Сумасшедшая любовь
СЕТ-ЛИСТ
Hold It Don't Drop It
If You Had My Love
Утро нового дня.
Во мне снова поселилось чувство, что я еще многое могу предложить этому миру.
Впервые за долгое время я почувствовала единение с самой собой.
Сумасшедшая любовь
Одержимость любовью
На протяжении многих лет любовь была главной темой моих песен. Я всегда это подозревала, но смогла полностью осознать, только начав готовиться к турне, когда стала просматривать альбомы и подбирать нужные композиции. Я обнаружила, что на семи записанных мною студийных альбомах присутствовало более шестидесяти песен о любви или в названии которых присутствовало слово «любовь»: If You Had My Love, Could This Be Love, No Me Ames, Love Don’t Cost a Thing, I Need Love, I, Love, Baby I Love U!, Loving You и т. д. и т. п. Ого! Я удивила даже саму себя. Думаю, что мне действительно было что сказать на эту тему: я как никто другой пыталась открыть любовь для себя.
В рамках представления, уже познакомившего зрителя с моей голливудской жизнью и напомнившего ему о моих корнях, часть под названием «Сумасшедшая любовь» должна была раскрыть саму суть меня как артиста. Любовь всегда была главным посланием, которое я стремилась донести до остальных. Любовь во всем ее великолепии, дарящая счастье и разочарование. Любовь, в которой я всегда хотела все сделать правильно, которую всегда искала. Любовь, на которую всегда надеялась и за которую всегда сражалась. Любовь, представляющая собой пьянящую страсть, которая может быть одновременно исцеляющей и разрушительной.
Все мое творчество было посвящено этому: тому, что означает быть влюбленным. Любовь, любовь, любовь, любовь, любовь. Поэтому мы решили начать эту часть выступления с композиции Hold It Don't Drop It[41] – песни в стиле ретро R&B, которая, по иронии (или не по иронии) судьбы, говорила как раз о нежелании отказаться или отпустить любовь. Я хотела, чтобы это было наполовину в стиле Джеймса Брауна, наполовину – в стиле Тины Тернер. Поэтому для этой части представления Зухаир Мурад, придумавший большую часть костюмов для всего турне, создал коротенькое, отделанное бахромой, мерцающее как электрический заряд синее платье с накидкой из перьев длиною до пола. Я выходила на сцену, раскачивая бедрами и вороша свои волосы, пока оркестр играл эмоциональное вступление. На сцене находились три танцора в костюмах, отделанных ярчайшими блестками, которые только можно себе представить. Они чем-то напоминали исполнителей из группы «Пипс»[42], танцуя в стиле фанк и буквально приводя аудиторию в исступление. Я пела своим самым низким голосом о том, как я не хочу уходить, и под конец парням буквально приходилось тащить меня со сцены, периодически беря на руки и перекидывая через плечо, в то время как оркестр начинал играть на бис снова и снова, пока я наконец не сдавалась. Я думаю, это весьма метафорично показывало, насколько неохотно я разрывала все свои взаимоотношения, никогда не отпуская их без борьбы.
Every time I try to run, something keeps stopping me,
I try my best to turn around, but your touch won’t let me leave[43].
Здесь представление начинало замедляться. Мы должны были пойти на это. Я обращалась к аудитории: «Я знаю, что иногда слишком увлекаюсь любовью. Это ни для кого не секрет. Хотите, ребята, поговорить о любви? У меня в запасе есть немало историй!»
Любовь всегда была главным посланием, которое я стремилась донести до остальных. Любовь во всем своем великолепии, дарящая счастье и разочарование.
Зал начинал смеяться. И я тоже. И именно так мы подводили зрителя к одному из самых сокровенных моментов выступления – акустическому исполнению композиции If You Had My Love[45].
Это была самая первая песня с моего самого первого альбома, в каком-то роде определяющий трек для меня. Я хотела, чтобы это походило больше на разговор: как будто я обращаюсь к аудитории, напоминая ей, с чего я начала и к чему пришла сейчас. Слова песни говорят о начале новых взаимоотношений, о том, чего я ожидаю и чего хочу. И еще немного о страхе, о стремлении понять, что сделает человек, если я отдам ему свое сердце.
В стихах я пытаюсь обозначить свои правила игры, однако отголоски хора возвращают меня к переживаемым страхам…
Если я отдам тебе свою любовь и буду доверять тебе во всем,
Сможешь ли ты наполнить мою жизнь теплом?
