– Что? – Я удивленно посмотрела на него. – Ты спросил у Рокси, жива ли я?
В его взгляде не виднелось и капли раскаяния.
– Я не совсем так спросил. Просто сегодня днем, увидев ее в баре, поинтересовался, слышала ли она что-то о тебе. Но мы сейчас говорим о том, что тебе все же следовало отыскать свои яйца и сразу все высказать мне.
– У меня нет яиц, – с ехидством сказала я.
Самое странное, что в любой другой ситуации я бы так и сделала. И не стала бы накручивать себя.
– Тогда тебе следовало отыскать свою оплодотворенную яйцеклетку, – усмехнувшись, сказал он.
Уголок губ изогнулся, и у меня вырвался смешок.
– Оплодотворенную яйцеклетку?
Его улыбка стала шире.
– Это следующая по значимости вещь после яиц.
– О боже. – Прикрыв руками лицо, я рассмеялась. – Это так странно звучит, Ник. Невероятно странно.
– Да, точно. Это действительно звучит странно. – Он все еще усмехался, когда я опустила руки.
Жар опалил мои щеки, и я неловко заерзала на диване.
– Ты прав, – сказала я. – Мне следовало сразу все сказать тебе, или спросить, или, по крайней мере, хоть что-то ответить. Я вела себя по-детски. Хотя обычно так себя не веду. Наверное, я…
– Нервничаешь? – Он осторожно подтолкнул мою ногу своей.
Я кивнула.
– Да, это так. Но на самом деле это не оправдание. Это не…
– Я не просто так написал тебе лишь поздно вечером в понедельник. Я ухаживаю за дедушкой.
Его слова поразили меня. Ник смотрел прямо перед собой, и вся веселость испарилась с его выразительного лица.
– Что? – прошептала я.
Он сглотнул, потом заговорил:
– Моего деда зовут Джоуб. – Его полные губы дрогнули в мимолетной ухмылке. – Знаю, это странное имя. Моя семья рома, но люди чаще называют нас цыганами. Хотя большинству из нас не нравится это название. Совершенно не нравится.
Ого, как же сильно я ошиблась, решив, что он латиноамериканец. Он настоящий ром? По какой-то странной причине это невероятно очаровывало меня. Скорее всего, потому, что я никогда раньше не встречала рома или не догадывалась об этом. Если верить реалити-шоу по телевизору, то недалеко от Мартинсберга жила небольшая община, но я никогда их не видела. Тем не менее, казалось, сейчас не самое лучшее время, чтобы расспрашивать о его наследии и показывать свое полное невежество.
– Прежде чем ты спросишь, скажу, моя семья поселилась здесь очень давно. Я ходил в государственную школу, а не рос в караване фургонов, – продолжал он, нахмурив свои темные брови. – Я знаю, сколько стереотипов сложилось о нашей культуре, но большинство из них не соответствуют действительности или они излишне романтизированы.
Вот теперь я почувствовала себя весьма глупо, хотя раньше никогда плохо не думала о цыганах – э-э-э, рома, – да и вообще ничего такого не думала.
– А у меня кубинские корни, – ляпнула я.
Он посмотрел на меня, выразительно подняв бровь.
– Мой дедушка вырос на Кубе, а подростком перебрался в США, – пожав плечом, объяснила я. – Ну, я просто подумала… а, забудь.
На его губах появилась легкая, но искренняя улыбка.
– Спасибо, что рассказала. – Повисла неловкая пауза. – Дед сильно заболел, и поблизости не оказалось никого… кто бы позаботился о нем. Поэтому я живу с ним, чтобы рядом находился кто-то из родственников большую часть дня. У него есть приходящая сиделка, которая остается по вечерам, чтобы я мог позаниматься своими делами или отправиться на работу.
Слова Ника поразили меня. Я даже не думала о чем-то таком. Тут же вспомнился разговор на вечеринке у Риса. Ник тогда сказал, что у него много свободного времени, а Рис назвал это бредом. Что ж, теперь понятно, почему он так отреагировал.
– У него болезнь Альцгеймера, – объяснил Ник.
О нет. Мое сердце сжалось от боли.
– Его состояние ухудшилось примерно год назад, а до этого все было не так уж и плохо. Бывали недели, когда никто даже не догадывался, что что-то не так. Представляешь? Казалось, он просто в некотором смятении. Иногда повторял то, что говорил час назад, или появлялся в рубашке с неправильно застегнутыми пуговицами. А потом все изменилось, но так и протекает болезнь. Она прогрессировала, и все чаще дедушке требовалась моя помощь. Он очень нервничает, когда не узнает сиделку. Большую часть времени он даже меня не узнает.
Я закрыла глаза.
– Но обычно он успокаивается, когда я рядом. Может, все дело в том, что он признает во мне свою кровь. Доктора в этом сомневаются, но это не так важно. – Ник устало выдохнул. – Просто, когда он разнервничается, требуется много времени, чтобы успокоить его. А иногда он начинает… буянить. Но делает это не со зла. Думаю, в такие моменты он просто чересчур растерян и напуган. Как бы там ни было, он начинает разбрасывать вещи. И хотя сиделка спокойно к этому относится, я считаю, что не должен оставлять ее разбираться с этим. В понедельник я забыл телефон в машине и, честно говоря, даже не вспоминал о нем до самого вечера, а потом…
Ему уже было не до переписки со мной. Боже, мне хотелось шлепнуть себя по лицу. Единственная причина, по которой я этого не сделала, – меня распирало от гордости за него. Ник оказался… ох, он действительно оказался пазлом, который мне предстояло собрать. Все мои представления о нем были ошибочными. Не многие бы стали заботиться о больном дедушке. Ухаживать за нездоровым человеком, даже если вам помогает профессиональная сиделка, – это не прогулка в парке. Временами ему могло быть так же тяжело, как и самому больному. Факт, что в свои двадцать шесть Ник уже несколько лет заботится о дедушке, просто взрывал мне мозг.
