— Показывай дорогу, сволочь, — я поставил на ноги шатающегося маньяка. — Ты на хрена детей замораживал? Я, знаешь, всегда хотел спросить.
— Тебе не понять.
— А ты попробуй, объясни. Путь нам долгий предстоит.
Тем временем я вытащил неподвижного Лаврентьева в основной зал, где было не так холодно, и уложил его на нары, накрыв одеялом. Прикрыл дверь-стеллаж, чтобы не тянуло адским холодом из погреба.
Отключать РИТЭГ, чтобы вырубить охладитель, времени нет. Да и вообще, можно ли его отключить? Не знаю, наверное, нет. На ходу не разберешься.
Вытолкал Петренко на улицу. Тот уже оклемался, если бы не заплывшие фиолетовой синевой глаза и смятый нос, то вполне мог сойти за здорового. Крепкий, падла, оказался, ну и хорошо. Будет с кого спросить и кого допросить.
— Расклад такой, — мне хотелось закурить, хотя в этой жизни я этим еще не баловался. — Один сотрудник, которого ты чуть не угробил, еще жив. Нужно срочно вызвать помощь. Покажешь дорогу — доживешь до суда.
— Так я же сказал, начальник, что лучше здесь сдохну, — как-то отрешенно пробормотал убийца.
— Так просто умереть тебе не получится, — оскалился я. — Я спущу тебя в погреб и оставлю там замерзать. Сделаю то же самое, что и ты с подростками. Не думаю, что такая смерть тебе понравится.
— Не имеешь полномочий, — огрызнулся Петренко. — Ты мент, а не убийца.
— Откуда тебе знать, — я подтолкнул его обратно к подземелью.
Мой ледяной голос сработал. Гад поверил, и не зря, заморозить я его был готов хоть прямо сейчас.
— Ладно… Покажу дорогу. Только не знаю, смогу ли сам дойти. Голова кружится.
Голос его дрогнул. Он меня боялся. Очень хорошо.
— Дойдешь, — кивнул я. — Я заставлю.
Мы брели по ночному лесу, ветки в тишине громко трещали под ногами. Я снова задал животрепещущий вопрос:
— Зачем ты убивал детей?
— Мне велел голос сверху, — уклончиво ответил маньяк.
— Не п*зди! — я ткнул его в спину кулаком в район почки.
Не похож он на умалишенного. Тот от удара охнул и осел. Я грубо дернул его за волосы, заставив подняться:
— Мы не в ментовке, так что, извини, могу вспылить — взыскания мне здесь никто не объявит. Рассказывай и не выделывайся.
— У тебя была собака? — откашлявшись, неожиданно спросил задержанный.
— Чего? — я даже замер, раздумывая, то ли он издевается, то ли всерьез спрашивает. — Нет. Но здесь я задаю вопросы. Ты забыл?
— Вот я и говорю, что тебе не понять.
— А ты попробуй, растолкуй. Времени у нас много. Переть и переть.
— Когда мне было двенадцать, родители подарили мне щенка, — голос Петренко стал глухим и тихим, приходилось прислушиваться, чтобы разобрать бормотание. — Он спал в моей кровати. Провожал в школу. Встречал.
Я не выдержал и громко фыркнул.
— Очень трогательно, но при чем здесь убийства?
— Не перебивай, прошу… — маньяк вдруг проговорил это с некоторой горечью. — А потом собаку убили.
Я про себя хмыкнул. Света говорила о травмах детства, после которых человек с катушек съезжает. Но не смерть же щенка, в самом деле, заставила этого ублюдка убивать?
— Не просто убили, — продолжал Петренко. — Повесили у меня на глазах. На дереве. И заставили меня смотреть. Я хотел ему помочь, но меня избили и заставили лежать не шевелясь. Будто по стойке смирно. Я лежал и смотрел, как щенок дергается на верёвочке. На кривой березе с обожжённой макушкой.
По спине пробежали мурашки. Я ясно представил себе эту картину.
— Дай угадаю, — вставил я слово. — А повесила собаку троица хулиганов из твоей школы?
— Тетеркин, Кочкин и Ложкин, — скрежетнул зубами собеседник, произнеся эти три фамилии, как единую фразу. — Они учились на два класса меня старше.
Блин… Получается, что мы почти вычисли Холодильщика. Света четко определила мотив. Месть родом из детства. Только мстителя мы искали из числа одноклассников. Или из параллели. А тут оказался младшеклассник.
— Почему ты не отомстил обидчикам напрямую? — спросил я. — Зачем было убивать их детей, да еще и таким изощренным способом?
— Смерть — это избавление от страданий, — даже со спины и в темноте мне казалось, что я вижу, как Петренко скалится. — Я же хотел их заставить мучиться. Как они меня. Всю жизнь.
— Твою мать! Ты — взрослый мужик! Что за бред ты несешь? Детство, собака!
— Я же говорил, что тебе не понять…
— Ладно, хрен с ним. Скажи-ка, Сергей Петренко — это твое настоящее имя? Я же все равно узнаю.
— Настоящее… А зачем мне было врать при встрече с тобой? Проще притвориться лопухом и сказать правду. Я привел тебя к продажному менту. Правда, не знаю, каким боком он оказался после этого с тобой в одной связке. Вам, видимо, всё равно с кем бок о бок работать.
— Понятно… Ты рассчитывал, что я переключусь на оборотня и забуду про тебя. А ты смоешься. Так и вышло. Только ты не рассчитал, что я буду искать черного копателя по фамилии Петренко.
