— Что тебе дал отец? — спросил калларино.
— Письма из Гекката, — ответил отец за меня. — Там новый военный диктатор.
— Там всегда новый диктатор. Они убьют его так же, как боррагезцы убивают своих друзей. Новый диктатор, новый бог, новый приток рабов для ужасной торговли и семейного состояния Фурий. — Он посмотрел на меня, вскинув бровь. — Итак? Какие новости из Гекката, юный Давико?
Отец подбадривающе кивнул, и я ответил:
— Диктатор не любит кошек. Он не принимает ванны и не любит кошек.
— Кошки и ванны! — Калларино расхохотался. — Я всегда знал, что ваша империя построена на странном знании, Девоначи. Но кошки и ванны — это что-то новенькое. Получится хорошая песня для пьесы. «Кошки и ванны». «Гатти э баньи». Отлично сочетается с «Терци абакасси, сенци гаттименси». Можно заказать ее у маэстро Дзуццо.
Отец не улыбнулся в ответ.
— Расскажи остальное, Давико. Что ты узнал?
— Там чума, — сказал я. — Диктатор истребил всех кошек, и теперь там великая чума.
— Ах-х-х. — Глаза калларино расширились. — Что ж, вот это песня.
Приободрившись, я продолжил:
— Подорожает шелк. И лошади. И хажские шкуры. Морские капитаны отказываются швартоваться в Геккате. Вся торговля пойдет через Чат, а там орудуют бандиты. И диктатор сделал то же самое в Тизаканде и Самаа, а значит, тот путь тоже закрыт. Теперь мы будем покупать товары у купцов, которые боятся путешествия, и нанимать больше стражи для караванов, которые следуют через земли Оазисов, и ждать, пока не кончится чума.
Последнего я не знал, но это объяснил мне отец, показав карту с немногочисленными торговыми путями в далекий Ксим. Он также сказал, что нам придется пересмотреть свой подход к обязательствам защиты торговцев и их цену — и что наши партнеры в Геккате уже наверняка сбежали от чумы, забрав с собой банковское серебро. А значит, мы посмотрим, придут ли они к нам или исчезнут, или, быть может, диктатор убил их либо ограбил, а может, наша ветвь выстояла, несмотря на болезнь. И все это началось из-за диктатора, который боялся кошек.
— Это действительно полезная информация, — сказал калларино. — Хорошо, что твой отец учит тебя семейной мудрости.
— Он еще в самом начале пути, — произнес отец.
— Чи, — отмахнулся калларино. — Ваш мальчик уже читает, и пишет, и пользуется счётами, а теперь он постигает ваш талант узнавать мельчайшие подробности из самых далеких мест. — Калларино наставительно потряс передо мной пальцем. — Не позволяй высоким нравственным устоям отца деморализовать тебя, Давико. Если бы ты был моим сыном, это уже был бы триумф. Мой старший бесполезен. Пьет вино, сражается на дуэлях в глупых вендеттах и прогуливает лекции в университете. В детстве я слишком баловал его, и теперь это ребенок в теле взрослого. Я бы не раздумывая обменял его на тебя.
— С детьми всегда непросто, — заметил отец.
— Вам нужно завести еще одного. Я намереваюсь завести двадцать, если получится. Мне нужен кто-то, кто будет соображать лучше Рафиэлло.
— Думаю, мне достаточно, — сказал отец.
— Чи. Вы ди Регулаи. Вы заслуживаете гарема прекрасных жен и армии детей вроде Давико. Ашья хорошая спутница, но это не причина не взять новую жену. Еще несколько сыновей пойдут вам на пользу.
— При условии, что они не будут похожи на Рафиэлло.
Калларино поморщился:
— Это моя вина. Я был слишком добр к нему.
— Что ж, думаю, я не стану играть в кости с фа`тами. — Отец ласково потрепал меня по плечу. — Мне достаточно сына, который у меня есть. А теперь расскажите, что за ссора у вас вышла с ди Балкоси.
— Этот скользкий угорь! Сегодня он явился в Каллендру и предложил создать для номо ансенс новый «консультативный совет» из десяти человек. Совет, состоящий только из номо ансенс, и никаких других членов Каллендры.
Отец нахмурился:
— С какой целью?
— Они будут отбирать кандидатов, из которых я смогу назначить министров.
— Веридимми?23 — Отец вскинул брови. — Ди Балкоси просит об этом? С каких пор он занимается политикой?
— Я удивился не меньше вашего. Вы бы его видели. Он говорил с таким смирением и искренностью. Клялся в свете Амо, что желает лишь самого лучшего для города. — Калларино нахмурился. — Хотелось ему верить. Половина Каллендры кивала к концу его речи. Он напоминал Гарагаццо, читающего проповедь о милосердии Амо.
— Кто внушил ему эту идею?
— Он утверждает, что это его собственная идея.
Отец фыркнул:
— И как будут выбираться в совет эти благородные люди?
— У него есть список.
— Очень предусмотрительно с его стороны.
— Само собой, Авицци, Д’Аллассандро, Спейньисси, Малакоста. Все старинные имена, чья история уходит к корням Наволы. Люди, которые «лучше всех знают ее потребности». А поскольку у них есть земли и титулы, их нельзя подкупить и склонить, в отличие от прочих. — Тут он многозначительно посмотрел на отца. — От тех, которые родились без земли и зависят от торговли нависоли и обязательствами.
