— Я никогда не слушаю болтовню.
Карпал всегда выступал как верная репродукция своего старого, человекоподобного глейснеровского тела, а разум его, насколько мог судить Паоло, сохранял форму психологического прототипа, несмотря на то что с момента сканирования с плотского тела прошло уже пять поколений. Наверное, потребовалось большое мужество, чтобы оставить свой народ и переселиться в К-Ц; сограждане уже никогда не примут его обратно.
— Неужели так важно, чем они там занимаются? Куда собираются и каким образом? — поинтересовался Паоло. — Места хватит и им, и нам. Даже если они будут следовать за диаспорой, даже если прилетят на Бегу, мы сможем вместе изучать орфейцев, не так ли?
На потешном насекомоподобном личике Германа отразилась притворная тревога, глазки дико заблестели и расширились.
— Только если они не притащут за собой белый карлик! Не ровен час, начнут строить сферу Дайсона[5] — Он снова повернулся к Карпалу. — Ты больше не страдаешь тягой к… астрофизической инженерии, правда?
— Нет, меня вполне удовлетворяет то, как К-Ц использует несколько мегатонн астероидного материала с Беги.
Паоло попытался сменить тему разговора:
— У кого-нибудь есть свежие сообщения с Земли? У меня такое чувство, что связь оборвалась.
Самое последнее послание, которое получил он сам, на десять лет превышало временное отставание.
— Ты не много пропустил, — отозвался Карпал. — Говорят они только об Орфее… с тех самых пор, как получили новые данные с Луны, доказывающие наличие здесь воды.
Похоже, они крайне взволнованы самой возможностью существования иных форм жизни; даже мы, уже уверенные в этом, гораздо более спокойны. Они лелеют большие надежды.
Паоло засмеялся:
— Представляю. Мой земной двойник, кажется, рассчитывает, что диаспора найдет развитую цивилизацию, которая поможет решить все экзистенциальные проблемы трансчеловечества. Не думаю, что от водорослей он получит ответы на свои вопросы.
— Тебе ведь известно, что после запуска кораблей сильно возросла эмиграция из К-Ц? Эмиграция и самоубийства. — Герман перестал извиваться и перекручиваться, он практически замер на месте — это означало, что он предельно серьезен. — Подозреваю, что именно это и поставило астрономическую программу на первое место. И похоже, она помогла остановить оба процесса, по крайней мере на некоторое время. Представители земного К-Ц обнаружили воду прежде других клонов диаспоры, и, узнав, что мы нашли иные формы жизни, они ощутят свою сопричастность к открытию.
Паоло почувствовал себя немного не в своей тарелке. Эмиграция и самоубийства? Может, поэтому и был так мрачен Орландо? Какие надежды на них возлагают теперь, после трехсот лет ожидания?
Люди вокруг зашумели, слегка изменился тон беседы. Герман прошептал:
— На поверхности появился первый микрозонд. Поступает информация.
Сердце обладало достаточным разумом, чтобы угадывать желания своих посетителей. Хотя все спокойно могли заказать результаты из библиотеки, музыка вдруг смолкла и высоко под куполом появилась краткая сводка полученных данных. Чтобы разглядеть все, Паоло пришлось вытянуть шею — он никогда раньше такого не делал.
Микрозонд сделал снимки одного из ковров в очень хорошем разрешении. На картинке предстала уже известная продолговатая форма с оборванными краями, примерно несколько сотен метров шириной, но теперь вместо пластины два-три метра толщиной, которую определяли нейтринные томографы, был виден изящный извилистый пласт — тонкий, как слой кожи, но только сложенный в замысловатый изгиб со свободным пространством в складках. Паоло проверил все полученные данные: структура была строго плоскостной, несмотря на несколько своеобразный вид. Никаких дыр, никаких стыков — ровная поверхность, извивающаяся так активно, что на расстоянии казалась гораздо более толстой и плотной, чем на самом деле.
На врезке была представлена микроструктура, начиная с точки у самого края ковра, а потом — медленно — по направлению к самому центру. Паоло в течение нескольких секунд не отрываясь смотрел на молекулярную диаграмму и только тогда понял, что она означает.
Ковер представлял собой не колонию одноклеточных организмов. Это был и не многоклеточный организм, а одна-единственная гигантская молекула — двумерный полимер, который весил двадцать пять миллионов килограммов. Огромный лист складчатого полисахарида, сложная сеть связанных между собой пентозы и гексозы, обвешанная с боков цепями алкилов и амидов. Немного похоже на стенку растительной клетки, но данный полимер намного прочнее целлюлозы, а площадь поверхности порядков на двадцать больше.
— Надеюсь, наши капсулы были абсолютно стерильны, — произнес Карпал. — Земные бактерии сразу набросились бы на эти организмы. Такой огромный плавающий углеводородный обед — и совершенно беззащитный.