— Почему же не рассчитал? Шубин прекрасно меня знал. Если надо, ты бы выбил из него мои данные. А так я под своей фамилией был. Никаких лишних подозрений, а за нелегальный ствол много не дадут. И не так уж там страшно, по ту сторону колючки.
— Так ты и отсидеть успел? — удивился я.
— Было дело…
— С Сапожниковым там познакомился?
— Слишком много вопросов задаешь, начальник, голова трещит. Дай передых.
— Обойдешься, — огрызнулся я. — Ответь на последний пока вопрос. Почему именно холодильник? Что за выдумки такие?
— Я ведь уже говорил. Когда убили собаку, мне было двенадцать лет, — загадочно проговорил Петренко. — Почти тринадцать…
— И что? — воскликнул я, теряя терпение, а у самого в мозгу что-то щелкнуло и осенило.
Бл*ха! Как я сразу не догадался?! Травмирующий фактор у маньяка приключился именно в этом возрасте. И он дожидался, когда детям обидчиков исполнялось 12-13 лет. А потом выложил их в одно время в лес по стойке смирно. Как еще можно было приравнять всех детей к этому возрасту? Ведь у школьных хулиганов они родились в разное время.
Он нашел способ всех уравнять. Заморозить и посмертно, навсегда оставить в этом возрасте. В результате мальчики абсолютно разных возрастов были найдены мертвыми практически в одно и то же время и в одном и том же возрасте.
Я шумно выдохнул. Вот сука! До такого бы даже извращенный мозг Ганнибала Лектора не додумался бы.
Мне снова захотелось двинуть по почкам убийце, но тот и так еле перебирал ноги. Руки скованы. На морде присохла кровь. Он жалок и побежден.
Вместо этого я снова стал задавать вопросы. Уж очень хотелось разложить все по полочкам в голове. Такого запутанного дела не было у меня ни в этой, ни в прошлой жизни.
— Как ты узнал, что мы будем подозревать Коровина? — спросил я. — Ты ведь убил его не просто так, перед этим инсценировал его бегство от правосудия, и подбросил ему в общагу улики.
— Куртку и ботинки, — хмыкнул Холодильщик. — Это было несложно… Когда я оставил последнего мальчика в лесу, знал, что вы поймете связь между жертвами и станете отрабатывать врагов этой троицы. Только троица была дружна лишь в школе. Кочкина-старшего уже даже в живых нет. Не смотри так, не я его убил. Значит, будете искать врагов из детства. Отрабатывать, как это у вас говорится, возможные мотивы. Фраз таких придумали, чтобы подальше от людей держаться. А история-то проста, — пыхтел лже-копатель. — Коровин учился с ними. Я его помню. Жуткий неудачник, на скрипочке играл и получал всегда от одноклассников. Он и вырос нелюдимым и замкнутым. Видно, не одного меня эта троица покалечила.
— Выходит, он страдал, как и ты. Но ты и его убил.
Но Петренко меня будто бы не слышал. Вернее, просто берег силы, а то отмахнулся бы от меня, как от комара, и продолжил говорить. Может быть, ему просто так проще было идти через лес и тьму? Или все в его жизни уже давно было тьмой…
— Найти его было несложно. Город небольшой. Посидели, вспомнили былое, школу. Накопилось у него за всю жизнь, а поделиться не с кем. Я стал ему кем-то вроде друга. Как он меня задолбал своими соплями! Чертов нытик. Я его придушил уже возле метеостанции. Тело заморозил до лучших времен. Был уверен, что вы его никогда не найдете. Не пойму, как вы вообще нашли этот РИТЭГ.
— Это не твое дело, — буркнул я.
Лес казался бесконечным. Идти быстрее Петренко не мог, и до «Нивы» мы добрались уже под утро. Я еле стоял на ногах, потому что периодически приходилось волочить этого гада на своем плече. Он все норовил отключиться. Несколько раз его вырвало. Чайник я ему все-таки здорово встряхнул.
И дальше мне уже нельзя было остановиться. Добрался до города. Поднял на уши всех. Но самое сложное, что мне опять пришлось возвращаться в лес. Ведь никто не знал, где заброшенная метеостанция, а я на этот раз дорогу запомнил. Петренко же совсем был плох.
Для эвакуации Лаврентьева и тела Валеры выделили десять человек из сил местной милиции и пожарных. Набрали ребят покрепче. Нести приходилось по очереди на носилках от скорой помощи. К полудню Лаврентьев, так ни разу и не открывший глаза, оказался в больнице. А Валера — в морге.
Лаврентьев выжил. Получил перелом бедра, ключицы и тяжелое сотрясение мозга. Но уже был в сознании и даже успел связаться со своими.
Петренко смогли допросить только спустя сутки, когда врачи разрешили с ним разговаривать. Он лежал в «палате-одиночке», прикованный наручниками к металлическому козырьку. В коридоре терлись два сержанта милиции из взвода ППС.
Вопросов к задержанному накопилось много. Нагрянули к нему целой делегацией. Вся наша группа в полном составе, плюс прокурор Звягинцев и следователь Огурцов. Последнему, правда, спокойно не сиделось. Все время ерзал на больничном табурете и о чем-то вздыхал.
Оказалось, что Петренко отслужил срочную в ВДВ в Рязани. Оттуда их отделение перебросили в Якутию для обеспечения охраны транспортировки секретного объекта, коим и оказался прибор автономного электропитания РИТЭГ. Там молодой младший сержант Петренко впервые увидел чудо техники и из природного любопытства (даже скорешился с военными инженерами, угощая их куревом) узнал в общих чертах, как работает атомная батарейка.