Отец выпрямился:
— Откровенно.
— Более чем.
Беседу прервало возвращение Мерио со слугами и подносами. На подносах стаканы горячего чая для всех нас, а также фенхелевые бисквиты и горькие сыры. Пока слуги раскладывали еду, отец молчал, дожидаясь их ухода. Калларино принялся за угощение. Мерио закрыл двери и встал рядом с ними, слушая и охраняя наш совет.
— Спейньисси, — наконец произнес мой отец. — Вы сказали, что Спейньисси был в списке Балкоси?
Калларино мазнул тремя пальцами по щеке.
— Этот любит все, что вызывает неприятности.
— Верно. Похоже на него. Спейньисси скользок и пронырлив.
— Иногда я представляю его в виде змеи, которая шипит и капает ядом в уши другим. Но на этот раз дело не только в Спейньисси. Всем номо ансенс понравилась эта идея. Даже тем, кого нет в списке. Они ненавидят делиться голосами с вианомо в Каллендре.
— Несколько представителей гильдий? Несколько человек с улицы? И внезапно Балкоси сует пальцы в политику?
— Завтра я отправлю за ним люпари. Посмотрим, как сильно он любит свои пальцы, когда лишится парочки.
— На каких основаниях?
— Возможно, налоги. — Калларино подул на свой чай. — Они все мухлюют с налогами. — Он задумчиво втянул чай сквозь зубы. — Это не важно. Я поймаю его в городе, чтобы он не смог сбежать в свой загородный кастелло24. Он думает, что старая благородная кровь защитит его от меня, да только рано или поздно всякой крысе приходится вылезти из норы.
— Но он принадлежит к старинному роду. И его любят больше прочих. Действительно любят. Он не Спейньисси.
— Если он продолжит болтать, это распространится. Кое-кто из гильдии тоже поддерживает его идею. Вы хотите, чтобы писсиолетто вроде Пескамано стал первым военным министром? Чтобы поручал своим дружкам покупку мечей и доспехов? Чтобы выбирал строителей для ремонта надвратных башен? Вам нужен первый министр торговли, который будет решать, кто чистит дно гавани? Или где покупать мрамор для Монастыря скорби? Как насчет того, чтобы доверить Амолучо монетный двор? Не успеете оглянуться, как он начнет чеканить огонь Амо на наших нависоли и жертвовать их Гарагаццо. Тот, кто контролирует казну, контролирует город, и мы оба это знаем. Най. Я наступлю ему на горло и не дам вам вмешаться. Это моя сфера. Мы об этом договорились. И сейчас я прав.
— Най. Конечно нет. Вы абсолютно правы. Если вам преподносят бокал с кровью, нужно осушить его до дна.
— Сэй фескато25. У вас есть какая-то мысль. У вас всегда есть какая-то мысль. Выкладывайте.
Отец склонил голову:
— Я думаю, что одна голова на пике почти всегда ведет к новым головам. Мы оба достаточно стары, чтобы помнить войны между семействами. Когда мы все сидели в своих башнях, а на улицах кипели схватки. Стража одного архиномо против стражи другого, третьего. Хаос.
— Я прикажу люпари...
— А собаки продолжат жиреть.
— Вы хотите, чтобы я его ублажил!
От вспышки гнева калларино я вздрогнул, но отец не испугался.
— Ни в коем случае. Никогда не демонстрируйте слабость. Однако этого патро любят. Он не похож на Фурий или Спейньисси. И на его щеках не видно следов. Но все же... — Отец задумчиво умолк.
— Но все же?
— Но все же теперь наш друг вышел на свет. Вы его видите. Я его вижу. Другие тоже его видят. Что, если вы не станете на него нападать, а вместо этого сделаете его еще более заметным? Дадите этому доброму, честному номо нобили ансенс шанс показать нам, как любящий свой город архиномо может послужить высшему благу. Поручите ему что-нибудь важное и зрелищное. Например, строительство Монастыря скорби.
— Он ничего в этом не понимает, — возразил калларино.
Отец вскинул бровь. Глаза калларино расширились:
— Ай! Умно.
Склонившись друг к другу и потягивая чай, они плели интриги, предлагая идеи, прорабатывая путь и план.
— Быть может, он усвоит урок... — начал отец.
— А быть может, нет... — продолжил калларино.
— Но в любом случае это отодвинет обсуждение на задний план.
— И определенно отсрочит решение по его предложению.
— А к тому моменту, как вопрос всплывет снова...
— Он уже сделает выбор, заключит соглашения и контракты.
— Некоторые семьи получат прибыль...
— А другие останутся в стороне! — Калларино энергично кивал.
— Наш чистенький друг запачкается, — сказал отец. — А человека с грязными щеками трудно любить.
— Он определенно рассердит других своим выбором. Он запачкается... — Нахмурившись, калларино взял паузу. — Я думаю, это должна быть чистка гавани, а не монастырь.
— Гавань не столь символична, — возразил отец.
— Не столь, — согласился калларино, — однако многие нобили зависят от беспрепятственной торговли в порту. И на гильдиях это тоже отразится. Придется уравновесить больше интересов. Нажить больше врагов.
Отец сдвинул брови, размышляя.
— Ай. Это также затронет крупных торговцев.
Калларино жадно подался вперед: