— Если вы их делаете так же, как ты сделал это, то, боюсь, их использовать опасно при всей высокой квалификации твоих родителей.
Ректор откашлялся, привлекая к себе внимание. Участвовать в студенческой перепалке он не собирался.
— Господин Шмаков, я подтверждаю мнение вашего преподавателя о вашей алхимической продукции. Она недопустимого уровня для нашей академии. Вам следует пересмотреть свое отношение к практическим занятиям, иначе вы рискуете не получить доступ к экзаменам. Практикум по алхимии — профильный предмет, поэтому никаких снисхождений в этом отношении не ждите. Я уже в курсе, что Эльвира Анатольевна проявила недопустимую мягкость по отношению к вам. И вижу, что вы не только не знаете базовых правил алхимической безопасности, но и базовые правила самой алхимии прошли мимо вас.
— У меня всегда все прекрасно получалось раньше, — заныл Шмаков. — Родители даже доверяли мне выполнять заказы.
— Так вот почему у ваших зелий такая репутация, — с насмешкой сказала Уфимцева.
— Прекрасная у нас репутация, — вскинулся Шмаков. — Поэтому мы — официальные поставщики князя, а в перспективе — и императора.
Бизунов совершенно неприлично заржал, наверное, представив, как Шмаковы пытаются дать взятку императрице, известной свей беспристрастностью. Я впервые задумался, почему Греков не жалуется князю на вопиюще низкое качество алхимии. Или то, что поставляют Шмаковы, не имеет стратегического значения, потому что основную массу необходимых зелий производят в княжеской лаборатории?
Шмаков посмотрел на Бизунова довольно зло, а когда увидел, что Фурсова взяла того под руку и что-то зашептала на ухо, вообще посмурнел. К Фурсовой он неровно дышал и подкатывал при каждом случае, который он считал удобным. Подкаты каждый раз проваливались, но он не унывал, уверенный в собственной неотразимости.
— Вернемся к вашей репутации, — прервал очередной обмен любезностями ректор. — Вы оторвали меня от дел, убеждая, что к вам относятся с предубеждением и мешают заниматься. Я присутствовал на сегодняшнем занятии и с уверенностью могу сказать: к вам относятся именно так, как вы этого заслуживаете. Начните учиться, и ваши зелья станут соответствовать требованиям академии.
Шмаков горделиво выпятил грудь.
— Мои зелья соответствуют княжеским требованиям. И если у меня не получается сделать нужное на занятиях, так это потому, что мне гадят недоброжелатели. Из зависти. Вот он.
Ожидаемо «вот он» оказался мной. Ректор прикрыл глаза, явно пытаясь взять себя в руки и не наорать на наглого студента, относящегося к не самой слабой семье.
— Господин Шмаков, ни я, ни другие лица не зафиксировали ни одного случая вмешательства в изготовление вашего зелья. Господину Песцову абсолютно незачем вам завидовать, потому что его успеваемость куда выше вашей, при этом он почему-то не бегает ни к декану, ни к ректору и не говорит, что к нему должны быть снисходительными, потому что он алхимик в первом поколении. Кстати, вот он — действительно талантливый алхимик, в отличие от вас. А вы умеете только скандалить и жаловаться. А ваши успехи на ниве алхимии не просто незначительны, их нет.
По мере выступления ректора Шмаков хватал ртом воздух, набираясь сил для новой тирады, а к окончанию речи так и застыл с приоткрытым ртом.
— Безрукий ты, Шмаков, — хихикнула Уфимцева, а Фурсова ее поддержала заливистым смехом, очень уж потешно выглядел оскорбленный в лучших чувствах одногруппник.
И это стало для того последней каплей. Он внезапно заорал, схватил мензурку с неудачным зельем и выплеснул прямо на Фурсову. Поскольку занятие было уже закончено, защитную одежду сняли все, кроме него, а в лаборатории оставались ради интереса узнать, чем же закончится шмаковское показательное выступление по изготовлению зелья экстракласса.
Жидкость попала девушке на лицо и начала прожигать кожу. Я никогда раньше не слышал чтобы человек так кричал. Даже не задумываясь, я отправил на нее заклинание-нейтрализатор.
Ректор орал и жал на кнопку вызова дежурного целителя, парни схватили Шмакова и держали за руки, Мацийовская бросилась к одногруппнице с вытащенной из сумки салфеткой, хотя протокол предполагал совсем другие действия.
— Только не открывай глаза, — твердила Уфимцева, хотя всем было понятно, что туда шмаковская жидкость тоже попала.
Не знаю, что там получилось у Шмакова вместо нужного зелья, но повреждения выглядели ужасающе: кожа прямо на глазах покрывалась уродливыми темными корками. Повреждение было совсем свежим, поэтому я не сомневался, что последствий не будет, потому что уже приступил к исцелению, отправив и обезболивание. Физические страдания у Фурсовой должны были прекратиться, но она все равно выла, не открывая глаз и не прикасаясь руками к лицу. В отличие от Уфимцевой, Фурсова точно помнила, что этого делать не надо.
Все вокруг суетились, поэтому никто не заметил ни что я отправил Волну Исцеления и Регенерацию, ни что я провел полную диагностику. Ни жизни, ни здоровью, ни внешности Фурсовой больше ничего не угрожало, и рыдала она сейчас не от боли, а от страха. И не только страха потерять зрение, но и страха потерять привлекательную внешность. Я вытащил из рюкзака зелье и всунул Уфимцевой в руку.
