Разговоров и пересудов было много. Некоторые, особенно старики, были настроены категорично. «Не покину родные места, пусть хоть затопят». А тут еще новость, которая быстро облетела все кишлаки, — сам первый секретарь обкома партии Арипов приедет в Коккишлак. Лично захотел встретиться с жителями долины. Событие было не рядовое, и приезда руководителя области ждали с нетерпением. Руководство совхоза хорошо знало, как требователен к чистоте и порядку первый секретарь. Вон что сделал за несколько лет из грязного захолустного городишки: ну прямо-таки не областной центр, а настоящая столица. Возникли новые улицы, прямые и широкие, что ни общественное здание, то дворец. К тому же, город утопает в цветах: по личному указанию Арипова на газонах улиц и площадей высажено несколько миллионов кустов роз. А площадь Ленина с рядами фонтанов!
Коккишлак к приезду Арипова преобразился. Хашаром[10] привели в порядок дороги, выровняли обочины, подремонтировали глинобитные заборы, покрасили в голубые, оранжевые, желтые, белые цвета стены домов. Повесили несколько лозунгов, обновили панно с показателями совхоза, а около конторы даже протянули гирлянду из лампочек. В общем, готовились вовсю.
Особые хлопоты Майлиеву доставила совхозная чайхана под старыми чинарами, где было решено провести встречу с аксакалами. Нужно было заново покрасить айван, отремонтировать супы[11], заменить паласы и ковры. Добавить чайников и пиал, заказать новые дастарханы. В общем, нашлось много спешных дел, которые нужно было переделать. И спохватился директор: Арипов непременно посетит все торговые точки совхоза! Рабочие в спешном порядке принялись белить и красить магазин. Сколотили на скорую руку, из досок и шифера несколько овощных ларьков. Майлиев знал, что по указанию первого секретаря обкома сорок совхозов и колхозов в областном центре построили дуконы — ларьки по продаже населению овощей, бахчевых и фруктов. Дал указание Арипов и регулярно его контролирует, от своего не отступает, не такой он человек. Позже такие дуконы появились и в районах. Не хотелось отставать и Майлиеву.
Арипов приехал через неделю, как и обещал. Вместе с ним прибыли начальник областного управления водного хозяйства и директор треста каракулеводческих совхозов, а также первый секретарь Чашминского райкома партии Абдуллаев.
Человек сто стариков сидели на курпачах[12] и паласах за чашкой чая. Увидев, как забегало местное начальство, поняли: приехал Арипов; кряхтя встали со своих мест для встречи дорогого гостя. Арипов шел, опережая всех примерно шага на два. Был он в темно-сером, тщательно отглаженном костюме, со значком депутата Верховного Совета СССР и звездой Героя Социалистического Труда на лацканах пиджака. Седой, благородный, строгий. Сдержанно улыбаясь, он за руку поздоровался с каждым стариком. А те таким приветливым началом остались довольны.
Старцы снова уселись за свои дастарханы и с независимым видом продолжали пить чай, лишь время от времени бросая короткие взгляды в сторону красного угла, где за чашкой чая сидели гости.
На Востоке не принято спешить, коль гости сели за дастархан. Принято каждого расспросить о здоровье, о семейном благополучии, о домашних делах. А уж затем, если есть дело, переходить к нему.
Арипов осмотрелся вокруг. Ему понравилось, что чайхана разместилась в тени огромных развесистых чинар. У одной из чинар на дощатом щите Арипов увидел развешанные чертежи и схемы. Возле щита на стопке кирпичей сидел паренек с живыми глазами. Это был Халил. Он только сегодня под утро явился с результатами обследования этого дьявольского участка на трассе будущего канала. Доложил результаты Баскакову, и тот отпустил Халила вздремнуть до приезда гостей, сказав вдогонку:
— Будешь докладывать сам. Готовься.
— А может, вы… — остановился тот.
— У меня тоже есть о чем сказать. А трасса канала за тобой.
Теперь Халил сидел и трепетно ждал, когда ему предоставят слово.
Баскаков сидел среди почетных гостей. Глаза их встретились, и Халил улыбнулся. Чувствовалось, что Виктор Михайлович переживает за исход сегодняшней встречи.
Поговорили, отдали должный друг другу салям, а на это ушло около получаса, и лишь после столь почтенного интервала Арипов обратился к Баскакову:
— Ну, Виктор Михайлович, расскажи-ка уважаемым аксакалам и нам, что ты с учеными людьми собираешься делать в долине Кокдарьи.
Баскаков неторопливо подошел к стенду с чертежами и схемой плотины водохранилища, немного помолчал, собираясь с мыслями, а затем, кашлянув в кулак, начал водить указкой по схеме.
— Что можно сказать, дорогие товарищи, — начал Виктор Михайлович на чистейшем узбекском языке, — долина реки Кокдарьи, с точки зрения гидростроителей, самое идеальное место для строительства водохранилища. Воды здесь будут задерживаться в основном паводковые, те, что приносят много беспокойства кишлакам в долине. Расчетный объем собираемой влаги сто миллионов кубометров, что примерно одна четвертая — одна пятая часть стока реки. В связи с тем, что верховье реки находится около кишлака Кара-мечеть, где имеется естественный створ горных отрогов, строительство загородительной плотины значительно облегчается… — И Баскаков показал кончиком тонкого прутика на схеме, где этот створ был обозначен.
