Заново учась жить
За моей спиной всплывает гигантская неоновая вывеска «Клуб Бабалу», и на сцену выходят танцоры, одетые в стиле 1940-х годов для классической вечеринки в кубинском клубе. Мужчины одеты в черные облегающие костюмы с гофрированными рукавами, белоснежные рубашки и блестящие пояса цвета фуксии. На женщинах блестящие леотарды[62] с длинными рукавами и открытой спиной, высокие шпильки и накидки из розовых страусиных перьев. Начало шоу было выдержано в черно-белых тонах и классическом голливудском стиле, но теперь пришло время для красочного, громкого и зажигательного латиноамериканского финала.
Я поднимаюсь сквозь сцену, одетая в черный костюм, белую рубашку, розовый шарф и маленькую фетровую шляпу с узкими полями… Потому что в этом клубе я не танцовщица, о нет. Я дирижер оркестра. Я Рикки Рикардо[63], я Ксавьер Кугат[64], я тот, кто сегодня будет дирижировать шоу, которое начинается с моего соло на джазовых барабанах. А затем раздается громогласное: «Uno! Dos! Tres! Cuatro!»[65], и оркестр подхватывает первые ноты песни Let's Get Loud[66]. Настало время праздника жизни. И все вокруг встают, прыгая и подпевая что есть мочи.
Время веселиться.
Let the music make you free, be what you wanna be
Make no excuses, you gotta do it, you gotta do it, your way[67].
Основная идея этой части шоу заключалась в том, чтобы громко заявить всему миру, что жизнь слишком коротка и ее надо прожить! Грусть и сожаления утягивают нас в прошлое. А мы находимся здесь и сейчас, и мы должны насладиться каждой дарованной минутой.
Несколько месяцев спустя после моего развода мне вдруг стало интересно, где же была я все последние годы. Где пропадала та девчонка, которая так любила танцевать, которая наслаждалась тем, что она делает, получала удовольствие от каждого движения? В погоне за идеальными отношениями и идеальной жизнью я сбилась с пути, полностью позабыв о том, насколько важно наслаждаться тем, что у тебя есть. Вернув себе эту часть самой себя – снова начав танцевать, – я заново открыла силу своего истинного «я».
А это означало, что я снова вернулась к своим корням. Я пуэрториканка, я латиноамериканка, и да – я представляю эту культуру. Поэтому я нисколько не сомневалась в том, что шоу должно было заканчиваться взрывом латиноамериканских эмоций. Это музыка моего детства, моей семьи. Это отражение самой сути того, кем я являюсь в действительности.
Это была основная идея заключительной части представления, и когда я начала подбирать хиты, написанные в латиноамериканском стиле, все они – Let’s Get Loud, Papi и On the Floor – подходили идеально для того, чтобы поднять аудиторию на ноги и заставить ее танцевать. Танцевальные хиты, пронизанные латиноамериканским колоритом и потрясающей энергией. Мне было смешно осознавать, что я подбираю песни для каждой части шоу с маниакальным рвением. Правда заключалась в том, что каждая композиция была отражением того, кем я являюсь или являлась в тот или иной период жизни. Так что, наверное, в моем желании сделать все идеально не было ничего удивительного. Хореографию для этой части шоу ставила Лиз Империо, и я сказала ей: «Я хочу, чтобы все было экзотично и очень сексуально. Я хочу, чтобы все было грандиозно». Я всегда любила мюзиклы. Я думаю, моя мама заставила меня пересмотреть все мюзиклы, которые только известны человечеству, пока я была маленькая. Меня покоряла их зрелищность. Я хотела, чтобы эта часть шоу была красной и розовой, яркой и громкой и даже включила отдельный танцевальный номер, исполнив сальсу в конце композиции Let’s Get Loud. Мне хотелось, чтобы аудитория почувствовала, как незаметно для себя вдруг перенеслась в удивительный клуб в Гаване конца 1940–1950-х годов со всеми танцовщицами и ритмами той эпохи.
