— Вот отказной материал по факту обнаружения трупа Ложкина, — шеф кивнул Каткову. — Изучи, Алексей, внимательно осмотр места происшествия и фототаблицу к нему. Может, что-то местные упустили. С уликами там негусто. Следов обуви нет, непогодой все смыло. Если что-то накопаешь, немедленно доложи и оформи справкой. Приложим к делу. Будем в бумажках копаться, а что делать! Экспертизы уже не назначишь. Повторно искать доказательства нет возможности. Тело захоронили, одежду уничтожили. И вот еще… Сгоняй в морг, изыми образцы одежды Тетеркина. В конце концов, волокна его синего спортивного костюма могли остаться в морозильной установке, или в машине Холодильщика. Не приволок же он тело на горбу из самого города?
— Да как же я один это изыму? — теперь уже трухнул Катков. — Я же, как эксперт-криминалист, не имею полномочий самостоятельно доказательства и объекты исследования собирать. Вы же знаете. Только в качестве специалиста могу присутствовать, под протокол, в паре со следователем.
— Ой, Алексей, — поморщился Никита Егорович. — Не нуди. Будет тебе протокол, но позже. Задним числом там дадим понятым расписаться, делов-то. Ты главное образцы отбери, пока они не похерились.
Горохов определённо прогрессировал, перенимая мои методы работы из начала двухтысячных, когда к процессуальным заморочкам относились гораздо проще (во благо общего дела, конечно, правда, не всегда).
— А если преступник не из города вовсе? — вставил я веское слово. — А из окрестных поселков или деревень, например.
— Возможно, — Горохов пощелкал костяшками пальцев и задумался. — Но маловероятно. В деревнях ведь все на виду. Машина не успела к дому подъехать, а на нее уже из-за штор с обеих сторон улицы таращится несколько пар любопытных глаз. В сельской местности у пенсионеров и детей самое интересное занятие — это за прохожими и соседями наблюдать, в окошко там или с крыльца. В городе легче затеряться и такие дела с трупами проворачивать. Но, ясное дело, в квартиру такой холодильник не поставишь. Значит, приоритетно искать надо в частном секторе. Я запрошу данные на всех ранее судимых за убийства и насильственные преступления, кто освободился за последние пять лет. Тебе, Андрей Григорьевич, самая сложная задача. Проверить их всех по месту жительства. Светлана Валерьевна тебе в помощь. Я так понял, вы с ней отлично сработались.
Горохов сказал это вроде бы и без сарказма, а Света украдкой бросила на меня взгляд и улыбнулась уголком рта. Катков и Погодин лишь вздохнули. Один из них явно хотел работать в паре со Светой, а второй — со мной. Но в этот раз им не повезло. Конкуренция в отдельно взятом коллективе, так сказать.
А мне повезло? Фиг знает. Обхаживать недотрогу — так себе перспектива. Чувствую себя пионером. Хотя мне ведь это нравится. Наверное…
— Есть проверить всех по месту жительства, — я картинно приложил правую ладонь к виску. — Просеем всю шушеру, склонную к подобным преступлениям.
— Только, боюсь, что это ничего не даст, — вмешалась Света. — как показывает практика, маньяк всегда маскируется под обычного человека. А зачастую даже под примерного семьянина и прилежного работника. Может в партии состоять. Он умен и способен манипулировать людьми. Но криминальный контингент, конечно, проверить надо.
— По крайней мере, в этом случае мы отметем часть подозреваемых, — кивнул Горохов. — Ты, Светлана Валерьевна, извини за сравнение, будто ходячий детектор лжи. Поможешь Андрею Григорьевичу разобраться, кто из откинувшихся «Фантомас», а кто нет.
Света дежурно улыбнулась. Что ж, все при своих задачах, можно браться за дела. Я оглядел своих коллег — всем как будто хотелось немножечко “дозреть”, сидя в благоустроенном кабинете. Обсудить, поспорить, посомневаться.
Вот и Погодину было что сказать.
— Одного не пойму, — почесал затылок Федя. — Если Холодильщик похищает и убивает детей, зачем он их тела подбрасывает в лес? Если бы трупы не обнаружили, никто бы его не искал. Он же, фактически, запустил на себя охоту.
Вопрос действительно интересный. Я повернулся к Психологине.
— Скорее всего, он и правда желает привлечь внимание к своей персоне, — ответила Света. — Может, в детстве был обделен должным вниманием, и сейчас испытывает некий реваншизм. Он нашел способ выделиться и, вполне возможно, вовсе не причисляет себя к преступникам. Может, даже считает, что действует во благо общества.
— Какое же тут благое дело может быть? — удивился Федя.
— Нам пока не понять. Маньяк — всегда психически нездоровый человек. А если он убивает не только ради «великой» цели, но еще и ради удовольствия, то вдвойне больной…
— Так, может, нам тогда всех душевнобольных еще проверить? — предложил Федя.
— Такие люди на учете не стоят, — скептически заметила Света. — Иначе все было бы предельно просто… Они скрытны и умеют притворяться нормальными. Как и говорила, иногда просто мастерски.
— А мне вот Огурцов каким-то странным кажется, — не унимался Федор. — Вроде улыбается всегда, а глазки холодные. Как у змеи. Он может быть маньяком. Ну так? Чисто теоретически.
