– Вы готовы услышать вердикт, эл’Шимар?
– Предпочитаю думать, что фарс, творящийся здесь, меня не касается, – ответил он.
– Властью, данной мне Императором и Силаной, я приговариваю вас к казни через угрызения совести. Часть вашего капитала будет изъята и разделена на компенсационные суммы для ваших жертв, а также для семей тех из них, кого вы убили. Приговор будет приведен в исполнение ровно через час, если у его величества нет альтернативного мнения. Господин Варзов?
Со своего места поднялся высокий стройный человек в костюме-тройке траурного цвета. При взгляде на этого господина на ум всегда приходило слово «безукоризненность». Оно было в состоянии одежды, прически, выбритом с маниакальной тщательностью подбородке, оно сверкало на идеально чистых стеклах серебряного пенсне… и лишь бледно-зеленые глаза убийцы наталкивали на мысль о слове «резня».
И сам не представляю, каким образом «главный уборщик» Императорского дворца оказался занят на нынешней должности, но именно Варзов передавал волю Императора относительно помилований во всех судебных заседаниях, которые я вел.
– Его императорское величество не желает вмешиваться в ход процесса, тан Великий Дознаватель, – объявил Антонис.
– Благодарю.
Он немедленно удалился из зала, поскольку выполнил все свои обязанности.
– Таким образом, приговор вынесен и обжалованию не подлежит! – Я поднялся с кресла, с блаженством чувствуя, как растягиваются затекшие мышцы, взял с подставки свою трость. – Этих троих немедленно клеймить и отправить в Настронг, ее – в госпиталь. Осужденного на смерть отвести в комнату ожидания на последнюю трапезу. Казнь будет проходить на Белом диске, и пострадавшие имеют право на места в первом ряду. На этом все, суд окончен.
Я спустился с судейской ложи, вышел через левую боковую дверь в перипетию дворцовых коридоров и вскоре достиг сравнительно небольшого и почти пустого зала, где меня ждала Себастина.
– Желаете отдохнуть, хозяин?
– Я не устал, утомлен, но не устал.
Себастина, самая лучшая, самая незаменимая, идеальная горничная, следующая за мной по жизни почти столько же, сколько я себя помню. Как обычно, в строгом черно-белом платье, соответствующем ее официальной должности, и чепце, белевшем над длинной челкой.
Она понимающе кивнула и подкатила к обеденному столу сервировочный столик. Я присел напротив дверей, а спустя десять минут ташшары ввели в зал и усадили за стол Лайотрадо эл’Шимара.
– Раскуйте его и идите. Себастина, приступай.
Себастина, получив знак, начала сервировать стол перед приговоренным. Моя горничная разложила перед ним серебряные столовые принадлежности, салфетки, выставила хрустальный штоф с картонесским вином пятилетней выдержки и серебряное блюдо, накрытое крышкой. Эл’Шимар расслабленно постукивал пальцами по подлокотникам.
– Себастина, если наш гость начнет глупить, оторви ему ухо.
– Левое или правое, хозяин?
– На твой выбор.
– Буду действовать по обстоятельствам.
Она подняла с блюда крышку.
– Телятина. Увы, наши повара не нашли в себе сил, чтобы удовлетворить самые эзотерические ваши вкусы, хотя работники морга были готовы проявить понимание, – произнес я.
– Придется довольствоваться тем, что есть, – горько вздохнул он.
Себастина наполнила бокал вином, эл’Шимар пригубил.
– Сойдет.
Он спокойно наслаждался приемом пищи, которую ему уже не предстояло переварить, преступник знал, что умрет, и не питал ложных надежд. Большинство людей на его месте находилось бы в состоянии, близком к истерике, я много раз видел такое – внезапный приход полного осознания своей смертности и ужас перед скорым воплощением этого осознания. Но как тэнкрис эл’Шимар был обязан держаться достойно.
– Знаете, эл’Мориа, когда я еще только-только осваивался в Старкраре, мне очень хотелось разузнать о вас больше. Было интересно, каким вы были без маски, но не нашел ни единого изображения.
– Именно на такой случай я и вымарал память о своем лице из всех анналов истории.
– Но мне все еще любопытно. Что вы прячете?
– Несколько шрамов, и только.
– Поговаривают, что под этой маской работа Кожевника. Любопытный был малый! Мы в колониях увлеченно следили за событиями в Старкраре той зимой.
– Знаю. На фоне тех событий выросли сепаратистские настроения.
– И вы устроили карательную операцию, как только разобрались с малдизцами в Танда-Тлуне. Я помню бомбардировки и десант, быстрые и жестокие операции, показательные казни, устрашение. А еще – грохочущее имя Имперры, доселе никому не известное. Мое вам почтение!
– Благодарю.
Эл’Шимар отправил в рот кусочек изысканной телятины, после чего запил вином и отложил столовые принадлежности.
– Учитывая положение смертника, могу ли я попросить вас об одной мелочи?
– Желаете закурить?
– Нет-нет! – деликатно засмеялся он. – Курение вредит здоровью, знаете ли!
Остроумец, черт его дери.
– Хотелось бы взглянуть в лицо своему палачу. Признаюсь, уродство всегда вызывало во мне чувство восхищения!
