А д в о к а т. Да, дедушка ваш и при жизни был крут. А после смерти оказался ещё хуже.
А н д р е й И в а н о в и ч. При дедушке гораздо было лучше. Мы жили впроголодь, но определённой жизнью. А теперь и не знаю, как жить, как себя держать?.. Мы все измучились… Я так не люблю ссор, брани, неудовольствий… На всё готов… Мне много не надо… Лишь бы хорошо было всем.
А д в о к а т. Прокопия Романовича я понимаю: это скряга и самодур в одно и то же время. Но кто является для меня, так сказать, психологической загадкой – это покойный дедушка ваш в момент духовного завещания.
А н д р е й И в а н о в и ч. А я дедушку понимаю… Ведь вы же знаете, как он в молодости жил. Первый дом его был – губернаторов принимал. Праздники на всю губернию устраивал. А потом к старости ходил по базару – рухлядь собирал. Дядюшка, ему сейчас шестьдесят два года, на глазах его превратился в такого же скрягу. Мой отец умер молодым – и неизвестно ещё, что бы из него вышло. Дед часто говорил: через двадцать пять лет все вы будете такими, как я… Вот потому он и написал своё завещанье. Боялся, что в молодости мы размотаем его миллионы. Ну, а когда состаримся, так же, как и он, начнём собирать по улице гвозди… (Прислушивается. Слышен кашель. Вздрагивает, меняется в лице.) Дядя идёт… Пойдёмте пока ко мне… Если он увидит нас вместе… тогда всё пропало…
Быстро уводит его в левую дверь. Входит Прокопий Романович. Одет не то в халат, не то в поношенное пальто, в руках толстые конторские книги, у пояса связка ключей. Сзади его идёт Анна Васильевна.
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч (идёт к столу). Книги все будут храниться здесь… а ключи будут у меня… (Кашляет.)
А н н а В а с и л ь е в н а. Так-то лучше, Прокопий Романович, так-то лучше…
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч. Никому верить нельзя… все воры… каждый шалопай тащит…
А н н а В а с и л ь е в н а. Как тащут-то. Ох как тащут!
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч (запирает книги). А ты, Васильевна, поглядывай за ними… Я тебя поблагодарю… довольна будешь… Нечего тебе им служить-то…
А н н а В а с и л ь е в н а. Я и так, Прокопий Романович, как родная о вас болею. Добро не моё – а жалко, коли на ветер бросают-то.
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч. Разве заметила что, Васильевна… (кашляет) говори… есть, что ли?..
А н н а В а с и л ь е в н а. Да уж и не знаю, как сказать-то, Прокопий Романович. Боюсь, поверите ли, не рассердитесь ли?..
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч (весь настораживаясь). Говори, Васильевна, говори…
А н н а В а с и л ь е в н а (шёпотом). Симка за квартиру с Сойкина деньги получил.
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч. С Сойкина? Сколько?
А н н а В а с и л ь е в н а. Десять рублей… Я Андрею Романовичу сказывала: что, говорит, за важность – мы все хозяева.
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч (сжимая ключи). Я хозяин!.. Я старший!..
А н н а В а с и л ь е в н а. Уж что говорить, Прокопий Романович, кто ж и хозяин-то, как не вы… Вы Симку-то к рукам бы прибрали, нечего ему тут по бульварам шляться. Пусть бы дома сидел. Дело бы ему какое ни на есть нашли.
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч (пристально смотрит на неё). Чтобы дома, хочешь?
А н н а В а с и л ь е в н а. Избалуется… Я как мать, Прокопий Романович…
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч (наклоняется к ней). По-твоему сделаю… Заставлю… (Кашляет.) Слышь ты… А мы с тобой заодно будем. Ты за ними смотри. Глаз не спускай… Понимаешь, Васильевна?.. Согласна, что ли?..
А н н а В а с и л ь е в н а. Да я всегда, во всём, кажется, Прокопий Романович…
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч (перебивает строго). Не разводи! Слышь ты: прямо говори!.. Не перед кем ломаться-то. Симку заставлю… поняла?.. А ты мне служить будешь… Согласна, что ли?
А н н а В а с и л ь е в н а. Коли так, согласна.
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч (грозно). Смотри, Васильевна, двум господам не служат… Коль замечу что… хоть старик, а своими руками тебя… своими руками… (Кашляет.)
А н н а В а с и л ь е в н а. Что вы, что вы, Прокопий Романович, нечто я не понимаю?.. Вот и сейчас могу вам сказать… (тихо) Адвоката позвали.
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч (настораживаясь). Адвоката, говоришь?
А н н а В а с и л ь е в н а. Да. Андрей Иванович на совет его позвал.
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч. Кольку, что ли?
А н н а В а с и л ь е в н а. Его.
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч (усмехаясь). Меня стращать, значит.
А н н а В а с и л ь е в н а. Андрей Иванович говорит: «Мы заодно будем с вами действовать». А Колька: «Я всегда рад».
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч. Где слышала-то?
А н н а В а с и л ь е в н а. Пришёл уж. Наверх увели. Сказывать не велели.