— Чисто теоретически, Федор, — фыркнул Никита Егорович, — Каждый из нас может быть маньяком. Ну, разве что кроме Алексея.
— Почему это я маньяком не могу быть, Никита Егорович? — будто обидевшись, пробурчал Катков, ловя на себе насмешливые взгляды товарищей.
— Нет в тебе стержня убийцы, Алеша. А вот в Андрее есть.
Я не знал, то ли радоваться, то ли расстраиваться такому комплименту. Но Алексей явно слегка поник, узнав, что карьера Потрошителя ему не светит.
Нас следующий день следователь прокуратуры Огурцов, не имевший понятия, что наш Федя готов подозревать его в самых страшных делах, лично приволок нам нужные сведения о лицах, ранее осужденных за особо тяжкие преступления против личности. Звягинцев велел использовать следака по полной, чему Иван Петрович не особо обрадовался. Но недовольство, как всегда, свое не показывал и неизменную льстивую улыбку с лица ни в коем случае не снимал.
Мы пробежались по списку и решили начать с самых «перспективных» подозреваемых. Один неоднократно сидел за изнасилование, а второй, некто Сапожников Евгений Савельевич, 1946 года рождения (то бишь 39 лет ему сейчас), оказался еще более интересным фруктом. Он десять лет отбывал наказание в колонии строгого режима за убийство. И что самое примечательное — его жертвой был подросток четырнадцати лет.
Я показал его данные Горохову. Тот внимательно прочитал мини-досье, покряхтел и стал потирать руки:
— Наш человек… Его в первую очередь проверить надо.
— Ага, — кивнул я. — И освободился в феврале 1982-го. Как раз незадолго до того, когда пропал Витя Тетеркин.
— Вот что, — Горохов озадаченно посмотрел на часы. — Я сейчас выбью вам со Светланой Валерьевной подмогу из числа местных оперативников. Одни к нему не суйтесь. Мало ли что…
— Не стоит поднимать шум раньше времени, Никита Егорович, — предложил я. — Мы со Светланой Валерьевной все по-тихому постараемся сделать. Прощупаем его, так сказать. А если в ружье поднимать всю милицию, назавтра об этом весь город будет знать. А если это не он окажется? Тогда настоящий Холодильщик затаиться может.
Начальник настороженно постучал пальцами по столу.
— Думаешь, он не знает, что его ищут? — свел брови Горохов.
— Знает, но о том, что по его душу приехала группа Горохова из Москвы — вряд ли догадывается. А с местными он будет более откровенно в кошки-мышки играть. Судя по всему, он их ни во что не ставит и не считает за равных себе соперников. Надеется легко обыграть, понимаете.
Шеф задумался, прокашлялся в кулак и кивнул:
— Ладно, давайте, только аккуратно. И Погодина с собой возьмите на всякий случай. Только пусть вооружится. А то, помню, были казусы…
— Да он мясокомбинат вместе с ОБХСС-никами на уши ставит, — отмахнулся я. — Долго его ждать придется. Мы время терять не будем. Справимся.
Наша служебная «Волга» въехала в массив частного сектора (местные называли его “урочище Листвянка»), в котором, по данным местной милиции, проживал Сапожников. Где-то здесь же неподалеку стоял дом Лёни Юрченко. Только теперь он нескоро в него вернется. Останки его сына выкопали и отправили на экспертизу. Его супруга Антонина так и не дала показаний против мужа, хотя, по нашим прикидкам, прекрасно знала о его злодеянии. При таком раскладе ей грозило привлечение к уголовной ответственности за сокрытие преступления. Но у следствия были сомнения в ее адекватности. Огурцов направил женщину на судебно-психиатрическую экспертизу в областное бюро. Сказал, что, скорее всего, там признают ее невменяемой и освободят от уголовного преследования.
— Странный поселок, — Света с интересом разглядывала старые, почерневшие бревенчатые дома, многие из которых вросли в землю, вероятно, еще с довоенных времен. — Такое ощущение, что здесь проживают все убийцы детей. Коммунной.
— Детей убили не так уж и много, — успокоил я ее. — Пока только два трупа у нас, надеюсь, что на этом все.
— Мне бы твою уверенность, Андрей, — вздохнула девушка. — Чутье психолога мне подсказывает, что это только начало…
Про предчувствия думать не хотелось. Я остановился перед несуразным домишкой, больше похожим на гигантскую собачью будку, сколоченную из досок, кусков фанеры и обшитую местами потрескавшимся рубероидом.
— Приехали, — сказал я. — Заречная, тринадцать. Адрес этот должен быть.
— Будто не дом вовсе, а сарай какой-то, — поморщилась Света и передернула плечами. — И номера дома нет.
Она явно не горела желанием заходить внутрь такого сомнительного «курятника», еще были живы воспоминания о мерзком жилище Юрченко. Что ждало здесь, можно было только гадать.
— Вот тот дом одиннадцатый, а следующий — пятнадцатый. Значит, это точно он. Если хочешь, можешь меня в машине подождать, — предложил я, уловив ее нерешительность.
— Ну уж нет… — замотала она головой, разбрасывая сверкающие пряди по плечам. — Привыкла я в уютных кабинетах работать, пора спускаться на «землю».