Когда песня завершалась, я глядела на зал и говорила: «Вот о чем была моя самая первая песня…» И каждую ночь, когда я это произносила, весь вес моих чувств и моих переживаний раскрывались в одной этой фразе: «Сколько воды утекло с тех пор». И снова вместе со мной зрители начинали смеяться, поскольку они знали, что я имела в виду… Поскольку все мы проходили через такое, разве не так? Я хотела разделить с ними этот момент, дать им понять, что в этом они не одиноки. Со сцены я всегда видела, как люди кивали и улыбались. Они точно знали, о чем я говорила в это мгновение.
Это была моя манера сказать миру: «Да, я стою на сцене, но я продолжаю быть простым человеком. И именно эта частичка моей жизни продолжает оставаться для меня загадкой по каким-то неизведанным причинам». На этом этапе концерта перед аудиторией обнажалась моя душа.
Самое удивительное заключалось в том, что каждый вечер, произнося одни и те же слова со сцены, я чувствовала, как будто больше и больше прощаю саму себя. Есть что-то волшебное и дарящее тебе внутреннее освобождение в том, когда ты стоишь на сцене перед многотысячной толпой и открыто говоришь: «Я знаю, что, возможно, не всегда делала правильный выбор. Может, не все всегда было так, как я хотела. Но вот я здесь, и я открыто признаюсь в этом. И мне не стыдно за то, что я продолжаю пытаться». Проделывая это каждую ночь, я нашла то, что позволяло мне стать более уязвимой и восприимчивой. Присутствующие на шоу люди, само представление и песни помогали мне учиться прощать себя и принимать себя такой, какая я есть, со всеми ошибками и провалами. Шаг за шагом я исцелялась.
Новый вызов
Когда после рождения детей я немного пришла в себя и восстановила свои силы, я начала оглядываться вокруг и подводить своеобразные итоги всему, что происходило в моей карьере и моей жизни. Прислушиваясь к своей интуиции и снова следуя за своим сердцем, я стала видеть многие вещи более ясно. Одни аспекты моей жизни очень скоро наладились, другие продолжали вызывать тревогу и опасения, и их больше нельзя было игнорировать.
В тот период мою жизнь во многом поддерживало участие в проекте «Американский идол». На удивление данное шоу стало для меня своеобразным убежищем, где я искала спасения в наиболее сложные моменты, и почти кардинально изменило мое существование.
Когда продюсеры шоу мне впервые позвонили, казалось, никто из моего окружения не отнесся к данной идее с энтузиазмом. В одной точке сошлось сразу очень много факторов: Макс и Эмми были еще совсем крохами, моя музыкальная и актерская карьера переживала период затишья, и я была полностью сосредоточена на своей семье и сопровождении Марка во время его гастролей. Для меня это был странный период в жизни, именно поэтому я думала, что «Американский идол» станет для меня новым вызовом, чем-то совершенно иным. Все полагали, что участие в телевизионном шоу стащит меня вниз по карьерной лестнице. Меня отговаривали от этой идеи как могли. Но я пошла им наперекор.
«Мы живем в новой эпохе, – сказала я. – Телевидение давно превратилось в новое радио. Именно через телевидение люди становятся ближе к музыке». По каким-то причинам я знала, что все будет в порядке. Я чувствовала, что съемки в программе принесут мне важные преимущества. Я хотела быть дома с Максом и Эмми, которым было всего два годика на тот момент, и участие в шоу, большая часть из которого записывалась в Лос-Анджелесе, давала мне такую возможность. Я могла заработать неплохие деньги и при этом не разлучаться со своей семьей. К тому же это казалось мне увлекательным. Мне действительно нравилось работать в данном проекте, и я была уверена в том, что смогла внести в него свою лепту. Я понимала, что в конечном итоге это принесет мне немалую пользу. Но я даже представить себе не могла, насколько «Американский идол» повлияет на меня не только с профессиональной, но и с личной точки зрения.
Это была любовь, доселе неведомая мне. Она придала мне такое количество сил, о котором я даже не мечтала.
