Семейная жизнь выдалась полосатой. Страсть притупилась, детей у нас не было. Один из нас оказался бесплоден, хотя я точно знала, что это не я. Хотелось детей – пусть даже не своих. Но Олежка постоянно отнекивался, ссылался на кромешную занятость, финансовые трудности. Насчет трудностей он явно преувеличивал, в первые годы его бизнес процветал. В добавление к нескольким ресторанам он приобрел сеть продуктовых магазинов «Корзинка», разбросанных по городу, превратил их во вполне приличные точки «у дома». Проблем с законом он в ту пору не испытывал, проворачивал неплохие сделки. Когда среди плотной застройки улицы Крылова вырос этот 12-этажный монстр, окольцованный решетчатой оградой, он купил в нем 5-комнатную квартиру. Я в ту пору не работала – муж настойчиво не рекомендовал это делать. «Бережешь меня, как заначку», – ворчала я, слоняясь по квартире с тряпками. Предложения нанять домработницу натыкались на упорное сопротивление с моей стороны. Я мыла, чистила, скребла, готовила, а он с тоской смотрел на это. Бизнес захватывал Олежку с головой. Но он еще и помогал мне, сочувствовал, что-то готовил. Есть его стряпню было невозможно. «Фирменные котлеты, – окрестила я их, – "Дожуем до понедельника"». И всячески отлучала мужа от кухни, будучи уверенной, что каждый должен заниматься своим делом. Точно не помню, когда наша жизнь дала трещину. Мы по инерции обзывали друг дружку «котятами» и «зайками», он дарил подарки – то маленькую машинку из семейства «Мазда» совместно с водительским удостоверением, то элегантный корм для моли (кажется, из песца). В какой-то момент я обнаружила, что его занятость на работе сильно преувеличена. Олежка обзавелся миловидной шлюшкой и дважды в неделю проводил с ней время. Я закатила такую сцену «верности», что дрожали стены. Он клялся в вечной любви, обещал бросить любовницу, ползал в ногах, уверяя, что я для него – вершина мира. Я простила. Вершина мира – было сильно. Но начиналась агония. Он продолжал мне изменять, хотя и стал немного умнее. Я тоже в долгу не оставалась, пару раз переспала с его приятелем и деловым партнером. Но в любом случае он оставался мне мужем – самым близким человеком. Надеюсь, что и я для него. Потом над бизнесом сгустились тучи. Он мрачнел, изъяснялся какими-то витиеватостями. Выяснилось, что он не смог вернуть кредит, взятый на развитие бизнеса, – сподличал парень, с которым я переспала. Упомянутый тип исчез с горизонта, никто о нем больше не слышал. Олежкин бизнес покатился под откос. Он спас лишь «Корзинку», от остальных активов, включая рестораны и мелкую недвижимость, пришлось отказаться. Но и этого недоброжелателям оказалось мало. Я не знала, на чем он погорел, он не откровенничал, но влип Олежка по уши. Из него что-то вымогали, а он не отличался сговорчивостью. Я поняла это со всей пронзительностью, когда в один погожий день на меня напали в подворотне, заткнули рот, натянули на голову мешок и потащили в машину. Очнулась я в подвале, напичканном трубами и прочей проржавевшей сантехникой. Трещала голова – ее наполнили чем-то усыпляющим. Как в дешевом триллере про киднеппинг, надо мной склонялись люди в масках, щупали меня, глумились хриплыми голосами. До изнасилования, слава богу, не дошло, цель у похитителей была другая. Меня оттащили в угол, бросили на пахучий матрас и приковали к трубе. «Не трогать девку, – распорядился некто в маске. И добавил под одобрительное урчание единомышленников: – А если муженек не одумается, то, зуб даю, мы ее отколбасим». Несколько суток я провела в состоянии махрового ужаса, думала, что сойду с ума. Сердце замирало, когда кто-то из похитителей ко мне приближался. Меня кормили китайской лапшой, поили теплой минералкой и постоянно надо мной издевались. Хорошо, что в устной форме. Не секрет, что у Олежки вымогали бизнес. Мне самой было интересно, как он себя поведет. На третий день состоялся визит спецназа – то есть бизнес свой Олежка отдавать отказался, а подключил связи. Подвальное помещение под стадионом «Спартак» наполнилось гамом, руганью, хлопали выстрелы, от которых я окончательно обезумела. Пули свистели над головой, бились в стены (один из победителей позднее пошутил: полицейским теперь разрешено не целиться). Похитители сопротивлялись – одного из них пристрелили. Он рухнул рядом со мной с распахнутыми глазами, обливаясь кровью, а я подтягивала под себя коленки и даже не сомневалась, что если выживу, то пропишусь в дурдоме. Видимо, Олежке удалось вычислить похитителей и чем-то подманить правоохранительные органы. Несколько дней я лежала в больнице, приходя в себя, а мой муж кругами ходил вокруг палаты и ночевал на коврике под кроватью. На него забавно было смотреть – он вел себя как преданный пес. Снова клялся в любви, рвал на груди тельняшку, кричал, что никогда больше такого не допустит. Строил врачей. Мне кололи какие-то лекарства, обследовали, словно древнюю мумию. А меня при этом донимал вопрос: что же показало вскрытие? С ума я не сошла, нервная система оказалась крепче, чем предполагалось. Но из прострации я выбиралась долго, шарахалась от любого шороха, затыкала уши при звуке незнакомых голосов. Меня допрашивали люди в полицейских погонах. Где-то на этом этапе и сверкнул заместитель районного прокурора Вадик Суховеев – смазливый 35-летний субъект, умудряющийся сочетать в себе застенчивость с наглостью. Он приударил за мной после допроса, делал неприличные предложения – в духе «стоит ли время тянуть, вы чертовски привлекательны, я чертовски привлекателен…» Еще и пошутил: «А если не согласны, заведу на вас дело». Это, кстати, была его единственная удачная шутка за все последующие полтора года…