– Вы разочаруетесь.
Скинув капюшон, я отнял маску от лица. Будучи магическим артефактом, эта серебряная маска просто липла к моей плоти так прочно, что удалить ее против моей воли можно было лишь вместе с самим лицом и частью лицевых костей. Предосторожность на всякий случай.
Я уложил маску на стол и достал из внутреннего кармана плаща футляр нержавеющей стали с одноразовыми салфетками, пропитанными гигиеническим раствором. Несмотря на все достоинства маски, нагреваясь, она заставляла лицо потеть.
– Да… эти шрамы… эти узоры, конечно, красивы, но я представлял нечто более… более…
– Оплавленную плоть и обугленные кости?
– С языка сорвали! А вот глаза – да! Я просто чувствую, будто смотрю в глаза демону Темноты! Это будоражит!
Я подавил презрительную усмешку. Этот фигляр не имел ни малейшего понятия о том, что испытываешь, заглядывая в глаза настоящим демонам Темноты.
– На меня работает один человек по имени Конрад Кирхе. Он тоже вынужден носить маску, хотя и не стесняется своей внешности. Думаю, вид его лица привел бы вас в небольшой экстаз.
– Правда? А его можно пригласить?
– Видите ли, я слишком высоко ценю и сильно уважаю этого человека, чтобы дергать его по всяким пустякам.
Лайотрадо эл’Шимар покрутил в пальцах бокал.
– Уважаете и цените… человека. Хм. Вы действительно очень носитесь с этими облысевшими гиббонами. У нас в колониях общение с рабом без кнута в руке считается чуть ли не панибратством, а тут[3]… Даже не верится, что мне придется умереть из-за них.
– Вы умрете не из-за низкорожденных. Вы умрете из-за того, что нарушили имперский закон.
– Хм. Вот как? Просто мне казалось, что вы эдакий зверолюб, приютивший под своим крылом всех этих недолговечных пустоголовых существ. Ведь это вы быстро пресекаете любые намеки на межвидовую рознь, где бы они ни возникали.
– Воинствующий видист в многовидовом государстве – это первый враг сего государства.
– А вы не видист?
– Я – не воинствующий.
– Понятно. Неофициальный лозунг: «Мы, конечно, выше всех, но сила – все-таки в единстве»…
– Буду с вами откровенен. – Слегка подавшись вперед, я бросил на стол скомканную салфетку, которую Себастина немедленно прибрала. – Дело не в жизнях, которые вы прекратили, и не в судьбах, которые вы искалечили. Низкорожденных много, плодятся они быстро, и большого ущерба популяции нанесено не было. Ваше поведение бросило тень на весь наш вид, что прискорбно и оскорбительно, но я осудил вас даже не за это. Я намереваюсь казнить вас за то, что вы посягнули на права подданных, гарантом которых является Император. В моих глазах вы не более чем шелудивый пес, посмевший задрать лапу посреди храма. Я вас удавлю и повешу при входе на обозрение остальным шелудивым псам, чтобы уже они не смели совать свои мерзкие морды в мой храм.
– А остальные шелудивые псы – это тэнкрисы?
– В этом случае – да.
– А ваш храм?
– Меския – мой храм. И я соблюду его чистоту к вящей славе Императора. – Я поднялся, надел маску и накинул капюшон. – Пора!
Вошли ташшары и быстро заковали приговоренного в цепи. Следуя за мной, они провели его по узким пустым коридорам, которые десятками обвивали широкие, заполненные народом галереи и залы рабочей части дворца. От главного входа через парк, окружавший императорскую резиденцию, к внешним вратам нас доставил стимер. Площадь перед вратами уже была полна народу. К нужному месту мы прошли пешком под крики беснующихся подданных, изрыгавших проклятия на голову того, кого еще недавно они так боялись. Благо нас защищали солдаты, иначе приговоренный не дожил бы до казни.
Я провел Лайотрадо эл’Шимара к Белому диску. Издревле на нем происходили казни тэнкрисов, признанных государственными преступниками. Ташшары продели цепи сквозь кольца, торчащие из камня, и натянули их, заставляя Лайотрадо эл’Шимара опуститься на колени. Стоявшие кругом солдаты Имперры выставили напоказ заряженные карабины, тем самым делая немое предупреждение горячим головам, а я чувствовал нараставший накал эмоций.
Двое чародеев из ИПЧ[4] аккуратно устанавливали внутрь синематеха сиреневый кристалл ромбовидной формы. Они соблюдали осторожность, работали в перчатках, чтобы не повредить и не запачкать артефакт – носитель информации – кристаллы были крайне хрупки и капризны в эксплуатации. Корпус синематеха закрылся, и чародеи направили объектив на меня, пришел в движение боковой рычаг, пошла запись.
– Лайотрадо эл’Шимар признан виновным в многочисленных преступлениях против народа Мескийской империи и приговорен к смерти через угрызения совести! Приговор будет приведен в исполнение немедленно! Палачом выступает Бриан эл’Мориа, Великий Дознаватель Мескийской империи! – провозгласил один из пяти Жнецов, стоявших рядом с Белым диском.