— Рад стараться, — улыбнулся я, а про себя подумал, что если бы был сейчас фотошоп, то я и сам бы мог лицо подправить, без всякого художника. Бывало, в прошлой жизни баловался занимательной программкой. Один раз взяли мы двоих гоп-стопников. Они, паразиты, в полный отказ пошли. Тогда я тому, кто послабже духом был, легенду задвинул, что, дескать не того вы, граждане грабители, человека бомбанули. Ведь потерпевший в криминальных кругах личность известная, и подельника твоего уже грохнул. И сунул ему фотокарточку его другана, только обработанную в фотошопе. Морда в крови и с трупными пятнами, как и положено покойнику. Тот чуть стул не обгадил и сразу весь расклад дал. Ну, а второго расколоть оказалось еще проще. Просто дал почитать ему признательные показания его трусливого подельника.
— Никита Егорович, — решил все-таки я добавить. — Что-то священник мне не очень нравится.
— Оно и понятно, — ухмыльнулся шеф,— мне он тоже не по душе. Мы люди партийные, а на опиум этот только народ ведется. А мы с вами, товарищи, атеисты.
— Да я не про это. Разрешите, я его в разработку возьму? Проверю кое-что...
— Есть веские основания?
— Пока нет, только интуиция.
— Лукавишь, Андрей Григорьевич, интуиция у женщин развита, а у тебя оперская чуйка. Разрешаю. Если что накопаешь, сразу мне докладывай.
— Это само собой, — кивнул я.
Глава 13
— Алексей, — я отвел криминалиста в сторонку. — Сгоняй в храм и сфоткай мне морду попа.
— Зачем это? — Катко выпучил на меня глаза.
— Надо. Потом скажу. Только фотай, как на паспорт. В анфас чтобы. Сможешь?
— Ты что, Андрей? Как я это сделаю? Скажу, чтоб замер, а то мне секретное фото сделать надо?
— Придумай что-нибудь, мол, приехал еще раз отснять рисунок в комнате Сапожникова. Скажи, что местные плохо отсняли, или пленку засветили.
— Это я могу, — закивал Алеша, — но как я батюшку-то щелкну? Он же не дастся.
— Так ты общий вид храма еще отсними, но чтобы он в кадр попал. Потом увеличишь, когда печатать будешь.
— Я попробую, — неуверенно пробормотал Катков, покрывшись испариной. — А Никита Егорович в курсе, что ты мне такие задачи нарезаешь?
— В курсе, в курсе, ты главное не оплошай. И постарайся сделать снимок так, чтобы отец Арсений вообще не догадался, что в кадр попал.
— Так для чего? — недоумевал криминалист.
— Мутный он какой-то, проверить его хочу...
— Думаешь, это он и есть — подельник Сапожникова? Тот самый Холодильщик? — от такой фразы Алексей даже рот рукой прикрыл, будто боялся, что его услышат.
— Хрен знает, — поморщился я. — Вроде не выходит. В больницу приходил человек в белом халате и без бороды совсем, а у этого она настоящая.
— Это ты откуда знаешь? — искренне подивился Алексей.
— Проверил.
— Как? Тоже незаметно?
Кажется, он начал думать, что я маг-иллюзионист, на людей морок навожу одним своим присутствием.
— Нет, конечно! Как можно за бороду незаметно дернуть?
— Слушай, Андрей, — Катков теребил пуговку на рубашке, застегнутую под самое горлышко. — Может, ты со мной поедешь? Отвлечешь его, а я вас и щелкну.
Я помотал головой.
— Поп хитрый, сразу поймет, что я не зря приехал — ведь я только что там был. Второй раз «дернуть за бороду» его не получится. Давай как-нибудь один. Про меня ни слова. Скажешь, что Горохов отправил. Делай больше снимков, на какой-нибудь он и попадет.
— Так и всю пленку извести можно. А почему его нельзя вызвать повесткой и сфотать официально? Пальчики откатать.
Очень уж не нравилось Каткову это задание, кажется, он готов был придумать что угодно, лишь бы за него не браться. Пришлось разъяснять, как малому дитяти, то, что он и сам бы понял, если б не дулся.
— Как ты себе это представляешь? — ответил я. — Уважаемого человека как урку на учет ставить? Тут основания веские нужны. И самое главное, говорю же, незаметно это надо провернуть. Чтобы он не догадался.
— А что будет, если он догадается? — в голосе собеседника сквозил страх.
Эх... Прав был Горохов, когда шутил — не получилось бы из Алешки маньяка, при любом раскладе.
— Много вопросов задаешь, Алексей. Бери свою «Смену», вперед и с песней. Только помни — незаметно надо. Чтобы объект как бы невзначай в кадр попал.
— Я лучше у местных «Зенит» возьму с широкоугольным объективом. Так его проще в кадр будет поймать.
— Вот, — я положил на стол Горохову потрепанную папку с подшивкой пожелтевших листов.
— Что это? — заинтересовался следователь.
— Что-то вроде личного дела отца Арсения. В Епархии областной взял.
— Не думал, что там такие документы на священнослужителей заводят.
— Я тоже считал, что они на пожертвования живут. Но нет. У них все четко. По закону они обязаны даже в профсоюз вступить и заключить с его органами трудовой договор. Они на бюджете сидят, стало быть, и документы на них имеются.