Но мне хотелось привнести и немного пикантности… Ведь всегда для парней танцуют девчонки в своих сексуальных нарядах, не так ли? Что ж, мне хотелось, чтобы изюминкой моего «Клуба Бабалу» стали мужчины. У нас было восемь потрясающих танцоров, побритых налысо и с идеальными кубиками пресса. И во время этой части шоу они снимали с себя рубашки и бросали их в аудиторию. Они были настолько страстными! Не менее страстными были и наши танцовщицы, поэтому независимо от того, кто находился в аудитории, зрителям было на что посмотреть на сцене.
Забавно, но двое из наших танцоров чувствовали себя несколько некомфортно в этой части шоу. И не потому, что не хотели обнажаться и выглядеть со сцены сексуально, а потому, что никогда в жизни до этого не танцевали сальсу. Они были профессионалами своего дела, но латиноамериканские танцы имеют свои особенности, поэтому они слегка нервничали. Тогда на помощь пришла Лиз, вручившая им трубы, чтобы они знали, что делать с руками во время танца. Им просто нужно было исполнять базовые движения и выглядеть потрясающе – что для них не составляло особого труда.
В этом прелесть работы с талантливыми хореографами во время организации турне, подобного моему. Лиз улавливала и понимала все сильные и слабые стороны танцоров и работала с каждым из них отдельно, чтобы вывести хореографию на высочайший уровень. Я хотела, чтобы к концу песни не осталось никого, кого бы не затронул дух происходящего на сцене – некий кубинский карнавал, где все вокруг вертится, бурлит и танцует до изнеможения. И у нас получилось: аудитория не смогла остаться безучастной. Это было какое-то сумасшествие в самом лучшем смысле этого слова.
Корни и ветви
В тот сумасшедший год, подтолкнувший меня к организации мирового турне, мой день рождения пришелся ровно на девятый день после того, как мы объявили о разводе. Для меня это был особенно сложный момент, потому что, пока мы были женаты, мы всегда устраивали что-то грандиозное на наши дни рождения. И вот теперь, впервые за семь лет, я должна была справлять его в одиночку.
Я пыталась быть сильной, вести себя так, как будто ничего не происходило, но внутри меня жили очень сильные переживания. Было бы странно закатывать вечеринки в такой момент, поэтому я не стала этого делать. Я решила отправиться в Майами – в место, куда я всегда сбегаю, когда мне тяжело и я чувствую себя подавленной. Я ребенок солнца. Я родилась в июле, и в Майами в это время солнечно и жарко, и это помогает мне почувствовать себя счастливой и защищенной, как будто завернутой в теплое мягкое полотенце, только что вынутое из сушки. Там я снималась в одном из своих самых первых фильмов – «Кровь и вино» с Джеком Николсоном, – и помню, насколько сильно мне понравился этот город, я даже подумала: «Однажды я буду жить здесь, в доме прямо у воды». С тех самых пор Майами было отведено особое место в моем сердце.
Я прилетела туда с Максом и Эмми, думая, что погуляю немного с Аной, может, арендую яхту в день моего рождения. Сделаю все скромно и тихо, что соответствовало моему тогдашнему настроению. Я понимала, что все сделала правильно, что это был шаг в сторону позитивных изменений в моей жизни – запоздалое признание того, что я заслуживаю в жизни лучшего. Но это по-прежнему было непростое и грустное время. Развод никогда не дается легко, даже если он идет тебе во благо. Я чувствовала, что полностью выбита из седла.
И вот я прилетела в Майами, мы арендовали лодку на день. Но когда мы пришли на пристань… меня поджидала толпа моих друзей и родственников, договорившихся устроить для меня сюрприз!
Моя мама, моя сестра Линда, мои кузины Тиана и Дарси, Таня, Бенни, Мэри и Лоренцо, мой друг Шон Б. и т. д. и т. п. Это были мои самые близкие люди, и они пришли, чтобы выразить мне свою поддержку, в которой я так нуждалась. Я была потрясена до глубины души – настолько счастлива и тронута, и мне было безумно приятно, что свой день рождения я могу провести в кругу людей, которые заботятся обо мне.
