Назад в СССР 12 — страница 44 из 46

монтировался. А тут даже мне, дилетанту, виден шов от ремонта.

— Грубая работа, — вздохнул Светлицкий.

— Вы специально отдали кинжал в ремонт Кондейкину в те дни, когда шли на убийство Завьяловой. Чтобы все видели, что кинжала в вашем кабинете нет. А второй кинжал, близнец, вы где-то прятали, убили балерину — и снова спрятали. Хороший ход…

— Удивительно, — с горьким восхищением проговорил писатель. — Вы вышли на меня по кинжалу?

— Не только… Вы допустили один существенный прокол, — я вытащил из нагрудного кармана ветровки фрагмент фотографии.

Фотокарточка когда-то была стандартных размеров, девять на двенадцать, но сейчас от неё осталась лишь половина. На фрагменте, что был у меня в руках, изображен Толя Рубилин, он же Туз. Счастливый, улыбающийся, с дурацкими бакенбардами, за которые я его всегда подкалывал. Он кого-то обнимает. Лишь видна женская рука, самой девушки нет — вырезали.

— Узнаете? — показал я фрагмент писателю.

— Конечно… Это Рубилин, ну и что?

— Вы же обещали не отпираться, — хитро прищурился я. — Эту фотокарточку мы нашли при обыске у Приходько Елены Петровны. В этой самой квартире. Были основания полагать, что она кого-то покрывает, поэтому пришлось провести обыск. И мы обнаружили это… Не правда ли, странно? Жертва описывает своего похитителя, художник рисует субъективный портрет, и на нем, гляди-ка, изображен Рубилин. Именно тот человек, фото которого хранится у Приходько дома. Это значит, что тот, кого она покрывает, дал ей эту фотографию, велел запомнить черты лица, и при составлении словесного портрета она смогла выдать нужный вам результат. К тому же, уж очень чётенько был нарисован портрет. Рубилин — как две капли воды, будто с натуры рисовали. Не бывает таких сходств с портретом при словесном описании.

— Вы совершенно правы, — глухо проговорил Светлицкий, чуть скрипнув зубами, все же он еще не до конца смирился с проигрышем. — Эта чертова дура не уничтожила фото! Я ей говорил, запомни, посмотри несколько раз, и утром еще глянь, а потом изорви на мелкие кусочки и сожги. А она… Что сказать, тупая курица. Но как вы поняли, что именно я дал Приходько эту фотографию?

— Очень просто, — улыбнулся я. — Посмотрите внимательно, на женской руке интересное колечко с витиеватой корзиночкой. Редкое, наверное, вам ли не знать. Это вы подарили его Варе? Такое колечко я видел у неё.

— Я подарил, — хмурясь, кивнул Светлицкий. — Я же говорю, Елена Петровна не отличается умом…

— Ну что вы. Не обижайтесь на нее. Она старалась. Даже стерла все следы рук в домике, где вы ее держали, а потом отпустили. Во всяком случае, ваших отпечатков мы там не нашли. Она притворилась, что потеряла память, и достаточно правдоподобно. Но когда мы ее обнаружили, у нее были слишком чистые волосы, для многонедельного плена — это нонсенс. Но вы умело ее использовали, — я кивнул на книги мэтра в шкафу. — Вы поняли, что она ваша поклонница и даже в неволе тяготеет к вам. И вы решили использовать ее чувства в свою пользу, как щит, как алиби. Изначально-то ведь вы ее похитили, чтобы мы усмотрели серию, правда? Ведь описывалось у вас подобное похищение в романе «Тайна старого подвала», где похищают некую Матильду и держат в подземелье. Это, пожалуй, пока единственное ваше произведение, где нет убийств. На прошлые эпизоды, как вы думали, мы не обратили внимания, не связали с вашими книгами все три убийства, и вы решили дать нам убойную, жирную подсказку. Похитить Приходько и послать шифровку, где прочитывалась ее фамилия. Причем шифровку вы отпечатали на пишущей машинке своего недруга Ковригина. Очень хитро! Проникли к нему в дачный домик и напечатали текст. Нет, ну что сказать. Вы все великолепно рассчитали, Всеволод Харитонович. Вы знали, что Ковригин написал на вас анонимку, которая хранилась в доме литераторов. На встрече с читателями вы специально со скандалом выперли его, когда он пытался делать вам замечания. Заострили на его личности мое внимание, знали, что я буду под него копать.

