— Ну и отлично. Разок — другой почти по сто пятьдесят бомб им на голову сыпанёте, — добродушно кивнул головой Алябьев.
— Почему вдруг "разок — другой"? — не поверил я в благодушие генерала, чего за Алябьевым ни разу не было мной замечено, когда дело касалось вопросов тактики и стратегии.
— Ну, как же… — развёл он руками, — К примеру, я вполне отчётливо понимаю, что против нас играет грамотный и умный противник. Более того, честно скажу, что иногда я восхищаюсь его решениями. Вспомните, как он обнулил вашу идею со штурмовиками или с блокадой. Неужели с бомбардировщиками что-то такое же затейное не придумает? Я бы на это не особо рассчитывал на вашем месте. Предлагаю просто поверить в моё чутьё, которое просто подсказывает мне, что недолго бомбардировщики смогут безнаказанно летать над Цусимой. Оттого-то я и предложил вам решить вопрос разом. Выманить япошек из-под защиты береговых батарей, и прихлопнуть всех вместе. Тогда в Цусиме смысла не будет. Тот же ваш "Рюдзин", идя в очередной рейд, в качестве привета свои залпы по Цусиме будет слать. Благо, немецкие пушки отличаются своей дальностью и точностью стрельбы, чего не сказать про береговые японские батареи. Кстати, время-то не тяните. Самолёты пусть слетают. Глядишь, и зацепят кого наудачу.
Как по мне, собирались мы долго.
Из моего дирижабля был устроен командный пункт. Недавно установленную ещё одну рацию оккупировал начальник штаба флота, так и не решившийся потеснить у основной рации генерала Алябьева. В качестве дополнительного пассажира мной был взят Степан, который примчался два часа назад с образцами нового оборудования и двумя отличными кинокамерами.
Честно скажу, не взял бы я его с собой. Сильно не хотел. Ибо случись что со мной…
Но как только я представил себе, сколько потом придётся схем рисовать и сколько раз про сражение рассказывать, то сдался. Лучше кино буду показывать. Оно проще и надёжнее выйдет.
Диспозиция у нас следующая. От Владивостока к Цусимскому проливу идёт сборная солянка, из кораблей Владивостокской эскадры, японцев адмирала Того Томосабуро, и моих канонерок, а навстречу им мчится крейсер "Рюдзин", двадцать часов назад отметившийся в Шанхае на дозаправке водой.
Другими словами, чуть меньше суток назад мы ненавязчиво дали понять сёгунату, что планируем слегка поменять расположение сил на поле, и в качестве козыря кидаем на стол тяжёлый броненосный крейсер немецкого производства.
От средних японских крейсеров мой "Рюдзин" отличается примерно так же, как немецкий танк "Тигр — IV" отличался бы от своего современника японского танка "Чи-Хе", вряд ли способного нанести немцу урон в реальном бою. Грубо говоря, "Рюдзин", при хорошей команде, чихать бы хотел на те четыре или пять японских крейсеров, что сейчас спрятались на рейде Цусимы. Просто, столкнувшись с ними, он начал бы "убегать", отстреливая по дороге самых нетерпеливых преследователей, а потом он бы попросту вернулся и добил всех подранков, особо не рискуя и стреляя по ним издалека и достаточно точно.
Впрочем, о чём говорить, если есть цифры. Водоизмещение у "Рюдзина" в четырнадцать с половиной тысяч тонн, а у японцев в лучшем случае в семь.*
* Не смотрите на названия кораблей, броню и калибры. Автор знает всё это не хуже вас, но никакого отношения к книге наши "знания" не имеют. Давал название какому-то кораблю по памяти. Только и всего. ТТХ произвольные, с учётом опыта предков, реализованные в "этом" времени.
Короче, задавить "Рюдзин" японцы смогли бы только толпой, и то, если во всеобщей свалке им бы удалось удачно выпустить одну-две торпеды.
Всю красоту предстоящего сражения мы наблюдали, словно зрители привилегированной ложи.
Видимость сегодня во все стороны замечательная, но со стороны Цусимы начинают накатывать достаточно густые дождевые тучи, пока не переходя в тёмный цвет и не мешая обзору.
Мои дорогущие очки позволяют мне видеть даже больше, чем моряку и генералу, которые вооружились мощными морскими биноклями, и теперь пытаются справиться с тремором рук и вибрациями дирижабля.
— Поползли, родимые, — радостно поприветствовал я японскую эскадру, начавшую своё выдвижение с рейда Цусимы.
Японские эсминцы у нас уже давно на виду. Они, словно маленькие тявкающие собачки, пытаются сновать по проливам, отслеживая передвижение наших судов. Правда, тявкать у них выходит плохо. Наши корабли врубили радиопомехи на их диапазонах. Но японцы всё равно стараются, иногда чересчур рьяно, за что пара эсминцев уже огребла неприятности, сунувшись чересчур близко и словив по шестидюймовому снаряду. Один из них запарил и потерял ход, а у второго снесло часть палубных построек, и он предпочёл свалить, врубив дымовую завесу, за которой и скрылся, словно тать в ночи.
Зато теперь мы видим, что в море выходят именно те корабли, с которыми нам предстоит биться.