Смотреть на своего Олежку у меня уже не было ни сил, ни желания. Я снова окунулась в разврат, обливалась стыдом и страхом. Вадик подбирал меня на обочине, как какую-то шалаву, вез в мотель или захолустную гостиницу и там по-быстрому делал то, чего не получал от жены. А я при этом гадала: мне оно нравится или нет? От конкурентов мой Олежка избавился (слава российской полиции), хотя могу представить, каких денег ему это стоило. Он провернул удачную сделку – и дела снова пошли в гору. Он цвел, носился со мной как с писаной торбой, не замечая, как жена все глубже погружается в порок. Прикупил еще пару торговых помещений, одно из них – в «престижных» двух шагах от центральной площади. Добыл денег, чтобы выкупить обратно свои рестораны, укреплял службу безопасности, открыл магазин в пригородном Краснообске. «Ну все, родная, теперь мои дела никто не пошатнет, – хвастливо заявлял Олежка. – Через год мы станем богатыми и знаменитыми. Мы же хотим пройти испытание богатством и властью? Я тут думаю, родная, а не податься ли мне в народные избранники? Освободилось местечко в районном совете, и есть фигура, способная мне это местечко забронировать…»
Он ушел из жизни через день после пышного заявления – оставив светлую память о проделанной работе. Неизвестный в вязаной шапочке застрелил Олежку, когда он выходил от любовницы на улице Связистов. Я приняла эту новость стоически (особенно про любовницу), ноги подкосились лишь на похоронах, я чуть не грохнулась вслед за ним в могилу. Целую неделю жила в оцепенении, оглохшая, ослепшая, пила с Шурой (благо повод был что надо), после чего она заявила, что не может больше меня такую видеть, и купила мне путевку во Вьетнам, где зимой и летом все одинаково. Всю неделю я проспала в гостиничном номере, не реагируя на райские красоты и местных героев-любовников. Вернулась успокоенная и почти восстановившаяся. А на второй день блуждания по квартире с изумлением констатировала, что мне осталась от Олежки не только светлая память, но и некоторые темные стороны его жизни, включающие пока не обнуленный банковский счет и сеть магазинов «Корзинка».
Я вникала «с колес», благо у Олежки был порядочный и не очень жадный управляющий – некто Бердник, бывший директор центрального гастронома. За год моя компания не развалилась и даже приносила небольшой доход. Поначалу я действовала мягко, за что меня и журил Лев Васильевич. «Вы слишком мягкотелы, Евгения Витальевна. Чего вы возитесь с этими бездельниками на кассе во «Флагмане»? Не нравится им работать три дня по цене одного? Пусть ищут другое место – клянусь, не найдут». Потом опять пошли проблемы. Пожар в магазине на Зыряновской – благо «огнеборцы» добрались без пробок. Ограбление на Космической – грабитель в маске, угрожая «предметом, похожим на пистолет», обчистил кассу на 18 тысяч и довел до транса всех работниц. Внезапная проверка, по итогам которой налоговых дел мастера делали загадочные лица, хотя меня никак нельзя было назвать злостной неплательщицей. Перевернулась машина с продуктами, внезапная санитарная проверка с заоблачными штрафами. Вокруг многострадальной торговой сети царила мышиная возня. Я, в принципе, догадывалась. Магазины сети «Корзинка» сами по себе никого не интересовали, но они находились в невероятно «хлебных» местах – в самых проходимых точках города. «Вадик, ты же мне не чужой, – донимала я своего любовника. – Ты прокурор или кто? Что происходит? Я честно работаю, чего от меня хотят?» Вадик смущался, алел как мак, обещал разобраться, но так и не обрался. Я понимала, что он не всесилен – хотя и был по-своему неплохим человеком. «Может, тебе продать этот бизнес к чертовой матери? – заявил он однажды со смущенным видом. – Будешь спокойно жить – без нервов, заморочек. Ты пойми, дорогая, это не гопники под тебя копают».
В активное противостояние злоумышленники не переходили. Инциденты прекратились, но тучи плавно сгущались. «Помнишь девиз рестораторов, Женька? – сказала однажды Шура. – В любой непонятной ситуации первым делом меняй вывеску». У меня не было финансовых возможностей это сделать. Потом был ночной телефонный звонок. Вкрадчивый голос посоветовал продать бизнес – полюбовно, цивилизованно, при этом предложил такую цену, что чувство возмущения переплюнуло чувство страха, и я швырнула трубку. Незнакомец перезвонил на следующий вечер, сообщил, что не любит, когда собеседники швыряют трубки, и что его предложение остается в силе. Деньги нормальные, больше не предложат. «Вы кто такой? – процедила я, поражаясь своей отваге. – Проверяющий из Москвы, мать вашу? Боитесь показать лицо?» Собеседник рассмеялся утробным смехом и сообщил, что не видеть его лицо – в моих же интересах. А все переговоры и подписания документов будут сопровождать официальные юристы, и мне нечего беспокоиться. «А если не соглашусь? – хамила я. – Плеснете в лицо серную кислоту? Сожжете квартиру, машину?» – «Что вы, Евгения Витальевна, как вы можете такое подумать? – пожурил меня абонент. – Мы цивилизованные люди и, в принципе, ваши друзья. С вами ничего не случится. С вашим бизнесом – тоже. Вы можете свободно волеизъявляться и трудиться как трудились – через не хочу и не могу, отчаянно борясь с государственными и неформальными структурами. Скажите, оно вам надо? Вы же молодая привлекательная женщина, зачем вам этот геморрой? Пусть работают те, у кого это лучше получается».