– А вот и думаю, что в этом такого? Пойми – у нас такие же инстинкты, как и у них. И у меня они есть, и у тебя.
Их спор продолжался долго. Они поссорились и поехали домой разными машинами. Вечером Ида сидела на кухне и пила вино. В одиночестве. Ее глаза были грустными и печальными. Утром – собрала вещи и уехала. На столе лежала записка с одной лишь надписью: «Тебе не изменить мир, ты зря возомнил себя Богом».
«Зря…. Богом, – подумал Тельме, – ты еще пожалеешь, что так поступила. Глупая деревенская дура! Скоро обо мне будут писать все газеты мира!», – от ненависти он разорвал записку, бросил ее остатки на пол и стал давить их ногой.
Вечером у него было выступление перед группой беженцев из Африки. Большая часть из них приехала в Норвегию из Ганны и Нигерии. Мускулистые темные мужчины в футболках, несчастные женщины с маленькими детьми, седые старики в лохмотьях – все, что видел перед собой Тельме, произнося свою речь.
– Вам нечего бояться! Вы дома! Мы все – одна семья. И скоро вы станете нами. Скоро Вы забудете тот ад, из которого приехали, весь тот ужас, что вам пришлось пережить. Вы забудете всю ту боль, которую пережили!
Из толпы слышались какие-то крики на плохом английском. Людям хотелось диалога. А именно – им хотелось узнать, когда их проведут в лагерь и накормят. Но Тельме не унимался:
– Все вокруг – ваш дом! Все вокруг – ваши братья! Скоро вы сможете зайти в любой дом и остаться там навсегда! Мой дом – ваш дом, друзья!
Напротив Тельме стоял чернокожий парень крепкого телосложения. Из-под дешевой разноцветной футболки торчали его округлые мышцы рук, а на животе виднелись кубики пресса. Парень стоял молча и лишь иногда покуривал сигарету без фильтра. Тельме пару раз встречался с ним взглядом. Его глаза казались ему грустными и какими-то несчастными.
«Видимо, не просто пришлось этому пареньку, – думал Тельме и, подстегиваемый вниманием слушателей, продолжал выступать, – вот такие, как он, нам нужны. Люди нового поколения. Люди внушаемые и управляемые. Люди с тяжелым детством! Люди одинокие!».
Но что-то все-таки настораживало Тельме во взгляде молодого человека. Какое-то равнодушие или безучастность. Будто тот не верил речам Темьме или не понимал их вовсе. Тельме вдруг почувствовал себя скованно, неуверенно. Будто он и сам не совсем верил в то, что говорил, а главное – верил ли вообще? Он ведь никогда не задумывался об этом. Он знал – так эффективно, так все работает, так его слушают и верят в его идеи. А те, кто не верит – пусть идут своей дорогой. Значит, они не с ним. А верил ли он сам? Он ведь даже никогда не задавал себе этот вопрос. На этой ноте он вдруг решил закончить свое выступление:
– И верьте – скоро каждый дом будет вашим. Мы вас не бросим, ни в горе, ни в радости. Добро пожаловать, дорогие друзья!
Вечером, когда Тельме собирался ложиться спать и умывался в ванной, в дверь постучали. Тельме насторожился – он отвык от стука в дверь. Обычно люди пользовались звонком.
«Ида вернулась», – мелькнуло в его голове.
Он спустился со второго этажа, бросил на лестницу полотенце, которое захватил из ванной и в несколько шагов преодолел расстояние до двери. Стук раздался повторно. Тельме открыл дверь. На пороге стоял тот чернокожий парень, которого Тельме видел на своем выступлении.
– Что вам надо? – спросил Тельме, – Вы по какому вопросу?
Парень молчал. В глазах его сквозила все та же грусть и безразличие. Он был спокоен словно камень. Потом он поднял правую руку вверх, будто приветствуя Тельме.
– Вы что-то хотели сказать? О чем-нибудь побеседовать? – спросил Тельме и немного наклонился вниз.
Удар прошел незаметно: правая рука африканца со всего размаха попала в район солнечного сплетения Тельме. Дыхание прервалось и Тельме, согнувшись и хрипя, попытался набрать в легкие воздух. Парень все также равнодушно смотрел на согнувшегося Тельме. Затем гость ударил второй раз, в район почек, но уже не сильно. Тельме повалился на пол и стал стонать, мучаясь от боли. Затем – Тельме почувствовал, как его сковали руки африканца, они были как железные цепи. Как он ни пытался вырваться, ничего не выходило. Брюхо Тельме волочилось по полу, и он старался ползти вперед. Внезапно незнакомец сорвал с него штаны и Тельме почувствовал резкую боль в области зада. Такую, что казалось – его посадили на кол. В голове помутнело, а во рту появился вкус крови. Он закричал, завыл на весь дом, из его глаз градом покатились слезы. Посмотрев назад, он увидел мускулистого поджарого негра, двигающегося словно швейная машинка – то взад, то вперед. По рукам африканца стекали струйки пота.
– Помогите, остановитесь… прошу. Не надо!
Через мгновение африканец застонал и обмяк. Насилие завершилось. На полу появились капельки крови. Затем незнакомец отодвинулся и Тельме увидел похожий на милицейский жезл половой орган. Он был в крови. Насильник быстрым движением натянул джинсы и выбежал на улицу.