И да, мы отпраздновали от души. Мы провели весь день на яхте – только море и солнце, вкусная еда и хорошие напитки и, конечно же, отличная музыка и танцы. Мы включили музыку настолько громко, что, наверное, нас было слышно на Кубе, и танцевали на палубе, пока солнце не начало садиться. Я танцевала со всеми, включая Макса и Эмми. Чуть позже кто-то из друзей прислал мне потрясающее видео, снятое на телефон, как я кручу Эмми в воздухе и мы обе улыбаемся и смеемся.
Я думала, что этот день будет грустным и непростым для меня, но он, напротив, оказался истинным началом чего-то нового. Мое пребывание в Майами среди друзей и веселые танцы посреди красивого мерцающего океана дали мне почувствовать, что все в моей жизни скоро наладится. Ведь что бы ни происходило, мои друзья, моя семья, мои дети были со мной… Возможно, я еще не во всем разобралась, возможно, меня еще ждал долгий путь впереди, но я была уверена, что все будет хорошо.
Мы все сидели на палубе, наблюдая, как садится солнце, когда кто-то вдруг вынес праздничный торт. Все начали петь, и, когда я задула свечи, Бенни поднял бокал. Пришло время знаменитого тоста! Он говорил о том, что этот день стал поворотным моментом в моей жизни и что он, как и все друзья, будет всегда рядом, чтобы помочь мне.
Это был красивый тост – как и всегда, – и, когда я подошла к Бенни, чтобы обняться, я упала в его объятия, уткнувшись прямо в плечо. Он просто держал меня и шептал мне на ухо, что все будет хорошо. Я могла в ответ лишь кивать головой.
А затем все встали и подошли к нам. Мы стояли прямо посреди палубы, заключенные в одно большое дружеское объятие. У меня было чувство, как будто я ощущаю сразу корни и ветви моей системы жизнеобеспечения, которая защищает и питает меня. Все эти люди пришли, чтобы быть со мной рядом, они пришли ради меня. И я знала, что так будет всегда и что ничего ужасного со мной не может произойти, пока они будут присутствовать в моей жизни.
Turn the music up to hear that sound, let’s get loud, let’s get loud
Ain’t nobody gotta tell ya, what you gotta do[68].
На следующий день, когда мы с Максом и Эмми собирались в аэропорт на обратный рейс до Лос-Анджелеса, к нам зашла Ана, чтобы попрощаться. Она принесла мне кое-что.
Ана любит покупать мне книги в подарок – книги, которые напоминают мне о том, насколько важно заботиться о себе. (По правде говоря, именно она познакомила меня с первой книгой Луизы Хей.) Она протянула мне подарок и сказала: «Я купила тебе эту книгу о медитации. Внутри тебя сейчас живет целый ураган эмоций, и это поможет тебе пройти через него и двинуться вперед». А потом она протянула мне еще кое-что: два маленьких фарфоровых ангелочка.
«Один из них Макс, а второй – Эмми, – сказала она. – Когда ты будешь много работать, просто бери их с собой, ставь так, чтобы можно было на них посмотреть и вспомнить, что в твоей жизни есть два маленьких ангела». Я взяла их в руки и заплакала.
Она хотела сказать мне еще кое-что. «Молись за Марка, – произнесла она, – и научи своих детей молиться за него. Мы должны молиться за всех, и вам всем необходимо это исцеление».
Мы с Аной сидели на кровати, скрестив ноги, я взяла ее за руки, и наши глаза наполнились слезами. Я подумала: «Это и есть истинная дружба». Ваши друзья оплакивают ваши потери и неудачи вместе с вами, потому что они затрагивают и их жизнь. Правда заключается в том, что, каким бы потерявшимся вы себя ни ощущали, вы никогда не проходите через трудности в одиночку. Равно как сказал Бенни в то самое Рождество, вы можете выбирать себе семью. И все, кто окажется в этой семье, будут переживать ваши взлеты и падения вместе с вами.