Я посмотрела на него совсем другими глазами. Я очень гордилась Ником.
Потянувшись, я положила ладонь на его руку.
– Мне очень жаль, Ник.
Он посмотрел туда, где соприкасались наши руки.
– Я сказал тебе это не для того, чтобы ты меня жалела.
– Знаю. – Я сглотнула внезапно образовавшийся комок в горле. – И я не жалею тебя. Мне жаль, что вам с дедушкой приходится проходить через это. Я никогда с подобным не сталкивалась, но слышала, как тяжело протекает болезнь Альцгеймера. Я… я очень горжусь тобой.
Ник удивленно посмотрел на меня, но ничего не сказал.
– Многие люди отправили бы его в дом престарелых. Но не ты.
– Когда-нибудь это может случиться, – тихо проговорил он.
Я сжала его руку.
– Если это произойдет, то не потому, что ты не заботился о нем. Думаю, ты и сам это знаешь.
Он встретился со мной взглядом, и на мгновение повисла тишина.
– Да.
Этот ответ задел какие-то струны во мне.
– Поэтому ты работаешь барменом? Ты упоминал, что у тебя есть высшее образование, но работа в баре позволяет тебе брать отгулы в любое время?
– Частично. – Ник откинулся на спинку дивана, и моя рука заскользила по его руке.
Но я не стала ее убирать.
– Ему лучше? – спросила я.
Ник кивнул.
– Пока.
Поджав губы, я убрала руку.
– Мне жаль, что тебе приходится проходить через это.
Он заговорил лишь через несколько секунд.
– Как ты себя чувствуешь? Все еще тошнит?
Меня не удивила смена темы.
– Все не так уж и плохо. Я узнала, что мне можно принимать лекарства от изжоги, и если станет слишком плохо, то они могут помочь. В остальном чувствую себя нормально. – Я пощипала себя за нос. – Но только я чуть более эмоциональна, чем обычно.
Ник усмехнулся.
– Неужели?
Я закатила глаза.
– Милая прическа. – Он потянул за кончик одной из моих косичек.
– Не прикалывайся, – проворчала я, шлепнув его по руке.
– Но это и правда мило. – В его взгляде сияла нежность. – Ты как Пеппи Длинныйчулок.
Я прищурилась.
– Откуда ты знаешь про Пеппи Длинныйчулок? Это же детская книжка.
– Я помню основные моменты. – Он улыбнулся. – Поэтому считаю, что ты как взрослая, сексуальная версия Пеппи Длинныйчулок.
Мои брови поползли на лоб.
– Ох, ничего себе.
– Но футболка мне нравится больше, – опустив взгляд, сказал он.
– Думаю, тебе она нравится из-за того, что не так много скрывает, – уточнила я.
– Ты меня поймала. – Прикусив нижнюю губу, он пододвинулся ко мне. – Можно прикоснуться?
Я нахмурилась.
– Да, конечно.
Ник повернулся ко мне лицом, и когда он потянул руку к моему животу, то я поняла, что мне следовало спросить у него, что конкретно он хотел сделать, прежде чем давать разрешение. Через секунду его рука накрыла мой живот.
Вдохнув поглубже, я выпрямилась. Мои глаза расширились. Его большая рука почти полностью накрыла мой живот, а ладонь согрела кожу. Я прочувствовала это прикосновение до самого позвоночника.
Он склонился ко мне так близко, что я ощутила его дыхание на своей щеке.
– Знаю, что пока еще ничего не почувствую, но мне хотелось положить сюда руку.
– Почему? – У меня слегка закружилась голова, как бывает от нехватки воздуха.
– Так я чувствую себя ближе к ребенку.
О боже.
Вот блин.
Я сделала глубокий вдох, но какая-то необъяснимая теплота распространялась по телу, и не только она. Он хотел стать ближе к ребенку. Его рука пошевелилась, а пальцы коснулись резинки на моих штанах.
– Он прямо там, – продолжил он. – Частичка тебя. И меня. И независимо от того, как все произошло, это просто удивительно.
Мои яичники чуть не взорвались, когда он посмотрел мне в глаза.
– Разве ты так не считаешь?
– Да, – прошептала я и повторила погромче: – Да.
Губы Ника скользнули по моей щеке, и по телу пробежала дрожь. Когда он успел оказаться так близко ко мне? Дыхание перехватило, а сердце заколотилось в груди. Если я поверну голову на пару сантиметров влево, то его губы окажутся на моих. Предвкушение нарастало, а ему на пятки наступала растерянность. Почему мне хотелось, чтобы он поцеловал меня? Признаю. Я могла насчитать несколько причин, почему мне этого хотелось. Ладно, очень много причин, но почему этого хотел