Юрий НагибинНе дай ему погибнуть
Вместо предисловия
В 1928 году весь мир был потрясен трагической судьбой итальянского аэронавта Умберто Нобиле и его спутников, потерпевших аварию у берегов Шпицбергена. И так как это не часто случается в человечестве, весь мир стал на вахту спасения, длившуюся полтора месяца. Коротковолновики Европы, Америки и Азии просиживали дни и ночи напролет у своих приемников, обыскивая эфир, тщетно пытаясь поймать позывные гибнущих людей. К Шпицбергену на всех парах, на всех парусах устремились норвежские и шведские суда. Скандинавские, французские, итальянские летчики вылетели на воздушный поиск. Молодое Советское государство снарядило для спасения пленников Ледовитого океана ледоколы «Красин» и «Малыгин», на борту находились полярные асы Бабушкин и Чухновский…
Вместе с другими людьми самозабвенно следил за борьбой смельчаков восьмилетний мальчик, воображавший себя поочередно то фанатичным Амундсеном, то отважным Чухновским, то романтическим Мальмгреном, то суровым Самойловичем. Этим мальчиком, почти исчезнувшим из моей памяти, был я сам.
Я не пифагореец, но следует признать: порой жизнь возвращается на круги своя. Спустя тридцать семь лет мне предложили написать сценарий о спасении экспедиции Нобиле. Конечно, я с радостью и волнением согласился. К тому времени сценарная работа заняла в моей литературной жизни почти такое же место, как и рассказовое творчество. Произошло это не случайно. Все мои рассказы и немногочисленные повести локальны, а мне захотелось пошире охватить жизнь, чтобы зашумели на моих страницах ветры истории и народные массы, чтобы переворачивались пласты времени и совершались большие, протяженные судьбы. Для этого надо писать роман. А сценарий, орудующий веками и толпами, содержит не более ста страниц, то есть остается в пределах любимой мною малой формы…
И вот словно незримый мост перекинулся между настоящим и далекими днями детства. Все, чем я жил тогда, с прежней силой вспыхнуло в душе. Я накинулся на пожелтевшие, источающие тонкий аромат тления страницы старых газет и журналов, жадно глотал пыль архивов, а затем пустился в странствия по стране и за ее рубежи искать участников и свидетелей знаменитой ледовой эпопеи. Из этих рассказов возник не только сценарий, но и большинство рассказов, составляющих сборник. Вошли сюда и другие вещи, не связанные с арктической темой: рассказы, очерки. Но при всем жанровом разнообразии сборника он представляется мне единым, ибо речь тут идет о людях, родственных по духу.
Ведь героем может быть и совсем тихий, ведомый лишь родственникам да соседям городской или сельский житель, если он верен своему человеческому назначению, как старая мадемуазель, чью маленькую судьбу искромсали железные гусеницы нашего грозного века. И мне нестрашно собрать под одной обложкой истории знаменитых и вовсе незнаменитых людей, ибо каждый Человек несет в мир свои неповторимые краски, свою ноту, свой свет и свое тепло.
НЕ ДАЙ ЕМУ ПОГИБНУТЬ
Не дай ему погибнутьКиноповесть
В один из майских дней 1928 года молодой, но уже всемирно известный — ученый и путешественник Финн Мальмгрен вышел из моторной лодки возле загородного дома Руала Амундсена. Вернее будет сказать, что дом этот действительно некогда принадлежал Амундсену, но затем пошел с торгов и был приобретен его другом, послом Гадэ, чтоб у великого путешественника было пристанище. С Мальмгреном была его невеста Анна, стройная и крепкая, девушка.
В свои тридцать два года Финн Мальмгрен выглядел едва ли не юнее Анны: худенький, тонкой кости, с мальчишеским, задорно-нежным лицом и светлым хохолком волос.
Они стали подыматься по крутизне берега к дому. Под ними синели тихие воды фиорда, над ними возносились шатром зеленые кроны сосен. Звучала тихая музыка, кто-то в доме играл венский вальс.
Мальмгрен заботливо поддерживал: Анну, помогая ей одолевать подъем.
Почему ты так тяжело дышишь? — с тревогой спросила Анна.
— Волнуюсь…
— Не притворяйся!.. У тебя больное сердце, тебе нельзя путешествовать!
Мальмгрен принужденно засмеялся.
— Что за ребячество!.. Я действительно взволнован предстоящей встречей. Меня не запугаешь великими путешественниками, ведь я провел детство в доме твоего отца. А Норденшельд звучит, ей-богу, не хуже, чем Амундсен. Но в старике есть что-то особенное… демоническое, не знаю, как еще сказать. Недаром ему так охотно подчиняются люди, вещи и обстоятельства…
Они одолели подъем и стали на краю берегового обрыва. Отсюда музыка стала куда слышнее.
— Хочешь, я пойду с тобой?
— Ну что ты, Анна! Тогда я совсем пропал, он отъявленный женоненавистник. Но не бойся за меня. — Мальмгрен улыбнулся прекрасной, нежной улыбкой. — Помнишь у Стриндберга: «Слабый от любви». Конечно, я кажусь тебе слабым. Но, поверь, другие этого вовсе не считают.
— Нет, Мальмгрен, ты и мне не кажешься слабым, — со вздохом сказала Анна, — иначе ты никуда б не уехал.