Когда я получила приглашение на проект, я знала, что попала в нужное место и в нужное время. Мне нравилось заботиться о своей семье, мне нравилось быть мамой. Это было так не похоже на все, чем я занималась ранее. Смогу ли я справиться со всем сразу? Да ладно! Теперь я была мамой. А значит, я могла справиться с чем угодно! Я только что подарила этому миру двух новых людей!
Я до сих пор в мельчайших деталях помню тот день. День, когда Макс и Эмми появились на свет. Я впервые увидела их прямо там, на операционном столе в больнице, когда после кесарева сечения мой доктор прокричал: «Малыш номер один – в левую руку!»
Я посмотрела и увидела Эмми – маленькое существо с распростертыми ручками и дрожащими ножками, которое кричало что есть мочи: «Аааааааа!»
Затем кто-то сказал: «Малыш номер два – в правую руку». Я снова посмотрела и – «Аааааааа!» – еще одно красное существо, кричащее громче первого. Это был мой Макс.
Я нежно прижала их к своей груди. Я помню только, как целовала их, постоянно повторяя: «Я люблю вас. Я люблю вас. Я так сильно люблю вас. Я люблю вас…» В этом было что-то инстинктивное. Что-то чистое. Что-то безусловное. Это была любовь, доселе неведомая мне. Она придала мне такое количество сил, о котором я даже не мечтала.
Безусловно, после рождения детей вся моя жизнь закрутилась вокруг них. Вдруг появились эти два крошечных чуда, которые полностью зависели от тебя, которые буквально не могли без тебя существовать. Так легко потеряться в этом прекрасном мире, в котором у тебя есть дети. В этом есть нечто волшебное, нечто всепоглощающее.
Поэтому три года спустя, когда на горизонте вдруг появился «Американский идол», я с распростертыми объятиями встретила возможность вернуть хотя бы частичку себя. Мне нужно было абстрагироваться ото всех голосов извне, чтобы услышать свой собственный голос и довериться своей интуиции, чтобы принять наиболее правильное для себя решение. Я сделала глубокий вдох – и нырнула.
Как только мы приступили к съемкам – за несколько месяцев до выхода шоу в эфир, – я тут же влюбилась в Стивена Тайлера, Рэнди Джексона и Райана Сикреста. Они были так не похожи друг на друга, но столь внимательны и щедры в своей заботе по отношению ко мне. Они вели себя как братья, которых у меня никогда не было. Когда я приходила на съемочную площадку, Стивен говорил мне: «Дженнифер! Ты роскошно выглядишь! Что ты делаешь со своим лицом?» Он всегда стремился выяснить у меня, какими средствами макияжа или масками для волос я пользуюсь. Он постоянно меня смешил, широко улыбаясь и повторяя: «Знаешь, я ведь спрашиваю, потому что я запал на тебя. Я так сильно запал на тебя, Дженнифер!»
Стивен совсем не похож на того человека, каким все его себе представляют. Люди видят в нем тощего сумасшедшего рокера с огромным ртом и безумными костюмами. Но в действительности он глубокий и душевный человек. Когда ты смотришь в его глаза, ты замечаешь, что он похож на маленькую раненую пташку. И он всегда смотрит тебе прямо в глаза в какой-то непостижимой для осознания манере, столь свойственной людям, получающим удовольствие от общения с окружающими.
Он смотрел на меня, и я замечала нотку грусти в его глазах, видела нотку боли, которая заставляла меня думать: «Да, этот парень немало пережил». Он человек открытой и богатой души. Этого нельзя было не заметить.
Первые несколько недель, пока мы снимали прослушивания и встречались с какими-то совершенно фантастическими молодыми исполнителями, нам приходилось узнавать друг друга как можно ближе. Мне нравилось быть частью происходящего и думать, что я могу сделать свой вклад во что-то хорошее.
Просматривая позже нарезку с первых прослушиваний шоу, я видела, насколько замечательно все получалось. За последнюю пару сезонов «Американский идол» несколько сдал свои позиции, но если бы мы отработали все хорошо, то могли бы рассчитывать на аудиторию почти в двадцать миллионов человек. О чем еще можно было мечтать?
Выход на большую сцену
Была глубокая ночь. Марк спал рядом со мной в постели, когда я вдруг вскочила от того, что мое сердце выпрыгивало из груди. Это была ночь накануне запуска в эфир «Американского идола». Я встала с кровати и пошла в ванную, в зеркале которой увидела мертвенно-бледное отражение своего лица. Я не могла собраться с мыслями: «О черт! Двадцать миллионов человек». Я просто с ума сходила от нервов.
