не способен любить никого, кроме себя».
В течение двух месяцев, которые прошли с тех пор, как Талберт Блейн погиб, Конни вообще ни о чем другом и не писала. Квентин был категорически против женитьбы брата. Этот жадный тиран не подпускает ее к деньгам Талберта. Квентин слишком занят своим бизнесом, чтобы обращать внимание на безутешную вдову.
Да, Эвелин знала о Квентине предостаточно. Но ничего хорошего.
Щеки Эвелин все еще горели, и она хорошо представляла, как выглядит. Ее бледно-матовая кожа, предмет зависти и одновременно недоумения подруг, изнуряющих себя солнечными ваннами в попытках добиться модного загара, словно воспламенялась в минуты смущения. «Вишенка» — тут же вспомнила она свое обидное детское прозвище.
Пауза затянулась, и взгляд Квентина остановился на ее красных щеках. В глубине его карих глаз вновь блеснули золотистые искорки.
— Понятно. Что ж, значит, дело совсем плохо, — мягко сказал он. — Зато о вас Конни хорошего мнения.
Значит, ему известно, что Конни думает о нем! Но, судя по его улыбке, это его только забавляет, как забавляют взрослого детские шалости.
Гнев Эвелин, порожденный последними письмами Конни, начал разгораться. Черт бы его побрал! Конни не ребенок, а несчастная двадцатилетняя вдова. Вдова его родного брата. К тому же беременная.
И этот человек смеет вести себя так бессердечно! Эвелин, несмотря на взбалмошный характер Конни, очень любила свою двоюродную сестру. Она сердито сверкнула глазами и вызывающе взглянула на собеседника. Зачем ей скрывать, что Конни его недолюбливает? Он-то не считается ни с чьими чувствами. Этот Квентин — эгоистичный мерзавец, который третирует ее кузину.
— Я очень люблю Конни, — холодно сказала она, чувствуя, что кровь все-таки отливает от ее щек.
— Это хорошо, — продолжая улыбаться, проговорил Квентин. — Я счастлив узнать, что Конни ничего не приукрасила, описывая ваши отношения.
Его тон показался Эвелин оскорбительным. Он подразумевал, что Конни не прочь приврать. И, хотя Эвелин знала, как Конни любит драматические эффекты, это страшно разозлило ее.
— Что здесь можно преувеличить? — резко осадила она Квентина. — Мы с ней одна семья.
— Это хорошо, — повторил Квентин, оставив без внимания ее гневную реплику. — Вы ведь знаете, что она беременна?
Эвелин нетерпеливо кивнула.
— Так вот, она будет жить в моем доме, пока не родится ребенок. — Его голос почти не изменился, но от Эвелин не ускользнула нотка недовольства. Она нисколько не удивилась, понимая, какая пропасть разделяет этого одетого с иголочки, холодного, самоуверенного человека и ее взбалмошную, эмоциональную кузину. — В последнее время Конни очень подавлена. Конечно, ей одиноко. Бизнес отнимает у меня почти все время, и ей зачастую приходится довольствоваться обществом домработницы. Ей нужен кто-то рядом, а вы с сестрой ее единственные родственники.
— Вот как? — Едва сдерживая негодование, Эвелин посмотрела прямо в глаза собеседнику. В словах этого человека не было даже намека на сочувствие к Конни, оказавшейся в таком ужасном положении. Она же совсем одна в чужом доме, наедине с естественными страхами перед будущим материнством. И наедине с воспоминаниями о своем молодом муже, трагически погибшем в автомобильной катастрофе всего два месяца назад. Разве этого мало для того, чтобы чувствовать себя подавленной? Что из того, что Квентин не хотел видеть ее женой своего брата? Это не может служить оправданием чудовищной бесчеловечности! Господи, он просто невыносим! — Но у нее же есть вы, не так ли? — ледяным тоном произнесла она. — Вы все-таки брат ее покойного мужа.
Квентин отмахнулся от ее слов.
— Меня почти не будет дома, пока я не завершу важную сделку, — сказал он, и, задумавшись на секунду, уточнил: — Речь идет о покупке гостиницы неподалеку от Эдаманта, штат Вермонт. Мой отец мечтал расширить семейное дело, и некоторое время назад такая возможность представилась. Переговоры в разгаре, и я не могу все бросить. Это очень важно. Речь идет о семейном бизнесе. — Тут он замялся, по-видимому заметив выражение лица Эвелин. Она явно считала, что бизнес — пустяк по сравнению с тем, что ее родственница попала в беду. Квентин поспешил вернуться к прежней теме. — Согласитесь, Конни больше нуждается в женском обществе. Ей нужна подруга и советчица, у нее должна быть возможность с кем-то поговорить.
— Я с радостью позвоню ей…
— Час или два разговора по телефону ничего не решат, — возразил он. — Ей нужно, чтобы кто-то был рядом.
Эвелин нахмурилась, стараясь понять, чего он добивается.
— У Дженнифер заканчиваются каникулы, — нерешительно начала она, — так что она никак не сможет…
— Я имею в виду не Дженнифер, — перебил ее Квентин. — Я надеюсь, что к Конни поедете вы.
— Я? — довольно громко переспросила Эвелин, и на них устремились любопытные взгляды.
Квентин кивнул.
— Вы нужны ей, — сказал он так, словно других доводов не требовалось.
Эвелин поджала губы, ее взбесил его небрежный тон. Словно он заказывает обед на дом. Ему неважно, что они совершенно посторонние люди. Неважно, что речь идет не о поездке в соседний городок. Неважно, что у нее есть дела и на работе, и дома. Все это совершенно неважно. Раз ему так удобно, она должна ехать.
