В быту это знание может воплощаться по-разному. Например, как ответ на вопрос почему? Потому что… – и далее объяснение. Это объяснение берется из образа мира. Но знание о самой связи остается скрытым в ткани рассуждения. Оно не видится особым образом, но ощущается каждым.
Глава 3. Образ мира
Последовательность связок если… то… имеет вполне определенное устройство. Во-первых, она возможна лишь внутри образа мира, для которого я решаю задачу.
Это строки из предыдущей главы, их надо раскрыть.
Подробно рассказывать об Образе мира я сейчас не хочу. Я немало говорил об этом понятии в других книгах, в частности, в теоретической части Науки думать[1]. Но вкратце необходимо отметить, что Образ мира нашего сознания не совпадает с научной, религиозной или какой-либо иной картиной мира. Эти, так называемые, «картины» или «модели» относятся к мировоззрению. Образ же мира это итог работы разума, отбирающего из бесконечного потока восприятия то, что необходимо ему для обеспечения моего выживания в этом мире. А с возрастом, и для обеспечения лучшей жизни, то есть жизни души.
Образ мира настолько огромен, что описать его философски невозможно. Он может быть описан лишь психологически. И начать это описание надо с чрезвычайно простых вещей: образ мира закладывается как образ того, с чем соприкасается ребенок, едва родившись. Поэтому в его основе лежат телесные ощущения плотного, твердого, жесткого, мягкого, нежного, ласкового… и так далее. То, как вы сейчас ощущаете пальцами книгу, которую читаете, – есть часть Образа мира. Причем, очень важная часть. Без этого умения-знания можно погибнуть.
Погибнуть нельзя, разум обеспечивает именно выживание. Поэтому он строит весь Образ мира именно как знания о том, что может повредить жизни или здоровью, и как этого можно избежать. Но опасности жизни так разнообразны, что их невозможно охватить за один внутренний взгляд. Поэтому разум разбивает их на большие понятия, содержащие в себе знания о разных видах опасностей. И делает это последовательно, из года в год, от одной жизненной вежи, как называли это мазыки, к другой. То есть от одной нацеленности на некую жизненную ценность, до другой.
Жизненные ценности, которые мы стремимся достигать, меняются с возрастом. Соответственно, меняются и правящие нашими жизнями цели. С ними меняются и мировоззрения или способы видеть мир. Суть «способа видеть мир» заключается в том, с какой точки зрения смотреть на мир. Эти точки зрения меняются с годами. И меняются они как вершины, с которых мы обозреваем собственный образ мира. Очень похоже на действительный мир, который ты рассматриваешь то с одной горы, то с другой. И с каждой он смотрится иначе. Вот так и мировоззрения выглядят разными…
Выглядят, но при этом остаются взглядами на тот же самый мир. Различие лишь в вершине, на которую ты взобрался или стремишься взобраться. Как ни странно, но за такое различие в способах смотреть люди убивают друг друга, как если бы смотрящий иначе был существом из чужого и враждебного мира…
Когда я говорю о том, что рассуждение всегда развивается внутри определенного образа мира, я имею в виду одновременно и весь образ мира человека, и ту его часть, которой человек живет непосредственно сейчас. Мировоззрение ли это. Или же малое сообщество, в котором ему предстоит выживать как в мирке. Или предприятие, дело, которое требуется сделать.
Наше сознание способно выделять такие мирки, чтобы уменьшить объем тех задач, которые мы решаем. При этом весь Большой Образ мира сохраняется, как знание о действительности. Иначе мы не смогли бы ходить, есть, разговаривать во время решения частных задач. Но он как бы уходит из осознавания – он больше не имеет значения, словно вынесенный за скобки. Мы решаем задачу узкого мирка, по умолчанию понимая, что это мир земной, и в нем действуют все законы земной физики или государства.
Это очевидно, и потому опасная ловушка.
Только кажется, что то, что в скобках, соответствует тому, что всегда вынесено за скобки, как некая данность и обязательное условие. Хитрость же и обман заключаются в том, что земные условия действительно всегда присутствуют, как и тело, в котором мы решаем свои задачи. Но вот задачи эти далеко не всегда относятся именно к телу! Очень часто это либо задачи души, либо воображаемые задачи. И тело ни при чем!
И получается, что слепо доверять собственным ощущениям нельзя. А ощущения говорят: вот я решаю задачу, как занять достойное место в обществе. При этом я, конечно, понимаю, что это общество есть одно из сообществ моего государства, а сам я туда явлюсь телесно, то есть определённым образом одет, обут и накормлен…
А в действительности, в одном сообществе то, как одето мое тело, имеет значение, а в другом – нет. Там имеет значение только то, как оно себя ведет, что значит: как я его вожу! И одежда при вхождении в сообщество оказывается совсем не тем же, что и одежда при походе в лес. Она нужна не для обеспечения выживания тела, а для обеспечения выживания того тела, которое я в это сообщество веду. Скорей всего, личности, созданной именно для этого сообщества. Поэтому в одном сообществе я должен буду носить смокинг или деловой костюм, а в другом ходить раздетым! И эта нагота будет правильной одеждой для тела моей личности!