И если вам повезет, как повезло мне, эти друзья будут всегда готовы закатить для вас танцевальную вечеринку, чтобы напомнить вам об этом.
Переосмысляя свои мечты
Одна из самых больших трудностей, связанных с разводом, заключается в том, что вы должны научиться отпускать свои мечты. Потому что брак напрямую связан с планами на будущее, с надеждами на то, что ты проведешь остаток своих дней с конкретным человеком и сможешь все сделать правильно. Я мечтала о том, что мой брак продлится вечно, что мы состаримся вместе и будем вместе растить своих детей, нянчить наших внуков. Это была красивая мечта, с которой мне было так тяжело расстаться, когда пришло время. Ты не можешь отделаться от мысли: «И что же мне делать теперь?»
Забавно, но ответ на этот вопрос мне подсказала Нэнси Мейерс. Именно она написала сценарий и выступила режиссером фильма «Любовь по правилам и без» с Дайан Китон в главной роли. Главная героиня – Эрика Берри, одинокая женщина, которой уже исполнилось за пятьдесят. У нее прекрасный дом в районе Хэмптонс и взрослая дочь. Между матерью и дочерью прекрасные отношения, и хотя Эрика Берри одинока, ее, похоже, не тяготит такая жизнь.
Думаю, после развода я посмотрела этот фильм раз десять. Я сидела в своем собственном прекрасном доме, мечтая о том, что когда-нибудь куплю такой же дом, как у Эрики Берри, и обрету свою любовь «по правилам и без». Макс и Эмми к тому времени уже вырастут и превратятся в удивительных людей, которые будет приходить ко мне в гости. А я стану той самой женщиной, которая будет совершенно спокойно относиться к тому, что она просыпается и засыпает одна посреди своей огромной кровати. Благодаря Нэнси Мейерс в моем сознании поселился образ, который помог мне пережить не одну по-настоящему сложную ночь.
Ваши друзья оплакивают ваши потери и неудачи вместе с вами, потому что они затрагивают и их жизнь. Правда заключается в том, что, каким бы потерявшимся вы себя ни ощущали, вы никогда не проходите через трудности в одиночку.
Равно как Нэнси Мейерс помогла мне обрести новую мечту своей жизни, другая женщина помогла мне пережить не одну тяжелую неделю в моей реальной жизни. И это была моя мама.
Моя мама бросила все и переехала жить ко мне после того, как все случилось. Она всегда была рядом, когда я в ней нуждалась, и я всегда могла рассчитывать на то, что она найдет любой возможный способ, чтобы заставить меня снова засмеяться. Ей нелегко даются серьезные разговоры или обсуждение более интимных моментов взаимоотношений, и иногда это просто сводит меня с ума, но она может рассмешить вас так, что вам сведет от смеха живот и вы повалитесь на пол. В этом она и Марк очень похожи.
Мама все еще жила со мной, помогая с Максом и Эмми, когда практически сразу после развода мне пришлось лететь на Украину, чтобы провести концерт. Принимая во внимание все эмоциональное напряжение, длительный перелет и слишком короткий срок самой поездки, я решила, что детей будет лучше оставить дома. Я должна была отсутствовать всего пару дней и понимала, что это стремительное и далекое путешествие подорвет их состояние.
Я спросила маму, сможет ли она мне помочь и присмотреть за детьми на время моего отсутствия. И она тут же ответила: «Я не хочу, чтобы ты летела одна. Я поеду с тобой. А за детьми присмотрит Тиана». Я впала в ступор, а она продолжила: «Да ладно… Я никогда не была на Украине! Я хочу поехать. Так что я еду с тобой!»
