Ведунья, наконец, расположилась напротив и протянула через круглую столешницу мне высохшие скрюченные руки.
Я поморщился.
— Ну что застыл? Бери за руки, — приказала она.
Я осторожно сжал ее пальцы, но та перехватилась повыше и вцепилась в мои ладони, как коршун в цыпленка.
Я вдруг почувствовал неприятное тепло. Оно разлилось от кончиков пальцев по всему телу. Это еще что такое? Да ну на фиг, не может быть! Это просто кажется. Мне внушили, что-то должно произойти, и настроили на нужный лад. Как в том психологическом эксперименте с раскаленной монетой, которую нагрели автогеном на глазах у добровольца и приложили к его спине. Тот закричал от боли, хотя приложили-то ему другую, обычную монету комнатной температуры. Но одного не пойму, как на такое повелся я? Ведь всегда слыл человеком, который практически не поддается внушению.
Бабуля тем временем закатила глаза, смотрела вникуда белками. Что-то неразборчиво бормотала. Готов поклясться — изъяснялась далеко не на русском. Да и вообще языка такого я не припомню. Что-то гортанное и грудное слетало с ее кривых губ.
Глаза тоже захотелось закрыть, но я держался.
Тепло вдруг сменилось на озноб. Я почувствовал, как волоски на моей коже приподнялись, как шерсть оборотня. Перед глазами грязно-серая пелена. Я тряхнул головой, сбрасывая наваждение. Блин, это что, такой мощный гипноз, мать его?
Тряси головой, не тряси, а голос бабки теперь я слышал будто сквозь сон. Врешь. Не возьмешь! Никому не дозволено гипнотизировать майора Нагорного. Это я что, вслух сказал? Отчетливо услышал свою последнюю фразу, будто проговорил во всеуслышание. Так, надо заканчивать этот цирк. Я выдернул руки, но оказалось, что меня никто давно уже не держит.
В голове вмиг прояснилось. Надо мной нависла карга:
— Очнулся?
— Я всегда был в себе, — попробовал я поспорить.
— Ты двадцать минут как в трансе сидел, — обеспокоенно проговорила Света.
Быть такого не может! Я глянул на часы. Вот блин, точно отключился. Как так?
— Все нормально, — успокоила гадалка Свету. — Его нельзя было трогать, он сам должен был выйти оттуда.
— Как все прошло? — я попытался натянуть дежурную улыбку. — Как там моя линия жизни, или что там?
— Ты проживаешь вторую жизнь, — вдруг заявила бабка, снова пыхая трубкой.
Оставлять такое просто так было нельзя.
— Ну, это всем известно, — хмыкнул я, — что в прошлом каждый из нас кем-то был еще. Кто камешком, кто собачкой. Как там у индусов заведено? Реинкарнацией, вроде, кличется. Еще Высоцкий про это пел.
Я даже проговорил вслух незатейливые строчки из его песни о переселении душ:
«Быть может, тот облезлый кот был раньше негодяем,
А этот милый человек был раньше добрым псом».
— Ты был человеком, — на полном серьезе выдала бабка. — Не очень хорошим для себя и окружающих. Судьба дала тебе второй шанс. Используй его.
— А иначе что? — хохотнул я, но вышло как-то совсем уж нервно.
— Ничего. Судьба заберет тебя обратно, как уже когда-то с тобой случилось.
Бл*ха. Это мне снится, или я действительно слышу, как какая-то ворожея раскрыла мою сущность? Едва ли не вслух сказала, что я... Как это называется — попаданец? Сидеть здесь было все равно, что прилюдно раздеться. Я не эксгибиционист и нужно срочно менять тему разговора, пока бабка лишнего не сболтнула — или я чего-то такого не спросил. Хотя очень хотелось... Спросить.
Я нацепил на морду ментовской официоз и придал голосу напускного скептицизма:
— Так если вы, Вероника Павловна, людей насквозь видите, может, и убийцу вашего внука поможете изловить? Ворожбой, так сказать. Узнайте там, — я мотнул головой, указав глазами в потолок, — по своим каналам. Кто этот чертов Холодильщик?
— Я уже говорила, — голос старухи скрипнул сухо, как ржавые петли двери. — Чтобы видеть, мне нужно присутствие самого человека.
— Хм-м... Прикажете к вам убийцу доставить? Если мы его доставить сможем, тогда вы нам, получается, не нужны будете...
Я старался говорить твердо, но это давалось непросто — ее взгляд, казалось, проникал внутрь меня и не то привязывал, а не то что-то так ворошил. Что-то давно забытое.
— Ты лучше запомни, что я тебе сказала, — настойчиво проговорила гадалка, — Не заставляй страдать людей вокруг тебя.
— Ну, это как получится, — в этот раз улыбнуться получилось искренне. — Все, кого я в каталажку упек, явно страдают. Потому как заслужили. А многих из них и в живых уже, наверное, нет.
Гадалка помотала головой — будто говорила с упрямым ребенком.
— Я про твое близкое окружение, — все напирала бабка. — Кто тебе ближе всех?
Если я буду вдаваться в подробности, то уже Света меня в психи запишет. Так что лучше бы нам заняться делом.
— Со своим близким окружением я как-нибудь сам разберусь, без предсказаний, — отрезал я, а у самого в ушах покалывало и сердце отдавало тревожными молоточками. — Спасибо за бесплатный сеанс, похоже, я даже выспаться успел. Если вы не против, давайте вернемся к вопросу о гибели Димы. Когда вы видели его в последний раз?
