Наверное, потому все мне снились какие-то бандитские рожи, а чьи-то шаги в коридоре и даже бормотание телевизора в соседнем номере заставляли меня вздрагивать и просыпаться.
Если учесть и предыдущую ночь, когда я собиралась в поездку и встала чуть свет…
В общем, проспала я сладко до четырех часов пополудни, вышла во двор, взглянула на приткнувшуюся у забора Симку и поняла, что мне вовсе не хочется возвращаться в гостиницу. С другой стороны, разве я обязана непременно в ней жить?
Я открыла ворота, загнала машину под навес напротив крыльца, подправила косметику и подошла к забору.
— Лида, — негромко позвала я — мало ли, может, у женщины дети еще спят?
Она выскочила на крыльцо тотчас. Наверное, на теткин двор у нее выходят окна кухни. Потому она видит все, что здесь происходит. Вот и была в курсе теткиных дел.
Хоть и выглядел молодой воздыхатель Липы красавчиком, однако же заподозрила его соседка. Только ли детективы, ею прочитанные, тому виной?
Поистине от безделья и мой бедный ум начинает решать задачи житейские, за неимением компьютерных. Надо отвлечься.
— Лида, не подскажешь, где здесь поблизости магазин?
— А что ты там хочешь купить? По-хорошему, за продуктами надо в центр идти. У нас разве что найдешь хлеб, воду да колбасу местную.
— А ваши местные колбасы плохие?
— На мой вкус, так слишком жирные. А ты проголодалась?
— Да вот сначала машину загнала, а потом подумала… Нет, в центр ваш я идти не хочу.
— Здесь же всего три квартала.
— Все равно не пойду. Я возьму бутылку воды и шоколадку. Шоколад у вас есть?
— Шоколад есть, — кивнула соседка отчего-то со вздохом.
— Сколько у тебя детей-то?
— Трое, — с гордостью сказала Лида; тут же в доме раздался детский рев. Лида беспокойно оглянулась на дверь и торопливо проговорила: — Выйдешь из калитки, пройдешь налево до конца квартала, там и увидишь.
И она скрылась в доме. Интересно, местные женщины объясняют, как пройти куда-то, совершенно одинаково. И до нее старушка у кладбища говорила: там увидите…
Если Лида была и старше меня, то года на три, не больше, и детей у нее трое, а у меня пока даже не предвидится… Чего я вдруг о детях подумала? Воздух провинции сказывается? Вон Ольга старше меня, а ничего, без детей не страдает…
Я дошла до конца квартала и мысленно ахнула. Кажется, в этом самом месте поселок кончался, потому что одиноко стоявший магазин, стеклянный одноэтажный домик, располагался прямо на опушке леса. Сколько же жителей в этом Костромино, если в любой его конец можно дойти за несколько минут?
— Вы племянница Липы? — спросила меня продавщица, доставая с витрины шоколадки, которые я ей показывала. Одну для себя и четыре для Лиды и ее детей.
— Племянница.
— Чего ж на похороны не приехала?
— Я как раз в отъезде была. В Италии, — любезно пояснила я.
— В Италии, — эхом повторила продавщица, глядя на меня с неприкрытой завистью.
Везет же некоторым, наверное, думала она, и по италиям раскатывают, и наследство получают.
На самом деле так и было. Родители и не стали мне звонить. Поехали сами, а мне рассказали уже по приезде.
— Отмаялась, горемычная, — сказала со вздохом продавщица.
— Почему же она горемычная?
— Думаешь, одинокой хорошо? Без мужика, без детей…
Почему-то мне никогда не приходило в голову считать тетку горемычной. Она всегда приезжала к нам оживленная, энергичная, командовала: «Веди меня, племяшка, к очагам культуры».
Вместе с ней мы смотрели все спектакли и посещали все концерты, которые в это время в нашем городе давали.
А в последний день перед отъездом папа вез тетку на рынок, где она в огромных количествах закупала фрукты и овощи.
— Как же ты все это потащишь? — ужасалась мама.
— Я позвонила, меня встретят, — легкомысленно отмахивалась Олимпиада.
— Дайте мне пять шоколадок и бутылку лимонада, — сказала я продавщице; еще не хватало мне обсуждать покойную тетушку с посторонним человеком!
Я опять позвала соседку и передала ей четыре шоколадки:
— Смотри, и сама поешь!
Лида растрогалась:
— Жаль, у Пашки аллергия на шоколад.
А наши предки вообще знали, что такое аллергия? Или просто давали малышам все, что в доме было, — и вырастали те вполне здоровыми…
Опять меня понесло! Отчего у детей бывают аллергии. Раньше мне подобное и в голову бы не пришло. Все из-за теток в нотариальной конторе. Подсуетись они, я бы уже ехала домой, оставив на ту же Лиду доверенность на продажу наследственного дома.
Я поставила на холодной застекленной веранде газированную воду — не включать же из-за нее холодильник — и отправилась осматривать участок, который, как я поняла, простирался сразу за сараем.
Трудно, конечно, определить на глаз, но участок тетки составлял не меньше сорока, а то и пятидесяти соток. Правда, получалось, что дом ее стоял на пригорке, а огород как бы нырял вниз.