Я вспомнила, насколько мне помогло ее присутствие в Париже, когда она проявила всю силу своей материнской любви, набросившись на папарацци с водяным пистолетом, поэтому я сказала: «Хорошо, мам. Поехали вместе». И через два дня мы сели в самолет и отправились на Украину – моя мама, Бенни, его ассистентка и я.
Мы с Бенни сидели в хвосте самолета, болтая о том, что произошло за последние несколько недель. Я все еще пыталась оправиться после развода и разобраться во многих вещах, начиная с финансов и заканчивая домом, детьми, всеми совместными проектами. Все было настолько запутано, и я была рада этому длительному перелету, подарившему мне возможность проговорить с Бенни все, что не давало мне покоя.
Мы были погружены в наше обсуждение, когда мама вдруг подошла к нашим местам, встала в проходе и сказала: «Джен, я как-то странно себя чувствую».
«Что случилось?» – спросила я. Она выглядела бледной и немного вспотевшей.
«Мне нехорошо, – ответила она. – Мне кажется, я сейчас упаду в обморок». И затем она так и сделала: хлоп – и вот она уже лежит прямо в проходе между рядами.
«О боже! – закричала я. – Ма! Мам!» Я повернулась в головную часть самолета и спросила: «Что случилось? Она что-нибудь принимала?»
Ассистентка сказала: «Она выпила таблетку снотворного…» Поскольку моя мама продолжала пить обезболивающее после операции на колене, это сочетание просто срубило ее.
Стюардессы принесли ей кислородную маску и попытались закрепить ее у нее на лице, пока она лежала там в полной прострации. Я сказала: «Мам! Ты что же творишь? Идея была, что ты будешь заботиться обо мне!» Она ничего не ответила, но ее веки начали слегка подергиваться. Я наклонилась как можно ближе к ее лицу и сказала: «Клянусь богом, если ты сейчас умрешь, я тебя просто убью! Ты меня слышишь?»
А затем на нервной почве я начала смеяться, стараясь убедить себя, что все будет хорошо. Что мне еще оставалось: либо смеяться, либо полностью пасть духом.
Экипаж корабля начал обсуждать возможность экстренной посадки, но как только моя мама услышала мои угрозы в ее адрес, ее реакция превзошла все мои ожидания: она начала смеяться.
«Извини, детка», – сказала она, продолжая пребывать в состоянии какой-то невесомости, слегка покашливая в своей кислородной маске. Мы посмотрели друг на друга, и я закачала головой. В конечном итоге все обошлось, хотя ее все же пришлось положить под капельницу в больнице, как только мы приземлились. Я пыталась шутить над тем, что она оказалась просто незаменимым помощником для меня во время путешествия. И хотя она чувствовала себя очень слабой и проводила практически все время под капельницами, я была рада ее присутствию и тому, что она продолжала смешить меня, несмотря ни на что.
Выходя из зоны комфорта
Когда мы приступили к съемкам второго сезона «Американского идола», я испытала огромное счастье от того, что вернулась к своей рабочей «семье» после столь непростых летних каникул.
Мы начали снимать прослушивания в сентябре, и я не помню, в каком точно городе проходили съемки. Но я точно помню, что уже в первый же день встретила Рэнди, и Стивена, и Райана, и Найджела. Перед началом прослушиваний мы всегда собирались за огромным столом, который ломился от кофе и закусок. Все устраивались поудобнее и высказывали свои соображения по поводу съемок.
Я вошла в зал и села на свое место. Ребята сели неподалеку от меня. На тот момент все уже, конечно, знали о разводе, поэтому тут же стали спрашивать меня: «Как твои дела?» и «Ты в порядке?». Я ответила, что все хорошо, и тут кто-то из присутствующих спросил: «Что у вас произошло? Никто вообще этого не ожидал!»
Это было правдой. Нам с Марком прекрасно удавалось скрывать проблемы, возникающие между нами на протяжении нескольких лет, и демонстрировать миру прекрасные взаимоотношения. Я подумала несколько секунд, а потом сказала: «Знаете, это уже давно назревало. Мы сделали все от нас зависящее, чтобы это сработало». Мне не хотелось вдаваться в чрезмерные подробности, но я попыталась объяснить немного, что случилось.
