Но оказалось, что либо старое забывается, либо у некоторых просто память короткая. Они снова начали что-то мутить.
Вторым был рядовой Зайцев, тоже из числа «уральцев». Довольно крупный юноша, откуда-то с центральной части Союза. Негласно был у них заводилой, по крайней мере, так мне казалось.
— Савельев?! — изумленно произнес он, заметив мое появление. Оба потеряли дар речи.
— Что? Не ожидали меня здесь увидеть? — усмехнулся я, подходя ближе. — Ну, рассказывайте, что будете сегодня ночью делать? Вы бы хоть убедились, что здесь никого нет.
— А? — протянул Трусов, хотя глаза предательски бегали.
— Ты слышал, — улыбка пропала с моего лица.
Оба растерянно переглянулись.
— Савельев, что, смелый, да? — лицо Зайцева исказила гримаса. Он уже понял, что закосить под дурачка в сложившейся ситуации не получится. Шагнул ко мне, рука его дернулась, словно хотел что-то сделать, но в последний момент резко передумал. — Похвально, но зря. Ведь ты сейчас один, а Иванец в госпитале. Некому тебя защищать.
— Защищать? Меня? Да я и сам справлюсь, — злорадно улыбнулся я, затем быстрым ударом зарядил ему в солнечное сплетение. Бил не сильно, но так, чтобы тот прочувствовал весь букет ощущений.
От неожиданности, Зайцев охнул, схватился за грудь и качнувшись, рухнул передо мной на колени. Я намеренно отошел назад и обратился к Трусову.
— Ну, ты тоже хочешь? — поинтересовался я, глядя на него как на противное насекомое, кем он, по сути, и являлся. Тот смотрел на меня со смесью страха и ненависти.
— Зря ты это сделал… — прошипел тот, явно опасаясь связываться со мной в одиночку. — Ты не понимаешь.
— Конечно, не понимаю, — продолжил я, шагнув к нему. — Вы жалкая горстка придурков, отчего-то решивших, что можете диктовать тут свои правила!? Да ни черта подобного. Воинский коллектив вещь сложная, в нем нужно адаптироваться, пропустить через себя. Стать одним целым. Если сложится обстановка, при которой придется всем вместе принимать бой, такие как вы сдохнут первыми! И все потому, что сами не разобрались и других в дерьмо втянули. Вы, черти, собрали тут группку «земляков» и считаете, что таким образом обойдете за века сложившиеся правила? Что, в наряды ходить не хочется? А придется! Все ходят, даже сержанты. Самые умные, что ли?
Трусов молчал. Я буквально чувствовал исходящий от него страх, круто перемешанный с ненавистью. Но тявкать он не рискнул бы.
— Слушай сюда, потом Зайцу передашь! Либо вы перестанете валять дурака, либо кому-то будет очень больно, — я протянул руку и поправил на груди оппонента смятый китель, улыбнулся ему. — А знаешь, вот сейчас моя чуйка подсказывает другое. Полагаю, что мои слова вы не воспримите всерьез, поэтому выберите второй вариант. Дело ваше. Я предупредил.
Я повернулся, посмотрел на сидящего на коленях рядового Зайцева, хмыкнул.
— Ладно, пойду я. Друга забери, а то, кажется ему нехорошо, — рассмеялся я, и плечом отодвинув Трусова, вышел из кандейки.
До самого вечера все было тихо. «Земляки» ходили мимо и делали вид, что ничего не произошло. Лишь сам Зайцев кидал на меня ненавистные взгляды, но этим все и ограничивалось. Я не сомневался, они устроят мне какую-нибудь подлянку. Скорее всего, ночью.
Прошел ужин. Тушеная рыба с отварным картофелем и хлеб. Ну еще чай.
Вообще, кормили нас неплохо. А по советским меркам и вовсе — хорошо. К счастью, из-за того, что личного состава было относительно немного, наряд по столовой справлялся хорошо. Известно, что чем на большее количество людей готовится еда, тем хуже готовое блюдо. Из-за экономии и не соблюдения пропорций. Если собрать всех, кто питался в столовой, то можно смело заявить, что число ртов не превышало отметку в семьдесят человек.
С моим возвращением из госпиталя, произошли и некоторые перемены. С подавляющим большинством сослуживцев, отношения у меня были хорошие, уверенные. Лишь шестерка «уральцев», из которых один вечно лежал в лазарете, точила на меня зуб. Хотя изначально, я им вообще ничего плохого не сделал. Сержантский состав больше не гонял — тот случай на стрельбище они оценили, хотя и не показывали это.
Прошла вечерняя прогулка, затем поверхностный медицинский осмотр. Делалось это для того, чтобы убедится, что в строю нет тех, кто у кого проблемы со здоровьем.
Наряды теперь распределял не я, и слава богу. Муторное это неблагодарное занятие — считать, кто и сколько уже отходил, кому нужно накинуть дополнительно. Умывшись и почистив зубы, я отправился к своему спальному месту. Мне сразу показалось, что синее одеяло, которым была застелена кровать, лежит как-то неестественно, даже примято. Откинув край, я стал свидетелем того, что весь пододеяльник был перемазан гуталином.
— Ну что за детский сад? — пробормотал я, оглядевшись по сторонам. Почти сразу столкнулся взглядом с Зайцевым.
Тот выдавил кривую усмешку, отправился в умывалку.