— Так-с... Посмотрим, — Горохов полистал подшивку. — Отец Арсений, в миру Арсений Леонидович Бондаренко, 1940 года рождения. Работал слесарем, закончил техникум. Угу... Потом принял духовенство. Служил в храме в Брянске, направлен по собственной инициативе в Цыпинск три года назад. Интересненько, — Горохов оторвался от бумаг и уставился на меня задумчивым взглядом. — Первая жертва Холодильщика, Витя Тетеркин, пропал тоже три года назад. Ложкин полгода назад. Знать бы еще, когда пропал тот, которого мы так и не опознали. Кстати, — вспомнил Никита Егорович, слегка прихлопнув ладонью по столу. — Портреты-то подростка развесили по городу?
— Во всех людных местах, и еще в школах, — кивнул я. — Вот только, мне кажется, на них он получился не очень похож. Художник три раза переделывал, но не то пальто. Оказалось, что с мертвого живого срисовать — задача нетривиальная.
— Ну так попробовали бы других художников.
— Отказались все, — развел я руками. — Они натуры тонкой душевной организации. Сказали, что трупы рисовать им муза не велит. Дескать, потом потерять ее могут навсегда.
— П*здят, как дышат, — скривился следователь, на всякий случай оглядевшись.
Но Светланы Валерьевны не было рядом, и можно было в эмоциях себя не ограничивать. Ведь известно, что нет такой высокодуховной мысли, которую бы наш человек не смог бы выразить в матерной форме
— Да знаю я, испугались просто, бывает. Один вот только маэстро карандаша и красок согласился, но ему, в принципе, все равно кого рисовать, он на жидком топливе. Денег не взял, две бутылки «Русской» за услуги попросил.
— Ясно, будем надеяться, что все-таки кто-нибудь по портрету узнает мальчика, — следователь снова углубился в изучение биографии священника.
Полистал бумажки, покряхтел и проговорил:
— В остальном ничего необычного я не увидел, Андрей Григорьевич. Ты его подозреваешь?
— Пока нет, просто проверяю. Как-то не очень он похож на ревностного служителя церкви.
— Это почему? — вскинул бровь Горохов, это у него получалось мастерски.
— Православная церковь совсем не приветствует курение.
— Что же это? Грех что ли? — удивленно проговорил следователь, подкуривая «Мальборо».
— Нет, но считается, — я улучил удобный момент, чтобы в непринужденной форме поведать шефу о вреде курения, — что табак вызывает зависимость, загрязняет смолами дух и тело, разрушает нервную систему. Курево противоречит христианским заветам, которые призывают поддерживать чистоту оболочки и равновесие ума.
— Хорошо, что я неверующий, — ухмыльнулся Горохов, затягиваясь. — Ну, а причем тут наш поп?
— В том-то и странность, что батюшка разрешал курить Сапожникову на территории храма. В его комнате, то бишь, келье, банка консервная с бычками обнаружена была.
— Ну, может, он втихаря от попа смолил?
— Может, — кивнул я. — Только когда втихаря это делают — окурки принято ныкать, а не втыкать поверх старых в переполненную пепельницу. Вы как в студенчестве курили? Прятали от коменды бычки в общежитии?
Горохов ухмыльнулся, вспоминая.
— Конечно, сразу в унитаз смывали. Правда, они, зараза, не сразу тонут. Приходилось немного подождать, когда водой напитаются.
— Именно. А Сапожников не прятался. Либо он на особых правах был у батюшки, либо...
— Либо отец Арсений не тот, кем кажется, — задумчиво закончил за меня фразу шеф.
— Вот именно. Призняаюсь, я послал Алексея его сфотографировать. Будем устанавливать его личность методом криминалистики.
— Как? — недоумевал Горохов.
— Вот здесь есть фото Арсения Леонидовича. Правда, в молодости, — я вытащил из папки истрепанную картонную карточку с наклеенной в углу фотографией. Со снимка на нас смотрел молодой батюшка. Та же борода, те же патлы, но взгляд другой. Более добрый, что ли...
— Ты думаешь, псевдопоп убил настоящего отца Арсения и присвоил себе его личность? — Горохов уже вскинул обе брови на меня.
Действительно, все это походило на какую-то теорию заговора.
— Это, конечно, громко сказано, хотя и не исключено... Просто проверим, — стоял я на своем.
— Ну, это уже что-то из киношного получается, — скептически нахмурился шеф. — Да и смотри, морда-то один в один. Только здесь на карточке он молодой, а сейчас ему сорок пять, получается. Ну так, знаешь, я вот тоже на студентика больше не похож.
Посмеиваясь, он развел руками. В этот момент в кабинет вошел Катков.
— Принес? — с порога встретил я его вопросом.
— Ух! Непросто было этого батюшку сфотать, он как будто чувствовал и лицо от камеры воротил. Но я все-таки сумел. Вот, — Алексей выложил на стол мутные, без резкости снимки, на которых запечатлен был бородач крупным планом.
— У тебя руки кривые, или камера подкачала? — капнул яда Горохов.
— Так я же издалека ракурс брал, — обижено проговорил криминалист. — В упор щелкнуть он себя не дал. Потом увеличил, и вот так получилось.
— Сойдет, — кивнул я. — Смотри, Алексей, вот фотка настоящего отца Арсения, старая, правда. Сравни, один и тот же человек изображен на снимках?