Соболев был сильно озадачен. Он сидел и размышлял. Мои слова его зацепили. По виску алкоголика даже скатилась капля пота.
— У Веры не было врагов, что вы еще хотите про нее узнать?
— То, что вы в прошлый раз не рассказывали милиции, — ответил я.
— Как вы узнали, что я не все рассказал? — Константин уставился на меня удивленными глазами.
— Тут все просто. Вы злитесь на бывшую супругу. Эта злость грызет вас изнутри. Возможно, вы что-то утаили. Если честно, я просто предположил. Поэтому прошу, расскажите нам все. Это очень важно…
— А как на нее не злиться? — злобно усмехнулся Соболев. — Смотрите, какой я был.
Он кивнул на пожелтевшую фотографию в рамке на стене, с которой улыбался молодой статный парень в заводской робе с лицом работяги, будто бы с советского плаката.
Трудно было узнать в том парне нынешнего Соболева.
— Верочка была красивой и за ней мужики увивались, — начал свой рассказ Константин. — Я внимания не обращал, а когда стал инвалидом, стал на многое обращать внимание. Дома ведь целыми днями сидел, а она вечерами задерживаться стала. Все говорила, что родительские собрания, которые она проводила в школе, затянулись. Я хотел ей верить, но потом в доме стали появляться дорогие вещи: швейная машинка, посуда какая-то, колечко золотое, безделушки… Я спрашивал, откуда все это, она отвечала, что мать подарила. Но я тещу знаю не первый год. Она бабка не вредная, но никогда нам не помогала. С ее пенсией особо не разбежишься. Однажды Вера пришла домой совсем поздно и пьяная. Я не выдержал и врезал ей. Фингал на пол лица был. Она обозвала меня никчемным калекой и уродом. Сказала, что Андрюшку, сына своего я больше не увижу. Забрала его и переехала к матери. С тех пор ее и сына я больше не видел… Только на похоронах. Вот про это все: про подарки, про рукоприкладство свое, я вашим и не рассказывал. Стыдно тогда было в этом признаться, что она хахаля себе завела и рога мне с ним наставляла.
— А теперь? — спросил я.
— А теперь не стыдно. И так на самом дне, ниже некуда…
— Вы знаете, с кем она встречалась? — продолжил опрос Погодин.
— Да откуда ж. Знал бы убил… Один раз видел, как ее Волга белая, ГАЗ-24, подвезла к дому. Я на лавочке во дворе сидел — соседи пожалели меня, спустили во двор. Не ожидала она меня на улице встретить. Смутилась, сказала, что такси это. Только я в машину глянул, когда она мимо проезжала совсем близко, не было там счетчика. Странное такси получается, без счетчика-то…
— Кто был за рулем? — оживился я. — Вы номер не запомнили?
— Не разглядел я, он морду отвернул, а на номера нет привычки смотреть. Да если бы и посмотрел, столько времени уже прошло…
— Больше никого возле Веры не видели. Может, сама что-то рассказывала или кто из знакомых?
— Никого не видел, а от нее слова в последнее время не вытянуть было. Совсем отстранилась. Я вон, с Мурзиком чаще разговаривал, чем с ней.
— Ясно, — я встал. — Спасибо, вам Константин Сергеевич за оказанное содействие. У меня будет еще к вам необычная просьба. Навестите все-таки Андрея. Приведите себя в порядок и побудьте с сыном. Он матери лишился, не лишайте его, пожалуйста, и отца. Хорошо?
Глаза Соболева покраснели. Он провел по ним рукой и отвернулся:
— Всего хорошего товарищи милиционеры. Выход знаете где.
Мы вышли на лестничную площадку. Соболев не стал провожать. Только закрыли дверь, как услышали звон и грохот из квартиры. Я рванул дверную ручку и, заскочив внутрь, бросился на кухню. Соболев, тяжело дыша, держал в руке табурет. В углу рассыпались по полу раскуроченные части самогонного аппарата.
Глава 9
На “переговоры” с отпрыском Зинченко кроме Погодина, я взял еще и Быкова. Как-никак он его школьный товарищ, поможет нам выманить негораздка из-под папиного крыла. Объяснил Антохе ситуацию, и тот без проблем согласился.
Парадная подъезда в доме, где обитала семья Зинченко напоминала холл солидного учреждения. Пафос мраморной отделки стен и настенные светильники в виде факелов резали глаз непривычной роскошью.
Я невольно залюбовался. Даже в мое время “прихожки” элитных домов попроще выглядели. Пока обычные советские граждане ютились в бараках и коммуналках и были несказанно рады получить отдельную квартиру в панельной хрущевке с тонюсенькими промерзающими стенами, без лифта, с крошечной кухней и смежными комнатами, для некоторых категорий был доступен совсем иной уровень комфорта. В пресловутых сталинках размещали привилегированную касту. Помимо номенклатурных работников в нее входили (считаю, вполне заслуженно) академики, ведущие медики, дипломаты, писатели, художники, а также генералитет и директора значимых предприятий. В СССР все были равны. Рабочие равны между собой. Элита между собой…
Лифт напоминал маленькую уютную комнатку, отделанную под красное дерево
Погодин присвистнул:
— Живут же люди… А мы с мамкой в коммуналке ютимся. Мне квартиру не дают, хоть и милиционер. Потому что семьи нет.
— Так в чем же дело? — я посмотрел на напарника с хитринкой. — Женись, может хоть прыщи пройдут.