Аксакалы одобрительно закивали. Каждый из них сотни, а может, и тысячи раз проходил у этих скал, где внизу вдоль реки петляла единственная в этих местах дорога.
— Да, удачное место.
— Аллах так устроил.
— Надо ведь, наука и до гор добралась.
Виктор Михайлович подождал, пока люди успокоятся, а затем продолжил:
— В связи с этим стоимость плотины с водовыпускными сооружениями будет стоить в несколько раз дешевле, чем такого же объема водохранилища в других местах.
— Сколько же это будет стоить, сынок? Скажи, пожалуйста, нам, старикам, — обратился к Баскакову один из самых почтенных аксакалов, Саттар-бобо.
Все в округе знали о мудрости этого человека. Он в свое время окончил в городе Шахрисябзе медресе, а после революции — курсы пролеткульта в Самарканде. Затем учительствовал, работал в сельском Совете. Теперь он уже был на пенсии и жил в одном из кишлаков, которые подлежали затоплению.
— Отец! Восемьдесят миллионов рублей будет стоить государству водохранилище и плотина. Еще государство выделяет средства, чтобы заплатить всем тем, кому строительство причинит ущерб. Если, к примеру, попадет под снос жилье, сады и прочее.
— Да благословит аллах наше великое и щедрое государство, — ответил Баскакову Саттар-бобо и провел ладонями по своей серебристой бородке.
— И на том спасибо, отец. Спасибо, что вы правильно понимаете общегосударственную задачу, — ответил ему взволнованно Баскаков.
— А вы не торопитесь нас благодарить! Мы вовсе и не собираемся переезжать! — выкрикнул кто-то из сидевших в чайхане.
Все как по команде повернулись в сторону голоса. Ну, конечно, это был Хусаинов. Он сидел рядом со своим дряхлым отцом, старым ишаном[13] Бабакулом, и вокруг него было еще несколько единомышленников. Но кучка небольшая — человек пять-шесть. Эту группку давно заприметил директор совхоза Майлиев и настороженно посматривал в их сторону. Абдуллаев и Арипов тоже обратили внимание на этих заметно обособившихся людей. Арипов, увидев среди них того самого толстяка, что выступал на пленуме райкома, подумал: «Этот будет артачиться». В то же время секретарь обкома для себя решил: «Вмешиваться не буду, пусть люди сами придут к убеждению, что водохранилище необходимо».
Со своего места встал Шариф-бобо и, поклонившись в сторону гостей, бойко заговорил:
— Дорогие земляки, уважаемые аксакалы, как вы знаете, мое жилье тоже в зоне затопления. Раз этого требует экономическая необходимость, то я считаю, что мы поступить иначе никак не можем — переселимся в долину. Нас к этому обязывает революционная сознательность.
«Вот молодчина дед», — обрадовался Халил.
Арипову почудилась какая-то неискренность в его словах, но он не придал этому особого значения. «Самое главное, старик — за».
Но как только Шариф-бобо закончил свою речь, тут же в его адрес посыпались реплики.
— Шариф-бобо, ты не из наших мест, ты всю жизнь был чужаком, и поэтому тебе безразлично, затопят нас с головой или нет, — зло бросил ему кто-то из окружения Хусайнова.
— Не распоряжайся чужой землей.
— Мы тебе не детишки, которых ты дуришь.
— Заткнись, безродный шакал, — прошамкал беззубым ртом ишан Бабакул, отец Хусайнова.
Шариф-бобо не проронил ни слова.
В горных краях каждый человек на примете. Мавлянов Шариф появился в долине Кокдарьи еще в двадцатые годы, когда свирепствовали в этих местах басмаческие банды. Он всем говорил, что пришел сюда по заданию ЧК выявлять басмаческие группы, да так и остался жить, поселившись в одном из домов в старом заброшенном Коккишлаке. Вначале промышлял охотой, затем работал в совхозе, в местном лесхозе, а сейчас был на пенсии. В жизни Шарифа-бобо было много бед. То у него внезапно умерла жена — Ханифа, затем при загадочных обстоятельствах утонул в озере Албасты зять Кадыр, а вскоре от укуса кобры скончалась единственная дочь Бибиташ. И с тех пор старик жил один, воспитывая внучку Раббию. Отношение людей к нему было разным, одни вроде бы уважали его, другие обходили стороной.
Но сейчас большинство сидевших в чайхане было на стороне Шарифа-бобо.
— Не слушай поганых шакалов, Шариф-бобо! — выкрикнул один из присутствующих.
— Мы знаем, почему сын ишана так цепляется за верховье Кокдарьи. Теплое местечко нашел!
— Все горы ободрал!
— Еще бы ему не плакать — целых десять гектаров держит под посевами гороха. Трактор использует совхозный и горючее совхозное, а денежки кладет себе в карман!
— А что толку от его сбережений, — съехидничал кто-то, — машину купил, вертолетом затащил ее в горы, а дорог-то там нет. Вот и стоит красавица и ржавеет.