Про себя тренер рассказывать не любил, я так и не знал, есть ли у него семья, где и чем он живет. Хотя, и так ясно, чем. Часть своей зарплаты он нередко тратил на обновление нехитрого боксерского инвентаря: лапы, боксерские мешки, скакалки. Это навело меня на мысль, что Саныч, все-таки, волк-одиночка. Вряд ли бы старая волчица (а молодая тем более), позволила ему личные деньги обращать в пользу секции.
И ходил он всегда, будто на танцы собрался. На вечер «Для тех кому за тридцать». Подтянутый, гладко выбритый дедок, со старательно прилизанными остатками седых волос. Только неизменную красную олимпийку никогда не снимал. Даже в жару с длинным рукавом ходил. Один раз рукав немного задрался, обнажив запястье. Я успел заметить синеву татуировки. Что-то Саныч скрывал.
Да пофиг. Мужик он настоящий, сразу видно. А тараканы и другие насекомые в голове у каждого разумного существа должны быть. Главное, не выпускать их на волю, а держать под стеклом и поменьше кормить бессмысленными терзаниями.
Был еще один «грешок» у Саныча. Официально детей можно было записывать в секцию бокса с двенадцати лет, и на соревнованиях самая младшая возрастная категория была именно такой. Но Саныч на свой страх и риск брал и более мелких. Просто не светил ими, на соревнования не возил и тренировочных спаррингов им не устраивал. Мальки занимались ОПФ, молотили по лапам и мешкам. Осваивали скакалку и другие прыганья. За такую самодеятельность тренеру могло прилететь из комитета по спорту, но чиновники смотрели на это сквозь пальцы, так как его секцию посещала парочка ребятишек, чьи родители прочно обосновались в исполкоме.
Я продуктивно занимался боксом, и Саныч даже собирался выставить меня на городские соревнования. Но я отмахивался. Говорил, что скоро на завод устроюсь и неизвестно, что с тренировками получится.
В спорте я продвигаться не планировал. Спорт — штука непредсказуемая. Пока молодой и здоровый — звезда, а потом (если только ты не олимпийский чемпион) про тебя через месяц уже забудут.
Моя задача — набрать форму и пробиться в ментовку. А там дальше вперед двигаться. Не думал, конечно, что в этом будут такие сложности. Форму набрать оказалось гораздо проще. В моем времени, все наоборот было.
Субботник был в самом разгаре. Малышня усердно шоркала пол и крашенные стены тряпками, натертыми кусками хозяйственного мыла, а мы с Быковым, как самые старшие, таскали ведра с водой.
Саныч заложив руки за спину вышагивал по залу, как птица-секретарь в поисках сусликов, периодически тыкая заскорузлым пальцем в недочеты уборки своих подопечных.
— Это хорошо еще окон здесь нет, — вздыхали пацаны. — А то бы совсем погибли.
Так называемый субботник, вопреки завещаниям человека с бревном, проходил в спортзале не раз в год, а каждый месяц. Это не очень им нравилось.
Но Саныч любил чистоту. Штатная уборщица больше грязь размазывала, чем убиралась, умело используя для этого кусок вонючей мешковины и почерневшую от времени деревянную швабру.
Когда уборка, наконец, закончилась пацаны радостно побросали ведра и поспешили смыться. Но Саныч их отловил и заставил все за собой убрать. А особо шустрых, перемыть еще пол в дальнем углу.
Домой мы пошли уже когда начинало темнеть. Погода стояла пасмурная и набежавшие тучки раньше времени погасили закатное солнышко.
Мы с Быковым вышли из спортзала вместе.
— Может по пивку? — неожиданно предложил он.
Я с удивлением на него уставился. С чего это он вдруг такой добренький? Я представил кружку пенного. Вдруг нестерпимо захотелось попробовать здешнего пива. Раньше часто баловался чешским нефильтрованным, а как сюда попал, ни разу не выпивал. Молодой еще и не хотелось, пока Быков не напомнил.
— Нам не продадут, — я задумчиво поскреб макушку с отросшими вихрами. — С восемнадцати же только.
— Еще как продадут. Ты на меня посмотри. Многие думают, что мне под тридцать. Или ты пиво не разу не пил?
— Такое точно не пил.
— Тут пивнушка недалеко есть. Она сегодня допоздна, суббота же.
— Ну веди.
Мы прошли несколько кварталов и очутились на улице Мира. Пивнушка, она же, пивбар, оказалась в старинном доме дореволюционной постройки с огромными арками окон и щербатыми колоннами при входе. У ее крыльца паслась стая наглых голубей, выпрашивая у прохожих семечки и прочие крошки.
Мы шагнули внутрь. В пелене дыма вырисовывалось множество круглых столиков, намертво привинченных единственной длинной ногой к полу. Словно гигантские грибы, они усеяли просторное помещение с высоченным потолком и карнизной лепниной.
В воздухе висел стойкий запах табака и свежего перегара. Еле слышную музыку, доносившуюся из транзисторного «Маяка», что примостился на широком подоконнике, заглушал звон кружек и шумные разговоры многочисленных посетителей.
Возле затертого прилавка, наступая друг другу на пятки, толпился народ. Дородная тетка в белом переднике и с пухлыми губами ярче советского флага разливала страждущим вожделенного напитка из неказистого латунного краника.
Ее сарделечные руки ловко выставляли перед мужиками наспех помытые кружки, усеянные узорами отпечатков. Мужики галдели и возмущались, что, мол, не долила Петровна. До ободка не достала.
