закрепленному у изголовья, включила свет. И в этот момент до нее наконец дошло, что вся эта возня происходит у Ноны!
Так неужели?!!
На удивление проворно Светлана выбралась из постели, накинула на плечи халат. И, выглянув из палаты, она увидела именно то, чего ожидала увидеть.
Именно то, о чем в своем письме предупредила всезнающая девка.
Апельсиновый сок, действительно, оказался отравлен!
Толстуха замерла на пороге своей палаты и наблюдала за тем, как у соседней двери суетятся медсестры; за тем, как минут через пять от Ноны вышел дежурный врач и молча отправился в ординаторскую; за тем, как суета сразу же прекратилась, и одна из медсестер вернулась на сестринский пост.
Светлана Петровна подошла к ней:
— Что произошло?
Сестра что-то записывала в журнал и даже не подняла на толстуху взгляд. И ответ ее прозвучал профессионально бесстрастно:
— У вашей соседки был сердечный приступ.
— Ну, и?
— Она с ним не справилась. Гипертрофическая кардиомиопатия. — Медсестра бросила ручку в стаканчик, закрыла журнал.
— Что это значит?
— Обычная остановка сердца.
«Симптомы, как при обычной остановке сердца — писал мне крысеныш», — сразу же вспомнила толстуха. Она не знала, радоваться или унывать из-за того, что девка оказалась права на все сто процентов.
— Жалко, — сказала медсестра. — Какая хорошая была женщина. И вдруг так неожиданно, ни с того ни с сего… Идите спать, Светлана Петровна.
— Коля, Коля. Подонок! — прошептала та одними губами.
— Что вы сказали, Светлана Петровна?
«Коля, Коля. Подонок!»
— Я говорю: действительно жалко, — наигранно вздохнула толстуха. И подумала: «Смерть сроков не выбирает». Но вслух произносить этого не стала. Изобразила на круглой физиономии вселенскую скорбь и молча пошагала в палату.
Ей предстояло серьезно обдумать, как теперь поступать с Магистром и Николаем.