– Боже лассанов, избавь нас! – говорила мысль, которая дошла до его собственной. – Резервуары разбиты… свет отключен!
Затем внезапно его разум закрылся, а когда он снова открылся, то обрел новое спокойствие, достоинство и некую богоподобную силу.
– Я не знаю, как и где, – сказал он Шерману, – но произошел несчастный случай. Возможно, несчастный случай, вызванный вашей странной активной расой. Связи разорваны, резервуары с субстанцией жизни в недрах этой горы разорваны, и все высвобождается. Тяжело видеть, как вековой труд уничтожается таким образом, видеть, как вы, существа низшей расы, наследуете мир, столь божественно приспособленный к власти разума.
– Ибо в этом несчастном случае вся наша раса должна погибнуть, если вы сказали правду об уничтожении наших зеленых шаров. Мы призвали всех лассанцев из вашего мира для работы по уничтожению ваших армий. Да, вы сказали правду. Твой разум открыт, я это вижу. Мы заблудились… Надежды не осталось, это означает разрушение или метаморфозу в металл для каждого живого лассана, и некому будет наделить их жизнью в металле, которую мы дали вам.
– Возможно, это была наша собственная вина. Ваша любопытная раса, несмотря на все свои недостатки, обладает определенными качествами интеллекта, и, прежде всего, этим странным качеством активности и тем, что вы называете мужеством. Если бы мы могли проявить такую же активность, если бы мы обладали таким же мужеством, чтобы атаковать, несмотря ни на что, этого бы не произошло. Наша неудача в том, что мы слишком сильно полагались на голый интеллект, слишком многое научились делать руками наших слуг. Если бы за штурвалами наших боевых кораблей стояли лассаны, а не автоматы, которые мы использовали, вы бы никогда не победили их так легко.
– Будь что будет, как бы то ни было. Мы проиграли, а вы выиграли. Я могу проявить себя более великодушным, чем был бы ты, и таким образом одержать над тобой победу. Если вы хотите сбежать, следуйте по транспортной дороге прямо до того места, где она разветвляется, а затем поверните налево. Если вы хотите вернуться к своей прежней, несовершенной и отталкивающей форме (хотя я не могу понять, почему вы должны это делать, будучи навсегда заключенными в прекрасном и бессмертном металле), не убегайте, а ждите прихода субстанции жизни во внешнем зале или проходе, стараясь не приближаться к нему слишком близко или прикасаться к нему, чтобы вы могли получить только изменение плоти. Именно это излучение, окружающее наш космический корабль, создало вашу нынешнюю форму, которую мы превратили в механизм с помощью нашей технологии и оно так действует на металл, из которого вы состоите, что полностью изменит ситуацию. Что касается меня, то я стар и устал, стены этого места уже дрожат в ожидании моей гибели. Оставь меня, пока я не пожалел о том, что сказал тебе.
Он поднял свой хобот, отсоединил мыслешлем и, встав, с высоким достоинством указал на дверь.
Освободившись от шлема, Шерман услышал такой же гулкий рев, как в тот день, когда они с Мартой Лами закоротили горную машину.
– Пошли, – крикнул он остальным, сбрасывая шлем. – Ад вырвался на свободу. Нам нужно поторопиться.
Снаружи рев стал заметно громче и, казалось, приближался. Когда они спрыгнули на рельсы, к ним по рельсам донеслось слабое красное свечение. Люди-обезьяны в клетке, из которой они сбежали, выли и бились о прутья своих клеток, и никакие синие огни не могли их остановить.
Дорожка была скользкой – Марта Лами и те трое, которых они выпустили из клетки, были не обуты. Шерман схватил ее за руку.
– Быстрее, о, быстрее, – задыхался он, увлекая ее за собой.
Они миновали еще один коридор, в конце которого была открыта дверь. Мягкий свет, который обычно освещал это место, дико мерцал, они мельком увидели трех или четырех лассанов внутри, которые дико шевелились, метались с места на место, пробуя то одну, то другую связь. Глухой звук позади них усилился; тропа становилась все круче.
– А как насчет остальных? – ахнула Глория, бегущая рядом с ним.
– Не знаю, – ответил он. “Они что-нибудь придумают. Все это место рушится.