Стивен понимал меня, как никто другой. Я знала, что он до сих пор переживал свой развод с женой, с которой прожил вместе много лет, поскольку у него глаза были на мокром месте всякий раз, когда он заговаривал об этом. Он взял меня за руку, крепко сжал ее, и нам даже не пришлось ничего говорить друг другу. Мы просто посмотрели друг другу в глаза, и этого было больше чем достаточно.
А потом я окинула взглядом всех, кто сидел за столом. В их глазах было столько участия.
«Марк был просто моим мужчиной, понимаете? – сказала я, и мой голос слегка надломился. – Мне казалось, что мы созданы друг для друга».
Никто не проронил ни слова, когда Найджел вдруг заговорил со своим очаровательным британским акцентом: «Ладно, дорогая. Мы совсем не должны продолжать говорить об этом». Он понимал, что все принимало слишком болезненный поворот, а через несколько минут нам надо было появиться перед камерами.
«Давайте соберемся, – продолжил он, слегка похлопав в ладоши. – Пора начинать, так что вперед». Он встал из-за стола и отправился на площадку, и мы все последовали за ним.
Я вышла, как будто ничего не произошло, и мы приступили к прослушиваниям – обычный день, ничего сверхъестественного. Я слушаю, смеюсь, вдумываюсь и проявляю эмоции, просто делаю свою работу, живу настоящим моментом. В какой-то момент я посмотрела в сторону Найджела и увидела, как он шепчет мне: «Я тебя люблю». Я прошептала ему в ответ: «Я тебя тоже люблю». Он понимал меня и был благодарен за то, что я была там и делала свою работу, несмотря ни на какие сложности.
На съемках «Американского идола» так было всегда, потому что это были мои люди – люди, которые поддерживали, ценили и уважали меня. Участие в этой программе было похоже на пребывание в зоне высочайшего комфорта…
И как бы странно это ни прозвучало, возможно, именно по этой причине для меня оказалось настолько важным принятие решения об уходе из шоу. В действительности я испытывала приблизительно те же чувства, которые переживала, когда проходила через развод.
Новый вызов
Мое мировое турне едва началось, когда Бенни сказал мне, что я должна дать свой ответ относительно участия в третьем сезоне «Американского идола».
За последний год я уже совершила две самые страшные вещи в своей жизни. Во-первых, я решила, что мне пора двигаться дальше. А во-вторых, я поняла, что пришло время организовать мировой тур. Я была настолько напугана всем этим – тем, что я не справлюсь, что люди начнут критиковать меня… Я столько раз останавливала Бенни, когда он был уже на стадии заключительных приготовлений, потому что не могла до конца поверить в то, что риск того стоил.
А потом на меня вдруг снизошло озарение. Я поняла, что если я не поверю в свои силы, то никто этого не сделает. Чего я боялась? Что страшного могло произойти? Что бы это ни было, это явно не превзошло бы моих собственных страхов. Если я не проведу мировое турне, возможно, я буду сожалеть об этом до конца моих дней. Поэтому я наконец-то решилась на этот прыжок, я решила поверить в себя.
Тур длился всего одну неделю, когда Бенни сказал, что нам надо поговорить об «Идоле». Второй сезон был не менее успешным, чем первый, и продюсеры ждали моего возвращения. Это было настолько заманчиво, что, невзирая на все остальные причины, можно было сразу соглашаться.
И все же… события ушедшего года изменили меня настолько, что я только-только пришла к осознанию чего-то очень главного. Когда вы принимаете непростые решения, когда вопреки всем страхам и опасениям вы следуете за своим сердцем, у вас просто больше нет возможности выбирать легкие обходные пути. Я переживала переходный момент в своей жизни, и я сделала выбор в пользу этих изменений. Мне надо было пройти этот путь до конца.