Ладно, мы не гордые. Сорвал пододеяльник, смял его. Отправился за придурком, уже понимая, что гуталин был использован ими как предлог, чтобы взбесить меня. Взбесить не удалось, но внимание к себе они привлекли безусловно. Неожиданно, на моем пути возникло препятствие. Дверь каптерки распахнулась и оттуда выбрался Васильев — вид у него был странный, как будто что-то задумал.
— Оп, Савельев! — он ткнул в меня пальцем. — Так! Рыльно-мыльные процедуры закончил?
— Так точно, — вздохнул я, понимая, что стороннее обстоятельство обойти не получится.
— Вот и хорошо. Заходи, — он кивнул на дверь в каптерку.
— Зачем?
— Не понял. Савельев?! Это приказ! — возмутился сержант, тут же нахмурившись. — Сейчас наряд выхватишь. Ну?
Я кивнул, вошел внутрь, Васильев прикрыл за мной дверь.
Внутри каптерки уже сидели Петров и Бойко, оба в одних штанах, без верха. Оба вспотевшие. На полу лежал спортивный инвентарь. Ну, все ясно.
Частенько замечал, что после отбоя наши сержанты занимаются спортом. Очевидно, что к дембелю хотят массу нарастить, жир согнать ну и чтоб мышца появилась — нормальное желание каждого солдата, готовящегося к дембелю. Надо же потом покрасоваться накачанными мышцами?!
Для этого они заранее натаскали в каптерку гантели, гири. И по вечерам, через день устраивали прокачку, соревнуясь друг с другом. Иногда приходили сержанты с других точек, у которых личного состава не было.
— Так, Савельев! Ты вроде не дрыщ, давай так… — начал воодушевившийся Бойко. — Отожмешься больше чем я, получишь банку сгущенки!
— Ну-у, ты не распыляйся особо, Серега! — фыркнул Петров, оценив приз.
— Нормально все! — тот, не приемля возражений, качнул головой. — Банка сгущенки самое то! Я у Макара в столовой аж шесть банок отжал. Все равно столько сами не сожрем. Да и достала она уже. Лучше бы тушенку дал.
— Угу… А он где жрать будет? — Петров махнул в сторону двери рукой. — Под одеялом?
— А если я проиграю? — уточнил я, прервав дискуссию.
— Ха-ха… Э-э! Ну ладно… Наряд вне очереди, во внешний патруль!
— Идет! — усмехнулся я.
Перспектива, конечно, так себе. Бродить по периметру в течении суток мне не сильно хотелось, зато была куча времени подумать.
— Ну, тогда первый и начинай! — потер руки Бойко, затем достал из-под стола банку, бахнул ее об стол. — Вот суперприз! Давай, упор лежа принять!
Я принял стойку, начал под счет. Делали без контроля, расстояние от груди до пола не фиксировали. Мы же не на олимпиаде, в конце концов.
Первые тридцать раз прошли легко и быстро — Васильев считал как положено, без обмана. Еще двадцать пять я сделал уже с должным усилием, но по правилам и в счет. Следующие двадцать пошли уже через силу и напор, таким образом, добив общее число повторений до семидесяти пяти. Иногда сержант филонил, пропуская отдельные повторения. Я не реагировал.
— Ну, Савельев! Выдохся? Нет? Что, неужели так сгущенки захотелось? — подначивал Петров, глядя то на меня, то на младшего сержанта Бойко. Последний стоял рядом со столом, вид у него был озадаченным.
В общем-то, на алюминиевую банку со сгущенным молоком внутри мне было фиолетово, тут дело принципа. Продолжал выполнять, уже порядком устав и вспотев. Появилась одышка, а мышцы, хотя и подготовленные, тоже начали ощутимо ныть. С каждым повторением все сильнее.
— Девяносто! Девяносто два! — Васильев уже просек, что я выдыхаюсь, а потому и считал уже с большим азартом. — Сто одиннадцать.
Зато Бойко все больше мрачнел — видать, счет был выше его возможностей.
На девяносто девяти я выдохся. Руки предательски подвернулись и я рухнул плашмя на пол. Мышцы словно задеревенели.
— Вот и все. — Васильев довольно хлопнул по столу, — Девяносто девять раз. Еще бы раз и сотка, ну да силенок не хватило. Серега, мне кажется, он тебя сделает! Давай, твоя очередь.
Тот потер ладони друг о друга, вдохнул-выдохнул. Принял упор лежа и принялся за дело. Поначалу, у него шло не очень — торопился и видимо считал, что не осилит, зато потом выровнялся. Дошел до восьмидесяти, приостановился, чтобы перевести дыхание. Силы почти исчерпал, но действовал лишь на морально волевых и осознании того, что не может проиграть простому срочнику. То, что я был не простым срочником, во внимание не берем, потому, что об этом знал только я.
Младший сержант упрямо выжимал повторения дальше, но все-таки не выдержал и рухнул животом на деревянный пол. Судорожно выдохнул, что-то процедил.
— Ну-у, Серега! Девяносто семь! Ты, чего еще пару раз выжать не мог! — разочарованно произнес Петров. — Тебя же Савельев сделал! Бабка ты чахлая!
— Отстань, ты и девяносто не вытянешь, — с досадой процедил Бойко, кое-как поднимаясь с пола и разминая затекшие руки. Посмотрев на меня, он с нескрываемым уважением произнес. — Молодец, твоя взяла. Но сгущенку не дам. А то Кабанов увидит, вопросы будут. Он уже даже по сержантским тумбочкам роется.
— Как раз сам собирался отказаться! — пошутил я, бросив взгляд на банку. — А вот в наряд я бы за территорию все равно сходил бы.