Кто-то вспахал участок и посадил на нем картошку — наверное, соседи. Что ж, все равно земля пустует. Оканчивалось теткино «поместье» несколькими симпатичными елочками, за которыми виднелся то ли пруд, то ли озеро, а еще дальше — начинался все тот же лес. Красотища! Я постояла, любуясь.
Красиво, но этот идиллический пейзаж никаких особых струн в моей душе не затронул. Мало ли на какие красоты мне приходилось любоваться: то ли на родной земле, то ли будучи за границей. Что же, обязательно в таких местах надо поселяться?
Помню лет в четырнадцать меня поразил один наш южный пейзаж — мы с классом собирали на поле помидоры. Примерно в начале сентября. Урожай их в том году оказался невиданным, так что наш класс вместо учебы отправили помогать пригородному колхозу в уборке.
В какой-то момент я оторвалась от работы, посмотрела в синее небо, взглянула вокруг: мамочки, аж дух захватило. Я даже стихотворение тогда сочинила.
На горизонте трактор землю пашет,
Мычат коровы где-то далеко.
А небо — опрокинутая чаша
С узорами из белых облаков!
Может, кто из настоящих поэтов и скажет: примитив, стереотип, но я тогда именно так почувствовала окружающую меня красоту. Мир вокруг был моим, я родилась среди него и жила. И считала, что так будет всегда.
Став старше, я поняла, что урбанизация искривила мои мироощущения: никогда так не радовалась моя душа, никогда так не замирала от восторга, как в тот момент, когда ребята из «Газпрома» забрали у нас со склада первую, невероятно большую партию оргтехники.
Я прихватила со двора охапку дров и пошла в дом. Подбросила пару поленьев в печь и сунулась к теткиным полкам с книгами. Как и я, она любила приключенческие романы, и мне было чем разжиться.
Откусывала кусочки шоколада, запивала их водой и читала, чувствуя себя вполне счастливой. Заснула здесь же, на диване, с трудом уговорив себя подняться и выключить свет.
Рано утром меня разбудил петух. Я глянула на часы — шесть утра. Так рано дома я никогда не вставала. Собственно, сквозь сон я слышала его кукареканье и раньше, но тогда оно не мешало мне спать, существуя лишь как деталь какого-то хорошего сна. Я повертелась в постели, но заснуть больше не смогла.
Кроме того, по выражению Ольги, нужно было и минус попить. То есть удалить из организма выпитое накануне. В доме было все еще тепло, и я опять вспомнила, в противовес что ли, арктический холод нетопленой гостиницы. Хорошо, что осталась дома.
Взяв полотенце, я вышла на крыльцо. Солнце подобралось уже к краю горизонта — по-научному, светало, — но воздух пока явно пах морозцем.
Я пошла по выложенной плиткой дорожке к незатейливому деревянному строению, мысленно пеняя тетке: образованная женщина! Ну если здесь нет центральной канализации, могла бы выкопать на своих пятидесяти сотках септик. Уж специальная машина, с помощью которой можно было бы раз в два года его чистить, наверное, в поселке нашлась бы. А в пристройке к дому поставила бы биотуалет.
Воду для рукомойника какой-то древней модели пришлось доставать из колодца, хотя прежде ничего подобного делать мне не приходилось. Кстати, можно было бы и здесь подсуетиться, поставить насос… Что это, неужели я пытаюсь представить, как могла бы здесь жить?
В общем, я умывалась ледяной водой и мысленно ворчала, пока умытое лицо не разгорелось румянцем. Я даже глаза прикрыла от удовольствия, чувствуя, как к щекам приливает кровь.
Можно было бы сделать пару упражнений, но свежий воздух так легко потек в мои легкие, что даже закружилась голова, отчего я вынуждена была присесть на крыльцо.
От прозвучавшего внезапно вопля среди благозвучной тишины я невольно вздрогнула.
— Ма-ла-ко! Ма-ла-ко!
Какой-то здоровущий мужик шел по улице и орал во всю глотку. У моей калитки — быстро же я ощутила себя собственницей! — он несколько замедлил шаг и даже примолк, но, рассмотрев все, что мог, пошел дальше по улице, оглашая окрестности криками о своем товаре.
Из калиток стали выходить женщины с молочными бидончиками в руках, потому и я, отыскав на кухне такой же, поспешила следом за ними. Стадное чувство, ничего не поделаешь. Мне ужасно захотелось чего-нибудь молочного.
— Лариса, на меня очередь займи! — крикнула со своего крыльца Лида.
Метров через сто вправо, прямо посреди дороги, стояла изотермическая емкость типа квасной цистерны на жесткой сцепке с «Жигулями» шестой модели. Чего только люди не придумают! К ней уже выстроилась очередь, и полная молодуха шустро орудовала шлангом, заполняя бидончики. Все женщины как одна, ничуть не скрываясь, осмотрели меня с ног до головы.
— Племянница Липы, — услышала я негромкое высказывание.
— Эта в нашей дыре жить не станет, — добавила другая.
Что-то же они увидели во мне такое, позволявшее сделать подобный вывод. Не мой ли скромный спортивный костюм из Италии или кроссовки — натуральные «Адидас». Значит, уже и в глубинке научились определять фирму на