Герман задумался:
— Возможно, если бы у них были ферменты для расщепления этих гигантов, а в этом я сомневаюсь. И вряд ли нам удастся об этом узнать. Даже если в астероидном поясе где-то и затаились споры бактерий от предыдущих экспедиций, каждый корабль диаспоры проверялся и перепроверялся много раз на наличие бактерий даже в пути. Мы не завезли оспу в эту Америку.
Паоло все еще пребывал в оцепенении:
— Но как же он создается? Как… растет?
Герман сделал запрос в библиотеке и ответил, до того как Паоло успел сделать то же самое:
— «Край ковра катализирует собственный рост. Полимер неправильный, апериодичный, в нем нет ни одного компонента, который бы повторялся. Предположительно насчитывается около двадцати тысяч базовых структурных единиц, двадцать тысяч различных полисахаридных строительных блоков».
Паоло прекрасно представлял себе эту картину — длинные связки переплетенных цепей по всей двухсотмикронной толщине ковра, каждая в разрезе слегка напоминает квадрат и соединяется в нескольких тысячах мест с четырьмя соседними единицами.
— Даже на такой глубине в океане масса радикалов, получаемых под воздействием ультрафиолета, они проникают сюда с поверхности воды. Любая структурная единица, соприкасающаяся с водой, превращает эти радикалы в новые полисахариды, и возникает новая единица.
Паоло снова заглянул в библиотеку, ему хотелось увидеть модель данного процесса. Каталитические участки, находившиеся по краям каждой структурной единицы, удерживали радикалы достаточно долго для образования связей между ними. Некоторые простые сахара напрямую вплетались в полимер по мере их образования; другим позволялось свободно плавать в растворе в течение одной-двух микросекунд, а потом и они пускались в дело. На этом уровне применялось лишь несколько основных химических трюков… но и здесь поработала молекулярная эволюция — от небольших фрагментов, по воле случая возникших вначале в результате автокатализа, до данной сложной системы, состоящей из двадцати тысяч сообща самовоспроизводящихся структур. Если бы «структурные единицы» свободно плавали в океане в качестве самостоятельных молекул, то заключенная в них «жизненная форма» была бы практически невидимой. Связываясь вместе, они становились двадцатью разноцветными кусочками гигантской мозаики.
Просто поразительно. Паоло очень надеялся, что и Елена, независимо от того, где она сейчас, пользуется услугами библиотеки. Колония водорослей была бы более «развитой», но это невероятное первобытное существо открывало гораздо больше возможностей развития жизни. Здесь все делали углеводороды: они были и переносчиками информации, и энзимами, и источниками энергии, и структурным материалом. На Земле ничто подобное не выжило бы, ведь там были организмы, которые могли запросто съесть такой ковер; и, если когда-либо появятся разумные орфейцы, они никогда не узнают о существовании столь необычных предков.
Карпал таинственно улыбался.
Паоло спросил его:
— В чем дело?
— Плитки Вана. Ковры сделаны из единиц — плиток Вана.
Герман снова опередил его, запросив библиотеку:
— «Ван, плотский математик двадцатого века, Хао Ван. Плитки — любой набор форм, которыми можно закрыть Плоскость. Плитки Вана представляют собой квадраты с разноцветными сторонами, которые должны по цвету подойти к сторонам соседних квадратов. С помощью набора плиток Вана можно закрыть любую плоскость, если только правильно подбирать сами плитки. А в случае ковров — если удастся вырастить правильную форму».
Карпал добавил:
— Надо дать им название. «Ковры Вана» — в честь Хао Вана. После двух тысяч трехсот лет его математические открытия претворились в жизнь.
Паоло идея понравилась, но он все же сомневался:
— Возможно, мы не получим более двух третей голосов «за». Все как-то немного туманно…
Герман рассмеялся:
— А кому нужны эти две трети? Если мы хотим назвать их «коврами Вана», мы можем их так назвать, и все. В настоящее время в К-Ц активно используются девяносто семь языков, причем половина из них появилась уже после образования полиса. Не думаю, что нас отправят в изгнание за создание одного-единственного термина.
Паоло сдался, хотя и чувствовал себя немного смущенным. Просто он абсолютно забыл, что ни Герман, ни Карпал не говорили на современной латыни.
Все трое отдали инструкции своим экзотелам действовать следующим образом: если им придется услышать термин «ковры», преобразовывать его в «ковры Вана» и выполнять обратный перевод при общении с другими людьми.
Паоло выпил, воображая форму гигантской инопланетной жизни, первое существо, встреченное людьми или транслюдьми, которое при этом не состояло бы с ними в биологическом родстве. Вот и наступил конец представлениям об уникальности Земли.
Однако они еще не опровергли утверждения антропокосмологов. Вернее, не до конца. Если верить им, человеческое сознание является семенем, вокруг которого кристаллизовались пространство и время (то есть Вселенная всего лишь простейшее воплощение человеческой мысли), значит, строго говоря, не должно быть и инопланетной жизни нигде. Но физики, так красиво объясняя существование человека, не могли не заявить и о мил