Тетка фыркала, поправляя выпирающую из-под фартука увесистую грудь и командирским голосом вещала:
— Сегодня не разбавляла! Буду недоливать!
Мы выбрали свободный столик. На нем красовались пустые кружки и остатки вяленой воблы на расстеленных листах «Комсомолки».
— Стой здесь, я сейчас, — сказал Антон. — Не свети своей молодой рожей. Я сам пиво возьму.
Он нырнул в очередь, а ко мне подошла юркая пожилая женщина в фартуке и белом чепчике. Она ловко смела рыбью шелуху и протерла стол тряпкой.
Через минуту вернулся Быков. В руках он тащил две пол-литровые кружки с жигулевским. Он торжествующе водрузил добычу на стол и, улыбаясь, похвастался:
— Без очереди проскочил. Пока они там братались, — Антон кивнул на цепочку из красномордых разгоряченных людей, в головной части которой обнимались подвыпившие мужики, обсуждая грандиозные совместные планы в пивнушке на сегодняшний вечер, — не заметили как я впереди них протиснулся.
Парень поднял кружку:
— Ну, давай, за мир во всем мире!
Мы чокнулись. Я с наслаждением опустошил залпом сразу половину кружки. Пиво оказалось не слишком холодное и немного кислое. Но по вкусу — волшебное. Настоящее, не порошковое. Или раньше умели делать, или я просто соскучился. В СССР пивзавод в каждом нормальном городе был. Натуральное пиво быстро портилось и перевозить его далеко не получалось.
Я заметил, что Антон косится на четверых парней, что примостились в углу за столиком. Пришли они чуть позже нас. Особо ничего не пили. Лишь двое из них нехотя цедили по кружке пенного. Периодически тоже на нас поглядывая. Смотрелись они постарше нас. Лет под тридцать каждому.
Я насторожился. Какого хрена происходит? Что Быков задумал? Это его дружки? Меня дожидаются? Вот я дурак. Думал, он действительно со мной помириться хочет.
Я сделал вид, что не замечаю странную компашку. Ладно… Попью пивка, а там видно будет. Может, они свалят. Может я ошибаюсь…
Но никто не свалил. Мы прикончили по кружке.
— Может еще? — глянул на меня с хитринкой Антон.
Вот, падла, споить меня хочет. Меня же с двух кружок унесет с непривычки. И так уже хорошо.
— Для первого раза хватит, — замотал я головой. — Сколько я тебе должен?
— Да, ладно, — улыбнулся он. — Я угощаю. Сочтемся.
Его щедрость еще больше насторожила меня. Вот, сучонок! Что он задумал? Ладно. Если, что на улице придется когти рвать. Против стольких я не вывезу.
Мы вышли из пивбара. В голове гуляла приятная эйфория. На улице совсем стемнело. Мы нырнули в ближайшую подворотню и с облегчением сбросили переработанное пиво. Судя по стойкому запаху анализов, здесь мы были не первые и далеко не последние. Краем глаза я наблюдал за происходящим вокруг.
Со стороны пивбара показались четыре тени. Ага. А вот и дружки Быкова. Я узнал их по сгорбленным силуэтам. Сейчас отмудохать меня захотят. Но не получится. Драться я с такой толпой не собираюсь, неизвестно, что у них там еще в карманах с собой припрятано.
Зря что ли я по стадиону круги нарезал? Что-что, а бегать я научился. Хоть и под шафе сейчас немного, но, если что, рвану так, что страус не догонит. Главное — не дать себя ударить внезапно. Но Быкова я держу в поле зрения и на дистанции. Не даю приблизиться ближе, чем на три шага. А до этих еще метров десять оставалось.
Четверка приблизилась.
— Эй, пацаны? Закурить не будет? — небрежно бросил один из них с наглым прищуром. Широкие брюки, рубашка в клетку и уродливые советские ботинки. То ли уголовник, то ли работяга. Хрен различишь.
— Не курю и вам не советую, — неожиданно для меня отрезал Быков.
Я опешил. О-о… Да он еще им подыгрывает? Сам-то курит, а с этими себя ведет, как с незнакомцами. Что за цирк?
— А ты что борзый такой? — к Антону подошел тот, что в клетчатой рубашке, я стоял чуть сзади и готовился драпать. — Чо самый здоровый что ль?
Я начинал все больше недоумевать. Зачем такая сложная актерская постановка? Вот же я рядом, а он к Быкову пристал.
Второй из их шайки повернулся ко мне:
— К тебе паря вопросов нет, можешь валить. У нас с Быком разговор есть…
Все повернулось с точностью да наоборот. Так получается, что шпана пасла Антона? Он их срисовал, а мне не сказал ничего. Странно…
— Мы вместе пришли, вместе и уйдем, — буркнул я. — Шли бы вы парни. Лесом…
— Ты чо сказал, урод? — «клетчатый» выкатил вперед грудь петушком и шагнул в мою сторону.
Хрясь! — ударом кулака в челюсть Антон свалил его. Остальная троица бросилась на него одновременно, окружила как стая голодных гиен. Еще секунда и замесят парня. Я вклинился в гущу и хуком в ухо притушил одного. Он схватился за голову, но падать не хотел. Прямой в печень, второй в кадык (немного промазал, бил в голову) и гопник сломался, как тополь от урагана. Завалился на землю, что-то мыча.