Ты уже печатался? — Госпожа Девочка отхлебнула суп, который дымился перед молодым человеком, когда он, застеснявшись, дул на полную тарелку. С разорванного пакетика ему подмигивал веселый нарисованный петух, и он вспомнил людоедскую рекламу, недолговечную телевизионную басню, в которой этот же менестрель с удовольствием прихлебывал куриный супчик и болтал ложкой в тарелке.
Да, — ответил он утвердительно, и уже видел себя, как из маленького ранца достает засаленный, помятый журнал и немного небрежно, как это бывает, протягивает ей. Дама благоговейно, так ему кажется, берет журнал, надевает очки, на мгновение делающие ее неузнаваемой, сосредоточенно смотрит, немного откинув голову. Жилец наклоняется над столом, едва не столкнувшись с ней лбом, что Девочку озаряет внутренним светом, делает моложе. Она благодарно, пытливыми глазами следит за пальцем молодого человека, палец скользит по гладкому переплету.
Ей известно, что «Летопись» публикует только господ… Ага, Коста Крстич, два стихотворения… Почитаем.
Она закрывает журнал и продолжает есть, это писателю немного обидно. Он бы и сам указал ей хотя бы на краткую биографию («Коста Крстич, родился в Крушедоле», — вычеркнули 24 мая, зодиакальный знак Близнецов, — изучает медицину, пишет стихи и рассказы»), это примерно как объявление, приглашение к переписке.
Ты существуешь, — говорит Девочка, не переставая жевать (она уже перешла к жареным колбаскам), и хотя для кого-нибудь это может звучать как ходьба по мелководью, для Косты, — так зовут нового жильца, — как мы слышим, это звучит приятно.
Я писал о снах и об отце, — заводит он опять разговор, но ему неловко от того, что у него во рту громко хрустит огурец.
А о чем же еще? — отзывается Девочка со знанием дела, равнодушно, корочкой хлеба собирая соус с тарелки и облизывая пальцы.
Вы правы, — соглашается Коста восхищенно, раздумывая, не объелся ли. Он взял бы еще кусочек, но Девочка больше на него не смотрит и не угощает. Составляет маленькую тарелку в большую, и отодвигается от стола. Собачке, крутящейся рядом, бросает остатки кишок, снятых с колбасок, и та их ловит в воздухе.
Видишь, я думала, что уже не люблю есть в компании, как животное, — сказала она, понюхала полураспустившуюся розу в вазе, потянулась за сигаретами, передвинула журнал на хлебные крошки.
И с тех пор ничего? — спрашивает, закуривая. Немного сбоку наклоняется над титульным листом, — с сентября восемьдесят восьмого?
Ничего, — признается Коста, наблюдая, как жир, вытекший из колбасок, затвердевает на дне тарелки.
Ах, я совсем забыла, — Девочка встает на стук в дверь. Идет медленно. Коста замечает, что до ужина она успела переодеться. Оставшись один, он запихивает в рот разрезанную пополам, полу-остывшую картофелину, а голоса приближаются.
Я вас отрываю от ужина, зайду завтра, — она подходит к нему со спины, он цепенеет. Рот у него набит, он не знает, куда деваться, оборачивается к Марии, которая стоит перед ним и улыбается.
Я закончил, — он пытается оправдываться, дожевывая. Девушка протягивает ему руку, в другой поклажа.
Это мой новый домочадец, — Девочка представляет бедолагу, немного снисходительно, немного насмешливо. — Он тоже писатель, душенька.
Мы знакомы, — говорит Мария тихо, словно не веря, и смотрит ему в глаза.
Вы знакомы, — Девочка разочарована.
По клубу литераторов, — встревает Коста, потому что, наконец, сумел проглотить то, что было во рту, и неловко подносит руку девушки к облизанным губам. Поцелуй щелкает, как умелый удар кнутом.
Ну, не как попý, - вскричала Девочка сквозь смех, зажимая уши ладонями. Мария помогает убрать со стола, она не теряется, знает, где что стоит, заметно, что здесь она своя.
Словно все уже было, — говорит молодой человек, все еще стоя в дверях кухни, и вдруг хватается за голову. Женщины застывают с мокрыми руками и смотрят на него. Это продолжается некоторое время. Девушка прерывает молчание. — Для кофе уже поздно? — спрашивает она. — Я сама, — отвечает Девочка, вы идите. И все продолжается, словно кто-то упал и встал.
Что ты мне хорошего принесла? — спрашивает Девочка девушку. Теперь они сидят и курят. Кофе никуда не годится. Мария открывает чемоданчик и достает косметику.
Я про вас думала, — говорит она убедительно, — эта компактная пудра подойдет идеально.
Наверное, жутко дорогая, — отнекивается Девочка. Зажмуривается, когда девушка мягко втирает ей маску.
Эти тени придадут вашим глазам глубину осеннего неба, — убеждает Мария и, как художник, который наносит краску прямо на натурщицу, отходит от Девочки и оценивающе ее рассматривает, поворачивая той голову то влево, то вправо.
Я выгляжу, как индеец, — отмахивается Девочка перед зеркалом.
Вы всегда так говорите, — Мария терпеливо кивает, смешивая новую краску для волос.
