Нахимов замечает: «И я не понимаю, как ни одно судно из соединенного флота не сгорело во время сражения». Но ущерб союзному флоту был нанесен значительный. По донесениям Гейдена, «Азов», «Гангут» и «Иезекииль» много потерпели, и российская эскадра, вместе с английскою, отправилась и прибыла в Мальту для починок. В сем сражении три адмиральских корабля более всех потерпели как в убитых и раненых, так в повреждении корпуса, рангоута и такелажа: английский и французский адмиралы, кроме других многих повреждений, потеряли бизань-мачты; у «Азова» же все мачты столько пробиты, что при фальшивом даже вооружении с трудом можно нести на оных паруса; кроме сего в одном корпусе корабля насчитано 153 пробоины, в том числе 7 подводных».
Это неудивительно, если иметь в виду ту сложнейшую ситуацию, в которой оказался «Азов». Но дрался он замечательно. По словам Гейдена, «он сильным своим огнем потопил два огромных фрегата и корвет, сбил 80-пушечный корабль, который бросило на мель и напоследок был взорван, истребил двухдечный фрегат, на коем главнокомандующий турецким флотом Тагир-паша имел свой флаг и который на другой день сгорел, имев, по признанию самого паши, из 600 человек своей команды до 500 убитых и раненых».
Из этого отрывка следует, что упомянутый 80-пушечный корабль — это тот самый корабль Мухарем-бея, и уничтожен он был совместными действиями «Азии» и «Азова». Далее, фрегат Тагир-паши — это один из трех фрегатов, с которыми сначала вел бой «Гангут» и, возможно, «Иезекииль». Значит, его уничтожение было результатом общих усилий этих кораблей. Сам «Гангут» потопил один турецкий фрегат, а один фрегат зажег и взорвал, как следует из записок Рыкачева. Один турецкий 58-пушечный фрегат, сражавшийся против корабля «Александр Невский», спустил флаг и сдался в плен. Команда его была высажена на берег, а фрегат вскоре затонул. К сожалению, в отечественной литературе почти не встретишь конкретных сведений о результатах действий кораблей английской и французской эскадр.
«ДАЛЬШЕ — ТИШИНА»
В 6 часов вечера (по другим источникам в 6 часов 20 минут) был дан отбой. Сражение закончилось. Рыкачев оставил яркое описание первых часов после боя: «Прекрасный вечер, совершенный штиль, и ничто не омрачало ясного неба в то время, как такие ужасы совершались вокруг нас. Офицеры, собравшись, целовались как братья, и радость увидать всех целыми была безмерная. Всякий наскоро рассказывал, что случилось у него в отряде во время боя; что же касается до меня, то вообще в этот день я был очень счастлив и не могу описать того чувства, которое владело мною. Меня особенно осчастливили наши бравые матросы, дравшиеся с мужеством, превышающим всякое выражение... В половине 7-го часа офицер от графа Гейдена приехал на корабль поздравить капитана и офицеров с победою и поблагодарить от имени адмирала за скорое занятие места и славное действие орудиями... Мы... собрались на юте любоваться необыкновенным и величественным зрелищем. На всех кораблях соединенного флота осветили батареи, беспрестанные объезды бороздили бухту и вызывали самые разнообразные оклики часовых. «Кто гребет?!» — кричали у нас... кричали французы... на английских кораблях. Все это мешалось с ружейными выстрелами и по временам заглушалось залпами пылающих турецких кораблей или громовыми раскатами внезапного взрыва. Все эти звуки, не умолкая, переливались в горах, освещенных ярким пламенем догорающих неприятельских кораблей, разбросанных по отмелям у берегов и отраженных в тихих водах залива, наполненных убитыми и утопающими, искавшими неверного спасения на плавающих обломках разбитых кораблей... С 7 часов вечера до 12-ти последовали один после другого 7 взрывов. Турки в отчаянии сами зажигали свои суда. В этих случаях каждый раз пожар примерно распространялся по всему судну, от чрезмерной жары раскалявшиеся пушки стреляли сами собою, и вскоре за тем следовал взрыв».
Нахимов вспоминал о ночи после боя:
«Ночь была ужаснее самого сражения. В беспрестанном ожидании новых нападений всю ночь стояли по пушкам, беспрерывно видели горящие и взрывающиеся на воздух суда так близко, что, стоявши наверху, чувствуешь довольно сильный жар.
В 12 часов видим большое военное судно, идущее прямо на нас. Окликаем — не подает голосу. Мы сейчас догадались, что оно идет с тем, чтобы сцепиться с нами и зажечь себя. Но что делать? Ни одной не имеем целой шлюпки, которую могли послать абордировать его и потом отбуксировать. Он прошел нас и сцепился с «Гангутом».
И.К. Айвазовский. Утро на море
Рыкачев был участником операции по обезвреживанию грозившего «Азову» и «Гангуту» вражеского судна: «У нас на «Гангуте» не без основания заключили, что мы имеем дело с брандером... Неприятельский фрегат бушпритом сильно ударил в нашу грот-мачту и увяз в наших грот-вантах[21]... Наши бравые матросики в одну секунду по бушприту и такелажу выбежали на палубу неприятельского фрегата... и нашли на палубе трех голых турок, которые старались раздуть огонь, разведенный в кострах, в исступлении изрубили их... Я спустился в шлюпку и вскоре успел с подошедшими ко мне на помощь гребными судами нашей эскадры и с французского корабля «Бреслав» отвести его в сторону. Здесь, прорубив в нескольких местах борт навалившегося на нас фрегата, мы пустили его ко дну».