Я вернулась в постель и сказала: «Марк! Проснись!» Он крепко спал, поэтому лишь что-то пробормотал сквозь сон и перевернулся на другой бок. Я снова сказала: «Милый! Проснись! Мне так страшно!» Я схватила его за плечо и немного потрясла, чтобы разбудить. «Ты должен проснуться!»
Несмотря на разногласия между мной и Марком в личной жизни, мы всегда были с ним на одной волне, когда дело касалось работы. Когда я переживала, что мое пение было не на должном уровне, он всегда помогал мне правильно поставить голос и добиться наилучшего звучания. Я искренне благодарю его за то, что он всегда поддерживал меня, давая советы и находя нужные слова одобрения. Он всегда по-умному подходил к деловым вопросам – в этом отношении он был великолепным партнером. Поэтому если кто и мог вывести меня из этого состояния, так это он.
«Дорогой, – сказала я, – я в жуткой панике».
«Что такое?» – спросил он. Его голос казался едва уловимым спросонья.
«Все этот «Идол», – сказала я. – Масштаб всего происходящего. Двадцать миллионов зрителей, а я никогда не участвовала в подобных телевизионных проектах. У меня даже не будет сценария, слов или что там еще… Буду только я перед всеми этими камерами, и все будут смотреть!»
Я чувствовала себя незащищенной, уязвимой, как будто мне предстояло бежать по улицам города совершенно без одежды. Дело не в том, что я боялась показать людям реальную себя. Я знала, кем являюсь на самом деле, я знала, что была хорошим человеком. Но все это было ново для меня. Будучи актрисой, ты привыкаешь к тому, что под рукой у тебя всегда есть написанный кем-то сценарий. И ты прячешься за этой маской. Будучи певицей, ты следуешь за словами исполняемой песни. Идея о том, чтобы выйти перед многомиллионной аудиторией и просто быть самой собой, повергала меня в ужас. Если кто-то критикует твою манеру исполнения, он критикует лишь малую часть тебя. Люди не имеют ни малейшего представления о том, кто ты есть в действительности или что для тебя по-настоящему важно. Но если кто-то критикует тебя и твою работу в рамках шоу, подобному «Американскому идолу», значит, он недоволен именно тобой.
«Хорошо-хорошо, – сказал он. – Но все не так уж и плохо. Просто подумай о том, как бы ты себя чувствовала, если бы шоу провалилось. Что, если бы его никто вообще не стал смотреть?.. Так было бы гораздо хуже, тебе не кажется?»
Я задумалась на секунду, а затем произнесла: «Да, так было бы намного хуже».
На этом мы оба улеглись и стали засыпать.
Мне стоило радоваться, поскольку Марк был прав. Стоило ли бояться того, что шоу потенциально может обернуться огромным успехом? Нет… Но само число – двадцать миллионов зрителей – продолжало пугать меня. Любой человек, имеющий в доме телевизор, мог, пролистывая каналы, вдруг увидеть тебя на экране в составе судей – и вот судят уже тебя. Тебя рассматривают и оценивают в мельчайших деталях на совершенно ином уровне. Эта мысль ошеломляла меня.
Но Марк в точности знал, какими словами меня успокоить. Он знал, что больше всего в жизни я боялась неудач и провалов. «Послушай, если бы шоу провалилось, вот тогда был бы повод чувствовать себя реально ужасно», – сказал он. И он был прав. Потому что мне были знакомы неудачи, я знала, насколько это больно, когда то, над чем ты так усердно работаешь, вдруг оценивают как полный провал. Поверьте, в моей жизни был такой опыт. И для меня нет хуже чувства, чем осознание того, что твоя работа не находит отклика в сердцах людей.
Но когда шоу вышло в эфир, произошло что-то волшебное. То, чего я больше всего опасалась, обернулось одним из самых лучших событий в моей жизни: впервые люди познакомились с реальной мной, а не «мной», сфабрикованной таблоидами и прессой. И им нравилось то, что они видели.
