Он засмеялся, а юная опекунша стояла рядом недоумённо оглядываясь.
— Я сказала что-то смешное?
— Ох нет! — с трудом выдохнул Роберт — Мне вдруг показалось, что мы все живём в до крайности забавном мире.
Не в силах продолжать он упал на застеленную кровать. Отсмеявшись Роберт попросил: —Смешинка в рот попала, извини. Поможешь выбрать мебель и обставить квартиру?
Ну какая девушка, будь она хоть трижды улучшенной, согласиться упустить подобную возможность?
Глава 14
— Неправильно, Сато-кун, ты опять сглатываешь окончания, — терпеливо повторила Ташка. — Русский — это язык долгих и протяжных гласных. Не таких певучих как в итальянском, но всё равно долгих. Помнишь как мы с тобой тянули: долгое «о», долгое «е».
Молодой парень двадцати с чем-то лет одетый в форму курсанта императорской академии кивнул и повторил ту же фразу тщательно следя за артикуляцией.
Ташка одобрила:
—Гораздо лучше.
Одна из стен её квартиры превратилась в огромное окно в более просторное помещение где стоял и робко улыбался старший сын строителя тюрем Хироко-сана. Имперская кадетская форма безусловно шла Сато. Блестели золотом пуговицы на чёрном, строгом фоне. С пряжки ремня скалилась рассерженная львиная морда. На поясе клинок в скромных ученических ножнах. Коротко остриженные волосы — их нет необходимости причёсывать. Маленькие тёмные глаза походили на двух смеющихся жуков с матово поблёскивающими спинками.
Благодаря технологиям видеосвязи казалось будто две комнаты слились в единое целое. С одной стороны границы стоит Ташка в домашней рубашке с неровно обрезанными выше локтей рукавами. С другой здоровенный кадет в окружении изящно подстриженных крохотных деревцев, цветов и усыпанных розовыми лепестками ветвей сакуры. Как правило Сато связывался с Ташкой из домашней оранжереи. Вот уже целых два месяца, во имя укрепления хилой советско-имперской дружбы и развития международных отношений, Ташка учила Сато правильно строить предложения на русском языке и говорить без акцента.
Поначалу они общались на дикой смеси английского и русского с частыми вкраплениями японских слов. Позже полностью перешли на русский. В начале каждого занятия старший сын Хироко-сана приветствовал Ташку поклоном каким следует здороваться с учителем. Он называл её Наташа-тян и их общение скорее походило на разговор брата и сестры чем на лекцию учителя перед учеником. Они много рассказывали друг другу удивляясь отличиям в жизненном укладе разных стран. Ещё больше спрашивали. И иногда Ташке приходилось с сожалением говорить: —Прости Сато-кун, но я не могу ответить на твой вопрос.
Он не обижался. Сато и сам замолкал едва разговор касался немногих закрытых тем. Но всё-таки они очень много разговаривали. Сато рассказывало о школе, которую закончил пять лет назад и о том какой смешной выглядела со стороны привычка школьного учителя Нарико-сенсея щурить глаза и облизывать пальцы перед тем как взяться за проверку домашнего задания. Рассказывал о семье и о большом, несправедливо огромном с точки зрения Ташки доме размером в шесть десятков комнат где проживало семь человек семьи и вдвое больше прислуги. Он говорил о кадетском училище, но больше о его внешней стороне. Какой высоты деревья растут у входа и почему их столько, сколько есть и из каких соображений посадили именно такое количество.
В свою очередь она рассказывала как училась с ребятами, которые старше её на четыре года. О том где работает и чем занимается практически не упоминала. Зато в подробностях описала субботник когда ответственные за санитарное состояние (в прошлом они назвались дворниками) на два дня остановили во всём городе роботов-уборщиков и все не занятые на работе жильцы самостоятельно приводили дворы в порядок. Суботники всегда проходили весело знакомя между собой ранее незнакомых людей.
— Зачем вам субботники? — недоумевал Сато.
Ташка пыталась объяснить: —Это праздник. Как день моряка или космонавта.
— Чей же это день?
— Наш— сказала она. Сато качал головой: —Не понимаю что может быть почётного в труде слуг.
— Дурак и империалист! — горячилась Ташка. Они часто спорили будучи не в силах удержаться от того, чтобы не попытаться открыть глаза другому на то, что по их мнению есть правда, а что ложь. В самом начале их знакомства, не третьем или на четвёртом уроке когда Сато рассказал, что его семья владеет парой десятков слуг из низких народов. Ташка тогда жутко разозлилась. Он тоже в гневе назвав её «социалистом» и тут же извинился. К удивлению Сато слово «социалист» не было ругательством в союзе, а даже наоборот. Он примирительно сказал: —Послушай, мы оба относимся к благородным народам сумевшим построить великие государства, так зачем принимать близко к сердцу недоразумения с представителями низших рас.
— Не продолжай— потребовала Ташка — Иначе мы окончательно поссоримся. Лучше покажи ещё раз розы выращенные твоей мамой.
Сато повёл в глубь оранжереи мимо исковерканных по людской прихоти деревьев высотой не выше колена. Сотканное голографией изображение Ташкиной комнаты и самой Ташки, словно привязанный за нитку воздушный шарик, плыло следом.
