кие операции.
Дальняя половина зала была почти пустой. Гладкий каменный пол создавал отличные условия для проведения сложных экспериментальных воздействий, которые люди называли ритуалами. Достаточно расстелить большой лист специально обработанной бумаги, на который заранее, на стоящих здесь же чертёжных столах, наносились все нужные векторы, расставить опорные предметы — и готово. Просто и удобно. В этой части голые стены затягивал густой тёмно-зелёный плющ особого сорта, гасящий магические возмущения и поглощающий лишний фон. В плотном покрове, незаметные случайному взгляду, прятались разнородные датчики — и простые детекторы магического поля, и куда более интересные и сложные вещицы.
Ну и в самом конце зала — главный лабораторный образец, ради которого Халлела сюда и приехала.
Её давно занимал вопрос различий расовой магии, она же — родовая или видовая, кому какое название ближе. Как выходило, что общая магия едина для всех, а эта, вроде бы черпающая силы из тех же источников, настолько различна? А самое главное, недоступна представителям других народов и не смешивается в полукровках.
Конечно, последнее утверждение оставалось спорным и бездоказательным из-за скудной статистики: полноценных исследований наследственности полукровок и последующих поколений до сих пор никто не проводил, слишком их мало. Можно сказать, они начали более-менее регулярно появляться только в последнюю пару веков, но и то — не в количествах, пригодных для изучения и столь серьёзных выводов.
Да и не так уж сильно интересовали Халлелу полуэльфы: магия близкородственная, её наличие или отсутствие в смесках мало что значит. Эльфы умели воздействовать на растения порой в фантастических пределах, люди специализировались на себе подобных и в меньшей степени на животных; не так уж далеко.
То ли дело потомки троллей! Шайтары умели двигать горы. Сокрушительная, невероятная мощь — недоступная кому-то другому. Во всяком случае, так считалось.
Халлела не любила существования вещей, которые утверждались как непреложные факты, но не имели строгих доказательств. Зачастую нерушимые истины достаточно было только как следует пнуть, чтобы они освободили горизонт, заодно придавив обломками некоторых особо ретивых приспешников.
Каждый раз, сталкиваясь с подобными задачами, Халлела следовала одной и той же простой и надёжной схеме: откинуть убеждения, традиции и аксиомы, а явление рассматривать само по себе, без призмы традиций и правил, принимая за данность только доказанные, всячески проверенные экспериментально законы Природы.
Теорию, которую эльфийка взяла за основу, сформулировали ещё веков пять назад. Согласно ей вся магия была едина, а разница заключалась только в механизме сплетения сил, этакая магическая аллотропия. Она имела своих последователей-энтузиастов и свои веские доказательства, но сколько-нибудь целенаправленных, значимых исследований в этом направлении не велось: и денег требовалось много, и ресурсов, что куда важнее, да и мировое научное сообщество с неприязнью относилось к этим энтузиастам. Не в последнюю очередь благодаря эльфам: традиционно они считали себя старшим видом, и, конечно, их родовая магия не могла иметь одну природу со способностями дикарей.
Расчёты и гипотетические планы экспериментов Халлела вела давно, сделала несколько теоретических публикаций, но всё это вяло тянулось параллельно с другими, более приземлёнными работами, пока перспективой использования чужой магии не заинтересовались «бешеные огурцы», как брезгливо называли военных в некоторых слоях эльфийского общества. В использовании чужой магии они наконец увидели не оскорбление, но — возможность. Повилика эту породу не любила и работать на армию — тоже, но отказываться от предложения не стала. Вряд ли где-то ещё ей бы довелось спокойно работать с практическим материалом.
Халлела искренне благословляла существование в некоторых высокопоставленных эльфах расчётливого цинизма и холодной меркантильности: они здорово облегчали жизнь.
— Как наши дела? — спросила Повилика, подойдя к своей помощнице — третьей обитательнице лаборатории и сильному классическому магу, которую начальница считала компетентной.
Дариналь Дикий Вереск родилась в очень бедной маленькой семье, Мать-Природа не наделила её особой красотой и статью, но зато наградила умом и способностями к математике и общей магии. Девушка с детства привыкла работать и прокладывала дорогу в жизни своим умом и способностями. В эльфийском обществе это требовало немалых усилий, Повилика прекрасно знала это на собственном опыте и потому взяла девочку под своё крыло. Можно сказать, относилась предвзято, но за это Дариналь платила старательностью и ответственным подходом к делу, так что симбиоз выходил прекрасный.
— У нас всё готово. Я набросала рисунок по твоим схемам, сэла, но некоторые моменты не поняла.
— Раскладывай, сейчас посмотрим вместе. А я пока поздороваюсь, — улыбнулась Халлела и подошла к бесценному лабораторному образцу.
Безымянного шайтара уже подняли на ноги и зафиксировали: тяжёлые тугие лианы, усиленные цепями, надёжно удерживали могучее тело, не позволяя лишний раз пошевелиться. Они уходили в стену, натягивались во время работы, а после — ослабевали, давая возможность подопытному спокойно стоять и перемещаться в пределах нескольких квадратных метров, очерченных на полу красной линией. Остальные сотрудники лаборатории боялись дикаря до откровенной паники, поэтому даже к этой линии не приближались без крайней нужды.