Вероника Павловна ещё плотнее сжала губы, но перечить не стала. Как будто думала, что однажды еще поймает меня в свои сети — в другой раз.
— Два года его не видела.
—Ой ли? А как же тогда он очутился в Цыпинске? По нашим сведениям, ваш внук сбежал из спецшколы год назад. И направился, видно, сюда.
— Я уже все вам сказала...
— Извините, конечно, но что-то не слишком вы горюете по внуку.
— Свыклась давно. Я же вам говорю, я знала, что его уже нет. И раньше-то видела я его нечасто. Мальчик он был непутевый. Как и его отец.
— Отец? То есть ваш сын? Интересно... Чем же он вам не угодил?
— Я не хочу об этом говорить. Мы не были близки. Больше мне добавить нечего.
— Не хотите с нами сотрудничать? — попробовал я надавить. — Тогда мы вызовем вас повесткой и еще раз зададим те же вопросы.
Света почему-то молчала — я расценил это так, что она не хочет мне мешать.
— Вы не там ищете виноватых, — загадочно улыбнулась старуха. — Вам нужно разобраться сначала в себе.
Опять разговор свернул в неудобное для меня русло, и я не стал больше искушать судьбу:
— Ладно, мы, пожалуй, пойдем. До свидания.
— До свидания, — гадалка улыбнулась, но видно, что была чем-то озабочена.
Не каждый раз на ее сеансе присутствует попаданец, блин. Я кивнул Свете, и мы вышли из дома. Я хорошенько вдохнул по-деревенски свежий воздух на ослепительно ярком весеннем солнышке. Будто из склепа выбрался. Как же все-таки хорошо жить... Особенно во второй раз.
Мы сели в машину, Света почему-то хмурила бровки и молчала.
— Да не расстраивайся ты, — улыбнулся я. — Найдем другую зацепку. Я тоже думал, что бабка прояснит хоть что-то, все-таки внук родной. Но...
— Сейчас меня не это беспокоит, — проговорила Света.
Вот, блин, приплыли. Но пришлось снова напустить на себя шутливый вид и задать логичный вопрос:
— В чем тогда дело?
— На сеансе ты сказал, что никому не дозволено гипнотизировать майора Нагорного. Что это значит?
— Понятия не имею, — пожал я плечами, выруливая на дорогу. — Мало ли что в бреду наговорил.
— Это не было похоже на бред, ты будто про себя говорил...
— Да брось, Свет, я Андрей Петров, двадцати четырех лет от роду. Мы с тобой почти, — я мысленно подсчитал, — семь лет знакомы, а ты шарлатанке поверила? Ну ты даешь! А еще психолог...
Я изо всех сил улыбался, чтобы стряхнуть с себя морок.
— Я всегда знала, что ты не такой как все...
— Ну, конечно, не такой. Красивый и умный. Хотя нет, просто красивый.
— Все шутишь. А вот было время, когда я на тебя психологический портрет составляла. Представляешь? В самом начале нашей совместной деятельности.
— На меня? Ты? — я сделал вид, что крайне удивлен, хотя помнил этот момент.
Тогда в Новоульяновск ловить душителя только прибыл Горохов со «свитой» — и дал задание Светлане Валерьевне меня прощупать. Я тогда под дверью восьмого кабинета подслушал этот момент.
— Я же не маньяк, — шутливо проговорил я. — Зачем меня по косточкам разбирать?
— Тогда Никита Егорович много кого подозревал, ты же наверняка помнишь? Странным ему показалось, что восемнадцатилетний парень держится уверенно и знающе, как бывалый сотрудник.
Это да... Я прекрасно помнил. С момента попадания в тело реципиента размазней или робким мальчиком я никогда не был, как ни пытался притворяться. Поэтому еще тогда мной и конторские заинтересовались, и даже Никита Егорович чуть в разработку не взял.
— И что? — улыбнулся я. — Составила портрет? Психологический.
— Ага. Только по нему тебе получалось лет сорок, как минимум. Я тогда подумала, конечно, что ошиблась. Метод дал осечку, ведь психология рассчитана на обычных людей и на людей с отклонениями. А ты особенный оказался.
— Конечно, психология ошиблась, — пытался я продавить эту версию. — Как можно всех под одну гребенку? А со мной все просто — с карьерой поперло, хватка нужная оказалась. Это, скорее всего, генетическое. Отец родной ведь всю жизнь журналистом лямку тянул, всегда что-то вынюхивал, правду искал. Обладал чуйкой, этого у него не отнять. И на месте никогда не сидел, вот я в него и пошел.
Я говорил и говорил, будто это могло сбить мою собеседницу с мысли. Все силы уходили на то, чтобы придумывать еще слова, а милая улыбка приклеилась к лицу, как жертвы маньяка — гримаса ужаса.
— Андрей, стой! — крикнула Света. — Тормози!
Я надавил на педаль тормоза, шины взвизгнули, а мы клюнули носом.
— Ты куда едешь? Не видишь? Нам же красный!
— Прости, что-то не заметил, — я сдал назад, освободив зебру от нашей «Волги».
— Раньше я за тобой такой невнимательности не замечала, — Светя смотрела на меня с испытующим прищуром, будто рассматривала под лупой.
А я лихорадочно прокручивал в голове очередные отмазки. Блин, надо еще за дорогой как-то следить умудряться. Я сжал руль вспотевшими ладонями и сглотнул.