Когда они завернули за угол, дорожка перед ними раздвоилась. Помня прощальные наставления лассана, Шерман повел их налево, миновал еще один проход, и они оказались в небольшом зале с голубым куполом, пустом, если не считать единственного вагона, стоявшего на рельсах. Там было как раз достаточно места, чтобы протиснуться мимо него, где на другом конце снова начинался проход. И когда они сделали это, рев сменился серией взрывов, резких и четких. Земля задрожала и словно накренилась, машина скользнула назад в проход, который они только что покинули.
Десять футов, еще двадцать пять футов – и они оказались на платформе, ведущей в зал зеленых шаров. Шерман выпрямился и протянул руку Марте. Через мгновение остальные были рядом с ними, и они бросились к двери. Земля снова задрожала, удар за ударом. Что-то с грохотом упало, когда они мчались через платформу в зал.
Внутри все было перепутано, темнота и поток звуков. Где-то кричал дронт. Мимо них пробежал человек-обезьяна, что-то бормоча, обезумев от страха, и нырнул на рельсы. Шерман побежал через зал, за ним Марта и трое, которых он освободил. Глория остановилась.
– Мюррей! – закричала она, – Мюррей!
А затем подняла световой пистолет и послала огненный карандаш в крышу. Последовал ответный удар, когда что-то упало с потолка.
– Мюррей! – снова позвала она во весь голос. Позади них, через платформу, что-то с грохотом упало, и длинное красное пламя лизнуло дверь, отбрасывая высокие тени и странные огни на бедлам внутри.
– Сюда! – раздался голос, и Глория, обернувшись, увидела Мюррея и Бена, бегущих к ней.
– Давай, – сказала она, – поторопись. Завод рушится.
Они подошли к двери как раз в тот момент, когда Шерман тащил Марту вверх по шестифутовой ступеньке. Бен и Мюррей подняли Глорию на руки и подбросили вверх. Красное пламя на заднем плане сменилось белым, и какая-то кипящая белая масса длинным языком расползалась по полу.
Протянувшиеся руки схватили руки Бена и Мюррея, вытаскивая их наверх, в безопасное место. Они повернулись и побежали по туннелю.
– Нет! – закричал Шерман. – Остановитесь! Все в порядке. Мне так сказал старик.
Раздался еще один взрыв, и огромное белое облако покатилось к ним над жидким приливом. Затем они впали в бессознательное состояние.
Мюррей Ли зевнул и сел.
Остальные лежали вокруг него в странных позах, как будто они уснули посреди чего-то. Он с удивлением заметил, что лицо Бена Руби, повернутое в его сторону, было не металлическим, а добрым, честным из плоти и крови. Он посмотрел на свои руки. Аналогично из плоти и крови. Он огляделся.
Зал голубого купола исчез. Перед ними была хаотичная каменная масса, зацементированная каким-то серым материалом, неясная в темноте. В другом конце был проход, потолок которого тут и там обвалился, а стены обвалились. Но поток света показал, что отверстие все еще ведет наружу.
Он наклонился и потряс Глорию. Она вздрогнула, пришла в себя, огляделась и с удивлением сказала:
– Ох, я что, спала? Что с тобой случилось, Мюррей? Тебе нужно побриться.
Затем ощупала свое лицо и обнаружила, что оно снова гладкое.
– Ради всего святого! – воскликнула она.
Звук заставил остальных выпрямиться. Шерман оглядел остальных, затем коридор и удовлетворенно улыбнулся.
– Этот старый Лассан, – заметил он, – сказал мне, что эволюция металла пойдет вспять, если мы получим эманацию, не позволяя материалу коснуться нас. Что ж, он был хорошим парнем.
– Да, но… – сказала Марта Лами, вставая и ощупывая себя. – Посмотри, что они с нами сделали. У меня гибкие пальцы на ногах, а моя фигура выпирает в таких странных местах. Я никогда больше не смогу танцевать. О, ну, я полагаю, это не имеет значения – я все равно выйду замуж за отличного парня.
Она взяла Шермана за руку, и он покраснел от смущения.
– Хорошая идея, – сказал Мюррей Ли и пристально посмотрел на Глорию.
Она кивнула и повернула голову.
– Хо-хум, – сказал Бен Руби. – Диктатор Нью-Йорка, похоже, лишний. Как отсюда выбраться?
КОНЕЦ