Возвращение к своему истинному «я»
Правда заключается в том, что, участвуя в реалити-шоу, вы никогда не сможете скрыть свою подлинную личность. Когда вы сидите за судейским столом, камера улавливает любую вашу реакцию на исполнителей, выступающих перед вами. Если вы начинаете смеяться, плакать или гримасничать, это тут же видит целый мир. Когда люди стали смотреть тот сезон «Американского идола», они увидели нечто такое, чего совсем не ожидали. Аудитория ждала появления дивы, а вместо нее перед ними предстала обычная мама.
От «Американского идола» я многого ожидала, но среди прочих хороших вещей случилось то, о чем я даже не помышляла, но что оказалось важнее всего остального. Так много воды утекло с тех пор, когда последний раз я чувствовала себя просто как… Дженнифер.
Перед запуском шоу я встречалась со своей подругой. Лиа – моя ближайшая подруга, с которой у нас возникла истинная привязанность и взаимопонимание с нашей первой встречи. Неважно, что и как я говорю или думаю, она понимает меня с полуслова. Мы понимаем и чувствуем друг друга. Я помню, как сказала ей: «У меня такое чувство, как будто я вот-вот рожу еще одного ребенка. Как будто я беременна и у меня уже схватки. Я чувствую боль, но ребенок еще не появился на свет. Но это прекрасный ребенок, который скоро родится…» Как бы странно это ни звучало, я чувствовала себя именно так в тот момент… как будто я стояла на пороге чего-то удивительного. Я была в предвосхищении, хотя еще и не была полностью уверена в том, что из этого получится.
Начало происходить так много интересных вещей. Людям понравилось шоу. У меня готовился выход нового альбома, и когда первый сингл On the Floor просочился в эфир прямо перед запуском шоу, он тут же занял верхнюю строку в чартах. Казалось, что каждый день приносил с собой что-то удивительное и новое. Я почувствовала, как моя жизнь и моя карьера наполняются новой энергией, которой я не испытывала уже очень давно.
Во многом «Американский идол» стал для меня переосмыслением, возрождением в глазах аудитории. Я открывала для себя собственный голос, собственную силу – мне было что сказать людям, и они слушали меня. Впервые за долгое время мне было хорошо от того, что можно было быть такой, какая я есть.
И реакция на это не только со стороны Стивена, Рэнди и Райана, но и со стороны всех участников и зрителей «Американского идола» была настолько теплой и всеобъемлющей, что я чувствовала себя защищенной и любимой. Я снова ощущала взаимосвязь с самой собой.
Для меня это имело огромное значение. Это вернуло мне уверенность в себе, которую я растеряла где-то по дороге, дало мне ощущение почвы под ногами, которого мне так не хватало в водовороте голливудской жизни, взявшем верх над моим существованием. Я даже не догадывалась о том, что потеряла львиную долю веры в собственные силы, пока она не начала постепенно возвращаться ко мне снова.
Правда заключается в том, что, участвуя в реалити-шоу, вы никогда не сможете скрыть свою подлинную личность.
Все это происходило постепенно в рамках первого сезона «Американского идола». Это было как некое озарение, медленное осмысление того, что части моей души, которая столь долго была опустошена, стали заполняться новым смыслом. И сколь бы последовательным ни было мое внутреннее преображение, тем не менее был один фантастический момент, который послужил для меня катализатором. Момент, когда я вдруг четко поняла, что значит «Американский идол» для людей и что он значит для меня самой.
Все случилось в период церемонии премии «Оскар». На тот момент «Идол» шел в эфире уже несколько месяцев. Меня пригласили на одну из вечеринок по случаю победы одной киноленты в номинации «Лучший фильм», поэтому я оделась в своем привычном голливудском стиле и отправилась на торжество. На таких мероприятиях всегда присутствует много звезд – актеры, режиссеры, владельцы киностудий, люди, которые заставляют всю эту индустрию крутиться как часики. Я рассчитывала смешаться с толпой и хорошо провести время, но как только я вошла в зал, люди тут же облепили меня и стали расспрашивать о шоу.
Это было что-то невероятное… Люди подходили ко мне и говорили: «О боже! Я просто обожаю наблюдать за тобой на этой программе!», или «Как ты думаешь, кто победит? Ну ладно тебе. Раскрой секрет!», или «Что там все-таки происходит за кулисами шоу? Каков расклад?». Я поверить не могла, что в комнате, переполненной наиболее успешными и творческими личностями, все рвались поговорить об «Американском идоле». Я хочу сказать, что ко мне подошел даже Стивен Спилберг, чтобы сказать, что всей семьей они смотрят это шоу. Стивен Спилберг!