Тельме помнил, как полз к выходу. Небо было ясным, а на улице светили яркие звезды. Где-то вдали виднелся хвост исчезающей кометы.
Он лежал в отдельной палате. За дверью стояли журналисты. Некоторые из них норовили взять интервью. Потом пришел доктор и проверил бинты. Тельме попросил его пустить журналистов. Он сказал одну лишь фразу: «Я очень жалею, что этого беженца депортировали. Видимо, у него было тяжелое детство. Видимо, он еще не готов к новому миру». После этого он позвонил Иде:
– Прости меня, Ида, я очень виноват перед тобой. Мне сейчас очень не просто, – сказав это, он заплакал. Слезы падали на телефонную трубку, сливаясь в тоненькие струйки.
– Не переживай, все хорошо, я не обиделась. Лучше молчи, тебе сейчас нужны силы.
– Говорят, что про меня написали почти все мировые газеты. Про то, что случилось.
– Не все…, – неумело врала она.
– Но все же я стал знаменит… добился своей истинной цели, – и он улыбнулся, – Стал наконец-то звездой!
– Отчасти, – он услышал, как Ида зарыдала.
– Не плачь, – еле выговорил Тельме, – не переживай так. У меня к тебе еще один вопрос. Можно?
– Можно, – сквозь слезы вымолвила Ида.
– Наш секс в парке все еще в силе?
– В силе, но только как поправишься уже, – он почувствовал ее улыбку сквозь трубку.
– Я поправлюсь, но за тобой парк!
– Договорились, – и она снова заплакала. Через трубку доносились ее всхлипы.
Тельме выписали только через месяц. К этому времени его обидчика уже депортировали на родину. Еще через месяц Тельме сделал предложение Иде, и они поженились. Сразу после этого Тельме написал заявление и покинул собственную партию.
Прошел год и у них с Идой родилась дочь, сильно похожая на Тельме. Фреа, уже вся седая к тому времени, помогала молодоженам и часто оставалась с внучкой вечерами. Когда она укладывала ее, то пела старую норвежскую колыбельную, потом смотрела на внучку и приговаривала:
– Из тебя-то толк будет, хотя ты и похожа на Тельме, но это только внешне. А характер у тебя мой будет, по глазам видно. О тебе напишут во всех газетах мира…
В этот момент она смотрела на небо, как будто что-то там искала. Должно быть комету, которая все никак не появлялась.
Ласточка
В комнате было темно и душно. Алексей понял это, как только открыл дверь. Он просунул голову в комнату, огляделся по сторонам и попробовал дотянуться до выключателя, чтобы зажечь счет. Но тщетно: тот был слишком далеко. В этот момент в комнате что-то зашуршало. У Алексея заколотилось сердце и он, сделав шаг назад, прикрыл дверь. Его душил страх. За спиной стояла напуганная жена.
– Ну что там? Увидел? – дрожащим голосом спросила она.
– Нет, шуршит что-то. Но вроде маленькое. Хотя…
– Господи, что же это? – спросила жена непонятно кого, устремив свои глаза в потолок.
Это «что-то» прилетело с улицы, через окно. Посреди ночи Алексей с женой проснулись от звука разбитого стекла в соседней комнате. То, что разбилось именно окно, было ясно обоим, но вот от чего – непонятно.
– Камень может? Хулиганы бросили? – нервно спросила жена, после чего глубоко вдохнула.
– А чего он шуршит, этот камень? – огрызнулся муж.
– Не знаю, может, эти, как их… пришельцы?
– Дура что ли? Какие еще пришельцы? Скажешь тоже. И так – жутко. А ты – пришельцы!
Жена ничего не ответила. Ей и самой было не по себе. За последние несколько лет в этой квартире не случалось ничего, что бы могло хоть как-то запомниться, нарушив стандартное течение жизни. А тут такое. Да еще и посреди ночи. Она подошла к Алексею и взяла того за руку:
– Может, вместе зайдем? – ее зрачки расширились, а глаза как будто стали больше Алексей вдруг вспомнил ее на свадьбе – молодую, тонкую, с большими зелеными глазами и милым лицом.
Вдруг ему стало неловко и стыдно за свою трусость.
– Да брось ты! Не надо. Я сам…
Он сделал глубокий вдох, рванул на себя дверь и зашел в комнату. Судорожно нащупав выключатель, он включил свет. За ним заскочила жена. С первого взгляда никаких изменений в комнате не было, кроме разбитого окна. Дырка в стекле была крупной – от нее расходились трещины, переплетаясь словно паутина.
– Ну и где оно? – прошептал Алексей. – Не видно что-то… его.
– Может, улетело?
Внезапно из-под дивана, стоящего напротив входа, что-то не то выкатилось, не то выбежало, пронеслось в полуметре от Алексея и ударилось об стену. В воздухе появились перья. Они были мелкие и белые, словно пух. Как будто кто-то кинул в стену маленькую подушку, а та лопнула, выплеснув все содержимое наружу.
Алексей с женой рванулись к двери, прижались друг к другу, но, разглядев «пришельца», остановились. На полу лежала ласточка. Совсем еще маленькая.
– Птица, по-моему, – вырвалось у Алексея.
– Ласточка.
Они подошли к птице. Она была изранена: на одном из крыльев не было половины перьев, другое – и вовсе казалось переломанным. Красные пятна по всему телу ласточки выдавали следы крови от ран.