Погодин скривился, но промолчал. Лифт вынес нас на пятый этаж. Лестничная площадка больше напоминала просторный холл. Вот и нужная дверь. Обита материалом, похожим на кожу. Скорее всего натуральная, вряд ли дерматин.
Мы с Погодиным спрятались за углом, а Быков нажал кнопку звонка, стилизованную под бронзу. Послышалась мелодичная трель. Другой дом, и “музыка” другая.
Щелкнул замок, и на пороге в велюровом халате “падишаха” нарисовался сам Зинченко. Я краем глаза наблюдал за происходящим, чуть высунувшись из-за стены.
— Здравствуйте, Сергей Сергеевич, — как можно дружелюбнее проговорил Быков. — А Женя дома?
Холеная морда номенклатурщика вытянулась:
— Быков? Что ты здесь делаешь? Зачем тебе мой сын?
— Да так, — улыбнулся Антон. — Сто лет не виделись. С выпускного, считай. Вот хотел повидать старого школьного товарища.
— Что-то я не припомню, чтобы вы были друзьями. Что тебе от него надо?
Вот сука… Недоверчивый. Работа сделала его подозрительным и скрупулезным.
— Честно, говоря, Сергей Сергеевич, — придумал на ходу Быков, — я к Жене за советом пришел. Он в школе был очень рассудительным, я всегда обращался к нему за помощью в некоторых щекотливых ситуациях.
Комплимент в адрес любимого отпрыска подействовал на Зинченко волшебным образом. Каждый родитель готов обманываться и видеть в своем чаде самого умного, талантливого и особенного человека и, все равно, если это даже немного противоречит действительности и здравому смыслу.
— Женька! — крикнул Зинченко в глубь квартиры.
— Чего? — донесся оттуда недовольный голос.
— Иди сюда! К тебе одноклассник пришел!
— Какой еще одноклассник?
— Иди, сам увидишь, — Зинченко старший исчез, а вместо него появился младший.
— Быков? — лицо младшего вытянулось также. — Привет!
— Привет, Женёк! Скучал? Есть минутка? Переговорить бы нужно…
— Ну заходи…
— Да не-е… — переминался с ноги на ногу Быков. — Дело деликатное и очень важное. Давай в подъезде…
В голосе Антона сквозила загадочность. Он напустил интригу, и это сработало.
— Ща, погоди, обуюсь, — кивнул Женя.
Он вышел из квартиры:
— Пошли на балкон.
— В вашем доме есть общий балкон?
— Даже целых два, на каждой площадке, — кивнул Зинченко младший.
— Ого! Ну пошли…
Мы с Погодиным шмыгнули за ними следом. С балкона открывался великолепный вид на город. Я захлопнул за собой дверь поплотнее. Маленько не рассчитал и бухнул слишком громко. Зинченко вздрогнул и обернулся. Его всегда спокойное и “уставшее” от сытой жизни лицо вдруг исказила гримаса. Он сник, узнав меня:
— Бить будете? Папа вас потом найдет…
— Да на хрена ты нам сдался, — я протянул руку. — Привет, Женя! Мы по делу. И мы из милиции.
Погодин сверкнул корками, а я как бы невзначай пропустил это действо:
— У нас вопросы по краже шубы. Сам понимаешь, папаша твой не даст спокойно поговорить…
— Ты что в милиции работаешь? — брови Жени подвинули лоб наверх.
— Есть такое.
— Я уже вашим все сказал, — с облегчением выдохнул мажор. — Идите лучше дворников допрашивайте. А ты Быков, гад, выманил меня хитростью. Не ожидал такого от тебя. Не товарищ ты мне больше…
— Не горячись Женя, — Антон с едкой ухмылкой придвинулся вплотную, глядя прямо ему в глаза. — Я-то не из милиции, я и двинуть могу ненароком…
Зинченко сразу переменился, его глазки затравленно забегали по сторонам, казалось, он вот-вот закричит: “Милиция”. Но милиция уже тут, и кричать незачем…
— Антоша, ты что? — мигом переобулся мажорчик. — Я же так, ляпнул, не подумав. Это же я. Твой школьный товарищ. Помнишь, как мы вместе с биологии сбегали? Ты говорил, что не любишь про устройство кишков слушать. И меня за компанию тащил.
— Помню, — кивнул Тоха. — Ладно… Спасла тебя биология в этот раз. Следи за языком, Женёк…
Я кивнул своим напарникам, и те покинули балкон. С Зинченко я собирался побеседовать один. Так проще контакт наладить.
— Слушай, Жень, — начал я. — Мы расследуем кражу шубы из вашей квартиры. Помоги нам…
— А что ее расследовать? Я говорил отцу не заявлять, но там мамка истерику устроила, ее любимая шуба была. Она ментов вызвала. Даже на ваших кричала, что, мол, если не найдете, погон лишитесь. Батя ее еле угомонил. Так что на шубу мне по барабану. Это у матери бзик.
— А почему вы заявлять не хотели? — я изобразил простачка.
— А что толку, — надменно бросил Зинченко, — все равно не найдете!
— Кроме шубы больше ничего не украли? Неужели в целой квартире больше ничего ценного не нашлось?
— Петров, мы уже твоим товарищам из органов все объяснили, почитай дело, если не помнишь, что, да как. И вообще? Как ты в милицию устроился без образования?
— Уметь надо, я тебе вот что скажу. Найдем мы шубу, а при ней еще и камешки и золото будет. Что тогда?