Мальмгрен засмеялся, коснулся губами ее волос и побежал к дому. Она потерянно смотрела ему вслед, словно расставаясь с ним навсегда.
Мальмгрен легкой поступью шел навстречу ликующе звучащей вальсовой музыке. Он поднялся на крыльцо, миновал прихожую и остановился на пороге гостиной. За пианино сидел пожилой, худощавый, элегантный человек в светло-сером костюме, белой рубашке с туго накрахмаленным стоячим воротничком и галстуке-«бабочке». Он был дома, этот человек, но выглядел так, что хоть сейчас на дипломатический прием. Амундсен не заметил прихода Мальмгрена и обнаружил его, лишь доиграв вальс до конца, и услышав неожиданные аплодисменты.
— А, Мальмгрен! — произнес он, и его суровое, в жестких складках лицо тронула не лишенная тепла улыбка. — Какими судьбами?
— Приехал проститься.
Амундсен помрачнел.
— Значит, вы все-таки летите с этим…
Предупреждая возможную резкость, Мальмгрен сказал быстро:
— Генерал Нобиле так добр, что берет меня с собой.
— При чем тут доброта? Ему выгодно иметь на борту хоть одного настоящего полярника!
— А кто пилотировал «Норвегию», на которой Руал Амундсен перелетел Северный полюс? Нобиле, не правда ли?.
— Что с того?
— Значит, и без меня на борту «Италии» будет настоящий полярник! — Мальмгрен улыбается, но в голосе его нет улыбки, в нем звучит волевой напор человека, убежденного в своей правоте.
— Вы заблуждаетесь, — надменно сказал Амундсен. — Знаете, кто он такой? Первоклассный инженер и конструктор, посредственный пилот, неуемный честолюбец. Настоящий полярник лепится из другого теста.
— Будьте же справедливы наконец! — возмущенно вскричал Мальмгрен. — Вспомните, сколько времени и сил убили вы, чтобы достичь Северного полюса! У вас были блестящие помощники: Омдаль, Вистинг, Эллсуорт, Лейф Дитрихсен и сам Рийсер-Ларсен. Но вы осуществили свою мечту, лишь когда появился Нобиле с его дирижаблем, знаниями и опытом…
— …и присвоил себе весь успех моей экспедиции, — угрюмо докончил Амундсен. — Довольно об этом! Теперь я понимаю: вы надеялись примирить меня с вашим новым патроном. Намерение, быть может, благородное, но мальчишеское и вздорное. В моем возрасте трудно ссорятся и еще труднее прощают обиды.
— Я сам не знаю толком, какая сила гнала меня сюда, — задумчиво сказал Мальмгрен. — Увидеть вас перед отлетом, поблагодарить за прежние экспедиции, проститься? Да, но не только это. В глубине души мне верилось: если вы заключите мир с Нобиле, это будет хорошо для всех, кому дорога Арктика, для нашей экспедиции, словно добрая примета. Что ж, ангел с оливковой ветвью из меня не получился.
— Нет! — жестко заключил Амундсен. — И помните на будущее: никогда не становитесь между мной и моими врагами.
Амундсен поднялся, Мальмгрен последовал его примеру и вдруг в каком-то юношеском порыве обнял старого, одинокого, беспощадного к себе и к другим человека.
Ни один мускул не дрогнул на лице Амундсена, добрый порыв молодого ученого остался без ответа.
…Дирижабль «Италия» в полете. Командирская гондола. Мальмгрен в летном костюме у метеорологических приборов. Над картой северного полушария склонился командир «Италии» Умберто Нобиле, маленький, смуглый, с красивыми глазами и белозубой улыбкой; он прокладывает курс воздушного корабля — жирная черная линия приближается к отметке Северный полюс, У рулей управления — капитаны Мариано и Цаппи; у приборов для измерения давления — инженер Трояни, похожий на воробышка; у руля высоты — громадина механик Чечиони; над рацией склонился чернявый симпатяга Биаджи; толстый Бегоунек возится с электроскопом; высокий стройный старший лейтенант Вильери принимает из люка, ведущего в корпус дирижабля, какие-то тюки и ящики и складывает их в угол гондолы, к подножию огромного дубового креста.
— Биаджи, — слышится голос Нобиле, — передайте всему миру, что мы подходим к Северному полюсу!..
…Радиостанция Парижа:
— Отважные аэронавты «Италии» приближаются к Северному полюсу!..
Радиостанция Лондона:
— Эти смелые люди вскоре увидят ту заветную точку, что издавна привлекала к себе путешественников и ученых, романтиков и поэтов, авантюристов и честолюбцев!..
Радиостанция Рима:
— Их были сотни отважных, но лишь единицы сумели достичь полюса: адмирал Пири, Бэрд, Амундсен — Эллсуорт — Нобиле на дирижабле «Норвегия», построенном итальянским аэронавтом, и снова генерал Нобиле, наш мужественный соотечественник!..
…Огромное небо над пустынной архангельской стороной, воют волки у околицы забытого богом поселка Вознесенские Вохмы — это название можно разобрать на похилившейся фанерке, прибитой к верстовому столбу.
В домике барачного типа, в общей кухне, немолодая женщина возится с примусом, упорно не желающим разгораться. Распахивается дверьми в кухню врывается долговязый юноша с комсомольским значком на старенькой курточке. Он забыл снять радионаушники, и за ним вьется провод.