— Это зелье Регенерации, ей стоит его выпить немедленно.
Уфимцева кивнула и практически силком влила в рот одногруппницы содержимое склянки, приговаривая: «Это для твоей же пользы».
И примерно через минуту в лабораторию вбежала Грабина. Увидев, кто пострадал, она испуганно охнула и метнулась к соседке по жилью. Отправила сканирование, после чего успокоилась и спросила:
— Что случилось?
— На девушку было выплеснуто едкое алхимическое зелье, — ответил ректор.
— Угрозе жизни на данный момент нет, хотя чувствуется магическое вмешательство.
— Студент Песцов что-то магичил, — внезапно заявил ректор.
Какой-то он неприятно-наблюдательный…
— Я использовал заклинание-нейтрализатор на жидкость, которая попала на Марию, — ответил я. — Убрал повреждающий фактор.
— А еще у него оказалось зелье регенерации, — сказала Уфимцева. — Маша выпила.
— Ей повезло. Все было сделано вовремя. Илья, ты все время носишь с собой зелье регенерации? — удивилась Грабина, продолжая проводить диагностику подруги. Точнее ее имитировать. Не знаю, как остальным, а мне было заметно, что сканирование было только одно, в самом начале.
— И не только, — ответил я, надеясь, что исцеление Фурсовой отнесут именно на зелье регенерации. — Мало ли где что может пригодиться. У меня с собой всегда есть комплект.
— Можно взглянуть? — заинтересовался ректор.
Я кивнул и вытащил из рюкзака набор бутыльков. Ректор рассматривал с растущим удивлением, даже пару раз открутил пробку и понюхал
— Однако… — сказал он. — Такой уровень не всякий дипломированный алхимик возьмет…
— В настоящий момент жизни Фурсовой ничего не угрожает, — сообщила Грабина. — До целительской она может дойти сама, с моей помощью. Там я продолжу ею заниматься. Полицию сразу для опроса направляйте туда.
— Полицию? — испуганно пискнул Шмаков. — Но это была всего лишь дружеская шутка.
— Ничего себе шуточка, — прошипела, повернувшись к нему Грабина. — Маше повезло, что Илья оказался рядом. У нее вся одежда проедена твоим зельем, недоумок.
— Попрошу без оскорблений, — возмутился он. — я все компенсирую.
— Конечно, компенсируешь. И одежда — здесь не самое ценное, — согласилась она.
Ректор вызвал полицию, не дожидаясь дополнительного напоминания, хотя было видно, что ему хотелось бы замять происшествие, если уж студентка не сильно пострадала. Хотя в последнем он сомневался: Фурсова глаз так и не открывала, а на лице у нее было множество струпьев после экстренного пилинга. Под струпьями была нормальная здоровая кожа, но пока этого никто не знал, поэтому на девушку смотрели с сочувствием и ужасом, представляя такие же последствия на себе. Грабина же понимала, что все обошлось, и что-то тихо шептала Фурсовой на ухо, от чего та рыдать перестала, но глаза все равно не открыла. Может, и не зря, потому что пострадала не только одежда — от ресниц и бровей осталось только воспоминание: их зелье регенерации не восстановило в достаточной степени.
Я невольно врубил прослушку.
— Мы их до трусов разденем. Будут знать, как нападать на клан Живетьевых, — зло шептала Грабина.
— Что мне с тех денег? — горько всхлипывала Фурсова. — Если я на себя больше никогда не смогу взглянуть в зеркало без отвращения.
— Тебе повезло, что Песцов был рядом. Он и заклинание нейтрализации вовремя использовал, и зелье от него тоже вовремя в тебя попало. Ты сейчас выглядишь страшновато, но под этим всем нормальная гладкая кожа. Только не радуйся раньше времени, тебе еще жертву изображать.
Проблем с изображением жертвы у Фурсовой не было, потому что она именно ею себя и чувствовала и не особо верила успокаивающим словам соседки. Глаза она так и не открыла даже на самую маленькую щелочку, чтобы хотя бы иметь представление о том, что происходит. Уводила ее Грабина в обнимку, как лучшую подругу. От помощи Уфимцевой и Мацийовской которые чувствовали себя виноватыми, целительница отказалась.
Полиция прибыла в рекордные сроки, и почти одновременно с ее представителями появился и шмаковский адвокат. Из лаборатории мы ушли, и сидели теперь в обычной аудитории, в которой если и можно было бросить что-то в другого, то разве что маркер. Или стул, если хотелось двинуть чем-то покрупнее. А двинуть хотелось не только мне. Взгляды, которыми награждали Шмакова, были далеки от приятельских. Его уже не держали, а держались от него подальше.
«Во времена моего создания такого просто не могло случиться, — заявил Песец. — Потому что все алхимики использовали заклинание Алхимической Невредимости. То есть даже если бы на девушку что-то попало, оно скатилось бы, не причиняя вреда».
По-хорошему, такое заклинание действительно должно быть общим достоянием, но вздумай я его передать, сразу встанет вопрос, откуда я знаю, потому что об аналогах в это время я не слышал. Они, если и были, точно являлись строгим внутрисемейным секретом.