Я излагал преступнику его же преступление, будто пересказывал прочитанный роман. Говорил и говорил, и цепочка слов, словно дудочка факира, зачаровывала слушателя, эту бывалую кобру.

— Ведь кому, как не вашему завистнику и писателю-неудачнику, есть резон вас подставить — убивать по мотивам ваших книг. Но в одном вы немного просчитались. Совсем мелкая деталь. Оказалось, что у вас своя манера печати текста. Ваши заглавные буквы немного отличаются — уж больно сильно вы долбите по ним. Тот листочек, что пропал в редакции из вашей новой рукописи, конечно, вовсе не случайно исчез. Вы догадывались, правда? И вовсе не в редакции пропал. Его выкрал Рубилин по моей просьбе. Сравнив его с шифровкой, мы нашли сходство, и у нас закралось подозрение, что Ковригина планомерно подставляете именно вы. Вы чувствовали, что кольцо вокруг вас сужается. Возможно, даже поняли, что за вами хвост, и велели Шишкиной из дома литераторов рассказать нам байку про то, как вы до сих пор ловите некоего преступника, незримо выходя в город, через черный ход дома литераторов. На самом деле вы таким образом умело избавлялись от возможной слежки. Вы проворачивали свои делишки, навещали пленную Приходько, а потом возвращались тем же путем. Но когда вы поняли, что за вами слежу я, то пошли на ещё один обманный манёвр — стали носить с собой кинжал со следами крови животного, им вы порезали мясо козы, наверное, просто купленное на рынке. Тем самым вы хотели сделать себе алиби. К тому времени Приходько вы уже выпустили, она была у вас на крючке, по уши в вас влюбилась. Но как сделать, чтобы мы ее нашли прикованной? Научили ее проникать в домик через крышу, замок на двери при этом оставался нетронутым. В тот день, когда мы вас взяли в доме литераторов, вы даже — мои аплодисменты — специально подставились. Знали, что мы за вами следим, но все равно воспользовались черным ходом и отлучились. Вам было нужно, чтобы мы вас арестовали и подержали какое-то время у себя. Ведь когда мы найдем Приходько, станет ясно, что вы ни при чем — жертва накормлена, обезвоживания нет, значит, кто-то ее регулярно навещает. Точно не вы, так как вы же задержаны. А чтобы мы наверняка нашли домик с Приходько, вы в холодильник к себе подсунули банку с грибами. Початую. Но я спрашивал потом у Вари, ни она, ни вы грибы не уважаете. Однако вы где-то их раздобыли, зная, что именно такие растут лишь в Чертовом логу, где стоит тот ваш неоформленный домик, который вы использовали как тюрьму для Приходько.

— Я в вас, Андрей Григорьевич, нисколько не сомневался, — криво улыбнулся Светлицкий. — Знал, что грибочки вам подскажут дорожку к домику.

— А если бы мы не догадались?

— Ну, тогда бы Елене Петровне пришлось бы посидеть на голодном пайке подольше. Вы же все равно собирались проверять все дачные домики? Рано или поздно вы бы на него наткнулись.

— Откуда вы знаете?

— Предположил… я бы именно так сделал.

Я продолжил свой рассказ, не давая Светлицкому слишком много времени на размышления.