И каждый раз ты меня разрисовываешь, как пасхальное яйцо, — вылетает у Девочки раздраженно, по-старушечьи, — дай-ка сюда…
Но вы все испортите…
Заплачу, если чего-нибудь не хватит, — шипит старуха, и сама вычерчивает карандашом дрожащие дуги над бровями…
Никто не говорит об оплате, тетя, — произносит Мария с горечью.
Я тебе тысячу раз говорила, — злится Девочка, ладонью стирая косметику с лица, — никакая я тебе не тетя, нет у меня никого.
Слава Богу, что нет. Только вас мне не хватало. Видите, что вы с собой сделали?
Подносит зеркало к женщине, та отворачивается, зажмуривается, дышит на зеркало, чтобы оно запотело, но быстро сдается и пристально всматривается в испачканное лицо, в смесь старости и грима, в размазанную тушь и несмываемые морщины, и тихо, бессильно всхлипывает. — Мария, помоги мне!
Девушка нервно отрывает большие комки ваты, наливает на них косметическое молочко и грубо вытирает старухе лицо.
Всякий раз одно и то же, — невнятно ворчит Мария. Девочка плачет.
Прекратите, — говорит Мария резко, вновь нанося краску. Девочка задерживает дыхание.
Словно обнаружив себя на ведьмином шабаше, Коста в растерянности встает, на цыпочках подходит к полке с книгами, берет первую попавшуюся. Переплет книги жесткий и обгоревший, словно кто-то в последний миг выхватил ее из пламени. Молча перелистывает заскорузлые страницы.
Ты сегодня продала что-нибудь, дорогая? — слышит он у себя за спиной… — Почти ничего.
Я возьму пудру, — говорит Девочка решительно.
Вы не должны, — отнекивается Мария, — вон, вчера вы сколько купили.
Ни слова, не волнуйся, она мне нужна.
Она вас… делает другой, — девушка находит подходящие слова.
Эх, — вздыхает Девочка и спрашивает цену. — В марках? — Они переглядываются.
Не беспокойся, — говорит клиентка громко. — У меня есть новый источник, квартирант!
Коста понимает, что сейчас надо бы что-нибудь сказать, но только криво усмехается.
И сколько процентов теперь идет тебе? — спрашивает Девочка, как будто не знает.
Мало, — отвечает Мария устало.
Не ходи по здешней округе. Здесь сплошь простонародье. Трудно найти нормального человека. Эти, через дорогу, сегодня ночью опять скандалили. И кастрюли летали, и цветочные горшки. Этот в отпуск приехал, на свадьбе напился… Найди каких-нибудь поприличнее. Не мечи «Ревлон» перед свиньями.
А когда мы займемся, ну, тем делом? — прерывает ее Мария, переворачивая кофейную чашку, на дне которой затвердевали мечты. — День приближается.
Я тебе сказала все, что было… Остальное обо мне. А это — ему, — Девочка указала на Косту. — Он напишет.
Мария непонимающе посмотрела на них.
А картины?
Бог с тобой, детка, я показала тебе все. Не знаю, о чем ты, убей Бог.
Знаете. Я рассказываю о неизвестных картинах Богдана Шупута, тех, из вашего виноградника. Давайте без шуток. В феврале будет пятьдесят лет со дня смерти художника. Да, шла война, но жизнь продолжается. Я договорилась, что мы отметим это в студенческом центре. Вы забыли, что я пишу статью о его судьбе? Что я хочу сделать выставку картин, о которых думают, что они утеряны? Это мой большой шанс, вы должны мне помочь.
Но я не знаю, где эти картины! Ты по-сербски понимаешь?
Не знаете? А бюст вашего брата? А «Карловацкий виноградник Йовановичей»? И об этом, вроде бы, тоже понятия не имеете? Все сгорело? Разве не вы его главная модель, муза, Девочка в саду, разве не так? Разве мне нужно утонченное общество, может быть, я собираюсь завещать виллы клубу литераторов? И почему же тогда, какого черта, вы прячете? Почему утаиваете?
Успокойся, а то тебе опять станет плохо. Посмотри, брызжешь слюной. Мне хотелось бы, чтобы сейчас ты ушла. Нет, нет, ты меня утомила, я хочу, чтобы ты встала и вышла. Мы закончили. Я больше не могу. Коста, прошу вас, проводите Марию.
* * *
Коста идет за девушкой. Он похож на охотника, который отправился за Белоснежкой в лес, откуда он вернется с ее сердцем серны на острие копья. Но не следует так далеко заходить. Когда они подошли к последней двери, Мария останавливается, берет его лицо в свои ладони.
Ты думаешь, это похоже на сон, не так ли? — произносит она шепотом.
Черт его знает. Похоже, — соглашается молодой человек. Он чувствует ее грудь на своих ребрах. Откуда-то доносится свадебная песня.
Ладно, — утешает его Мария Ш., - ты привыкнешь. Пальцами она чувствует его пробивающуюся щетину.
Я пытался, — квартирант произносит то, что от него ожидают.
Только потихоньку, она сломается, я знаю, — шепчет Мария.
Я пытался, та дверь заперта, — говорит Коста.
Важно, что ты здесь. Попробуем вместе, когда она пойдет на кладбище.
Разве эти картины чего-то стоят? — с сомнением спрашивает молодой человек.
Стоят, — говорит Мария тоном, исключающим любые возражения.
А если их и, правда, нет? — осторожно продолжает Коста.
Не раздражай меня, — дыхание Марии учащается настолько, что это пугает собеседника. Во что я ввязался, — подумал бы он, не будь зачарован.