Поэтому, когда Бенни спросил меня: «Что бы тебе хотелось сделать? Что сделает тебя более счастливой?», я поняла, что только один ответ абсолютно правильный. Мне нравилось участвовать в съемках «Идола», но пришло время двигаться дальше. Для меня было просто бессмысленно сидеть третий год подряд за судейским столом и оценивать то, как поют другие, особенно принимая во внимание то, что я сама цеплялась за это, как за некий спасательный круг.
Ирония заключалась в том, что два сезона «Американского идола» придали мне сил и помогли мне понять, что давно настало время вернуться к тому, чем я занималась ранее. Это была искра озарения, которая научила меня ценить себя больше и больше уважать себя, не только как артиста, но и как человека. И теперь я просто обязана была использовать это самоуважение, чтобы заставить себя выйти из зоны комфорта. Я знала, что это необходимо, но это было по-прежнему так непросто.
Мы были с концертами где-то в Канаде, когда я позвонила Райану Сикресту, чтобы сообщить о принятом решении.
«Знаете, – сказала я, – я так вам всем благодарна за все, но я решила не принимать участия в следующем сезоне».
Я была сильно взволнована, как и сам Райан. Он сказал, что ему хотелось бы, чтобы я осталась. Я призналась, что какая-то часть меня тоже очень хотела бы вернуться, но на тот момент я просто не могла этого сделать.
«У меня такое чувство, как будто мы расстаемся», – сказал он.
«Да, у меня тоже, – ответила я. – Это шоу столько значило для меня. Спасибо огромное, и мне правда очень жаль». Я едва успела повесить трубку телефона, как эмоции нахлынули на меня удушающей волной.
Бенни положил руку мне на плечо и спросил: «Ты в порядке?»
Я ответила: «Да. Просто это так тяжело». Каким-то образом мой уход из «Идола» напоминал мое расставание с Марком – это было похоже на финальный акт представления, неизбежное, эмоциональное завершение.
Бенни прекрасно это понимал.
«Участие в этом шоу дало тебе силы справиться со многими вещами, – сказал он. – Это похоже на подведение черты под целым периодом твоей жизни».
Когда вы принимаете непростые решения, когда вопреки всем страхам и опасениям вы следуете за своим сердцем, у вас просто больше нет возможности выбирать легкие обходные пути.
Всего год назад мне было еще легко принять решение остаться – как в браке, так и в телешоу. У меня была масса причин держаться за то и за другое, поскольку сама идея отпустить что-либо из этого переполняла меня страхом. Теперь я научилась контролировать свой страх.
Я больше не позволяла ему доминировать над моей жизнью и над моими решениями. Сколь бы болезненным это ни было, я знала, что это пойдет на пользу не только моей личной, но и моей профессиональной жизни. Знаете, как люди говорят: просто отпусти что-то, и если оно к тебе вернется…
И самое удивительное заключается в том, что именно так все и произошло, когда я начала свое мировое турне, чьей основной идеей было научиться снова жить, снова любить и снова танцевать, не бояться рисковать и вложить всю свою душу в это.
Приняв решение уйти с телешоу, я запустила механизм в действие, начала по-настоящему жить моментом. Когда первоначальный страх прошел, у меня было ощущение, как будто с моих плеч свалился огромный груз. Как будто я тонула и мне не хватало воздуха, а потом вдруг я сбросила с себя все ненужное и смогла подняться на поверхность… чтобы пережить этот уникальный момент, когда твоя голова оказывается над поверхностью воды, и вокруг тебя воздух и солнце, и ты можешь дышать полной грудью.
Поэтому, когда ночь за ночью я выходила на сцену и, обращаясь к людям, говорила им: «Вы должны любить себя», я была искренна в своих словах. Потому что впервые в жизни испытывала то же самое.
Сделай громче
«Зажгите свет! – просила я осветителей сразу по окончании песни Let’s Get Loud. – Я хочу посмотреть на всех, кто пришел!» И независимо от страны или города, в котором шел концерт, мне нравилось смотреть на зрителей и видеть огромное количество девчонок в зале.