— Кроме того, — продолжил я. — Вы свое алиби решили усилить, подсунув Приходько фотографию Рубилина, и потребовали дать его описание, когда ее спросят о похитителе. Но почему именно его? Непохоже, что вы его ненавидели… Вы же не знали, что он и есть тот самый Туз, за которым вы охотились много лет. Нет, такое удивление не сыграть.

— Не знал, — вздохнул Светлицкий. — Но посчитал, что этому балбесу все равно ничего не будет. Помурыжат и выпустят. Изначально я, конечно, хотел подсунуть фотографии Ковригина, но вспомнил, что он тоже был у вас задержан и уже не подходил на роль похитителя Приходько… Жаль, конечно. Поэтому остановился на Толе. Не сказать, что он мне нравился. Парень был при деньгах, но волочился за моей дочерью. Я видел, что Варя с ним играет, и, в конце концов, бросит. И в последнее время я, что ни говорите, все же подозревал, что Толя как-то связан с Тузом. Конечно, я и подумать не мог, что он им и окажется. И еще у меня был план — если бы вы Толю прижали из-за того, что на него указала Приходько, он стал бы сговорчивее. Я попытался бы у него выведать насчет Туза, в обмен на помощь с тем, чтобы его отмазать от мокрых дел. Но кто же знал, что все так обернется.

Его тон меня взбесил. Я, не сводя с него взгляда, холодно и четко спросил:

— Почему вы убили троих людей?

— А вы не знаете?

— Знаю, — кивнул я. — Но хочу услышать это от вас.

— Чтобы привлечь внимание к Тузу. Все убитые были его приспешниками. Даже правдолюб-фронтовик Парамонов скурвился и влился в их торговую мафию. Меня из-за него и турнули на пенсию, когда я вскрыл некоторые неприглядные моменты на швейном производстве. Он был моим первым, — Светлицкий поднял взгляд к потолку, вспоминая. — Поначалу мне просто хотелось отомстить. Убить так, чтобы никто не понял, что это убийство. Я пришел к нему вечером и, под дулом пистолета, заставил его вздернуться на собственной люстре.

— Пистолета? — нахмурился я. — У вас есть пистолет? Мы не нашли при обыске.

— Он в тайнике, — ухмыльнулся Светлицкий, — его трудно найти. Но я вам покажу, чего уж теперь.

— Продолжайте, — кивнул я.

— Парамонов повесился, а потом я подумал. Какого черта я-то прячусь, как заяц? Ведь я прав. Гад заслуженно сдох, обо мне должны услышать люди… и нелюди. Пусть боятся и ждут своего часа. Тогда я сделал так, чтобы стало ясно, что это убийство, а не суицид. Совсем как в моей книге. Стол отодвинул из-под трупа, стер на нем невидимые следы. А сам вышел через балкон. Хлопнул дверью посильнее, и он закрылся. Шпингалет там подклинивало, но если закрыть дверь с силой, то он падает вниз и запирает балкон. И тогда меня осенило… Раз я не могу добраться до Туза, то пусть мне помогут другие. Те, кто приедет расследовать смерти его приспешников. Они поймут, что в городе орудует теневая мафия. Оставалось только убить еще несколько человек из его окружения — пусть они умирают один за одним. Но вот загвоздка, Туз всё так организовал, что никто не знает, что убитые работают на него… И эпизоды не объединят в серию. Из-за одиночных убийств вряд ли бы кто-то глубоко копал. Как сделать так, чтобы их дела смогли объединить? Нужен общий признак — все они совершены по мотивам моих книг. На первый взгляд, для меня опасно, ведь под подозрением — первый я. Но если подумать, то можно грамотно сыграть на этом. Кто знал мои книги не хуже меня? Тот, кто помогал их писать и собирать материал. Мой бывший друг, а ныне враг, Ковригин. Мой недруг послужит козлом отпущения, Тузом заинтересуются люди из Москвы, а мои книги станут еще популярнее. Ведь каждому советскому человеку захочется почитать первоисточники, которыми руководствовался маньяк.