Поэтому, когда мы рассуждаем о том, как нам достичь чего-то, мы должны осознать, что связка «если… то…» исходно применится в любом рассуждении для связи с действительным миром. Но действительным будет не мир земли, а тот мир, который соответствует моему телу, которое я веду в этот мир. Если это тело физическое, Тель на языке мазыков, то я рассуждаю о Земле и ее условиях. Если же это личность или одна из личин для особых случаев, действительным миром будет тот, в котором я вижу, как эта моя личность становится победительной.
Понять, в каком мире идет рассуждение, можно как раз по одежде, которую ощущаешь подходящей. Например, если отправляясь на рыбалку, я одеваюсь тепло и непромокаемо, я решаю задачу выживания в земных условиях, и миром для меня будет земля. И мною, в действительности, уже проделаны привычные рассуждения: Если я не хочу заболеть, нельзя мочить ноги. Значит, надо одеть хорошую резиновую обувь. Также надо защититься от ветра и утреннего тумана, поэтому стоит одеть брезентовую куртку и шапку…
Но если я вдруг замечаю, что вместо брезентовой куртки почему-то беру свою лучшую курточку для горных лыж, стоит насторожиться и задаться вопросом. Курточка эта, конечно, тоже защитит от холода, но она для другого мира. Странность. Почему я так делаю? Может быть, потому что чувствую себя в ней красивей и способным производить неотразимое впечатление? Тогда куда я собираюсь? Не на рыб же собрался производить это впечатление?
И вдруг всплывет, что три года назад, на этом месте, где я собираюсь ловить рыбу, я встретил прекрасную купальщицу, и все эти годы надеюсь, что однажды встречу ее вновь… Или же я собираюсь по дороге заехать к местным предпринимателям, с которыми хотел бы сделать одно дело, но чтобы дело состоялось, надо их убедить в своей состоятельности и заинтересовать…
С купальщицей все ясно, а что касается дела, то подготовку к нему стоит осознать и сделать в ясном уме, разумно. А для этого придется принять, что едете не на рыбалку, а в совсем иной мир, относительно которого и должны строиться все ваши рассуждения. Иначе рыбалка все испортит, путая их.
К сожалению, большая часть наших рассуждений именно потому и путаны, что мы совмещаем сразу два или более образов миров, точнее, мирков, в которых намерены решать задачи, но не осознаем этого до конца. В итоге на рыбалке мы мокнем в горной куртке, а дело, для которого взяли ее, не делаем, потому что тех предпринимателей не оказалось на месте. Почему? Да потому, что ты хотел заехать к ним между делом и не провел разведку, попросту, не позвонил и не выяснил, на месте ли они. Просто жил в мечте о том, как вваливаешься в знакомый кабинет, как твои друзья детства рады, как они восхищаются твоей одеждой, твоими успехами, твоей состоятельностью, как хотят жить так же, и как легко отдают тебе свои деньги, чтобы приобщиться к твоему миру…
Бизнес не начался, а рыбу ты распугал яркой курткой, и вот мечта завершается пьянкой… с горя…
Если… то… волшебное средство передвижения внутри миров. Но только внутри тех, к которым оно относится.
Глава 4. Желание и цель
Желания и цели находятся в сложном, говоря философски, диалектическом взаимодействии. Без понимания этого взаимодействия, прикладная психология невозможна, потому что невозможно понимание и использование поведения. Однако и понять его не так уж просто.
Сложность эта не только философская. Начать надо с того, что слово «цель» не русское и укоренилось в русском языке не раньше первой половины восемнадцатого века. Впервые оно появляется в словарях в тысяча семьсот тридцатых годах. Очевидно, оно было заимствовано из немецкого во времена петровских реформ и привилось, потому что в русском было слово с тем же звучанием.
Но русское «цель», в отличие от немецкого «циль», означало цельность, отсюда целина, целая, нетронутая земля. Циль же заменила то, во что стреляют из лука или ружья метку или мету, то есть то, во что метятся. Наметиться и нацелиться на что-то слова синонимы. Наметиться, метка и старое «цель» в русском языке не имели ничего общего. Никому бы и в голову не пришло сопоставлять эти слова или стоящие за ними понятия. Но новое «цель», заменив «метку», непроизвольно связывалось и со старым русским «цель», поэтому при понимании этого слова нам приходится делать не-осознаваемое усилие, разделяя значения этих одинаковых слов.
К счастью или несчастью, слово «цель» так прочно вошло в нашу жизнь за последние века, что почти вытеснило и метку и цель-целину. Поэтому мы не путаемся в понимании, когда говорим: цель. Мы просто душим им два русских слова, лишая их жизни, а себя глубины понимания мира и себя. Но понимание наше просто и однозначно: цель это то, к чему стремится пуля, стрела или человек. Цель это конечная точка движения и… предмет желаний!