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч (смеётся). Так-с… так-с… Ты мне Сойкина приготовь, чтобы всегда под руками был, – может, понадобится… (Садится в кресло. Пауза.) А теперь пойди к Андрюшке и скажи: Прокопий, мол, Романович готов поговорить с семьёй.
А н н а В а с и л ь е в н а. Слушаюсь, Прокопий Романович.
Анна Васильевна уходит в правую дверь. Левая дверь отворяется, показывается Клавдия Антоновна. Увидав Прокопия Романовича, хочет уйти.
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч. Ты куда, Антоновна?.. Иди, иди, не прячься…
Клавдия Антоновна нерешительно входит в комнату.
К л а в д и я А н т о н о в н а. Я Олиньку ищу… верно, наверху…
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч. Садись, Антоновна, садись… И её сейчас позовут. Семейный совет будет. Меня судить хотят. (Клавдия Антоновна молчит и не садится.) Ты что же стоишь? Садись.
К л а в д и я А н т о н о в н а. Я лучше пойду, Прокопий Романович.
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч. Как же без тебя совет-то? Ты мать – без матери какой же совет?.. Вот и они идут все.
Клавдия Антоновна покорно садится. Входят Андрей Иванович, Оля и Пётр Петрович. Оля садится около матери, Андрей Иванович и Пётр Петрович – ближе к Прокопию Романовичу.
А н д р е й И в а н о в и ч (очень смущённо). Минутку подождать придётся, Прокопий Романович… Я просил… Николая Николаевича на всякий случай… Может, справка понадобится… законы… и всё…
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч (показывает на Петра Петровича пальцем). Этот тоже совещаться?
А н д р е й И в а н о в и ч. Ведь ты же знаешь, дядя… Пётр Петрович свой человек…
П ё т р П е т р о в и ч. Коли вам угодно – я могу уйти.
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч. Сиди-сиди! Все сидите… Денег много, на всех хватит… (Кашляет.)
А н д р е й И в а н о в и ч. Дядя!
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч. Или не так что сказал?.. Прошу прощения… По старой памяти – за хозяина себя почитаю…
Звонок.
А н д р е й И в а н о в и ч. Ну, слава Богу… Николай Николаевич, верно…
Анна Васильевна проходит в прихожую, отворяет дверь. Входит Адвокат. Анна Васильевна садится в глубине сцены.
А д в о к а т (здоровается). Простите, господа: я, кажется, задержал вас… Столько дел…
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч. Дорога дальняя, как не опоздать…
Пауза. Прокопий Романович перебирает ключи. Слышно, как они позвякивают.
А н д р е й И в а н о в и ч. Так начнёмте… Садитесь, Николай Николаевич, вот сюда… Придвигайтесь…
Адвокат садится. Молчание.
Может быть, Прокопий Романович, вы скажете…
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч. Мне говорить нечего…
А н д р е й И в а н о в и ч. Только вы не сердитесь, Прокопий Романович… Поговорим по-родственному… Не будем, господа, ссориться сегодня. Я всё скажу. Как у меня на душе, так и скажу…
Покойный дедушка, сами знаете, какой человек был. И голодать заставлял нас, и унижаться… Тяжело жилось… Но после его смерти нам всем, кажется, ещё хуже стало… Вы не сердитесь, Прокопий Романович, я вас не сужу… Я хочу, чтобы всем хорошо было… Но вы, Прокопий Романович, всех подозреваете и сами мучаетесь. У всех у нас злоба растёт с каждым днём. И чем это кончится, Богу одному известно. Денег много. Всем бы хватило. Жить да радоваться… А мы что делаем? Измучились все… И вы, Прокопий Романович, измучились… Точно цепью нас всех сковали… хуже тюрьмы… (Смолкает сильно взволнованный.)
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч. Правду, правду говоришь. Да кто ж тебя держит-то?
А н д р е й И в а н о в и ч. Ах, Прокопий Романович, ведь всякому жить хочется! Куда же я без денег гожусь? К чему приучен?.. Да кроме того, не один ведь я: маменька, Оля, Сима… Вы не сердитесь, Прокопий Романович, мы же по-родственному говорим… Как бы всем лучше… Вот я и хочу сказать: зачем нам от своего богатства муку такую терпеть? Ведь если так дальше пойдёт – добром не кончится… Вот уж который день тревожно у меня на душе, дядюшка, – это не к добру…
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч. Ну это ты оставь… Что же, по-твоему, – делиться? Делись, пожалуй, я согласен. Почему не делиться…
А н д р е й И в а н о в и ч. Вы не смейтесь, Прокопий Романович. Делиться нельзя – я знаю.
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч. А коли знаешь, о чём же разговаривать тогда?
А н д р е й И в а н о в и ч. Я всё придумал, Прокопий Романович, вы только выслушайте. Не сердитесь только. Так придумал, что всем хорошо будет…
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч. Так-с… так-с…
А н д р е й И в а н о в и ч. Лишь бы согласие было. А устроить всё и не делясь можно. И выйдет всё равно, как бы разделились.
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч. Мудрёное что-то…