Если бы Эвелин действительно не переживала за Конни, она просто рассмеялась бы в лицо этому самоуверенному типу.
— Мисс Флауэр, пожалуйста. — И снова улыбка, вызвавшая в душе Эвелин смутное волнение, появилась на его лице.
Эвелин замерла. Великолепно. Теперь он пустил в ход тяжелую артиллерию — неотразимое обаяние. Жаль только, что ему не известно: против подобных чар у нее есть иммунитет. Такой шарм обычно действует на женщин как наркотик, и не менее разрушительно. Мать Эвелин убедилась в этом много лет назад, а Дженнифер — совсем недавно.
Квентин продолжал улыбаться.
— Конни хочет, чтобы вы приехали. Ведь вы же и так собирались в отпуск, верно? А в это время года в наших местах очень красиво. Вы бывали когда-нибудь в Вермонте? Лучший способ отдохнуть — смена обстановки.
Эвелин рассердилась. Откуда он узнал, что она собирается в отпуск? Ей вообще не следует уходить в отпуск в этом году. Пока Эвелин помогала Дженнифер оправиться от удара судьбы, она совсем забросила свое дело — небольшое рекламное агентство, доставшееся ей в наследство от отца. А скоро День всех святых, День благодарения, не успеешь оглянуться как наступит Рождество, самое горячее время для рекламных агентств.
Но Эвелин так устала, так изнервничалась из-за сестры, что все же решила пару недель отдохнуть. Но откуда об этом узнал Квентин?
— Ваша секретарша, — мягко ответил он на незаданный вопрос.
Эвелин чуть не застонала. Видимо, у Доры никакого иммунитета против мужского обаяния нет.
— Я прошу вас приехать всего на пару недель, — сказал Квентин. — Конни действительно нужна помощь. А у меня сейчас самая горячая пора, я не смогу уделить ей должного внимания. Боюсь, она способна наделать глупостей.
— Вот как? — сверкнула глазами Эвелин. Глупостей! И какой снисходительный тон! Этот человек явно видит в Конни только досадную помеху.
Честно говоря, бывали минуты, когда сама Эвелин вконец теряла с Конни терпение. Но она старалась не показывать виду и вести себя с кузиной по-доброму. У Конни была нелегкая жизнь.
— О каких именно глупостях вы говорите, мистер Блейн? По этой фразе я могу судить только о вашем отношении к Конни, но не о ее душевном состоянии, не так ли?
— Разве? Я имел в виду совсем другое. Конни часто плачет, — начал перечислять он, — она никуда не выходит, днем спит, по ночам бродит. Думаю, она принимает снотворное, хотя одному Богу известно, где она достает лекарства. — Вид у Квентина был хмурый. — Это может быть опасно для ребенка. Меня это серьезно беспокоит. Но Конни не желает быть со мной откровенной.
Эвелин насторожилась, почувствовав, что дело действительно серьезное. У Конни было тяжелое детство, в одиннадцать лет она потеряла мать и постоянно конфликтовала со своим отцом. Она четырежды убегала из дому, сменила несколько школ, без конца меняла подруг. Когда умер ее отец, Конни, не сказав никому ни слова, уехала в Южную Дакоту, где и познакомилась с Талбертом Блейном. Он привез ее в Эдамант, штат Вермонт, в дом Блейнов. Эвелин надеялась тогда, что сестра наконец-то остепенится и у нее наладится нормальная жизнь. Но Талберт погиб, и Конни опять осталась одна.
— Она больна? — с растущим волнением спросила Эвелин. Перечисленные Квентином симптомы указывали на возможность депрессии. — Она плохо выглядит?
— Нет. Может, чуть-чуть. Я не уверен. — По тону Квентина было ясно, что он не придает особого значения подобным пустякам. Неудивительно, что Конни чувствует себя неуютно в его доме.
— Может, вам стоит присмотреться к родственнице получше, мистер Блейн.
— Я уже сказал, что все равно не могу найти с ней общего языка. Мне сложно ее понять…
— В ее поведении нет ничего странного. С беременными такое случается, особенно если учесть, что во время беременности она потеряла мужа, — сказала Эвелин, пустив в ход всю свою выдержку. Этому человеку наплевать на Конни. Он просто пытается спихнуть обязанности сиделки на кого-то другого. — Вы должны были справиться с проблемой сами, не вызывая подкрепления. Ведь речь идет о молодой, неопытной женщине, на долю которой выпало столько испытаний. Такое впечатление, что вы боитесь ее? Для этого нет причин.
— Вы так думаете? — Голос Квентина дрогнул. Он подался вперед. — Что ж, тогда как вам понравится еще одна новость…
В это мгновение в бар вбежала взволнованная Дженнифер и бросилась к Эвелин.
— Детка! — Забыв о Квентине, Эвелин вскочила и протянула к сестре руки.
Дженнифер разрыдалась у Эвелин на плече.
— Эвелин, он натравил на меня своего адвоката, — произнесла она сквозь слезы. — Он пытался обвинить меня во лжи, а я… я… — Дальше ее слова трудно было понять.
— Ну-ну, моя маленькая. — Эвелин погладила Дженнифер по голове и встретилась взглядом с Квентином. Он тоже встал и молча смотрел на сестер с непроницаемым видом. Трудно было судить, о чем он думает. Но, исходя из того, как он отзывался о Конни, Эвелин решила, что и Дженнифер он рассматривает как очередную истеричку, которая может «наделать глупостей».