«Я вижу, что сегодня пришло столько красивых леди на наш концерт! – говорила я. – Ну-ка, девчонки! Я хочу вас всех услышать!» Я направляла микрофон в сторону зала, и зрители начинали кричать.
Во многих городах, где проходили концерты, женщины не обладают равным правом голоса с мужчинами, поэтому данная часть представления была одной из моих самых любимых. Это было похоже на соревнование. Женщины кричали и топали ногами, а затем я выкрикивала: «А где мои мужчины?» И тут же поднималась волна мужских голосов.
А я продолжала снова и снова: «Где мои девчонки?.. Мужчины, не слышу ваши голоса!» Мне нравилось, что женская часть аудитории всегда была более раскрепощенной. Ее всегда было слышно сильнее. Мне казалось, что они хотят тем самым сказать: «Мы здесь. Мы не боимся. И вы еще услышите нас!» Иногда подобным образом я обращалась к аудитории раз пять или шесть, приглашая всех немного покричать.
А затем я говорила: «Мы спели сегодня так много песен для вас, девчонки… и, дамы, хотя вы явно выиграли сейчас, давайте порадуем хотя бы одной песней наших мужчин. Но будьте начеку, потому что вас тоже поджидает нечто особенное». И я начинала исполнять песню Papi[69], которая, казалось, была адресована мужчинам, но в действительности предназначалась для женщин. В какой-то момент танцоры снимали с себя майки с надписями J.Lo и бросали их в зал, чтобы женщины смогли забрать их домой. Как небольшой сувенир и напоминание, что той ночью женщины стояли у руля. А затем, в качестве завершающего аккорда представления, звучал взрывной и популярнейший хит из всех: On the Floor.
Dance the night away
Live your life and stay out on the floor![70]
Я начинала песню, исполняя а капелла замедленную версию припева на испанском языке: «Llorando se fue y me dejó sola sin su amor…» («Он ушел, плача и оставляя меня одну, забрав любовь с собой…»). Это было своего рода возвращение к той точке, с которой начинался концерт, как в буквальном, так и в переносном смысле. Каждую ночь эта песня напоминала мне о том, через что я прошла и чего смогла достичь за последний год. Я была так напугана в самом начале пути, и теперь я почти дошла до его конца, став еще сильнее, чем прежде. Мой голос звучал взрослее, потому что повзрослела я сама. Я изменилась в огромной мере. Я уже не пела так, как раньше, – страх испарился, и я чувствовала себя намного лучше и увереннее. Я нашла свой голос, я нашла себя. Мое путешествие подошло к концу. Я повторяла строки припева еще раз, и еще раз, держа последнюю ноту настолько долго, насколько это возможно, прислушиваясь к тому, как эхом по залу разносится мой новый голос. Аудитория кричала, выражая тем самым свою благодарность, и как только начинали звучать первые музыкальные аккорды, все взрывалось неистовым криком. Мне казалось, что этим криком могло сорвать крышу со стадиона. Из глубин сцены поднимался трон, чтобы я могла на него сесть (слава богам: спустя два часа я наконец заслужила это!), в то время как из колонок начинал доноситься голос Питбуля[71]. Двое из танцоров подносили мне черное шелковое платье с красивым боа из перьев, пока я шла по лестнице вниз и пела первый куплет песни. К тому моменту, когда мы доходили до припева, все двадцать тысяч человек, присутствующие в зале, уже прыгали и скакали, подняв руки вверх и подпевая в унисон:
Лааа лалалалалала лалалалала ла ла лаааа
Сегодня ночью мы – на танцполе…
Это было идеальное завершение, эйфорическая кульминация, момент полного счастья, в котором мы праздновали жизнь в полном ее великолепии.
Зрители были в восторге. Шоу завершалось… но оставалась еще одна песня – на бис, – которая собирала все воедино…