Вот она, сила телевидения в действии.
Именно в тот момент я поняла, насколько сильно люди любят эту программу, сколько радости она дарит им и насколько сильно она изменила их мнение обо мне. Люди говорили, что им нравилось наблюдать за мной, когда я столько лет подряд пыталась убедить себя в обратном. Это наложило неизгладимый отпечаток на мое отношение к самой себе. Это было начало начал – время, когда я снова начала ощущать себя тем, кем являюсь на самом деле. Я поняла, что, не боясь рисковать, принимая решения и оставаясь верным самому себе, человек может превзойти даже самые смелые свои ожидания.
Ключевые моменты
Февраль того года стал одним из самых успешных с профессиональной точки зрения: журнал People впервые назвал меня самой красивой женщиной в мире. Мои песни занимали верхние строчки всех чартов, и я не сходила с экранов телевизионных шоу в Америке. Мне казалось, что я нахожусь на вершине мира.
И посреди всего этого приятного волнения и всеобщего признания как гром среди ясного неба прозвучали всего два слова: «Я несчастлив». Марк что-то говорил мне о тех вещах, которые его беспокоили, а я сидела там и пыталась понять, к чему он ведет. А затем он снова произнес: «Я несчастлив. Я здесь, потому что у нас семья, потому что мы пытаемся сохранить ее вместе. Но я несчастлив».
Это был один из тех моментов, когда в стене, которую я столь бережно выстраивала вокруг себя, снова образовалась трещина. И через нее я увидела свет, немедленно натолкнувший меня на мысль: «Если ты несчастлив, что тогда сказать мне?» Я начала плакать. Я искренне полагала, что сделала все возможное, чтобы сделать его счастливым, – как жена, как партнер, как мать его детей. Но правда заключалась в том, что я ни на секунду не задумывалась над тем, была ли счастлива я сама.
Было ощущение, как будто в моем сознании вдруг включилась какая-то лампочка: какой смысл продолжать подавлять собственные чувства относительно того, чего мне не хватало в данных взаимоотношениях? Как долго я должна еще лезть из кожи вон, чтобы сделать счастливым кого-то, кто может вот так спокойно заявить мне, что он несчастлив?
Дамбу прорвало, и слезы было уже не остановить. Марк пытался утешить меня.
«Перестань. Ну зачем столько плакать?» – спросил он.
Он выглядел совершенно спокойным, как будто своим признанием снял тяжелейший груз с души. Для него это была лишь незначительная ссора, после которой все должно было вернуться в прежнее русло. Но я не думаю, что он отдавал себе отчет в том, насколько сильный эффект оказали на меня его слова. Ящик пандоры был вскрыт, и я еще не догадывалась о том, что, несмотря на все мои огромные усилия, его уже невозможно было закрыть обратно.
В тот период времени, который привел нас к этому разговору, я пыталась восстановить свою веру в собственные силы и самоуважение, сначала как мать, а затем и как профессионал. Благодаря детям я начала больше понимать, что представляет собой настоящая любовь, что означает отдавать и получать любовь взамен. Я осознала, что существует целый ряд вещей, с которыми я попросту не обязана мириться, и это придавало мне дополнительные силы. Проблема заключалась лишь в том, что в рамках взаимоотношений я продолжала придерживаться прежней модели поведения: мое собственное счастье и чувство собственной значимости зависели от того, насколько счастлив был он. Поэтому, когда Марк столь открыто заявил о том, что не чувствовал себя счастливым, меня это сломило окончательно.
На протяжении долгих лет мне удавалось убедить себя в том, что, если я буду усиленно работать над своими взаимоотношениями, я смогу исправить все что угодно, сделать их крепче и лучше. Но теперь я наконец нашла в себе силы признать, что я не только не могу этого сделать, но это и не нужно. Поскольку на противоположной чаше весов лежит мое собственное счастье. Я достигла той точки, когда могла посмотреть на свою личную жизнь и сказать: «Знаешь что? Это неправильно!» Как бы прекрасно ни развивались остальные аспекты моей жизни, с этим было что-то не так. И я не могла продолжать это игнорировать.
Проснувшись тем утром, я даже представить себе не могла, что этот простой разговор приведет к столь серьезным потрясениям и поразительному переосмыслению моей собственной жизни.