Частой темой в их разговорах присутствовала строящаяся сеть станций «голос вселенной». Вместе они гадали о природе странного сигнала идущего со стороны дельты Лебедя. Полвека назад американская космическая обсерватория впервые зарегистрировала излучение с модуляцией весьма напоминающей искусственно зашифрованный сигнал. Открытие недолго держалось втайне. Скоро чувствительные приборы советских и имперских станций также уловили слабые отголоски чего-то напоминавшего очень далёкий и очень слабый сигнал сильно искажённый за время долго пути. Но что это такое: след чужого разума или естественный излучающей объект вроде квазаров открытых в двадцатом веке? По настоянию Ташки Сато-кун прочёл «великое кольцо Ефремова». Старую фантастическую книгу написанную во времена первого союза о сети космических цивилизаций обменивающихся друг с другом радиосигналами.
— Что за мода превращать хорошую книгу в агитку? — пожаловался Сато-кун справившись с переводом произведения Ефремова на японский.
Ташка возразила: —Никакую не агитку!
— Агитка и есть! — заявил Сато показывая язык. Парень на десять лет её старше показывал по видеосвязи с другой стороны планеты Ташке язык. Она спросила: —Сато-кун, ты помнишь, что я доминанта?
Он смешался, провёл ладонью по ёжику волос: —Но Наташа-сан, вы сами просили относиться к вам исключительно как к обычному человеку.
— Просто хотела убедиться, что ты помнишь мою просьбу— улыбнулась Ташка.
В Империи модифицирование генома столь же распространенно как и в Советах, но к доминантам (избыточно улучшенным — тем, чьи улучшения генома будут передаваться по наследству) относились с удивлявшим Ташку почтением. Как-то она пыталась выпытать у Сато-куна каким образом доминанты связаны с богоподобным императорам императоров (который, исключительно между нами, есть не более чем возомнивший о себе токийский искусственный интеллект)? Он пробовал объяснять, но Ташка нечего не поняла.
Сейчас начало седьмого часа утра. Шесть с минутами. Если бы не фонари и не светящиеся изображения на стенах домов и на тротуаре то было бы темно. Ночью прошёл дождь со снегом. Дорожное покрытие до сих пор мокро и в его глубине проплывают стайки золотистых рыб и на нарисованных камнях распластались виртуальные морские звёзды.
— Извини Сато-кун, мне надо собираться на работу— сказала Ташка.
Молодой японский империалист склонился в поклоне. На Ташкин взгляд он просто обожал кланяться по поводу и без повода как будто поклон в значительной мере заменял улыбку.
— Счастливо поработать Наташа-тян— попрощался Сато.
— Увидимся в конце недели— разорвав соединение Ташка огляделась ища отрезанные от рубашки рукава. Вот они, лежат на верхней полке в шкафу для одежды. Срастив отрезанные рукава с рубашкой (для чего было нужно провести пальцем по линии отрыва) она превратила домашнюю одежду в что-то более менее приличное. Немного макияжа, буквально самую капельку: чуть осветлить кожу в честь приближающейся зимы, расчесать волосы (было бы что расчёсывать. Причёска как у мальчишки. Хотя по сравнению с ёжиком Сато-куна на причёсывание у неё уходит непростительно много времени) и закачать на рубашку динамическое изображение крохотной алой звездочки размером меньше ногтя. Всего одной звёздочки и только её. Красота прежде всего заключается в простоте. Убедившись, что звёздочка отобразилась напротив сердца и немного подкорректировав программу (Ташка хотела чтобы звезда не вращалась слово шестерёнка, а медленно-медленно мерцала то бледнея, то наливаясь цветом словно тлеющие угли когда на них подуешь) она спросила квартиру о погоде.
Сервисная программа жилой ячейки ответила: —Дождя не будет, подробности интересны?
— Насколько холодно на улице? — поинтересовалась Ташка и программа ответила: —Курки достаточно, фуфайка и валенки пока не требуются.
— Ох перепишу я тебя— погрозила она расшалившейся программе, но та оставила выпад без внимания. Ведь Ташка один раз уже изрядно покопалась в её коде. Собственно поэтому программа решила, что фуфайка не требуется вместо того, чтобы продиктовать точное значение температуры сейчас и предполагаемые в середине и к концу дня.
С тех пор как приехали американцы в институте стало значительно интереснее. Прежде профессор Гальтаго и его сотрудники занимали целый этаж из-за того, что две соседние лаборатории пустовали. Теперь одну из пустовавших выделили иностранным учёным, а другую заняла группа Крыжевальской. Профессор Крыжевальская была статной пожилой дамой с добрым голосом и строгим взглядом учительницы младших классов. Её лаборатория считалась не слишком перспективной и стояла вторым номером в очереди на расформирование как не способная добиться практических результатов, уступая первое место лаборатории профессора Гальтаго.
Сразу после переезда научные сотрудники Крыжевальской вызвали Ташку на шахматную дуэль. Она одновременно играла против восьми учёных выиграв шесть партий, одну сведя в ничью и одну проиграв потому, что оппонент упорно не желал признавать ничью, а возможности выиграть одной стороне при условии адекватных действий другой не существовало. Тем самым Ташка проиграла спор (спорили на то, что она выиграет восемь партий из восьми) и ей пришлось написать для Крыжевальской несколько аналитических скриптов.