Морской бой — дело неторопливое. Скорости у кораблей небольшие. Показатель попаданий друг в друга на дистанции в сорок — пятьдесят кабельтовых для орудий каждого калибра разный, но он в среднем вряд ли выше одного — двух процентов.
У нас до стрельбы дело ещё не дошло. Разве что эсминцы с миноносцами успели друг в друга пострелять и тут же разбежаться. Вот такие они горячие парни. Стрелять любят, а пробоины получать никак не согласны.
Так что мы пока, как на плохом спектакле. Смотрим, как выстраиваются в колонну японцы, и то же самое делают наши, отчего-то предпочтя движение в две колонны.
Впрочем, меня больше другое интересует. Почти на самой линии горизонта снуют какие-то мелкие и шустрые судёнышки, типа катеров, и активно задымляют пространство вокруг себя.
— Поднимаемся повыше и движемся в ту сторону, — указываю я пилотам на странный район, успев краем глаза оценить, что тучи до нас дойдут не так скоро. Минут десять в запасе точно есть.
Понимание того, что мы все вдруг резко увидели, словно у нас в одну секунду сбросили повязку с глаз, приходит не сразу.
— Броненосец! — первым подал голос представитель флота, уставившийся на жутко дымящее чудо, со скоростью бегущего носорога выкатывающегося из пелены искусственных дымов и понемногу представавшее перед нами во всей красе.
— Доделали, всё-таки, — услышал я голос Алябьева.
— Сейчас он отожмёт "Рюдзин" к берегу, и пипец котёнку, — оценил обстановку начальник штаба флота, — Главный калибр у него жуткий. Практически любое попадание может оказаться фатальным. А его, гада, попробуй ещё расковыряй. Прижмёт, и шестидюймовками раздолбит. Их у него жуть сколько.
— Всем надеть кислородные маски! Пилоты, экстренный подъём на высоту пять тысяч метров! — заорал я, понимая, что кто-то опять меня хочет облапошить.
Ну, вот хрен там! Это моя Цусима!
Глава 112
Глава 112
Пока мы возились с масками, я проходил курсы ликвидации безграмотности, а именно, расспрашивал начальника штаба флота о предполагаемых характеристиках линкора и возможностях его орудий. Ответы звучали не весело и вызывали обоснованную тревогу. Четыре двенадцатидюймовых орудия линкора отличались завидной дальностью и выплёвывали "подарки" почти в четыреста килограммов весом, начинённые, как минимум, парой пудов взрывчатки.
Да, похоже, что именно их, эти снаряды, мы и видели на одной из фотографий, но никто из нас даже предположить тогда не мог, для чего они предназначены.
Ширина Цусимского пролива не настолько велика, чтобы линкор, пусть с его неспешным ходом, не успевал перерезать путь "Рюдзину" и отжав его к берегу, не добился бы выхода на дистанцию уверенной стрельбы не только из орудий главного калибра, но и из шестидюймовок, которых у него четырнадцать штук, а на более близкой дистанции в дело вступит ещё и целая свора трёхдюймовых орудий. И что самое противное, вовсе не факт, что "Рюдзин" в этом бою сможет сильно повредить бронированное чудовище.
Стоит только "Рюдзину" потерять ход или лишиться большей части артиллерии, как на него или этот "утюг" навалится, или эсминцы с их торпедами набегут.
— Не пойму, как мы на фотографиях его просмотрели, — выдохнул генерал Алябьев, натягивая кислородную маску.
— А его не было в порту. Он со стороны залива идёт, — подсказал флотский, указав пальцем направление вовсе не в сторону городка, — Там его японцы прятали.
— Князь, если не секрет, что вы собираетесь делать? — пробубнил сквозь маску Алябьев.
— Попробую остановить броненосец, и при этом не подставиться под огонь его зениток. Для этого нам нужна будет максимально возможная высота и удаление от корабля километров на восемь — девять. Серьёзных зенитных орудий я пока не вижу, а та мелочь, что мной замечена, до нас попросту не достанет, в крайнем случае, мои Щиты с её снарядами справятся, — коротко рассказал я про свой план, старательно разглядывая броненосец через очки, настроенные на максимальную кратность.
— По броненосцу магией? — с усмешкой спросил флотский, ни разу не видевший меня в деле, — Ну, ну… Любопытно будет взглянуть. Хотя, я бы посоветовал развернуть наши корабли и сматываться отсюда подобру-поздорову. Стреляют японцы очень хорошо, а нам даже на ближней дистанции этому чудовищу нечего противопоставить. Может, мы и потреплем его, но лишь ценой неимоверного и ничем неоправданного риска.
— Время для манёвра ещё есть. Японцы только в линию выстраиваться начали, — услышал я ответ генерала, — Да и князь у нас далеко не прост.
Не став выслушивать сомнения моряка, я пошёл к пилотам, чтобы объяснить им своё видение предстоящего манёвра дирижабля.
— Нам нужно будет немного принять к острову, и обойдя по дуге японскую эскадру, подойти к броненосцу со стороны Цусимы.
— Ваше Сиятельство, высоту в пять тысяч метров мы долго держать не сможем. Слишком большой расход Силы произойдёт, да и контуры у нас, хоть и улучшенные, но при максимальной нагрузке греются точно так же, как обычные, — напомнил мне пилот о возможностях дирижабля.