Этого богато одарённого силой молодого мужчину из числа мятежников взяли в плен в каком-то сражении года три назад. Поначалу ещё хотели установить имя, первую пару лет его таскали по тюрьмам, пытались выбить хоть что-то, но потом расписались в собственном бессилии, признав немым и повредившимся рассудком из-за контузии и гибели отряда. Шайтар не шёл на контакт даже с сородичами, если оказывался с ними в одной камере, дичился и, спасибо ещё, не бросался с кулаками, потому что, кроме огромной магической силы, Природа не меньше расщедрилась для него и на физическую мощь.
До появления Халлелы ему не нашли внятного применения и в лаборатории, пленник жил в небольшой каморке, порой у него сцеживали кровь и брали другие образцы, но и только. А потом пришла Повилика, и для дикаря началась новая, насыщенная жизнь.
Шайтары восхищали Халлелу своей первобытной мощью и волей к жизни, и данный образец воплощал лучшие качества своего народа в превосходной степени. Может, рассудок его и впрямь пострадал, но в пленнике ярко ощущался несломленный звериный дух — тот самый, который заставлял остальных работников лаборатории держаться подальше. Зверь вёл себя смирно, но каждый ощущал, что он только ждёт возможности напасть.
Повилике такая стойкость нравилась. Восхищали рост и удивительная, медвежья сила. Нравилось, что даже в тесной клетке и на цепи он словно вовсе не ослабел — наверное, телу помогала не имеющая другого выхода магия, предусмотрительно запертая тюремщиками.
— Здравствуй, мой каменный друг, — проворковала Повилика, подходя к дикарю вплотную. Она его и без цепей не особенно боялась, а сейчас шайтар был безобиден как младенец. Огромный, надёжно зафиксированный младенец с внушительными когтями и крепкими острыми зубами. — Соскучился? — Халлела улыбнулась, ласково похлопала ладонью по могучей груди. — Да, я тоже. Думала о тебе всю ночь. — Она погладила каменное по твёрдости плечо, придирчиво ощупала спадающие на него светло-серые, пепельного оттенка жёсткие волосы. Халлела не терпела грязи и следила за чистотой всей лаборатории и оборудования, так что подчинённым приходилось регулярно мыть шайтара. Роптать, но мыть. Отчасти именно для этого из всей одежды на нём оставили только набедренную повязку. — Надо будет тебя причесать. Потом, — решила она. — А сейчас нас ждёт самое интересное! Заинтригован? Не бойся, милый, тебе понравится! — одарив его ещё одной ласковой улыбкой, безбоязненно дотянувшись и потрепав по щеке, Халлела наконец отошла и сосредоточилась на расстеленной помощниками схеме.
Некоторое время эльфы обсуждали рисунок, почти не обращая внимания на напряжённый взгляд шайтара, следящий за каждым движением так, словно он вполне понимал происходящее. Кроме Повилики и Дариналь, в процессе участвовало ещё одно доверенное лицо, перешедшее по наследству вместе с лабораторией: профессор Мириталь. С Халлелой они сошлись на фанатичном интересе к науке. Женщина командует или мужчина — ему было плевать, равно как и на все странности новой начальницы, главное, наконец началась настоящая работа.
— И всё-таки, Ллель, ставить эксперименты на себе — глупо, — проворчал профессор, когда проверку закончили. — У нас полно прекрасного материала, который не жалко в случае неудачи!
— Брось, сэль Мириталь, — отмахнулась Халлела. Редко к кому она обращалась столь уважительно, притом — искренне. — Не хватало ещё сорвать эксперимент из-за того, что какому-то идиоту вдруг станет страшно, больно или захочется почесать задницу. Ничего со мной не случится, самое худшее — просто не выйдет. Не те энергии и не те точки, чтобы кому-то навредить. Зажигайте свечи. Запускайте стимуляцию! — повысив голос, бросила она в начало зала, за пульты.
Шайтар вздрогнул всем телом, дёрнулся. Глаза вспыхнули бледно-голубым светом, по серой коже прошла волна, оседая бледной рыхлой пылью, воздух вокруг могучей фигуры сделался вязким и плотным, и даже профессор невольно отодвинулся от дикаря подальше.
Конечно, не стоило рассчитывать на добровольное сотрудничество подопытного в эксперименте, поэтому Халлела ещё в самом начале набросала простенькую схему импульсов, которые заставляли шайтара рефлекторно призывать силу. Фокусировали и направляли её другие плетения, а что выдавить так получалось крохи — так от него по большому счёту требовалось только присутствие.
Повилика тем временем тщательно протёрла стерильной салфеткой с антисептиком своё предплечье и место на груди дикаря, в очередной раз порадовавшись, что предпочитала носить платья с короткими рукавами: удобно, вот как сейчас, и — красиво.