В 6 часов утра 9 октября над Наваринской бухтой взошло солнце, осветившее жалкие остатки османского флота и догоравшие суда. Гейден в донесении царю сообщал, что « из 60 военных судов, турецкий и египетский флот составлявших, остался только один фрегат и до 15 мелких судов... взорвано между судами соединенных эскадр 13 неприятельских больших судов и на другой день еще 18 разной величины; вообще потеря на турецко-египетском флоте должна быть чрезвычайна, и можно полагать, что погибло всего от шести до семи тысяч».
Чертеж 74-пушечного корабля «Александр Невский»: а — корпус; б — бок; в — полуширота[22]
Другие данные приводятся В.Д. Доценко в книге «Мифы и легенды российского флота»: 60 уничтоженных кораблей, в том числе 3 линейных корабля, 9 фрегатов, 24 корвета, 14 бригов, 10 брандеров и других судов. Но и у самого Гейдена данные противоречат кое в чем друг другу: в «Списке о турецком и египетском флотах...», датированном 12 октября, читаем: «8 октября всего стояло судов 125, из оного числа 31 транспорт и 94 военных судов, как-то: кораблей, фрегатов, корветов и бригов. Осталось 10 октября 8 корветов, 16 бригов и 23 транспорта. Взорвано и пущено ко дну 70 военных судов и 8 транспортов».
В 10 часов утра английский фрегат «Дартмут» с поднятым белым флагом подошел к стоявшему у берега турецкому корвету с поднятым на мачте красным флагом. От английского судна отделилась шлюпка, в которой сидел офицер-парламентер с письмом Тагир-паше от союзных адмиралов. Турки, завидев движущийся к ним «Дартмут», испугались и принялись сжигать оставшиеся суда. Вновь по всей бухте запылали пожары. Чтобы обезопасить свои линейные корабли, русские и английские фрегаты окружили их кольцом.
Письмо, которое привез английский офицер, предназначалось Ибрагим-паше. В нем, в частности, говорилось, что союзная эскадра не собирается уничтожать остальные корабли турецкого флота и потому союзные адмиралы извещают Ибрагим-пашу, турецких адмиралов и других начальников, что если они прекратят все военные действия, то дружественные отношения, нарушенные турецкой стороной, снова возобновятся. Ну а если хоть одно ядро будет выпущено по какому-либо союзному судну или шлюпке, союзная эскадра тотчас уничтожит все оставшиеся турецкие судна и укрепления Наваринской крепости. В полдень «Дартмут» с командующим турецким флотом Тагир-пашой снялся с якоря и направился к «Азии». Он был встречен Кодрингтоном, де Риньи и Гейденом. В беседе с ними турецкий адмирал дал гарантию неприменения силы со стороны подначальных ему судов, но не может ручаться за не подчиняющиеся ему сухопутные войска и за крепости. Он единственно обещал сообщить этим войскам требования союзников, после чего отплыл на свой корвет.
Из событий 9 октября можно отметить потопление турецкого фрегата, взятого в плен накануне кораблем «Александр Невский». На его борту находилось 56 медных пушек, которые пошли ко дну вместе с фрегатом. В тот же день контр-адмирал Гейден объявил глубокую признательность офицерам и матросам четырех кораблей и фрегата «Константин». Последний под командой капитана Хрущева спас английский бриг, получивший серьезные повреждения и потерявший все якоря, взяв его на «прицеп» («на бакштов» по-флотски).
В рапорте Николаю I от 12 октября 1827 года Гейден писал: «Не нахожу достаточных выражений, дабы изъяснить в. в-ву храбрость, присутствие духа и усердие капитанов, офицеров и нижних чинов, оказанные ими во время кровопролитного сего сражения; они дрались, как львы, против многочисленного и упорного неприятеля, а в особенности отличились капитаны Лазарев, Авинов, Свинкин, Богданович и Хрущев».
Любопытную деталь сообщил Рыкачев о затоплении турецкого фрегата, упомянутого выше: «Сегодня пущен ко дну турецкий фрегат, взятый кораблем «Александр Невский». Тогда же отпущены и взятые на нем турки. Отпуская их, мы дали им на три дня сухарей и бочку масла. Как кажется, они живо чувствуют наше доброе с ними обхождение, и многие изъявили даже желание остаться у нас».
Союзная эскадра находилась в Наварине до 13 октября, занимаясь починкой кораблей. Нахимов писал, что «нам надобно все новые мачты, стеньги, нижние реи, надобно все переменить многие перебитые бимсы[23], кницы, заделать пробоины и прочее. Надобно почти весь новый стоячий такелаж, многие нижние ванты и штанги перебиты даже в нескольких местах». Эти дни прошли спокойно, хотя «турки бродят по утесам с ружьями и грабят свои суда, стоящие у берега. Они безопасно проезжают с одной стороны бухты на другую и вообще мало стесняются нашим присутствием. Пушечной пальбы уже совсем не слыхать... Батареи молчат», как отмечал Рыкачев.